Доктор Лоуренс вернулся к работе примерно через семь недель после инцидента.
Как и ожидалось, встретили его тёплыми приветствиями с похлопываниями по спине и кучей бумажной работы. Многие коллеги пришли сказать, как счастливы снова видеть его, здорового, здесь. В большинстве своём он не мог вспомнить ни одного содержательного разговора с этими людьми в прошлом. В каком-то смысле это подчеркивало лицемерие и пустоту, стоящие за всеми теми шаблонными сочувственными фразами, которые ему говорили. Но, с другой стороны, это также напомнило ему, как
он был виноват в том, что никогда по-настоящему не общался с окружающими его людьми.
Поэтому в первые несколько дней своего возвращения он взял за правило узнавать больше имен. Медсёстры, санитары, пациенты. Так много людей, что говорили добрые слова при встрече, знали его по имени, в то время как он помнил только их лица. Он знал их, видел, работал с ними, лечил их, но
не знал их. Он был из тех людей, которые постоянно спрашивали имена — но тут же их забывали. Это никогда не было намеренным проявлением превосходства или безразличия: он просто считал, что у него плохая память на имена. Последние события заставили его пересмотреть позицию по этому вопросу.
Чтобы не показаться грубым, он первые дни только и занимался тем, что узнавал имена. Не напрямую: иначе ему пришлось бы доказывать, что это не касается отдельной личности, а просто его нежелание запоминать лишнюю информацию. Он составил список и надеялся в ближайшие несколько недель невзначай назвать этих людей по имени, чтобы показать, что знает их.
Спустя время он понял, что это было немного высокомерно. Поэтому сохранил список, но не стал намеренно произносить имена.
В коридоре он несколько раз видел и Карлу. Каждый раз она вежливо улыбалась ему и продолжала свой путь. Это было облегчением: он так и не ответил на её сообщения.
Дома же по-прежнему царила немного напряжённая атмосфера. Элисон извинилась за недавнюю вспышку гнева, он извинился в ответ, но с тех пор всё было неловко. Они оба начинали признаваться в своём разочаровании. У них ничего не строилось, а притворяться становилось всё труднее и труднее.
И вот, с того первого визита Лоуренс стал заходить к Адаму всё чаще. Адам многое пережил, и у него не было семьи, поэтому ему нужна была компания — против этого оправдания Элисон не могла протестовать. По крайней мере так сказал ей Лоуренс. Иногда ему просто нужно было сделать глоток свежего воздуха.
У них сложилось что-то вроде расписания: перед тем как отправиться на работу с утра, Лоуренс заходил к Адаму, только что возвратившемуся со смены. Так было проще. С вечерами всё было менее опредённо: Лоуренс иногда задерживался допоздна, а дневной сон Адама оканчивался в разное время, иногда прямо перед тем, как уходить в ночную смену. К тому же так Лоуренс наверняка успевал на ужин с Дианой, а затем укладывал её спать.
Затем Лоуренс начал приходить по утрам с продуктами, из-за чего Адам всегда негодовал. Он говорил, что не нуждается в том, чтобы Лоуренс кормил его и заботился. И добавлял, что Лоуренсу не о чем беспокоиться. Лоуренс же напоминал, что помогал не только Адаму, но и себе самому. По ночам спалось лучше, когда он знал, что у Адама есть еда и что он в порядке. Адам, немного поворчав, принимал еду, а на следующий день всё повторялось.
В те дни, когда Лоуренс не приносил продуктов, он помогал с уборкой. Мыл пару тарелок, завалявшихся в раковине, оттирал пятна с кухонного стола, подбирал мусор с пола. Конечно же, Адам ходил за ним по пятам и причитал, чтобы тот не вёл себя, как его мамочка, на что Лоуренс только смеялся и отмахивался.
Но в остальное время они просто разговаривали. А когда темы для разговоров иссякали, то включали телевизор — Лоуренс глубоко поражался, что этот антикварный мусор ещё работает — и смотрели случайные передачи.
В один из таких дней Адам рассказал Лоуренсу о своих родителях и о том, как те умерли. Об их сложных отношениях с сестрой, хотя сейчас они частенько общаются по телефону. О том, как он начал преследовать людей за деньги, о глупых мечтах стать известным фотографом. О том, как был «голодным художником», а в итоге оказался вынужден искать способы, чтобы не голодать.
