Mysterium Onde

      Внезапное пробуждение потрясло её и без того измученную нервную систему. Гермиона заслонила рукой яркий свет, что пробивался сквозь не до конца зашторенные огромные окна, совсем не отдавая себе отчёта в том, где находится. Спутанные волосы неприятно щекотали лицо и шею — у неё не было сил их смахнуть. Но она не чувствовала головной боли, к которой уже неосознанно приготовилась, не было того страха, что за последние дни успел стать её постоянным спутником. Грейнджер просто продолжала лежать на мягкой кровати, чувствуя прикосновение приятной ткани к своему телу.       И только спустя пару минут она решилась поднять голову, чтобы осмотреться по сторонам. Это была её спальня — те самые нежно-голубые обои, рабочий стол из светлого дерева у окна, пушистый ковёр у дверей персикового цвета. Наверное, внизу на первом этаже мама готовит завтрак.       Гермиона в секунду подорвалась с кровати и кинулась к двери, но та оказалась запертой, а на дверной ручке не висел брелок в виде маленькой мягкой игрушки. Она ещё раз осмотрелась вокруг, касаясь кончиками пальцев висков. Нет, это не её спальня в доме на Эбби-Роуд — это лишь точная копия. Почти точная.       Охватившее её возбуждение мгновенно схлынуло, уступив место чувству опустошённости. Перед глазами мелькнула картинка — последнее воспоминание из Департамента: она в ярости направляется к невозмутимому Малфою, а потом резко погружается в темноту. Ей снова прилетело заклинание, на этот раз в спину. Оставалось поблагодарить за то, что его последствия оказались не столь плачевными, как в квиддичной раздевалке.       Гермиона отпустила дверную ручку, которую продолжала сжимать всё это время и отступила на несколько шагов от двери. Тяжесть крепкого принудительного сна постепенно спадала с её поникших плеч, и Грейнджер медленно возвращалась в реальность. Её разум озарила яркая и болезненная вспышка осознания, что это не родительский дом. Это её новая спальня в Онде. Ведь именно таким был вердикт Распределяющей комиссии — отправить их с Малфоем как потенциально опасных детей в эту чёртову школу, о которой никому достоверно ничего не известно.       С одарёнными детьми так не поступают, нет. Это был обман для отвода глаз. Когда над ребёнком кружат чёрные магические дымчатые облака, это явно не признак его особенности. Это был не дар, а проклятье.       Но больше, чем увиденное, пугали только люди, что выносили вердикт. Гермиона прекрасно запомнила лицо Рика Калвера и той злобной блондинки, сидящей за столом. Они не вызывали какого-то неоспоримого доверия, а скорее, наоборот — были похожи на тех, кого можно было бы увидеть на скамье подсудимых в Визенгамоте. Они смахивали на конспираторов, и то, чем они занимались в мрачных стенах Департамента, являлось самым настоящим предательством. Другого слова в голове Гермиона отыскать не смогла. Теперь всё вокруг казалось ей каким-то заговором, чем-то опасным и совершенно неестественным. Возможно, в ней до сих пор играл страх в сочетании со злостью и гневом, а возможно, она уже начала терять рассудок, находясь в этих стенах.       Как долго она тут? Что с ней успели сделать?       Все эти мысли кружились вихрем в сознании несчастной девушки, вновь заставляя её горько заплакать. Даже мысли о ненавистном Малфое ушли на второй план, потому что Гермиона не могла сконцентрироваться ни на чём, кроме того, что чувствует и куда приведёт её эта скользкая дорожка, на которую её так нагло толкнули. Хотелось просто упасть, чтобы не делать ни шагу хоть куда-то, пока вновь нельзя будет вернуться к безоблачному прошлому. Грейнджер почувствовала себя брошенной и одинокой, не способной дальше продолжать свой путь.       Внезапно дверная ручка щёлкнула, и на пороге комнаты показалась Левин, к которой у Гермионы теперь были очень смешанные чувства. Эта девушка выглядела такой доброй, но вот доверять ей абсолютно не хотелось. Грейнджер инстинктивно сделала ещё несколько шагов назад, не спеша приветствовать гостью.       — Добрый день, Гермиона! — радушно воскликнула мисс Даттон. — Я очень рада, что ты, наконец, проснулась. Мне уже не терпится провести тебе экскурсию по институту.       — Добрый, — небрежно ответила Грейнджер. — Могу я поинтересоваться, как долго я отдыхала?       — Почти сутки, — с очевидной наигранной обеспокоенностью ответила Левин. — Но мисс Эддерли считает, что тебе было необходимо выспаться как следует, чтобы твой организм смог полностью восстановиться после пережитого. Ты последние недели живёшь в постоянном стрессе.       — Да, она невероятно проницательна.       Левин умело изображала наивное безразличие к очевидному сарказму, сквозившему в каждом слове Гермионы, продолжая дружелюбно улыбаться.       — Прими душ, в шкафу тебя ждёт твоя форма. Через пятнадцать минут я зайду за тобой.       