Гермиона сидела в библиотеке, склонившись над столом, заваленным книгами. Это была её последняя надежда: может, хотя бы чтение сможет её отвлечь от всего того, что произошло за последние несколько недель. Постоянные чувства апатии, тревоги и глубокого отчаяния выкачали из неё всю энергию. Она до сих пор чувствовала себя такой же обессиленной, как в тот самый момент, когда впервые пришла в себя в Мунго. Единственное, что помогало Гермионе как-то держаться — это предвкушение встречи с Фредом, которому она написала письмо вчера вечером. Ей было интересно, как он сюда попадёт, где они смогут встретиться: в том прекрасном парке, где её
выгуливала Левин, или в Онде есть специально отведённые места для подобных встреч? Её бы уже ничего не удивило, даже комната с решётками для свиданий, как в какой-то психлечебнице или тюрьме.
Ну а пока что она продолжала сидеть в пустующей библиотеке, где кроме неё за дальними столами находились ещё несколько студентов. Гермиона так и не решилась к кому-то подойти, чтобы познакомиться. Её отчасти пугала отстранённость и замкнутость тех, с кем ей придётся учиться ближайший год. Она всё же не теряла веры в то, что через год на следующей проверке Департамента она услышит заветные слова и сможет вернуться в Хогвартс. Туда, где ей был знаком каждый уголок. К Онде она ещё нескоро привыкнет: ни к этим стенам, ни к этим спальням, ни к этой библиотеке. По правде говоря, она бы никогда не хотела привыкать к новому. Она боялась породниться с этим проклятым местом и в один прекрасный день ощутить его своим домом.
Это была совершенно не та привычная и уютная библиотека Хогвартса, которую обожала Грейнджер. Тут не было строгой мадам Пинс, бесконечных заполненных книгами полок и Запретной секции, куда ей удавалось несколько раз тайком пробраться. Всё выглядело совершенно по-другому: огромный зал, выдержанный всё в том же стерильно-белом цвете, высокие окна, выходящие на внутренний институтский двор, и всего лишь четыре небольших книжных шкафа. Гермиона осмелилась предположить, что они зачарованы какой-то специальной магией, скрывающей реальное количество книг. С одной стороны, библиотека выглядела правильно, лаконично и была выдержана в стиле всего института, а с другой — это было очередное напоминание о том, что новая школа — вовсе не тот волшебный и чарующий Хогвартс, который она любила всем сердцем. И как бы Грейнджер ни хотела прекратить всё время сравнивать эти два учебных заведения, у неё ничего не выходило. Но эти все параллели сами по себе проводились в её голове.
Гермиона набрала много книг, но не смогла усвоить ни одной строчки. Слова плыли перед глазами, даже любимая астрономия не увлекала её, как раньше. Среди тяжёлых мыслей и горьких эмоций больше не осталось места для жажды знаний. Смастерив обычный бумажный самолётик из листа, вырванного из блокнота, Грейнджер выдохнула и опустила голову на сложенные на столе руки, уставившись на незамысловатое оригами. Она вспомнила, как запускала такие бумажные самолётики с папой, когда ей было девять. Это заставило её в очередной раз выдохнуть, с трудом сдерживая ком в горле. И дело было не только во внезапном воспоминании из детства, но и в том, что прежняя
нормальная жизнь теперь казалась ей абсолютно недосягаемой. Всё осталось за пределами неприступного института Онде. Всё, кроме внутренней паники, что выходила на новый уровень.
— Здравствуй, Гермиона, — послышался из-за спины женский голос.
Грейнджер вздрогнула и медленно повернулась. Внезапные появления работников Онде уже не столько пугали её, сколько начинали выводить из себя. Они врывались в личное пространство Гермионы, словно вовсе не уважали её границы. Тут никто не считался со студентами — такая была своеобразная особенность этого учебного заведения.
— Добрый день, — глухо поздоровалась Грейнджер.
Она узнала её. Это была та же блондинка, которую Гермиона видела во время заседания Распределяющей комиссии в Департаменте. В ней не было ничего приятного: холодный голос, надменный взгляд, исходящие от неё волны неприязни. Ничего в ней не располагало к разговору и какому-либо общению.
— Меня зовут Мерьем Эддерли, — женщина грациозно отодвинула стул и села напротив Гермионы. — Я твой сердцеведец.
Грейнджер прикусила нижнюю губу и опустила глаза. Она вспомнила слова Левин касательно того, что сказала эта самая мисс Эддерли, советуя ей побольше отдыхать. Несколько недель назад всё началось с того, что Малфой запустил своё чёртово заклинание в неё, целясь в спину, а по факту точно такими же приёмами пользовалась и та, которая должна была привести мысли Гермионы в порядок. С одним лишь отличием: она наносила удары по и без того расшатанной психике шестнадцатилетнего подростка. И это достойная замена Хогвартсу?
С уст Грейнджер сорвался слегка истеричный смешок. Она на мгновенье задумалась о том, можно ли это считать безумием? Как повлияло всё случившееся на неё? Это безусловно оставило на её сердце и душе непоправимый след.
— Да, это ведь вы меня вырубили в Департаменте? — тихо спросила Гермиона. — Знаете, это было очень мило с вашей стороны.
Единственный урок, который Грейнджер вынесла для себя за последние недели — это то, что как бы плохо ни обстояли дела, они всегда могут стать ещё хуже. И заносчивый однокурсник окажется не последним, кто решил запустить тебе заклинание в спину. Оставалось лишь поблагодарить мисс Эддерли за то, что это было не какое-то разъедающее проклятье.
— Ты начала вести себя крайне агрессивно, а я лишь предприняла меры, чтобы успокоить тебя, — со знанием дела рассуждала Мерьем. — Согласись, что если бы мы начали тебя успокаивать словесно, то никакого толку это бы не принесло?
