Mysterium Onde

      Они больше с ней не виделись. Прошло около десяти дней, но никто из них так и не решился подойти, завести разговор, обсудить всё происходящее.       А было ли что обсуждать?       Драко сидел в кабинете, атмосфера которого так разительно отличалась от того давно знакомого волшебства, к которому он привык. Пространство было наполнено стерильным холодом, и всё вокруг буквально кричало о том, что это место — далеко не магическая школа, как было принято о нём говорить. Хотя Малфой никогда не испытывал особой привязанности к Хогвартсу, в этот момент он почувствовал слабую тоску по своей прошлой жизни, когда весь мир казался ему более привычным и уютным.       Профессор Дарем стоял у окна, рассказывая группе о проклятии души, но Малфой не улавливал ни единого слова. Запоминающееся лицо профессора было испещрено глубокими морщинами, свидетельствующими об истории долгой жизни и множестве пережитых событий. Он обладал удивительной способностью выражать свои эмоции посредством одного только взгляда — он был настолько проницательным, что, казалось, мог прочесть самые глубокие мысли собеседника.       Седые волосы профессора были аккуратно зачесаны назад, что придавало его внешности определенной строгости. Его волосы не были такими же чёрными и густыми, как в молодости, и, хотя седина добавляла ему некоего обаяния, указывая на почтенный возраст, это нисколько не подкупало Драко.       Он не слушал лекцию, так как его мысли заглушали голос Дарема. Взгляд упёрся в окно: туда, где открывался вид на незнакомые ландшафты, окружающие Онде. Однако эти бескрайние красоты не были способны отвлечь его от тоски, охватившей сердце.       Каждая мысль напоминала Драко о катастрофе, которая произошла в его жизни, и каждый раз, когда он задумывался об этом, в его голове звучало имя — Гермиона Грейнджер. Почему он никак не мог избавиться от мыслей о ней? И эти чувства, которые он отчаянно пытался подавить, снова и снова вспыхивали, будто прошибая всё тело электрическим током. Малфой уже давно запутался в том, что по-настоящему испытывал, когда думал о ней. Это напоминало некую одержимость, навязчивую идею без возможности её воплощения.       Его взгляд скользнул по кабинету, задерживаясь на некоторых предметах, которые казались настолько странными, что становилось не по себе. Белые вазы с наколдованными цветами, которые должны были радовать глаз, смотрелись нелепо по соседству с живыми холстами с изображением обскуров, напоминавших чёрные бездонные дыры. Как это могло кому-то прийти в голову?       Драко вновь почувствовал себя потерянным, словно заблудшим в безмолвном и непонятном пространстве. Весь этот хаос был для него настолько чужим и непривычным. Малфой действительно пытался освоиться, снова и снова заставляя себя обуздать свой страх и одержать победу над всеми внутренними демонами, но проигрывал.       Он задумался: что, если бы Гермиона была здесь? Помогла бы она ему осмыслить всё происходящее? Или ей было бы так же плохо от всего вокруг, и оно тоже давило бы на неё и заставляло сомневаться в реальности происходящего?       — А что вы об этом думаете, молодой человек? — обратился Дарем к Драко. Его глаза заглядывали в самую душу, и это не на шутку пугало. — Как думаете, правильно ли в тысяча семьсот третьем году Высшее магическое общество решило отменить проклятие душ для заключённых?       — Думаю, факт того, что заключённые делят свои будни с дементорами, и есть своего рода проклятие души, — не колеблясь, ответил Драко.       — Интересное допущение, — надменно хмыкнул профессор. — Аргументируете свою мысль?       — Дементоры питаются позитивными эмоциями, счастьем. Они погружают человека в состояние хронической тоски и безысходности, вызывают страх и провоцируют воспоминания о худших моментах, — рассуждал Драко, наконец, сумев отвлечься. — Вам не кажется, что это похлеще всякого там проклятия души?       — Безусловно, это страшно, — согласно кивнул Дарем со снисходительной ухмылкой. — Но я осмелюсь предположить, мистер Малфой, что вы прослушали большую часть лекции. Я попрошу вас задержаться после урока.       