Не дожидаясь какого-либо ответа Левин выпорхнула из комнаты, плавно закрыв за собой дверь. Необъяснимое желание броситься вслед за ней одолевало Гермиону, но здравый рассудок подсказывал, что она снова будет остановлена закрытым замком. Казалось, что внутри этого института все двери заперты, дабы уберечь внутри каждой комнаты десятки страшных секретов. Ощущение какой-то незримой опасности, постоянного присутствия кого-то постороннего за спиной не покидало Грейнджер.       Она всегда выбирала горячую воду, когда дело доходило до принятия ванной, но в этот раз Гермиона выкрутила вентиль в обратную сторону, отчего мутный металл моментально покрылся ледяным конденсатом. По коже пробежали мурашки, а зубы безудержно застучали, не попадая друг на друга. Ей не нравился холод ни в каком его проявлении — будь то зимнее морозное утро или холод человеческой души, но по-другому прийти в себя у неё бы не вышло. Её хватило на две минуты, после чего Гермиона отскочила, потянувшись за махровым полотенцем светло-коричневого цвета. Такое же висело в ванной комнате родительского дома, только от того пахло лавандой — любимым стиральным порошком миссис Грейнджер, а это было новым и не имело запаха. Можно ли было сказать о простом полотенце, что оно безликое? Потому что именно так хотелось выразиться Гермионе не только о нём, но и обо всём, что было вокруг. Очень качественная, но безликая, бездушная и пустая иллюзия.       Было страшно, что такой же станет и вся её жизнь, если надолго застрять в этом институте.       Это вовсе не уютный и безопасный Хогвартс, где чувствуешь себя, как дома. В Онде, похоже, уют и тепло были противопоказаны.       И даже школьная форма, что висела в шкафу, вызывала внутреннее отторжение. Гермиона потянулась к безупречно белой хлопковой рубашке, с неподдельным интересом разглядывая её, пытаясь рассмотреть каждую деталь, каждый шов. Белый цвет, всегда ассоциировавшийся у Грейнджер с невинностью, новым началом, ощущался безжизненным и холодным. Да и юбка того же цвета ничем не отличалась.       На автомате, лишь бы не думать о том, как в Онде всё выглядело неправильно и фальшиво, Гермиона побыстрее натянула на себя форму. Ей не хотелось поворачиваться лицом к зеркалу, не хотелось смотреть на себя в этой форме, чтобы вновь не расплакаться. Она и так в последние недели слишком много плакала — «жила в постоянном стрессе», как любезно выразилась стервозная блондинка.       — Отлично, — одобрительно прокомментировала Левин внешний вид новой студентки института, появившись в комнате без стука и совершенно бесшумно. — Можем идти.       — Эти двери всегда будут заперты, если только кто-то не решит меня выгулять? — с недоверием спросила Гермиона, выходя за пределы своей новой спальни.       — Нет, это просто мера предосторожности. Мы не знали, как ты поведёшь себя после пробуждения, потому решили, что лучше «перебдеть, чем недобдеть».       — Очень мило с вашей стороны.       Гермиона опустила голову, смотря себе под ноги. Первое и очевидное отличие от мрачного и неприветливого Департамента — в коридорах Онде было светло и много воздуха, хоть и точно так же пусто. Создавалось впечатление, словно тут нет больше учащихся — никаких голосов, даже отдалённых.       — В этой школе ведь нет такого понятия как летние каникулы, да? — с безрадостной усмешкой уточнила Грейнджер.       — Да, — кивнула Левин. — Онде — закрытый институт, где есть всё, в чём могут нуждаться студенты. Потому им вовсе необязательно покидать его пределы.       — Тут нет родителей и близких людей, — справедливо заметила Гермиона. — Ведь именно для этого в Хогвартсе существуют каникулы, чтобы дети имели возможность провести время с родными.       — Родные могут навестить вас тут, Гермиона, — поспешила её успокоить Левин. — Вот как раз Драко сегодня должен встретиться со своим крёстным.       Гермиона хмыкнула и подняла голову, разглядывая стены, на которых висело множество обычных картин. Это были не живые портреты или что-то похожее на творение магического мира. Простые картины — преимущественно натюрморты и скудные пейзажи, что было так нетипично для такого учебного заведения.       — Это картины, нарисованные некоторыми из наших преподавателей, — объяснила Левин, заметив интерес в глазах Гермионы. — Но есть и пару экземпляров от студентов.       — Красиво, — сухо отозвалась Грейнджер.       — Онде — не тюрьма, как ты могла подумать, Гермиона. Это тоже школа, где есть всё, за что её можно полюбить.       Эти слова заставили Грейнджер вспомнить все свои бурлящие сомнения и негодование, когда она впервые услышала из уст министерских служащих о проверке в Департаменте. Только вот пока что всё, что видела Гермиона, только подтверждало и укрепляло её предположения насчёт этого института.       — Учебная программа тут такая же, как и в Хогвартсе? — поинтересовалась она, когда они начали спускаться по белой мраморной лестнице.       — Не совсем, — охотно вовлеклась в разговор Левин. — В Онде упор делается на семь основных предметов, которые будут в вашем расписании, но если вдруг ты захочешь изучать что-то дополнительно, то тебе стоит обратиться к своему куратору.       — Что за предметы? — с неподдельным любопытством спросила Гермиона.       — Защита от тёмных искусств, Руны, Чары разума, Искусство проклятья, Дуэльное мастерство, Племенная магия и Зельеварение.       Как бы сильно ни тревожило Гермиону положение, в котором она оказалась по воле несчастного случая, сейчас её пытливый ум нуждался в новом предмете внимания. Ей хотелось надеяться на то, что обычный запал и трудолюбие помогут отвлечься от угрызения совести и постоянных размышлений на тему того, как бы всё могло быть, если бы она не оказалась в той раздевалке. Это было ужасной человеческой чертой, от которой Грейнджер так часто страдала бессонными ночами — разыгрывать в голове всевозможные сценарии того, что нельзя изменить. Куда лучше было занять себя стремлением не оказаться худшей среди одарённых студентов, нежели утонуть в самобичевании. Это было не в стиле гриффиндорки.       И, как гром среди ясного неба, мысли о Малфое ворвались в её голову. А что он думал по поводу всего этого? Левин так же провела ему экскурсию? Рассказала о том, кем были написаны эти картины и какие предметы будут у них в расписании? Внезапный мозговой штурм случался так неожиданно, что Грейнджер была готова поклясться: с некоторых пор она перестала контролировать собственный разум.       — В институте преподают совершенно уникальные ведьмы и волшебники, — ненавязчиво продолжила Левин. — Некоторые из них пришли сюда преподавать по личному приглашению мистера Кадмуса.       — А сам мистер Кадмус преподаёт что-то? — с опаской уточнила Гермиона. Этого бы ей точно не хотелось. От Леона так и веяло чем-то тёмным. Надёжным и открытым человеком его точно не назовёшь. В Хогвартсе лишь один учитель вызывал похожие чувства — профессор Снейп, вот только он никогда и не пытался казаться приятным. Лицемерием он не страдал — за это ему стоит отдать должное.       — Нет, — мисс Даттон улыбнулась. — Он просто ведущий консультирующий специалист от Департамента.       — Он не директор института?       — Тут нет такой должности как директор. По сути, Онде полностью подчиняется Департаменту. Конечно, в большинстве случаев именно мистер Кадмус занимается делами института.       Наконец, они добрались до огромных дверей, их высота ничуть не уступала дверям Большого зала, только вот в них были стёкла, сквозь которые виднелся очень красивый цветущий парк. Левин взмахнула рукой, и двери распахнулись, а в нос ударил приятный аромат персиковых и вишнёвых деревьев.       — Я подумала, что мы можем с тобой тут посидеть, поболтать, — всё с той же миловидной улыбкой озвучила Левин. — Если тебя что-то из моего рассказа заинтересует, то я тебе всё покажу.       — Тут в самом деле очень красиво, — нехотя признала Гермиона, завороженно разглядывая бессчётное количество белых и розовых древесных цветов, чьи лепестки медленно кружили в воздухе от лёгкого бриза.       — Это парк Энаид, — с гордостью проинформировала Левин, — тут всегда весна и никогда не бывает холодов. На этот парк выходят окна из спален мальчиков, а окна из спален девочек выходят на Халди — это вольеры с животными.       — Какой странный выбор, — хмуро усмехнулась Грейнджер. — Не логичнее было бы сделать наоборот?       — Нет, это как раз-таки самый логичный выбор, Гермиона. Со временем ты сама всё поймёшь. В Онде ничего не делается просто так.       Это не стоило озвучивать, потому что это было понятно сразу. Тут нет ничего и никого случайного.       Они разместились на лавке под пышным и невероятно ароматным вишнёвым деревом, с которого осыпались белые цветы. И только вдали Гермиона заметила несколько девичьих фигур в точно такой же белой форме — тоже студенты института. Две девушки сидели на пледе у цветочных клумб, читая книги.       — Тут все ходят в белом?       — Да, — кивнула Левин. — Тут не так, как в Хогвартсе и нет цветовых…       — Я уже поняла, что тут не так, как в Хогвартсе, — неожиданно грубо перебила её Гермиона, но тут же извинилась: — Простите. Я просто пытаюсь не сравнивать Хогвартс и Онде. Не хочу этого делать.       Гермионе вовсе не хотелось показаться в глазах Левин или кого-либо другого какой-то несдержанной грубиянкой, но эмоции то и дело норовили прорвать плотину из её шаткого терпения и последних крупиц выдержки. И как бы она ни старалась уговорить себя держаться, пытаться оставаться всё той же вежливой и примерной ученицей, это плохо ей давалось, когда всё происходящее давило на неё со всех сторон. Мысли в голове становились громче, навязчивее и мрачнее, что ни на шутку бесило и раздражало. Гермиона уже на собственной шкуре испытала, к чему могут привести неконтролируемые эмоции.       И если бы она только знала, что катализатором всего стали именно запертые чужие чувства, которые пытались держать в себе точно так же, как сейчас это делала Грейнджер.       — Всё хорошо, — Левин аккуратно коснулась её руки. — Может, у тебя есть какие-то вопросы касательно института?       — Чем тут вообще занимаются? Как отдыхают? Ну, то есть, в Хогвартсе помимо занятий мы ходим в Хогсмид, у нас есть библиотека, Рождественские балы, праздник на Хэллоуин и всё в этом роде. Старостат, в конце концов.       На последнем предложении Гермиона опустила глаза, чтобы Левин не заметила её потухший взгляд. Она вспомнила о своём милом Фреде, который постоянно ждал её в коридоре со стопкой книг, набранных подругой заранее, чтобы после старостата вместе вернуться в башню Гриффиндора. Ей очень не хватало сейчас Фреда рядом. Он бы обязательно подбодрил её и сказал, что никого лучше неё в Онде нет, что она утрёт нос всем одарённым детям. Грейнджер должна написать ему, как только Левин решит, что её компании для новой студентки на сегодня достаточно.       Гермиона поняла, что так и не написала письмо родителям. Не решилась им хоть что-то поведать о переменах в своей жизни.       — Старостата у нас нет, потому что нет стандартного деления на курсы и факультеты. В Онде дети делятся на группы от семи до двенадцати человек в зависимости от того, какой средний показатель магии на группу.       — Это как?       — Так, как и у каждого ребёнка есть свой магический эквивалент, точно так же его можно определить и у целой группы. Во избежание неприятностей в случае недопонимания или конфликтов, дети делятся так, чтобы в одной группе находились студенты с примерно одинаковым эквивалентом, а средний показатель магии был на безопасно допустимом уровне.       Гермиона вскинула бровь и устремила взгляд в сторону, где вдалеке сидели две девушки в белой форме. Интересно, они просто подруги? Или им позволили находиться рядом? Это было одновременно смешно и страшно. Так не поступают с одарёнными детьми. Малфой бы точно начал возмущаться, если бы услышал это. Или ему уже рассказали?       «Да прекрати ты всё время думать, как бы он отреагировал на это!» — одёрнула она себя.       Правда была в том, что Гермиона чувствовала себя абсолютно одинокой в этих стенах, и только Малфой был ей не чужим человеком, если можно было так выразиться. Он был ей знаком, был единственным живым напоминанием о той жизни, которую теперь принято называть «прошлой». Когда всё было хорошо. И сейчас тот факт, что всё полетело в тартарары именно из-за него, казался каким-то блеклым и неважным на фоне всего происходящего в данный момент.       — И часто тут случаются конфликты и недопонимания? — безучастно спросила Гермиона.       — Нет, при мне тут такого ни разу не было, а я тут с самого начала, — убеждала её мисс Даттон. — Но ничего нельзя исключать.       — Полагаю, что меня с Малфоем в одну группу точно не определят, — хмыкнула она.       — Он попал в третью группу, а ты в шестую.       — Мне это ни о чём не говорит, — Гермиону раздражало то, что вокруг неё всё было покрыто тайной. Словно ей не полагалось знать самую суть происходящего, а она к такому не привыкла. Отсутствие конкретики угнетало. Окружающая среда словно была сплошной бутафорией. Отчего-то она была уверена: как только они с Левин покинут этот сад, прекрасная иллюзия растворится, и на её месте окажется голая серая, лишённая жизни земля. — Расскажите мне о профессорах, которые преподают в Онде.       — Конечно, если тебе это так интересно, — оживилась Левин. — Начнём с Защиты от тёмных искусств, — она извлекла из кармана волшебную палочку и взмахнула перед собой, и спустя мгновение в воздухе появилась цветная иллюзия портрета мужчины. — Это Ремус Люпин. Он оборотень, но это не мешает ему быть очень добрым, а главное, незаменимым человеком. Уверена, что Хогвартс не может похвастаться таким прекрасным профессором ЗОТИ.       Подобное утверждение заставило Гермиону оторваться от девушек и резко обернуться к Левин. Наверное, именно занятия по ЗОТИ позволяли ей чувствовать себя особенной, потому что ей легко давался новый материал, и она считала это заслугой как раз-таки профессора, преподающего эту дисциплину.       — Осмелюсь не согласиться, — недовольно парировала Грейнджер. — Профессор Блэк — прекрасный человек и отменный преподаватель. Я не стану ставить под сомнения то, что профессор… Люпин хорош в своём деле, но и принижать талант и заслуги профессора Блэка я вам не позволю.       — Да, я знакома с Сириусом Блэком, — с сухой усмешкой кивнула Даттон. — Но давайте продолжим, — она снова взмахнула палочкой. — Клаус Картер — профессор по Рунам. Ты ведь увлекаешься рунами, правда?       — Да, но мой интерес вызван только тем, что они мне даются не особо легко.       — Надеюсь, что профессор Картер поможет тебе освоиться, но ты можешь обратиться за помощью к мистеру Кадмусу, он тоже отлично в них разбирается.       — Спасибо за совет, — пробормотала Гермиона, закатив глаза так, чтобы Левин не заметила.       — А это у нас Эрика Брукс — профессор Чар разума. Окклюменция, проще говоря.       — Очень нетипичный предмет для школы, — заметила Гермиона.       — Да, но думаю, ты не станешь спорить с тем…       Внимание Грейнджер привлекли две внезапно возникшие фигуры в другом конце парка. Голос Левин практически сразу стал каким-то далёким и неразборчивым, потому что даже на расстоянии Гермиона узнала Драко Малфоя — он не спеша прогуливался в компании неизвестного ей мужчины, впрочем, что-то в нём казалось ей отдалённо знакомым.       Платиновые волосы бывшего слизеринца блестели в солнечном свете, а кожа казалась ещё более бледной и неживой на фоне новой белой формы. Нет, белый был ему вовсе не к лицу. Малфой о чём-то увлечённо беседовал со своим спутником, время от времени начиная активно жестикулировать руками. Сейчас он совсем не выглядел таким спокойным и безучастным, как в кабинете Департамента, когда услышал решение Распределяющей комиссии.       — С кем это он? — Гермиона кивнула в сторону Драко.       — Это Регулус Блэк — сердцеведец института Онде, — услужливо уведомила её Левин.       — Блэк? — переспросила она.       — Да, Регулус является братом твоего бывшего профессора ЗОТИ. Древний чистокровный род Блэков, — с некой ноткой иронии сказала Даттон. — Кстати, Драко ведь тоже имеет отношение к Блэкам. Повезло ему, что его сердцеведцем стал дядя, хоть это и наталкивает на тревожные размышления.       Гермиона непонимающе нахмурилась.       — Малфой решил обратиться к серцеведцу?       — Тут все дети общаются с сердцеведцами, Гермиона. Через несколько дней ты познакомишься со своим.       Можно было бы начать возмущаться, но разве в этом был какой-то смысл? Грейнджер уже должна была свыкнуться с мыслью, что в Онде всем плевать на желания учащихся — тут есть чётко продуманная и налаженная схема, по которой работает учреждение.       — Я бы хотела встретиться с родными. Как это можно организовать?       — В сложившейся ситуации ты должна написать письмо в Департамент, а они, в свою очередь, пригласят сюда твоих родителей, — объяснила Даттон. — Было бы куда проще, если бы твои родители были магами.       — Я хочу встретиться со своим другом Фредом. Для этого мне тоже нужно писать в Департамент?       Снова этот чёртов Департамент. Проклятая преступная контора, всё всегда упирается именно в неё!       — Нет. Ты можешь просто пригласить его сюда и поставить в известность своего куратора, чтобы, когда Фред прибыл в Онде, его впустили, — неожиданный ответ поверг Гермиону в недоумение. Неужели так просто?..       — А как ему сюда попасть? Это же закрытая школа.       — Ты не думай об этом, — Левин улыбнулась. — Просто напиши ему письмо.       Как об этом можно было не думать? Всё вокруг подталкивало Гермиону на размышления, от которых просто так отделаться было невозможно. Но больше всего заставляло злиться то, что сейчас она опять думала о Малфое, хотя эти мысли были у неё под запретом — это было небезопасно, неправильно и совсем нездорово. Она следила из-под опущенных ресниц за активными движениями слизеринца, хотя прежде не замечала за ним такого. Он же всегда держался, пытался выглядеть хладнокровным и безучастным, сейчас же он явно не сдерживался.       «А с каких пор ты знаешь, каким он бывает обычно? Ты его даже не замечала в толпе, пока он не запустил в тебя разъедающее проклятье».       Абсолютно противоположные и несвязанные между собой мысли переплетались в голове. И почему-то вместе с ними угасало всё то, что тревожило ещё мгновением ранее. Гермиона устала понимать, как сейчас всё было устроено на дне её души — там стало всё так запутано, как в дремучем Запретном лесу.       — Вам нравится работать в Онде? — спонтанный и не особо интересующий её вопрос. Просто чтобы отвлечься.       — Я тут не работаю, — хохотнула Левин. — Официально я трудоустроена в Департаменте. Я — помощница мистера Кадмуса, ну и так сложилось, что большая часть моей работы связана с институтом.       — Вы… тоже учились в Ильверморни?       — Нет, что ты! — отмахнулась Даттон. — Я училась в Хогвартсе.       — А на каком факультете?       — Там, где отличительными чертами являются острый ум, любознательность, скромность и амбициозность, — Левин подмигнула ей.       — А я бы не сказала, что вы — когтевранка, мисс Даттон. Мне казалось, что вы выпускница Слизерина.       Только, если бы Левин действительно была слизеринкой, то было бы проще, а так её образ становился ещё более таинственным и непонятным. Гермиона и так не знала, чего ожидать от этой персоны, а новость о том, что она оказалась когтевранкой, смутила ещё больше.       — И всё же, вам тут нравится? — снова переспросила Грейнджер.       — Да. И я уверена, что ты тоже полюбишь Онде.       Гермиона очень сомневалась в этом, но спорить не стала. Пока что тут не было ничего, что могло бы изменить её мнение. Всё, что было ей знакомо и не чуждо — это белокурый однокурсник со Слизерина, поступок которого и запер их в этих стенах. Она специально отвернулась от Малфоя, чтобы снова переключиться на разговор с Левин, но мысли о нём никуда не делись. Почему её так волновало поведение этого человека?       