— Наверное, — равнодушно ответила Гермиона, пожав плечами.
Её ответ явно удовлетворил Эддерли, и она наградила Грейнджер одобрительной улыбкой.
— Я знаю, что ты написала письмо своему лучшему другу Фреду Уизли. Ты его пригласила в гости. Почему ты не написала родителям?
— Что… — Гермиона запнулась в попытке совладать с поднимающейся волной негодования. — Тут вообще есть такое понятие как «личные границы»? Или всё, что я делаю, каждый мой шаг… — мысли опережали друг друга, контролировать собственное возмущение становилось всё сложнее. — Вы каждый раз повторяете, что Онде — вовсе не тюрьма, но буквально следите за нами. Это разве нормально?
Грейнджер запиналась на каждом слове. Ей было сложно озвучить вслух всё то, что терзало мысли, да так, чтобы сердцеведцу это не показалось в очередной раз приступом агрессии. Важно было
говорить правильно. Это было негласным правилом, которое могло спасти от радикальных мер здешних специалистов по усмирению буйного нрава.
— В Онде учатся не самые обычные дети, Гермиона, — спокойно объяснила Мерьем. — Каждый студент в этих стенах — совершенно особенный, я бы даже сказала, поистине уникальный экземпляр. И нам нужно понимать, чем вы живёте, чтобы найти правильный подход к каждому.
— В этом и заключается ваша главная ошибка, — огрызнулась Гермиона. — Наш разговор с вами ведь не считается первой терапией?
Эддерли надменно усмехнулась.
— Нет, это просто дружеская беседа.
— Тогда я бы хотела закончить её, — Гермиона встала из-за стола. — Было приятно познакомиться, мисс Эддерли.
Мерьем лишь кивнула, наградив Грейнджер очередным высокомерным взглядом, после которого хотелось умыться холодной проточной водой. Она вовсе не выглядела как человек, которому можно довериться, рассказать о том, что не даёт спать по ночам. Гермиона никогда не сможет распахнуть перед ней свою искалеченную душу, потому что для такого нужно было кое-что очень важное — доверие. А подобного она не испытывала ни к кому в этих холодных бетонных стенах.
Она чувствовала, как мисс Эддерли прожигала взглядом её спину до тех пор, пока Гермиона не услышала, как за ней захлопнулась массивная дверь библиотеки. Ей вмиг захотелось остановиться, зарыться руками в волосы и просто расплакаться. Всё происходящее давило на неё, взваливалось неподъёмным грузом на её хрупкие плечи. Рядом не было никого, кто бы мог разделить с ней эту ношу. Впервые за очень долгое время Грейнджер смогла разобрать этот горький вкус — это было самое банальное, но от этого не менее душераздирающее чувство одиночества. Она осталась наедине с собой, своими проблемами, своими внутренними тревогами и ночными кошмарами, в которых сгорала каждую ночь в собственном пламени.
Безликие, совершенно идентичные коридоры сменялись друг другом. Гермиона не поднимала голову, потупив взгляд себе под ноги. Она продолжала идти вперёд, вовсе не задумываясь о том, где и когда закончится её путь. Очевидно, что за ней наблюдают, а значит, заблудиться в Онде она не сможет, как бы сильно этого ни желала. Гермионе оставалось только принимать такую реальность, учиться жить по-новому и находить в этом хоть что-то хорошее, иначе она просто загнётся в этих приступах кромешного пессимизма. Возможно, через несколько дней она соберётся с силами и всё же напишет письмо родителям. Но это будет после того, как к ней в гости наведается Фред, что придаст ей немного сил.
Она очень соскучилась по нему. Даже сегодня под утро во сне всплыл образ близкого друга. Они сидели на скамейке школьного двора, обсуждая предстоящий Святочный бал. В прошлом году Фред приглашал её на бал, но Гермиона залилась краской и отмахнулась от приглашения. Ей и без того казалось, что некоторые считали их с Фредом парой. Но сейчас Гермиона не раздумывая согласилась бы. И было бы плевать на то, что думают все вокруг.
— Аккуратнее, Грейнджер, — раздались недовольные возмущения. — Что ты тут вообще забыла? Тут спальни парней, тебе в другую сторону.
Гермиона остановилась и подняла голову. Перед ней стоял Малфой, на лице которого снова играла та самая гримаса высокомерия в перемешку с безразличием. Что-то подобное она видела в Департаменте. Они снова пересеклись. С одной стороны, в этом не было ничего удивительного, если взять во внимание тот факт, что Онде был в разы меньше Хогвартса, да и студентов тут было порядком меньше. Но с другой — это начинало походить на плохо прописанный сценарий дешёвого маггловского фильма, где главные герои, которые недолюбливают друг друга, постоянно пересекаются.
Драко был одет в школьную форму, а Гермиона в очередной раз отметила, что белый ему не к лицу.
— Ты тоже будешь мне рассказывать, что мне можно делать, а что нет? — огрызнулась она в ответ. — Без тебя разберусь, куда мне идти.
— Без проблем, — он обошёл её и направился дальше по своим делам.
Это было сказано без злости и издёвки. На его фоне она казалась какой-то грубой хамкой, которой только в радость поскандалить.
— Я слышала, что ты познакомился со своим сердцеведцем, — выпалила ему вслед Гермиона. — У вас уже было первое занятие? Или терапия? Я не знаю, как оно правильно называется.
Ей больше не с кем поговорить, а переживаний внутри становилось всё больше. Грейнджер, конечно, надеялась на то, что в ближайшие дни к ней в гости заглянет Фред, но боялась, что до того времени может просто взорваться. Столько неозвученных мыслей, бесконечное количество вопросов и прогрессирующая внутри жгучая тревога. Человек — существо социальное, ему нужно с кем-то общаться, а Гермиона за все те дни, что находилась в институте, лишь раз поговорила с Левин. И сегодня познакомилась с Мерьем. А если ещё учитывать недели, проведённые в Мунго, то вообще не укладывалось в голове, как она не разучилась разговаривать.