Внезапно Драко заметил что-то странное в глазах профессора. Выражение его лица было настолько холодным и непроницаемым, будто внутри Дарема таился какой-то тёмный секрет.       Блеск в его глазах был чем-то большим — извращённое удовольствие и презрительная насмешка, которые тщательно скрывались под маской беспристрастности. Драко тут же вспомнил, что часто видел нечто подобное во взгляде своего отца, Люциуса Малфоя. Это было то же самое выражение лица.       — Конечно, профессор, — выдавил из себя Драко.       Том Дарем продолжил лекцию, но Малфой вновь потерял смысл его рассказа после пятого или шестого слова. Его всё равно попросили остаться, потому можно было больше не делать вид, что происходящее вокруг хоть немного его интересовало.       Пока лекция продолжалась, Драко не мог избавиться от чувства, что профессор Дарем был далеко не тем, кем пытался казаться. Конечно, в стенах Онде никто не внушал особого доверия, но тут было что-то ещё. Этот блеск в его глазах и просьба задержаться после урока настораживали, будто бы Драко очутился на краю чего-то неопределённого и опасного.       Его сердце предательски забилось быстрее, когда он вспомнил о своём отце и его безжалостных поступках в прошлом. Драко знал, что Люциус злоупотреблял своей властью и влиянием в тёмных кругах, не стеснялся порой марать руки, и теперь, встретив знакомую жестокость в глазах другого человека, Драко осознал, что столкнулся с неприятным чувством дежавю. Неужели это было каким-то персональным проклятием его души?       — Мне описывали вас как способного ученика, — монотонно протянул Том Дарем, когда в кабинете остались только они вдвоём. — Странно, что даже Леон отметил вас. Это, наверное, необыкновенно льстит вам, молодой человек.       — Мне всё равно, — Драко засунул руки в карманы брюк. — Я не знаю, на что опирался… мистер Кадмус, когда разговаривал с вами обо мне.       — Ну, вообще-то, он говорил о вас и о вашей подруге, — профессор зловеще улыбнулся. — Говорил, что вы оба — очень способные и необычные студенты.       — Особенные, — съязвил Драко. — Но разве тут не все такие?       Драко Малфой был совершенно сбит с толку, когда профессор Дарем сел за стол, никак не прокомментировав его колкость. Что-то подсказывало ему, что этот мужчина не являлся тем, кто позволял своему собеседнику оставить последнее слово за собой.       Внезапно Малфой почувствовал, как изнутри его охватила жуткая паника и тревога. Это ощущение пришло так неожиданно и было настолько интенсивным… Он не мог понять, что происходит, и что конкретно послужило причиной столь сильного волнения.       Кабинет был погружён в тишину, оттого звучное эхо ускоренного сердцебиения казалось просто оглушительным. Малфой силился побороть странное состояние, судорожно пытался определить источник возникших эмоций и как-то утихомирить их. Была ли эта тревога связана с разговором с профессором? Или, может быть, это снова касалось Гермионы Грейнджер? Или же причина крылась в недавнем воспоминании о его отце? Мысли кадрами сменялись в голове, и ни одна из них не задерживалась дольше, чем на долю секунды.       Возможно, просто всё накопилось и вылилось в сильный стресс. Малфой переживал достаточно непростое время, а кабинет профессора Дарема, наполненный некой тёмной таинственностью, только усиливал его смутные чувства.       С каждым вдохом Драко ощущал, что конец уже близко, что ситуация выходит из-под контроля, и сердце может попросту не выдержать, но при этом он ровным счётом ничего не мог предпринять. Ему казалось, будто его разум и душа погружаются во тьму, из которой с каждым мгновением становилось всё труднее выбраться. Ему казалось, будто он находился на грани.       — Это называется Дефектум, — спокойно произнёс профессор, делая какие-то пометки пером в своей записной книжке. — Разновидность проклятия души. Оно быстро проникает в душу, задевает ваше сердце, окутывает разум. Жертва переживает маленькую смерть каждые несколько минут, потому что думает, что сердце вот-вот остановится, но ничего не происходит. Человек просто мучается, пока не решает остановить это единственным доступным ему способом — убить себя.       «Сукин сын», — пронеслось в голове Драко.       — Некоторые годами жили с таким проклятием, представляете, мистер Малфой? — беззаботно продолжил Дарем. — А многие и десяти минут не протянули. Всё очень и очень индивидуально.       — Неужели? — скрипя зубами, спросил Драко.       — Так что, как вы считаете, было ли решение Высшего магического общества верным? Или они поспешили?       Но Малфой не ответил. Он продолжал стоять напротив профессорского стола, раз за разом чувствуя новый прилив сильнейшей тревоги, шевелящейся под кожей.       — Вам уже рассказывали про систему отработок в Онде?       — Да, — шумно выдохнув, процедил Драко. — Оповестили.       — Считайте, что сегодня вы попали в группу «А», мистер Малфой. Чтобы вы не забыли основной посыл сегодняшней лекции, Дефектум останется с вами на несколько дней. А теперь можете быть свободны, молодой человек.       Это была его первая отработка, но Драко расценивал её как самое настоящее наказание. Как Онде могли называть школой для особенных детей, если тут позволяли проклинать несовершеннолетних волшебников?       — Пока что я придерживаюсь мнения, что ваша подруга, мисс Грейнджер, порядком способнее, чем вы, — напоследок бросил Дарем, а затем снова вернулся к своим записям.       Малфой выбежал из кабинета профессора. Его сердце всё ещё бешено колотилось, ноги казались ватными, тело охватила слабость. Едва его душевная боль успевала утихнуть, как вдруг накатывала с новой силой, словно мощные удары обрушивались на него снова и снова. Темнота сгущалась. Ему было тяжело дышать, идти и смотреть себе под ноги.       Только сейчас Драко осознал, что не замечал ничего вокруг во время своего разговора с профессором Даремом. Единственное, что приносило хоть какое-то облегчение, это то, что его урок на сегодня был последним. Малфой устремил взгляд в пол. Ему не хотелось ни с кем встречаться и разговаривать, он просто хотел как можно скорее остаться один. Тело умоляло об отдыхе, об избавлении от этого дрянного чувства приближения неминуемого конца.       Медленно перебирая ногами, Драко петлял по белым однотипным пустующим коридорам. Как обычно, гробовая тишина и ни единой души вокруг. Попросил бы Малфой о помощи, если бы встретил кого-то прямо сейчас? Наверное, нет. Всё вокруг казалось чужим, безжизненным, будто он находился в параллельном искажённом мире. Его мысли были сосредоточены на произошедшем в кабинете профессора, он всё ещё пытался разобраться в том, что именно вызвало такую сильную реакцию. Создавалось впечатление, будто проклятие подкреплялось чем-то ещё, что некая сила внутри самого Драко подпитывала эту чёртову заразу.       Он чувствовал, что его переломанный и обиженный внутренний мир, помимо тревоги, раздирают ужас и страх. Драко не знал и не понимал, как справиться с этим ураганом, царившим в его сердце и душе. Его мечущиеся мысли и чувства непрерывно боролись между собой, и он был измотан этой внутренней неравной борьбой.       Драко продолжал идти. Его взгляд был помутнён и расфокусирован. Белые стены, полы и потолки Онде, которые раньше выглядели просто неприятно и отталкивающе, теперь начали рябеть и искажаться перед его глазами, воскрешая в голове самые ужасные и травмирующие воспоминания. Ему казалось, что проклятие, обрушившееся на него в кабинете профессора Дарема, начинало проявляться всё сильнее и в какой-то момент разорвёт его душу на части.       Малфой знал, что его спальня была совсем рядом, но теперь каждый шаг требовал приложения неимоверных усилий. Воспалённое сознание кричало, что конец уже близок, и он может не выдержать последнюю атаку. Вся его воля и сила уходили на попытки дойти до спальни — Драко надеялся, что если ему удастся провалиться в сон, эти мучения отступят.       Он изо всех сил старался сосредоточиться и противостоять проклятию, но каждая секунда казалась бесконечной.       