Грейнджер прикусила нижнюю губу и опустила глаза, пытаясь сосредоточиться на своей собеседнице и том, как стучит сердце.       Тук… Тук… Тук…       «Малфой… Малфой…. Малфой».       Сердце начало ускорять свой ритм то ли из-за нарастающей злости, то ли по какой-то другой причине. На долю секунды Гермиона поймала себя на мысли, что лучше бы она начала возмущаться из-за нелепой учебной формы или из-за того, что им тут приставляют магического психолога, что совсем не говорит об их «уникальности», скорее, это заведение было похоже на психиатрическую лечебницу, как она себе это и представляла с самого начала. Волна гнева медленно поднималась откуда-то из желудка, постепенно туманя разум. Грейнджер зациклилась на одной и той же ступени своей жизни, не находя в себе силы, чтобы переступить её — это чувство опьяняло мерзким дурманом, лишая возможности здраво мыслить.       — Вы мне покажете библиотеку? — наконец выдавила Гермиона. — Мне бы хотелось посмотреть, что там есть. Читать на досуге тут же можно?       — Конечно, — Левин встала со скамейки. — Я уверена, что ты обязательно найдёшь что-нибудь по своим интересам.       Перед самыми дверями, ведущими назад в школу, Гермиона повернула голову, встречаясь взглядами с Малфоем, который почему-то так же внимательно изучал её, как минутами ранее это делала она.       Глупая гриффиндорка… Очень глупая гриффиндорка.

***

      — Это тебе не поможет, — послышался голос Регулуса. — Я бы не советовал тебе этого делать, Драко.       Он оторвался от Грейнджер, что исчезла за массивной стеклянной дверью. Почему он вообще смотрел на неё? Какое ему дело до того, что она оказалась в том же саду, в который его приволок Регулус? Это была простая случайность, которая почему-то заставила что-то дрогнуть в его душе.       — Давай я буду сам решать, — раздражённо ответил Драко. — Можно сказать, что ты оказался в нужное время в нужном месте и узнал лишь потому, что я написал не кому-то, а Блейзу. Я не обязан отчитываться перед тобой — мы с тобой чужие люди.       — Мы — семья.       — Ты себя слышишь вообще? — возмутился Малфой. — Вы все, Блэки, настолько ебанутые? Что мать, что Белла, а теперь ещё и ты, Регулус, рассказываешь мне что-то о семье. Да ещё и где? В бетонной камере для неудобных и не выгодных детей, куда я попал из-за того, что моим родителям срать на меня.       Регулус внимательно посмотрел ему в глаза, но разубеждать племянника не стал. За последние полчаса они и так достаточно много друг другу сказали — исчерпали пожизненный лимит на общение, который условно существовал внутри семей Блэков и Малфоев. Драко не собирался отчитываться перед своим кровным родственником за то, что хотел узнать об Онде больше с помощью всех возможных и доступных ему способов. Недостаточно просто заявиться на порог с гордой улыбкой, чтобы заслужить доверие и стать самым близким в мире родным человеком.       Драко был готов поверить в то, что кто-то из учеников Онде быстрее станет ему близким человеком, чем в то, что кто-то из кровных родственников окажется адекватным. Не хватало никаких слов для того, чтобы Малфой смог выразить, насколько не рад был носить эту фамилию и видеть в зеркале идеальные платиновые волосы, которые моментально выдавали его принадлежность к древнему чистокровному роду. Он бы заплатил любые деньги, чтобы стереть себя с семейного древа Блэков и Малфоев.       — Ты можешь таким образом подставить и Блейза, — снова заговорил Регулус. — Я не хочу навредить тебе, Драко.       — Правда? — он недоверчиво изогнул бровь. — Ты на моей стороне?       — Конечно…       — Блять, ты вообще что ли? — он покрутил указательным пальцем у виска. — Ты хочешь, чтобы я верил Блэку, который работает в Онде? Да лучше я напишу письмо дядюшке Сириусу.       Кажется, Регулус на миг забыл о том, что нужно себя контролировать, когда услышал имя брата, и инстинктивно сделал шаг назад. Да, в этой семейке все друг друга недолюбливали. Что же было странного в том, что и ребёнок оказался нелюбимым и нежеланным? Где-то в гробу должен был переворачиваться Абраксас Малфой, который в своё время настоял на свадьбе Нарциссы и Люциуса, предвещая им светлое и прекрасное будущее. Ах, ну да, он же ещё не сдох. Сам не любил свою жену и решил, что сыну тоже необязательно любить супругу. Драко много раз за всю свою недолгую жизнь задумывался о том, что не должен был рождаться на свет, дабы разорвать этот чёртов порочный круг лицемерия и ненависти.       — Тут ничего не остаётся в секрете, — слегка грубовато произнёс Регулус. — Что бы ты там ни говорил или ни писал, если это невыгодно Департаменту… могут быть последствия.       — Так зачем ты тогда распинаешься тут передо мной? Разве у этого не может быть последствий?       — Они будут, — холодно заверил его Регулус.       — Я должен тебя пожалеть? Я не понимаю, чего ты добиваешься, Регулус? — Малфой начинал закипать. — Ты вчера помог мне отправить письмо. Спасибо. Дальше тебе необязательно ходить за мной по пятам.       Ему хватало того, что голова раскалывалась из-за постоянных раздумий о том, как всё круто изменилось не в самую лучшую сторону, так теперь ещё и приходилось отмахиваться от гиперопеки душного родственника. Драко не привык к такому внимаю со стороны кого-то, кто имел отношение к семье — это никогда не заканчивалось чем-то хорошим. Не так давно подобный акт внимания закончился для него тем, что теперь он ошивался в белой форме в этом дрянном институте.       — Я просто хочу, чтобы ты понял, что Онде — не худшее, что могло с тобой случиться, — Блэк зачем-то продолжал убеждать его в этой ерунде. — Не воспринимай это место, как клетку.       — Не надо учить меня, Регулус. Ты, вроде как, должен будешь мне вправлять мозги и шарить в моей голове в специально отведённое время, да? Так не занимайся этой хренью сейчас.       — Это к тебе, — совсем тихо сказал Блэк, кивнув в сторону приближающейся рыжей женщины.       Та стремительно направлялась к сторону Малфоя, нацепив на лицо хоть и милую, но неискреннюю, стеклянную улыбку. Драко был лучшим в распознавании лицемерия: когда люди что-то делают и говорят лишь потому, что так правильно, а не потому, что им так велит сердце. И эта дама явно сейчас пыталась изобразить любезность не из-за своей доброй натуры. Это было понятно ещё во время заседания Распределяющей комиссии, где Малфой увидел её в первый раз.       Чёрное платье до колен и белый пиджак, идеально сочетающийся с туфлями такого же цвета, придавали ей важности, как и тугой пучок на голове. Малфой успел отметить для себя, что в Онде чересчур много белого.       — Мистер Блэк, какая приятная встреча, — она кивнула.       — Здравствуйте, Ингрид. Да, я решил немного побеседовать со своим новым подопечным.       — Или дело только в том, что мистер Малфой приходится вам родственником, Регулус, — язвительно подметила женщина. — Мистер Малфой, меня зовут Ингрид Беттел, я — ваш куратор.       — Не могу сказать, что мне приятно, — Драко окинул её оценивающим взглядом с головы до ног. — Вы себе шар прикупили?       Выражение её лица резко изменилось, являя её истинную неприятную сущность: отработанная дежурная улыбка искривилась, взгляд остекленел. Теперь намного приятнее, Ингрид.       — Малолетний невоспитанный щенок с раздутым самомнением о себе решил отгавкиваться? — с жутким подобием былой улыбки спросила Ингрид.       — Я бы попросил вас, мисс Беттел, — вмешался Регулус, принимая сторону Драко.       — У тебя работы мало, Блэк? — она сверкнула на него гневным взглядом. — Я тебе быстро подыщу место там, где тебе дышать будет некогда. К тебе посетитель, Малфой.       — Я сам провожу Драко, — Регулус небрежно толкнул племянника перед собой. — Лучше себе подыщи работу, Игнрид.       И от этого места у Малфоя должны были появиться какие-то тёплые положительные эмоции? Да тут могли разыграться лишь ещё большая ненависть и неприязнь ко всем окружающим. Пока что никто из тех, кого Драко повстречал в стенах Департамента и Онде, не произвёл на него приятного впечатления. Хотя, похоже, тут в последнюю очередь думали о том, чтобы угодить учащимся, если такая задача вообще стояла.       Интересно, Регулус тоже был таким же озлобленным и обиженным на весь мир? Тоже так срывался на того, кто мог достойно ответить и постоять за себя? Да, внешне он не был похож на злого человека, но Малфой вообще встречал довольно мало людей, чей внешний вид говорил бы о том, что они — последние мрази. Угрюмый и недовольный Снейп был добрейшим человеком, а вот красивейшая женщина с угольными переливающимися волосами и бесподобными глубокими глазами была двинутой на всю голову его тётушкой. Нельзя верить внешности — она крайне обманчива.       Важно видеть свет души человеческой, который так редко в ком-то теперь пробивался.       — Не хами ей лучше, — сказал Регулус, когда за спиной осталось несколько пустующих коридоров. — Беттел не та фигура, которая забудет тебе все острые высказывания.       — Да мне плевать на то, какая она фигура, — фыркнул Драко. — Ещё я не стелился перед злобной тёткой в платье.       — Хорошо, если бы она просто была злобной тёткой в платье, — Блэк остановился перед очередными безликими дверями, которых в этом институте было бесчисленное количество. — Тебя там ждут.       Ещё одна комната с белыми стенами, множеством ваз с живыми цветами, большими окнами и диваном. Убрать цветы и окна — и просто вылитая камера для свиданий в Азкабане. И как же инородно здесь смотрелся силуэт Снейпа в длинной чёрной мантии. Это место буквально отторгало его. Малфой почувствовал ком в горле при виде крёстного. Плакать — совсем не в мужском стиле, и уж тем более — Драко, но ему хотелось расплакаться, как маленькому наивному ребёнку.       