А Малфой был единственным человеком, которого она тут знала, который оказался в подобной ситуации. Сложно было принимать тот факт, что только с ним она могла относительно спокойно говорить, но он был неоспоримым.
«А ты-то хоть раз нормально с ним поговорила?» — глумилось над ней её же собственное сознание.
— Познакомился, но мне мозг ещё не промывали. Слава Мерлину! — ответил Драко. Он остановился и повернулся к ней лицом, засовывая руки в карманы брюк. — А ты со своей?
— Да. Вот, собственно говоря, от неё и иду.
— У тебя та больная блондинка, да? — он усмехнулся и покачал головой. — Вот же повезло тебе, Грейнджер.
— Да, — Гермиона кивнула.
И повисла та самая неловкая тишина. Они просто стояли на расстоянии в несколько шагов, посматривая друг на друга. Грейнджер не понимала, стоит ли дальше что-то спрашивать у него и продолжать этот разговор. Оттенки её настроения так резко и внезапно менялись под влиянием Малфоя, что она боялась того, что в любой момент разговор может набрать совсем не тех оборотов. Наверное, лучше на этом попрощаться и продолжить свои блуждания по институту.
— Ой, как интересно! — из-за угла в коридоре появилась девушка. — Люблю такое. Очень люблю!
Малфой обернулся так, что Гермиона могла заметить, как менялось его выражение лица при взгляде на незнакомку. Слабая улыбка сползла с его лица, а глаза моментально потемнели.
Судя по белой невзрачной форме, это была студентка института. Длинные белокурые волосы, безумно бледная кожа, но при том очень выразительные красивые глаза. Она вприпрыжку подбежала к ним, остановившись возле Драко. Он инстинктивно сделал шаг назад, словно пытался сохранить безопасное расстояние между ними. Похоже, его тоже напрягал тот факт, что в Онде никто не считался с личными границами учащихся.
Интересно, так было у каждого, кто попадал сюда? Им тоже приходилось привыкать к тому, что теперь у них нет своего пространства? От этих мыслей стало немного не по себе. Гермионе не хотелось заглядывать в будущее и представлять себя такой же пустой и безликой, какими тут выглядели студенты.
— Меня зовут Луна, — она протянула Малфою руку, но он лишь кивнул в ответ. — А тебя как зовут?
— Драко, — холодно ответил он. — Встретимся ещё, Грейнджер. Или, может, мне остаться?
Это прозвучало так странно из его уст. И совсем неожиданно. Это снова была доброта? Или он насмехался? Гермиона уже терялась в том, с каким посылом говорил этот человек. Она не знала его, не понимала, хотя и ловила себя на мысли о том, что хотела бы понять и даже, возможно, узнать поближе, но это ненормальное желание у неё возникало лишь в те редкие моменты, когда Малфой не вызывал у неё раздражения. Грейнджер списывала это на шок, на что угодно, но только не на то, что она всё же настолько легко и быстро простила его. Ей всего лишь нужно обжиться в Онде, чтобы перестать думать о Малфое, искать темы для абсолютно ненужных разговоров и выглядеть, как дурочка.
— Нет, всё хорошо, — на автомате ответила она.
И Драко просто молча ушёл, а Гермиона отметила в голове галочкой «плюс один» в списке самых неловких разговоров в своей жизни.
— А тебя как зовут? — Луна подошла ближе к ней.
— Гермиона.
— Приятно познакомиться, — мелодично протянула девушка. — Ты выглядишь какой-то напуганной. Всё хорошо?
— Да. Просто ты первая из студентов, с кем я познакомилась.
— Да? А мне кажется, что с этим хмурым красавчиком ты уже знакома, — Луна неожиданно взяла её под руку. Это было так спонтанно, неожиданно и неуместно, что Гермиону охватил приступ паники. — По крайней мере, он так заботится о твоей безопасности, что это наталкивает на интересные размышления. А стук его сердца... В общем… Очень интересно.
Грейнджер постаралась высвободить руку, но хватка Луны оказалась слишком крепкой, что заставило напрячься ещё сильнее. Её серебристо-серые глаза внимательно всматривались в лицо Гермионы, отчего становилось как-то жарко и неуютно. Сердце заколотилось под рёбрами, а лицо залилось краской. Именно в этот самый момент Грейнджер обрадовалась, что до сегодняшнего дня она не была знакома ни с кем из Онде.
— Тебе, наверное, показалось, — как-то скомкано ответила Гермиона. — Уж кто-кто, а этот человек решит позаботиться обо мне в самую последнюю очередь.
— Я слышала, что вас вместе перевели из Хогвартса, — непринуждённо произнесла Луна, словно позабыв о том, что всего двумя минутами ранее притворилась, будто не знала об этом. — Это правда?
— Да, правда.
— Ой, прости, — Луна отпустила её руку, когда Гермиона начала неловко ёрзать в попытке высвободиться. — Я порой слишком навязчива. Просто я начинаю испытывать тактильный голод, если долго кого-то не касаюсь, а это не самое приятное чувство.
— Понимаю, — солгала Грейнджер, криво усмехнувшись.
Нет, она не понимала и не хотела понимать. Всё, что она испытывала впоследствии первого знакомства — это сплошной дискомфорт. Было ещё какое-то отторжение, но только не от этой девушки, а в целом от института. Тут всё было другим, вовсе не таким, как в её обычной жизни: другие люди, другие правила, другие порядки. Другая жизнь.
— Мы можем прогуляться с тобой в парк, — предложила Луна. — А можем пройтись к вольерам. Ты уже видела нашего гиппогрифа? А единорогов? Я их так люблю, что не могу словами передать!