Маленький Драко забился под стол в отцовском кабинете, когда услышал, что Люциус внезапно вернулся домой. Он знал, что не должен был заходить сюда без спроса, но его детское любопытство взяло верх, и он не удержался от исследования этого таинственного места. Свет, что отражался от хрустальных люстр, отбрасывал причудливые блики на стены и потолок. Ковры были мягкими и пышными, словно волны густого моря, по которым приятно было ходить босиком. И множество красивых картин на стенах. Это всё привлекало внимание маленького наследника Малфоев, и он не смог удержаться, нарушив строгий приказ отца. И вот теперь, совсем рядом, он слышал его строгий и холодный голос.       Люциус Малфой появился будто бы из ниоткуда, буквально из воздуха. Трепещущий от испуга Драко чудом успел спрятаться под столом, надеясь, что отец его не заметит. Он пытался задерживать дыхание и быть максимально незаметным, чтобы Люциус не услышал шорохов и не обратил внимание на него.       Он поджал под себя ноги и прикусил нижнюю губу, мысленно обещая самому себе, что больше никогда сюда не сунется.       Но его усилия оказались напрасными. Люциус Малфой, раздражённый и разъярённый непослушанием своего отпрыска, выволок маленького сына из-под стола с неослабевающим стремлением воспитать его в соответствии с семейными традициями и жёсткими стандартами. В глазах отца горел огонь гнева и неодобрения, а его руки сжимали маленькие плечи Драко, охваченного первобытным страхом.       Тот звериный блеск отцовских глаз ещё долго преследовал его в кошмарах.       — Что ты здесь делаешь, щенок? — не скрывая безумной ярости, прошипел Люциус. — Разве я непонятно изъяснился, чтобы ты даже мысли не допускал сюда соваться?!       Драко понимал, что сейчас последует жестокое наказание за его неповиновение. Его сердце колотилось так быстро, что его удары отдавались в ушах. Он изо всех сил старался не заплакать и держаться смело, но в его глазах зажёгся испуг и бессилие перед авторитетом отца.       — Нарцисса! — громко выкрикнул Люциус. — Нарцисса!       Миссис Малфой так быстро появилась в кабинете, что Драко на минуту показалось, будто всё это время мать стояла за дверью и прекрасно знала, что сын забежал в кабинет отца.       — Чего тебе? — её голос, в отличие от голоса Люциуса, был абсолютно пустым, далёким и безучастным.       — Когда ты будешь следить за ним?       — Это твой сын, Люциус. Твой. Вот ты и следи за ним.       Тогда Драко было всего пять, он не мог понимать химию отношений своих родителей. Даже представить не мог, что этот брак держался на ненависти, презрении и холоде. Он помнил, что родители ещё две-три минуты ругались, взаимно обвиняя друг друга в каких-то проступках, а потом стало слишком страшно и нестерпимо больно.        Люциус жестоко наказал пятилетнего сына, несколько раз ударив его своей тяжелой тростью. Никакой жалости, никакой любви в этом наказании не прослеживалось, только откровенная ненависть, которой были заражены все Малфои.       Самое яркое, что запомнил Драко, и это затмило физическую боль от ударов, — глаза Нарциссы. Она всё так же стояла в дверях кабинета, не шелохнувшись, и даже не удосужилась отвернуться, когда Люциус бил её сына. Она вела себя так, будто была свято уверена в истине собственных слов: Драко был сыном только Люциуса, но никак не её.       Драко проснулся в холодном поту. В его глазах отражался ужас после кошмарного сна, который казался слишком графичным, словно происходил в реальности всего минуту назад. В теле снова отозвалась физическая боль от побоев, которые ему нанёс отец, и Драко почувствовал себя маленьким беспомощным ребенком, которого никто не мог защитить. Да и не хотел, как теперь оказалось.       Он не помнил, как добрался до своей спальни, как забрался под одеяло и провалился в долгий и беспросветный кошмар. Тёмно-зелёная простынь под ним была влажной из-за пота, а за окном уже давно опустилась ночь.       Проклятие Дарема продолжало душить его, словно злобные тени прогрызали себе путь сквозь его душу. Драко чувствовал обречённость и потерянность. Но теперь он не мог определить, что давило сильнее: проклятие или кошмарный сон, в котором он вновь ощутил страх и боль своего прошлого.       