Последние недели были поистине тяжёлыми для него. И сейчас, когда рядом оказался тот, кому Драко полностью доверял, тот, кто был его ближайшим и родным человеком, эта тяжесть рухнула со всей силы на юношеские плечи. Он так долго пытался выглядеть безразличным, с достоинством нести вину за свой поступок, принять всё то, во что превратилось его настоящее, что позабыл каково это — быть не одному в эпицентре бури.       — Мальчик мой! — Снейп метнулся к нему и крепко обнял.       Ему было не присуще показывать сентиментальность или любовь, но, кажется, эти недели заставили и его понервничать. Драко почувствовал, как уголки глаз защипало от непрошеных слёз, как сердце быстрее застучало под рёбрами, как стало горько на душе. Для него было непривычно чувствовать чью-то искреннюю любовь — это такое неправильное чувство, что-то очень незнакомое и болезненное, от чего можно было легко умереть.       — Рад видеть тебя, — очень сдержанно произнёс Северус, отстранившись от крестника. — Как ты?       — Как видишь, — проглотив ком, ответил Драко. Он надеялся, что Снейп не заметит его покрасневших глаз. — Бывало и хуже. Или нет.       — Я уже написал письмо в Министерство с прошением пересмотреть решение Распределяющей комиссии. Возможно, есть вариант перевести тебя на домашнее обучение.       — Я не вернусь в мэнор! — тут же ощетинился Малфой.       — Прекрати истерить, Драко! — грубо оборвал его Снейп. — Контролируй себя, дисциплинируй ум. Посмотри, где ты оказался из-за того, что не смог совладать со своими ненавистью и гневом.       Конечно же, Северус был прав. Малфой даже не собирался перечить ему. Он был просто рад снова видеть и слышать крёстного, ибо понимал, что теперь это будет сродни самой настоящей роскоши. Если Снейпу и удастся каким-то образом обжаловать решение комиссии, то этого не случится завтра — это может затянуться на месяцы, если Министерство вообще решит прочитать письмо такого маленького человека как профессор Зельеварения школы Хогвартс.       В магической Англии всё было предельно просто: если ты никто и у тебя нет связей, то никто не станет говорить с тобой и читать твои письма. Слишком много чести.       — Все уже знают, что нас с Грейнджер заперли сюда? — с горькой усмешкой поинтересовался Драко.       — Большинство из тех, кто был в раздевалке в тот вечер, — отстранённо ответил Северус. — Совет попечителей негодует, кто-то даже умудрился обвинить Дамблдора в халатности. Сказали, что он слишком расслабился, когда должен был просить Министерство о том, чтобы проверки были дважды в год, а не только перед началом нового учебного года.       — Рехнулись что ли? — возмутился Малфой. — Может, вообще каждые выходные летать в Департамент?       — Шумиху подняла Молли Уизли…       — Уизли? Это же мать рыжих?       — Да, — ответил Снейп. — Её муж — работник Министерства. Они узнали…       — А то, что сюда попала лучшая подруга их сына — это ничего? — голос Драко становился громче. — Вообще-то, она как раз пострадала из-за того, что пришла спасать их сына…       Он не решился закончить предложение, но ярость моментально начала разливаться по венам. И опять катализатором этой ярости стала чёртова Грейнджер. Сколько раз она ещё будет с ноги врываться в его голову, наводя там хаос?       — Мне кажется, что как раз это их больше всего и расстроило, — угрюмо подметил Северус. — Ко мне заявилась Лили Поттер. Наговорила такого, что в голове не укладывается. Брак с Джеймсом ей не пошёл на пользу, как и дружба с Молли.       — Какого хера они все настолько ебанутые? — в неверии прошипел Малфой. — Уизли, Поттеры?       Он привык к тому, что его в семье никто не любит, но вот Грейнджер не была похожа на ту, что обделена любовью. Её любили профессора, друзья, семья. Каково это — узнать, что ты больше неугодна родителям того, кого ты бросилась защищать? Наверное, ничего приятного в этом нет.       — Прикуси язык, молодой человек, — строго произнёс Снейп. — Я не знаю, как часто смогу навещать тебя. Похоже, что никто не в восторге от того, что я пытался сначала попасть к тебе в Мунго, а затем — сюда. Мне кажется, что мне тут не особо рады: то ли дело в том, что я из Хогвартса, то ли в чём-то ещё.       — Я написал Блейзу, — опомнился Драко. У него было чувство, что их в любой момент могут прервать, нужно было успеть выведать как можно больше информации. — Ты с ним не виделся?       — Он говорил, что собирается тебя навестить на днях.       Это было хорошей новостью. Первой за много дней, потому что у Малфоя было так много вопросов к Блейзу, на которые ему мог ответить только он.       — Будь осторожен, Драко, — тихо, но очень серьёзно проговорил Снейп. — Я не знаю, чего именно здесь стоит опасаться, но мне это место не нравится. Я вообще не встречал людей, которым бы оно нравилось.       — Всё будет нормально, Северус.       Теперь нужно было понять, кого следовало в этом убеждать: Снейпа или самого себя?