— Нет, не видела…
— Пойдём, я покажу тебе, — уже без особого натиска и бурных эмоций сказала Луна. — Они очень красивые.
И только когда голос девушки стал тише, Гермиона испытала долю облегчения.
— Не бойся меня. Я чувствую твой страх. Это моя уникальная способность.
В ответ Грейнджер только кивнула и направилась вслед за Луной. Она не решилась ей перечить, вовсе не представляя себе, какая реакция за этим могла последовать. Ей бы не хотелось увидеть кого-то из особенных студентов Онде в ярости.
Они прошли несколько коридоров, но Гермиона даже не пыталась запомнить проделанный путь, потому что была уверена в том, что уже через час забудет его. Пока что стены Онде продолжали оставаться для неё неизведанным лабиринтом, откуда не было выхода. Можно было часами кружить по одним и тем же проходам и коридорам, так и не выбравшись отсюда.
Халди — так назывались эти вольеры. На них выходили окна из спален девочек, но Гермионе больше был по душе парк Энаид. Она так и не поняла, в чём заключалась логика подобного решения, хотя слова Левин о том, что в этом есть свой смысл, крепко засели в её голове. На территории, где разместились вольеры с магическими существами, было тоже достаточно много зелени, но преимущественно кипарисы, ели и какие-то кустарники. Цветов тут совсем не было.
— Я часто сюда прихожу, — протянула Луна, когда они подошли ближе к первому огромному вольеру, где обитал гиппогриф. — Мне нравится проводить своё свободное время в компании магических существ. Они лучше, чем люди.
— Возможно, — Гермиона продолжала стоять у неё за спиной, не решаясь подойти ближе. — Но парк мне больше по душе.
— Да, там тоже красиво. Заметила, что здесь нет цветов?
— Да, это сразу бросается в глаза, — появившаяся между ними точка соприкосновения немного расслабила Гермиону — возможно, эта Луна не так уж плоха. — Тут немного… как-то мрачновато, несмотря на то, что так много зелени.
— В этом весь фокус, — с воодушевлением воскликнула Луна. — Ты знаешь, как переводится название «Халди»?
— Нет.
— Это означает «плен, неволя». Какие цветы могут жить в плену? В плену всегда мрачно, холодно и плохо.
Голос Луны теперь звучал приятно, словно давно был знаком Гермионе. Не было больше внутри той паники, что стучалась в хлипкие дверки сознания ещё десять минут назад. Грейнджер задалась вопросом: это она так резко менялась в настроении или же поменялась сама Луна?
— А название парка Энаид означает «душа», — продолжила девушка. — Вот там и цветут цветы круглый год, потому что в душе никогда не наступает зима.
— Да, в этом есть смысл, — задумчиво протянула Гермиона. — А ты… Ты давно тут?
— В Онде? — переспросила Луна. — Сколько себя помню, а помню я себя всего лишь с шести лет. Я здесь всё знаю и ко всему привыкла, Онде — мой дом.
Подобного ответа Гермиона уж точно не ожидала услышать. Это ошарашило её, как и та спокойная интонация, с которой Луна об этом рассказывала. Она не выглядела так, словно что-то её расстраивало. Это было дико для Грейнджер. Чувство жалости не заставило себя долго ждать, а вместе с ним пришло и нечто схожее с состраданием. Она невольно начала себе представлять, каково это: прожить всю свою сознательную жизнь тут, где представление о мире и реальности было настолько искажено. Подобная картина просто не укладывалась в голове.
— Но почему? — первое, что смогла выдавить из себя Гермиона. — Как так получилось?
— Моя мать умерла, когда мне было шесть. Её смерть — это моё первое воспоминание. С него начинается моя жизнь в моей голове. Она была экстраординарной волшебницей, любила экспериментировать с заклинаниями… — Луна запнулась. — И вышла беда.
— Мне очень жаль, — с трудом протолкнула Гермиона слова сквозь ком в горле. — Прости, что полезла со своими глупыми и бестактными вопросами.
— Всё нормально, — отмахнулась Луна. — Я же не помню её совсем, но зато вижу фестралов. Пойдём к вольерам с фестралами?
— Конечно, — она покорно последовала за ней. — Только я их вряд ли увижу.
— Это временно.
Гермиона была готова расплакаться, но сдерживала себя из последних сил. По телу разливался жар, а грудь сжималась от боли. Она пыталась сконцентрироваться на своём сердцебиении, только бы не думать о том, что только что рассказала Луна.
Тук… Тук… Тук…
— Забавно. Я тоже люблю слушать своё сердце.
— Как ты?..
— Это моя способность, — девушка по-доброму улыбнулась. — Я очень люблю музыку. Ты когда-нибудь слышала о магии звуков?
— Нет. Что это такое?
— Я могу преобразовывать звуки в энергию. Вернее, управлять звуком с помощью своих эмоций, превращая их в энергию. Похоже, что в тебе есть какие-то подобные задатки, раз ты успокаиваешься при помощи того, что концентрируешься на сердцебиении. Возможно, ты сможешь развить этот дар в Онде.
— Вряд ли. Это просто привычка с
детства… — голос Гермионы дрогнул на последнем слове. — Я очень сильно болела в детстве, а папа меня успокаивал так. Говорил, чтобы я прислушивалась к тому, как бьётся моё сердце.
— Я тоже поначалу просто прислушивалась к ветру, пению птиц, шуму воды и собственному сердцебиению, а потом оказалось, что у меня редкий дар.
— Это одна из причин, почему ты здесь? Среди особенных детей.
— Да. Вот мы и пришли.
Перед ними был огромный абсолютно пустой вольер. Для Гермионы он был пустым, но Луна видела магических существ, которые напоминали скелет лошади, обтянутый чёрной шкурой без всяких признаков мышц и мягких тканей. Гермиона знала, что у них были светящиеся белые глаза без зрачков и перепончатые крылья. Морда фестрала напоминала драконью. В отличие от обычных лошадей у фестралов были острые клыки. Она всё это знала из учебников, но даже не хотела представлять, как это выглядит в реальной жизни.