Он протянул дрожащую руку к пламени свечи на ночном столике, с трудом осознавая, что всё-таки находился в своей собственной спальне — единственном месте, которое не вызывало отвращения. Свет свечи расплёскивался на стены, призрачные силуэты танцевали по комнате — они напоминали Драко о тёмных демонах, что поселились в нём. Он попытался успокоить своё неровное дыхание и прийти в себя, но сердце продолжало колотиться под рёбрами, а в груди вновь начала зарождаться волна паники. Всё, что произошло в том кошмаре, было настолько реально и живо, что Малфой боялся вновь закрывать глаза: вдруг этот эпизод продолжится с того момента, на котором остановился.       Непросто было себе напомнить, что он больше не был тем загнанным в угол беззащитным ребёнком, на которого наплевали родные родители.       Впервые за всю свою сознательную жизнь Драко понял, что нуждался в помощи. То ли так пагубно влияло проклятие, наложенное профессором, то ли он просто устал постоянно в одиночку выбираться из всего этого дерьма. И внутри тлело жалкое осознание того, что он пришёл к такому выводу тут, в чёртовой закрытой тюрьме, где не было людей, которые могли бы ему помочь.       Тут не было ни Северуса, ни Теодора, ни Блейза.       Но была она.       — Грейнджер… — прошептал он, кривясь от боли в груди.

***

      Гермиона сидела у стола в своей уютной комнате в Онде, которая была так похожа на спальню в родительском доме. Она пыталась себя убедить в том, что сможет привыкнуть к этому месту, полюбить все его изъяны. Погружённая в свои мысли, она рассматривала картинки на страницах книги. Учебник лежал перед ней, но она листала его страницы бездумно, не обращая должного внимания на содержание. Вся прошлая неделя была посвящена учёбе и попыткам влиться в коллектив своей новой группы.       Она старалась учиться на отлично и производила впечатление прилежной и целеустремленной ученицы. Но, несмотря на свои старания, Гермиона пока не смогла ни с кем завести дружбу среди своих сверстников. Тоска по Фреду усиливала все негативные эмоции и подогревала желание найти кого-то на его роль в стенах Онде. Но пока что она чувствовала себя чужой среди других учеников.       Постепенно Гермиона завоевала расположение некоторых преподавателей благодаря своим знаниям и стараниям, но это не приносило ей удовлетворения. Например, ей понравилась лекция профессора Люпина, и Гермиона даже попросила его дать ей дополнительное задание. Она отметила, что он действительно хорош, как и говорила Левин, в его манере преподавания было что-то смутно напоминающее профессора Блэка из Хогвартса. Также Гермиона осталась в восторге от занятий с Горацием Слизнортом, который был мастером зелий, и Томом Даремом, который заинтересовал её своей лекцией по искусству проклятий.       Онде начинал казаться ей не таким плохим, а это пугало больше всего.       Вчера Гермиона наконец-то отправила первое письмо родителям, в котором почти каждое слово было ложью. Гермиона успокаивала себя, приговаривая, что это называлось «ложью во благо», но на душе всё равно скребли кошки.       Стрелки часов перевалили за полночь, и пришла пора ложиться спать. Она захлопнула книгу и выключила настольный светильник. Уходящий день осел усталостью на плечах.       Гермиона забралась под тёплое пушистое одеяло и готова была выключить настенный светильник, чтобы насладиться моментом абсолютной тишины, но внезапный стук в дверь заставил её подскочить с кровати и напрячься. Она быстро оглядела комнату в поисках своей волшебной палочки, которую обычно держала на прикроватной тумбочке. Тень настенного светильника, казалось, затрепетала вместе с Гермионой. Когда она подошла к двери, её сердце бешено колотилось, а руки дрожали. Она сомневалась, должна ли вообще открывать непрошеному гостю. В Онде им не должно было ничего угрожать, но инстинкты работали быстрее, чем Гермиона успевала соображать.       — Грейнджер… — послышался слабый голос за дверью.       И она узнала его. Гермиона широко распахнула дверь.       — Ты? — удивилась она, пряча палочку за спиной. — Какого драккла, Малфой?       Гермиона тут же пожалела об интонации, с которой прозвучал её вопрос. Она заметила, что Драко, мягко говоря, выглядел неважно: его взгляд был тусклым и потерянным, тело дрожало. Его лицо было искажено мукой, и она сразу же поняла: случилось что-то по-настоящему плохое, раз Малфой оказался на пороге её комнаты глубокой ночью в таком виде.       — Что с тобой случилось? — обеспокоенно спросила она, выглядывая в коридор, чтобы убедиться, что они одни. — Ты еле стоишь на ногах.       Гермиона никогда не видела его в таком состоянии, и это её насторожило. Всё, что связывало их с Малфоем, — это обоюдная неприязнь либо, в лучшем случае, абсолютный нейтралитет. Они за всю прошедшую неделю не пересекались, не считая мимолётных взглядов на большом расстоянии. На секунду она даже засомневалась, действительно ли перед ней стоял тот самый Драко Малфой.       Он медленно опустил глаза. Драко выглядел таким растерянным и беззащитным, что сердце Гермионы сжалось. Сострадание, которое она не контролировала, которое возникло из ниоткуда, но было таким искренним и настоящим. Что-то подсказывало ей, что она не могла оставить Малфоя одного в таком состоянии, ей хотелось помочь ему, но она не знала, как.       — Заходи быстрее, — Гермиона потянула его за руку, чтобы закрыть дверь. — Чувствую, что нас не похвалят за это.       — Помоги мне, Грейнджер, — тихо протянул Драко, его слова сочились такой болью, что она чувствовалась в воздухе. — Помоги, пожалуйста.       — Помочь с чем? — недоумевала Гермиона, постепенно начиная нервничать. — В чём? Что случилось?       Драко ответил не сразу. Он отчаянно пытался найти правильные слова, но, в конце концов, молча вздохнул и поднял глаза на Гермиону. И она увидела в его взгляде так много всего — горечь, страх, сожаление. Безысходность.       — Я не знаю. Дарем… — он нахмурился, словно пытаясь вспомнить. — Он проклял меня…       — Профессор Дарем? — переспросила Гермиона, предположив, что ослышалась.       — Но, мне кажется, что дело не только в этом… — пробормотал Драко, сощурившись от накатившей дурноты.        — Ты уверен в этом, Малфой? — не унималась Гермиона. — За что ему тебя проклинать? Он же учитель.       — Отработка, — выдохнул Драко, пошатнувшись из-за сильного головокружения. — Я могу сесть?       — Да, конечно, — Гермиона поправила одеяло на кровати, приглашая его. — Тебе нужно в лазарет. Или к самому профессору, чтобы он снял проклятие, если всё действительно так…       — Он сказал, что ты способная ученица, — усмехнулся Драко, уперев локти в колени и уронив голову на ладони. — Думаю, потому, что ты внимательно слушала его лекцию про проклятие Дефектум.       Гермиона оцепенела. Она пребывала в глубоком шоке, наблюдая за его состоянием. В нескольких шагах от неё сидел Драко Малфой, сотрясающийся всем телом, измученный и поражённый проклятием. Тот самый человек, поступок которого привёл их обоих сначала в Мунго, а затем и в Онде. Человек, которому она кричала в лицо, что ненавидит его всем своим сердцем. А теперь Гермиона видела, как его черты были искажены от боли, а его грудь поднималась и опускалась так тяжело, словно Драко боролся за каждый новый вдох.       Она всегда была умной и решительной, но в этот момент Гермиона не знала, что делать. Её мозг отказывался принять реальность происходящего, но сердце говорило, что она должна была что-то предпринять. Гермиона понимала, что Драко не появился бы у неё в комнате просто так. Он явно был не из тех, кто жертвовал своей гордостью ради просьбы о помощи.       Какие-то страх и неуверенность охватили её и сковали по рукам и ногам, но она продолжала смотреть на Драко, стараясь упорядочить свои чувства и мысли, чтобы не проявить слабость перед ним. Гермиона несколько минут молча наблюдала за Малфоем, не зная, что сказать или сделать. Её руки задрожали, когда она опустила взгляд на волшебную палочку, которую всё ещё крепко сжимала в холодной ладони.       — Гермиона… — он назвал её по имени, и это прозвучало настолько надломленно и с такой мольбой в голосе, что по её спине пробежали мурашки.       — Да… да, — она будто пришла в себя. — Проклятие Дефектум… Оно поражает разум, заставляет нас поверить в то, что мы находимся в опасности. Оно пробуждает в нас худшие воспоминания, ворошит наши тёмные черты характера, — в горле образовался тугой ком, но Гермиона надеялась, что её голос по-прежнему твёрд. Она не хотела, чтобы Малфой заметил её волнение и неуверенность. — Снять проклятие можно только в том случае, если ты позволишь себе погрузиться с головой в самый худший кошмар. Ты должен сейчас понять, что может так сильно пугать тебя. Скажи мне, Драко, что это может быть?       Она присела возле кровати и легко коснулась руки Малфоя в безуспешной попытке хоть как-то его подбодрить. Ей было всё ещё сложно поверить в то, что Том Дарем именно так проводит свои отработки, — проклиная студентов. Но картина, развернувшаяся перед её глазами, была красноречивее любых слов. Вряд ли кто-то ещё смог бы проклясть Драко.       — Я не знаю, — прошептал он.       — Знаешь, — она крепче сжала его руку, — проклятие набирает обороты только тогда, когда внутри человека живёт кошмар. Ты впускаешь в голову свои ужасы, а проклятие подпитывается этим и отравляет тело. Дефектум — это дословно «остановка сердца». Поэтому проговори это. Не бойся, слышишь? Проживи этот момент сейчас.       Слёзы незаметно навернулись на глаза Гермионы, пока она продолжала сжимать руку Драко в своих ладонях. Все её сомнения и неприязнь к Малфою моментально уступили место истинному сочувствию. Она была полностью погружена в заботу о нём, следя за каждой тенью, отражающейся на его измождённом лице.       Гермиона внимательно наблюдала за каждым его вздохом, каждым движением, пытаясь понять, как помочь ему преодолеть его боль. Его страдания казались заразительными. Она чувствовала, как его боль постепенно проникает в её собственную душу, вызывая ощущение гнетущей тяжести на сердце.       — Говори, Драко. Говори, пожалуйста.       — Дарем сказал, что проклятие не убивает, а подводит к тому, что ты сам себя убиваешь, не вынося его силы, — медленно проговорил он.       — Да, но чем страшнее твой кошмар, тем сильнее боль, — объяснила Гермиона. — Потому я прошу тебя, поговори со мной. Только так я смогу тебе помочь.       «И себе», — мелькнула мысль в её голове.       Желание помочь Драко пересилило все негативные чувства, которые она раньше испытывала к нему. Некогда искренняя, как ей казалось, ненависть перевоплотилась в неподдельную жалость, которая сейчас охватывала её сердце. В этот момент Гермиона уже не думала о том, как его проклятие прилетело ей в спину, как всё потом горело огнём. Её внимание было полностью приковано к тому, как пламя кошмара его прошлого разжигалось внутри него самого.       — Это отец, — наконец заговорил Малфой.       — Ты думал о нём в момент, когда тебя прокляли? — уточнила Гермиона, склонившись чуть ближе.       — Да. Я думал о том, что взгляд Дарема напомнил мне его… — голос Драко снова превратился в тихий шёпот. — Отец всегда был жестоким по отношению ко мне. Он часто наказывал меня, придумывая раз за разом новые больные изощрения.       Ей следовало бы сосредоточиться на том, как снять проклятие, ведь рассказ Малфоя был только первым этапом. Гермиона знала, что нужно позволить Драко высказаться, помочь ему принять его прошлое, убедить в том, что всё это никогда больше не повторится, но она думала лишь о том, что не могла отпустить его руку. Заносчивый, надменный, нетерпимый и обозлённый Малфой сейчас был таким… другим.       — Он часто избивал меня, — нехотя признался он, — а мать… она просто смотрела на это. Знаешь, стояла совсем рядом и смотрела, но в её глазах я не видел ничего. Это не было похоже на то, что она тоже боялась отца и потому не могла ничего сделать… Нет, Грейнджер, это было совсем не так.       — Мне очень жаль, Драко, — её голос дрогнул на его имени, но она не знала, что ещё можно было сказать.       — Она никогда вот так не держала меня за руку, когда я плакал и бился в агонии после ёбаного Круциатуса, — Малфой обратил на неё свой взгляд. — Я никогда не чувствовал тепла её рук, как чувствую сейчас твоё. Для меня это ново. Какое-то странное и незнакомое ощущение, которого я не заслужил.       Гермиона не могла представить, что такое невероятное сочувствие к Малфою когда-то будет возможным. Но теперь она видела его раненую душу. И, возможно, завтра они оба пожалеют, что были такими искренними друг с другом, но это будет потом.       — Я был ребёнком, я нуждался в любви, понимаешь? Но они дали мне нечто другое, чего любящие родители не дают своим детям, — невесело ухмыльнулся Драко. — Они заставили меня ненавидеть их. В тот день, когда всё случилось… Они заявились ко мне, начали что-то рассказывать про завещание деда. Я был зол на отца, хотел заставить его страдать, но вместо этого вышел на поле. Мы проиграли, а потом… Я просто себя не контролировал. Ты забежала спасать своего друга, а на мои глаза будто опустилась пелена.       — Это твоё прошлое, Драко, — прошептала Гермиона, давясь слезами. — Твой отец больше не сможет причинить тебе боль, а твоя мать… — она покачала головой. — Ты не должен думать о ней. Она не заслуживает ни твоей любви, ни твоей ненависти. Они оба не заслуживают тебя, Драко. Ни в каком проявлении.       Его откровения о жестокости родителей, о их нелюбви и безразличии пробирали до костей, оседали на сердце горьким пеплом. Внутри всё сжималось от боли. Слушая Драко, Гермиона не могла представить, как он смог выстоять всё это и продолжать жить.       Его история была такой ужасной и полной трагедий, что на секунду Гермиона задумалась о себе. Смогла бы она сама прожить подобные испытания, оставить всю эту боль и ненависть где-то позади, чтобы продолжать жить дальше? Она содрогнулась от мысли о том, что такое жестокое прошлое могло бы легко сломать человека, лишить его надежды и веры в светлое будущее.       — Я ужасно винил себя за то, что ты пострадала из-за меня, — с горечью в голосе признался Драко. — Я действительно этого не хотел. Когда я вынес тебя из комнаты свиданий и принёс сюда, я ждал, пока ты очнёшься, мне хотелось с тобой поговорить, — его лицо озарилось мимолётной слабой улыбкой. — Но потом я решил, что ты прогонишь меня, не станешь со мной говорить, снова начнёшь кричать о своей ненависти ко мне. Я устал быть ненавистным этому миру, Грейнджер. Вот мой самый большой кошмар.       — Это неправда, — она прикусила губу. — Тебе это внушили люди, которые тебя не любили, но не смей думать, что это так, слышишь? — её рука неосознанно потянулась к его щеке. — Не вздумай даже допустить мысли, что не заслуживаешь этого мира. Ты не заслуживал такой семьи, Драко. Вот в чём правда.       Её голос так сильно дрожал, а сердце буквально выпрыгивало из груди. Гермионе было слишком сложно передать свои чувства в словах. Ослабив хватку, она встала и приблизилась к Драко, не оставляя себе времени на раздумья. Сегодня её сердце не работало в паре со здравым рассудком.       Она чувствовала, как его тело дрожит от напряжения и слабости, поражённое проклятием. Гермиона избегала смотреть в глаза Драко, так как не знала, какой реакции ожидать, но она не могла сдержать своего желания. И, отбросив все сомнения, она подалась вперёд и прильнула к его губам.       Это был мягкий и лёгкий поцелуй. Полный сострадания и понимания. Прикоснувшись к губам Драко, она словно хотела передать ему всю свою нежность, чтобы хотя бы на мгновение избавить его от боли.       Секунды замедлили свой ход, и Гермиона забыла обо всём. Её сердце билось слишком громко, а мир вокруг исчез, оставив только их двоих. Это было простое и невинное касание, но оно переполнило её душу теплотой. Она могла поклясться, что почувствовала, как это тепло растеклось по венам Драко, как проклятие неумолимо отступало. В этот момент Гермиона осознала, что она могла бы быть его опорой, его поддержкой, несмотря ни на что. Они оба могли.       Она не знала, что последует дальше. Но она не жалела о своём поступке.       По крайней мере, в этот самый момент.       — Аурея Либера, — тихо произнесла Гермиона, касаясь кончиком своей волшебной палочки груди Драко.       Они всё ещё находились слишком близко друг к другу, а Драко продолжал смотреть ей в глаза. Он часто и глубоко дышал, как и сама Гермиона, но дело уже было не в проклятии.       — Кажется, помогло, — уголок его губ изогнулся в улыбке.       «Глупая, очень глупая гриффиндорка!» — неистовствовал внутренний голос Гермионы, и она стыдливо опустила взгляд, залившись румянцем.