Фестралов мог видеть лишь человек, видевший смерть. Это было самой главной отличительной особенностью этих существ.
Грейнджер наблюдала за тем, как Луна протянула руку, поглаживая существо, но со стороны это выглядело так, словно она просто водит пальцами по воздуху. И ничего страшного в этой картине не было, но по коже пробежали мурашки и неприятный холодок. Гермионе показалось, будто она смогла заглянуть на дно души этой девушки с красивыми длинными белыми волосами.
— Ты хочешь мне задать вопрос, — утверждающе произнесла Луна. — Спрашивай, не бойся.
— Я… — Гермиона вновь растерялась из-за удивительной проницательности своей новой знакомой, но всё же решилась спросить. — Ты бывала где-то за пределами этих стен?
— Нет, — протянула Луна. — Но я не считаю, что это тюрьма. Мне нравится в Онде. Я люблю приходить сюда, а на выходных мы гуляем с Регулусом, болтая обо всём подряд. Иногда я провожу свободное время с мисс Брукс или с мистером Бруствером.
— Преподаватели. Мисс Даттон немного рассказывала мне о преподавательском составе, – Гермиона попыталась восстановить в голове свой разговор с Левин. — А Регулус? Это же сердцеведец, да?
— Да, но со мной он не занимается, — Луна повернулась к ней, оперевшись на ограждение. — У нас с ним немного другие отношения. Он близко дружил с моей мамой, потому считает своим долгом присматривать за мной. Он говорит, что я очень сильно похожа на Пандору.
А ещё Регулус был родственником Драко. Гермиона почувствовала себя как-то неправильно, словно она была единственной в этих стенах, у кого не было здесь никакой поддержки из обычного мира, где всё было ей знакомо.
— У тебя мисс Эддерли сердцеведец? — предположила Гермиона.
— Нет. Со мной занимается мистер Кадмус.
— Ого, — вырвалось у Грейнджер. — Я думала, что он просто ведёт дела института, но даже не могла предположить, что он лично занимается и беседует со студентами.
— Бывают исключения, — Луна невинно улыбнулась.
Такие исключения совсем не навеивали приятных эмоций, а скорее, наоборот. Это только подталкивало к размышлениям и множеству пугающих догадок. Насколько должен быть исключительным случай, чтобы сам Кадмус решился беседовать с подростком о его душевных травмах и переживаниях? Гермиона задумалась, смогла бы она быть откровенной с этим человеком? Он, вроде как, располагал к себе, но что-то таинственное и загадочное в нём всё же было. Как и во всём вокруг. К этому пора было начинать привыкать.
— Вот вы где, девочки, — Грейнджер уже узнавала этот голос с закрытыми глазами. — Гермиона, к тебе гость. Пойдём?
— Фред?! — с глаз тут же сорвались слёзы.
— Мистер Уизли ждёт тебя, — Левин улыбалась, нацепив на лицо свою дежурную улыбку. — Луна, я украду твою собеседницу.
— Хорошо. Была рада познакомиться, Гермиона! Если увидишь Драко, то скажи, что с ним я тоже была рада познакомиться.
— Ага, — нервно ответила Грейнджер. — Взаимно, Луна.
Левин протянула ей руку — это был жест, напоминающий дружеский, но вряд ли в нём был такой же посыл. И, если бы не та туманная эйфория, что накрыла Гермиону с головой в одно мгновение, стоило ей услышать о визите Фреда, то она бы посмотрела на Даттон с открытым недоверием. Ей хотелось, чтобы они побежали, лишь бы быстрее увидеть своего близкого друга, наконец-то, обнять его и почувствовать желанное облегчение.
— Нам далеко идти? — поинтересовалась она у Левин.
— Нет, мы почти на месте.
Они в очередной раз свернули за угол в новый длинный коридор. Никаких звуков, никаких силуэтов — ничего из того, что могло бы свидетельствовать о том, что Фред где-то рядом. Гермиона была уверена, что он точно так же ждёт этой встречи, точно так же соскучился по ней. Они так долго не разговаривали, не видели друг друга. Для Грейнджер словно прошла целая вечность.
— Тебя ждут за этой дверью.
Они остановились у одной из многочисленных дверей, что не отличалась от десятков других. Гермиона практически ничего не видела сквозь пелену слёз. Её дыхание стало сбивчивым, ком в горле мешал нормально дышать. Ей казалось, что ещё никогда в жизни она не переживала подобного накала эмоций, такого бешеного водоворота, в который затягивало с каждой секундой всё сильнее.
Гермиона открыла дверь и затаила дыхание. Она увидела до боли знакомый силуэт посреди комнаты, напоминавшей гостиную, выдержанной всё в том же осточертевшем белом цвете, от которого уже порой начинало выворачивать. Но сейчас ей было абсолютно всё равно. Всё, что видела Грейнджер — это Фред, который стоял к ней спиной, сомкнув руки в замок. Слёзы душили её, но по телу разносилось долгожданное и необходимое тепло. Это было настолько чуждое ей, забытое чувство, словно бы прошла целая вечность с их последнего разговора в Мунго.
— Фред! — Гермиона бросилась к другу, смахивая с лица слёзы.
Она ждала, что сейчас он повернётся к ней и раскроет свои объятия, что подхватит её на руки и закружит в воздухе, как раньше любил это делать. Но вот до него осталось всего три или четыре шага, а Фред продолжал стоять к ней спиной, даже не шелохнувшись.
Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук…
Сердце неистово стучало, вырываясь из груди и чувствуя неладное. Она остановилась в шаге от него. Он повернулся. На его лице не было абсолютно никаких эмоций. А точнее, ни одной из тех, которые ей так хотелось увидеть. Только еле различимое презрение и… ненависть?..
— Джордж? — тихо выдохнула она.
— Здравствуй, Гермиона, — холодно и отстранённо поздоровался он. — Неплохо выглядишь.
Он издевался над ней? Грейнджер впервые видела настолько чужого ей Джорджа. Пусть она намного лучше и ближе общалась с Фредом, но и с его братом у неё были достаточно тёплые отношения. По крайней мере, она всегда так считала. Джордж частенько вместе с ним сидел в библиотеке, они нередко втроём выбирались в Хогсмид, да и на Рождественских и летних каникулах Гермиона всегда старалась писать два письма — для обоих братьев. Конечно, ответы от Джорджа были не настолько сердечными, но всё же.
— Что-то случилось? Фред в беде? — с трудом выдавила она из себя.
В её голове не было больше причин, по которым её дорогой друг мог не наведаться к ней в гости. Внутри всё разом оборвалось, хотя Джордж не успел толком ничего сказать, даже словом не обмолвился. Грейнджер боялась услышать правду, потому что она редко бывала сладкой.
— Нет, Гермиона, — ответил Джордж, касаясь её дрожащей руки. — Присядем?
— Если нет, то почему он не здесь?
— Потому что он не получил твоё письмо, — с фальшивой беззаботностью ответил Джордж. — Его получил я. Волей случая наша сова всё перепутала.
В это можно было верить? Грейнджер сквозь слёзы смотрела на спокойного и абсолютно уверенного в себе Джорджа.
Определённо. Если бы с Фредом что-то случилось, то его брат не смог бы сейчас выглядеть и говорить настолько безразлично. Это немного успокоило, хотя дрожь в руках никак не унималась, а сердце по-прежнему вырывалось из груди.
— Я понимаю, что ты не меня ждала, но нам есть, о чём поговорить с тобой, — Уизли отпустил её руку. — И я хочу, чтобы ты правильно меня поняла. Ты
должна понять, потому что точно так же, как и я, любишь и дорожишь моим братом.
Это не выглядело, как начало доброго и душевного диалога. Это только пугало, вгоняло в ступор, подрывало шаткое и хрупкое равновесие внутри её и без того искалеченной души. Не было похоже на то, что Уизли будет с ней говорить о чём-то, что могло бы подбодрить и придать сил. Гермиона всем своим нутром чувствовала неладное — приближающуюся бурю, настоящий шторм. И она окажется совсем одна в его эпицентре.
— Я не понимаю, Джордж… — она не могла остановиться. Слёзы безостановочно стекали по её лицу, капая с подбородка на рубашку. — К чему ты клонишь?
— То, что случилось в раздевалке — ужасно. Я думаю, что ты и сама это понимаешь… Всё могло закончиться намного хуже. И так сложилось, что теперь ты тут, так как Распределяющая комиссия решила, что тебе место здесь.
Её место здесь? Это прозвучало как вердикт, как какой-то диагноз. Почти так же говорят психически нестабильным личностям, что их место отныне в закрытой клинике для буйно помешанных. Так она себя сейчас и ощущала. И этот взгляд Джорджа: полный безразличия, какой-то скрытой ненависти, ярости. В нём не было и намёка на любовь, никакого сострадания и жалости.
— Так вышло, да… — с горечью произнесла Гермиона. — Но я же не виновата в этом. Меня могло там вообще не быть, Джордж. Я не понимаю, в чём моя вина? В том, что я бросилась защищать Фреда?
— Из-за тебя мы все оказались в Мунго, — холодно заключил он. — Посмотри на себя. Тебя
изолировали, Гермиона.
— По моей вине? — она отрицательно покачала головой, не желая слышать этого. — В чём моя вина? Я просто хотела защитить своего лучшего друга. Если бы не я, то чёртово проклятье поразило бы Фреда. Ты думаешь, что чувствовать, как твои органы разъедает, — это намного приятнее, чем пожар?
— Не думаю, но ты не слышишь меня, Гермиона.
— Нет, это ты не слышишь меня, Джордж! — она вскочила с дивана. — Ты обвиняешь меня в том, что я бросилась защищать твоего брата. Он ведь уже на второй день пришёл в себя, а в меня ещё неделю вливали кучу дряни, чтобы залечить мои изувеченные внутренности!
Впервые за всё это время, что прошло с момента пожара в квиддичной раздевалке, Гермиона снова почувствовала невыносимую боль. Словно разом воспалились все шрамы как снаружи, так и внутри. Слова Джорджа опаляли не хуже, чем необузданное пламя, что вырвалось из неё в тот вечер. Грейнджер чувствовала, как глубоко ранили осколки, на которые разлеталось её сердце. За что он с ней так? Зачем говорил всё это, понимая, что причиняет ей боль? Он же прекрасно знал, что дружба с Фредом — это то немногое, что она ценила больше всего на свете.
— Ты опасна, Гермиона, — с презрением проговорил он. — Ты не контролируешь себя, именно поэтому я не хочу, чтобы ты общалась с моим братом. Сегодня ты бросилась его защищать, но это могло убить за раз двенадцать человек. А что, если завтра он случайно скажет что-то такое, что спровоцирует новый всплеск?
— Этого не случится…
— Ты в ответе за свою магию? — он внимательно посмотрел на неё. — Мы знаем, что нет. Это знают все, кто побывал в Мунго. И не только. Тебя изолировали, потому что твоя магия нестабильна. В Онде не попадают просто так. И все эти выдумки об особенных детях лишь для отвода глаз.
— А тебе откуда знать?! — она сорвалась на крики, шаг за шагом отходя всё дальше от дивана, где сидел Джордж.
— Не забывай, где работает мой отец. И да, родители тоже против, чтобы ты продолжала общаться с Фредом. Как минимум, пока Распределяющая комиссия не решит, что тебя можно вернуть в Хогвартс. А как максимум, тебе вообще лучше забыть о моём брате.
— Семейный совет провели? — нервно усмехнулась Гермиона. — Здорово. Приняли коллективное решение. А вы не забыли случайно спросить у Фреда, как ему лучше? Что он вообще думает? У меня есть подозрение, что здесь присутствует какой-то заговор. Фред никогда бы со мной так не поступил, я говорила с ним в больнице, он по-прежнему любит меня, я знаю…
— Я всё сказал, Гермиона, — Джордж грубо оборвал её словесный поток, встав с дивана, и отряхнул светло-голубые джинсы. — Ты умная девушка, я думаю, что ты не станешь ставить под угрозу жизнь и безопасность Фреда. Не стоит этого делать.
— Я это решу с Фредом! — задыхаясь от слёз, выкрикнула Грейнджер. — Мне важно только то, что скажет он, а не что решите вы вместо него. Тебе не стоило сюда приходить, Джордж. Уходи. Тебе тут не рады.
— Потому что я нормальный, Гермиона. Как и мой брат. Потому нам тут и не рады. Не пиши ему, не делай этого. Я тебя предупредил. Всего хорошего.
Он покинул комнату, а Грейнджер обессиленно опустилась на пол, давая волю своим чувствам и эмоциям. Она громко закричала, совсем не думая о том, что её могут услышать, что может заявиться мисс Эддерди, которая точно знала, как укрощать подобные истерики. Гермионе было абсолютно плевать, потому что внутри снова болело, снова разгорался пожар, который невозможно было вмиг потушить. Сколько раз ей ещё придётся испытать эту боль, чтобы, наконец, к ней привыкнуть?
Если такое вообще было возможно.
***
Малфой был уверен, что попросту ослепнет, если ещё хотя бы пять минут будет пялиться на этот несносный белый цвет. С каждой минутой своего пребывания в этом институте он всё больше и больше начинал ненавидеть всё белое. Его неистово раздражало количество и концентрация этого цвета буквально повсюду. Казалось, что единственная истинная цель выбора данной «палитры» было только в том, чтобы студенты быстрее сходили с ума.
Другого объяснения он не видел.
— Привет, Драко, — к нему из-за спины снова подкралась эта чокнутая с длинными белыми волосами. Она пугала его до чёртиков, вовсе не внушая ни малейшего доверия. Вот уж кому белый цвет точно вправил мозг. — Как твои дела? Мы так с тобой нормально и не познакомились.
— Не горю желанием, если честно.
— Ой, да брось, — Луна провела пальцами по своим длинными волосам и наклонила голову, внимательно изучая своего собеседника. — Какую опасность может нести хрупкая и невинная девушка с таким же удивительным оттенком волос, как у тебя?
Малфой решительно не видел никакой логики в её доводе и презрительно выгнул бровь.
— Мне друзья-психи не нужны. Я сам по себе.
— Если у тебя не будет таких друзей, то кто же тогда тебе скажет, что ты и сам псих?
Драко усмехнулся краешком губ. Всё-таки в том, что она сказала, что-то было. Но это вовсе не являлось поводом для того, чтобы заводить с ней дружбу. Ему казалось, что такая светлая и невинная леди, коей она представлялась, могла запросто одурачить кого угодно. И это в лучшем случае. В худшем, она могла вонзить тебе нож в спину. Невинность — это самая распространённая маска, скрывающая коварство.
— Я за тобой несколько дней наблюдала, — снова заговорила Луна. — Ты дружишь с Регулусом. Я видела вас в парке.
— И я должен поверить, что ты хрупкая и невинная? — Драко с подозрением взглянул не неё. — Я уверен, что преследование — это не совсем нормально.
— Выслеживаю жертву, — Луна скромно улыбнулась.
Малфой ждал какого-то продолжения, но его не последовало. Она произнесла эти два слова и замолчала, продолжая хлопать ресницами, словно не сказала ничего такого, что могло заставить всерьёз задуматься о том, а стоит ли ей доверять? Возможно, Драко совершал глупость, продолжая просто сидеть рядом с ней.
— Я шучу, — она мило хихикнула. — Правда, шучу. У меня очень необычный юмор.
— Очень забавно.
— Так ты дружишь с Регулусом? — снова переспросила Луна. — Он и мой друг. У нас намного больше общего, чем могло показаться с первого взгляда.
— Если ты подружка Блэка, то нам точно не о чем с тобой говорить, — Малфой встал со скамейки.
Его бы вовсе не удивило, если бы местная сумасшедшая оказалась какой-то ручной певчей птичкой Регулуса, которую он подослал не просто так. Драко видел подвох и угрозу во всех. Возможно, что это было разумно, а может быть, так проявлялись паранойя и безумие, что начали развиваться из-за чёртового белого цвета.
— Какая же это всё хуйня… — пробормотал он себе под нос, удаляясь из парка.
— Ты её не найдёшь! — крикнула вслед Луна.
Драко покачал головой и театрально закатил глаза, не желая даже поворачиваться к безумной блондинке. Он не понимал, о чём она вещала, и точно ли обращалась к нему, а не просто выкрикивала что-то несуразное.
Малфой пришёл в парк, чтобы немного отвлечься — ему удавалось это сделать в одиночестве среди пышных цветущих деревьев. Что-то в этом всё-таки было. Плюс ко всему, Северус довольно однозначно намекнул на то, чтобы он снова вернулся к практике окклюменции. Драко был уверен: после визита Блейза ему будет, что скрывать в своих ментальных лабиринтах.
— Твою подругу очень обидели! — снова послышался голос Луны. — Я слышу, как горько она плачет. Странно, что никто к ней не приходит на помощь.
Грейнджер?
Эта фамилия всплыла в голове, разразившись громом среди ясного неба. Ничего хорошего, связанного с ней, у Драко не было. Стоило ему подумать о ней, встретить её, заговорить, как его начинало трясти. Непонятный ураган эмоций, который невозможно было разобрать, накрывал с головой. Он и сам не понимал, что чувствовал к ней, и к чему это в итоге могло привести.
— Я слышу плач, доносящийся из комнаты свиданий, — выдала Луна, уставившись невидящим взглядом в небо, и встала со скамейки, направляясь вглубь парка. — Она там совсем одна…
А ему какое дело вообще до этого? Малфой обернулся и посмотрел в спину блондинки, что скрылась за цветущими деревьями. Она действительно была максимально странной. Ему бы следовало поинтересоваться у Регулуса о ней, но, в любом случае, стараться держаться как можно дальше. Вряд ли стоило общаться с той, которая шутит о выслеживании жертвы. Не то чтобы он сильно испугался, но тут, в Онде, все чувства обострялись в стократ.
Малфой в очередной раз покачал головой и двинулся в сторону огромных дверей. Всё, чем он занимался на протяжении тех дней, что провёл в институте — бессмысленное скитание по коридорам. С ним несколько раз говорил Блэк, однажды подходила Ингрид и время от времени в спальню заглядывала Даттон, которая спрашивала о его самочувствии. Ему казалось, что основной целью Онде являлось превратить их в безвольный кусок мяса, не способный логически мыслить и наколдовать даже элементарный
Люмос. Это всё раздражало и одновременно приводило в недоумение.
Он направлялся в сторону коридора, где располагались их спальни. Драко снова попытается уснуть, чтобы день закончился быстрее. Ночью он проснётся, предаваясь всевозможным дурацким мыслям. Вот во что превратилась его жизнь — в бессмысленное и бесцельное существование. Малфой опустил взгляд, цепляясь глазами за идеальный мраморный пол, пока не услышал отдалённые крики. Он поднял голову, пытаясь сориентироваться. Определить, откуда они доносились, было сложно, так как пустые длинные коридоры наполняло вездесущее эхо.
«Комната для свиданий», — промелькнуло в голове.
Драко не успел подумать, задать себе хоть какой-то вопрос, прежде чем бросился бежать по коридору, через который вёл его Регулус на встречу со Снейпом. У него не было уверенности в том, что это действительно тот же коридор, ведь он выглядел так же, как и десятки других. Не было и уверенности в том, что в институте всего лишь одна комната, где встречаются с близкими людьми. Но Малфой не думал об этом, потому что в голове тревогой гудела фамилия гриффиндорки.
Похоже, Драко больше не отдавал себе отчёта, когда дело касалось Грейнджер. Как бы это ни проявлялось, с чем бы ни было связано, Малфой испытывал совершенно необъяснимые эмоции по отношению к ней. Это были новые оттенки. Ему ещё предстояло изучить этот интересный феномен своей души, но только после того, как он распахнёт грёбаные двери комнаты свиданий, чтобы убедиться в том, что с ней всё хорошо. Что он не стал причиной очередных страданий этой девушки. Откуда в нём всё это, чёрт побери?
И, как назло, коридор никак не заканчивался, но вот крики становились громче с каждым шагом.
— Грейнджер! — Драко распахнул двери раздражающего белого цвета.
На полу у дивана сидела Гермиона, поджав колени к груди, и горько плакала. Это было впервые. Малфой видел её в ярости, видел спокойную и безразличную, но не видел её
такой. Как и не видел ни разу её искренней улыбки.
— Эй, ты чего? — Драко подошёл к ней ближе, аккуратно касаясь рукой её волос. Он не был уверен в том, что ему позволено её касаться, что это не спровоцирует очередной неконтролируемый всплеск эмоций. — Позволь мне помочь тебе.
Грейнджер безутешно рыдала, срываясь на крики и задыхаясь — это была самая настоящая истерика. Отчаянная, горькая и отбирающая все силы.
— Вот так, — он подхватил её на руки, и в его сознании промелькнула вспышка дежавю. Это было совсем против правил тех отношений, что установились между ними, но Гермиона не сопротивлялась. Драко вообще не был уверен в том, что она осознавала, что происходит. — Я отнесу тебя в твою комнату, хорошо?
А что чувствовал он сам? Он смотрел на эту хрупкую девушку с разбитым сердцем, а внутри разжигалась ненависть и злость. Но только не к ней. Почему Малфоя настолько волновало, кто именно её довёл до этого состояния? Возможно, он подумает об этом завтра, когда его не будет отвлекать вид плачущей и вдребезги уничтоженной Гермионы Грейнджер.
***
— Ты уверен, что так правильно? — Мерьем отвернулась от волшебного зеркала, складывая руки на груди. — Нам может здорово влететь за это.
— Уверен, — протянул Регулус. — Когда ещё мог представиться такой случай?
— Если Кадмус узнает об этом, то нам мало не покажется. Ты же знаешь, что он не терпит самовольства и самодеятельности.
— Если он об этом и узнает, то тебя тут не было, Мере, — Блэк наконец сам отвернулся от волшебного зеркала, в котором было видно, как Драко нёс заплаканную Гермиону на руках. — Тут был только я. И это полностью моя инициатива.
— Здорово ты придумал, Регулус, но эта девочка под моим наблюдением, — заметила Мерьем с напряжением в голосе. — Я должна была первой найти её в комнате свиданий, как только Джордж Уизли покинул Онде.
— Всё будет хорошо.
— Поговори с Луной Лавгуд раньше, чем Леон появится тут. Она слышала плач Гермионы.
— Сейчас к ней и пойду. Она гуляет в парке.
Мерьем вышла из зеркальной комнаты первой, поправив причёску. Блэк ещё раз обернулся, наблюдая за тем, как Драко прижимает к себе Гермиону, которая всё ещё продолжала дрожать, постепенно успокаиваясь в его тёплых объятиях.