Лоуренс рассказал ему о своих родителях — мать умерла недавно, тоже от рака, как и отец Адама. Отец, не совсем уже в здравом уме, находился в доме престарелых. Брат его жил за границей. Они иногда разговаривали по телефону, но не часто. После произошедших событий он позвонил, встревоженный, и теперь они общались немного чаще. Но приехать пока не получалось. По крайней мере, сейчас. Может быть, через несколько месяцев.
Из-за своих утренних встреч они редко видели друг друга вечером. Один вечер четверга, однако, оказался исключением. Лоуренс и Элисон снова поссорились, и, весь взвинченный, Лоуренс в спешке покинул дом, не подумав, на самом деле, куда пойдёт. Он написал Адаму, не зная, к кому ещё обратиться, и получил ответ, в котором говорилось, что у парня сегодня выходной:
Приходи.
И вот он оказался у Адама. Чувствуя себя неловко, он купил пива по дороге в качестве извинения за внезапное появление.
Они разговаривали, выпивая, несколько часов, и после четырёх кружек пива Лоуренсу пришлось признать, что он немного перебрал. Достаточно перебрал, на самом деле. Он уже давно не пил, и теперь легко поддавался алкоголю. Перед ним всё кружилось, и он не знал, как доберётся до дома в таком состоянии.
Адам сказал, что можно переночевать у него, а принять душ и вернуться домой — утром. Лоуренс не нашёл веской причины для отказа. Набор пружин, которые Адам называл кроватью, выглядел не очень-то уютно, но в его состоянии выбирать не приходилось.
Они некоторое время ещё поговорили, лежа в постели рядом друг с другом, пока просто оба не заснули на полуслове.
***
Чувство паники, застрявшее в горле, заставило Лоуренса проснуться. Или не оно, он не был уверен. Первым, что бросилось в глаза, были чужие стены, отчего понять своё расположение оказалось затруднительно. Рубашка взмокла от пота, а сердце отбивало хаотичный ритм, снова и снова.
Когда он всё-таки осознал, где находится и что это «где» — квартира Адама, холодный пот прошиб спину, сопровождаемый рвотными позывами. Он едва дошёл до ванной, как всё съеденное накануне попросилось наружу и вывалилось в грязный унитаз. Он весь дрожал, а в голове против воли ещё билась мысль об опасности, что здесь — небезопасно. Колени подогнулись, и эмоции нахлынули, перебивая друг друга.
Скоро последовало долгожданное опустошение. Когда дрожь начала проходить, рядом на полу послышался звон стакана с водой. Он не осмелился поднять глаз, чувствуя себя неловко и жалко, но знал, что Адам опустился к нему на корточки. Рука опустилась на плечо и медленно сошла к спине, поглаживая и рисуя успокаивающие круги на пропитанной потом футболке. От теплоты, исходящей от этого приятного жеста, в глазах защекотало в предвещении слёз. Он потёр лицо, пытаясь скрыть первые несколько капель, скопившихся в уголках глаз, но лишь через пару секунд всё его тело начало трясти от внезапных неконтролируемых рыданий. Руки обвились вокруг его дрожащих плеч, и Лоуренс сдался. Позволил обнимать себя, пока они оба сидели на кафельном полу ванной, а Адам гладил его по волосам. Лоуренс уткнулся ему в плечо и позволил утешать себя тихими покачивающимися движениями, показывая ту свою уязвимую сторону, которую скрывал годами.
— Ш-ш-ш, всё в порядке, — прошептал Адам, устраивая подбородок на чужой макушке. — С тобой всё будет в порядке.
Они ещё долго сидели так, пока Лоуренса снова не начало клонить в сон, и Адам отвёл его в постель. Там мужчина заснул в объятиях Адама, а чужие пальцы нежно массировали кожу его головы.
***
— Лоуренс, какого хрена ты это сделал?
Мужчина не видел лица Адама на том конце, но вполне ясно представлял. Тот звучал зло или, может, просто шокировано. Или всё вместе. Доктор, кажется, догадывался, о чём речь, но предполагать не хотел.
— Привет, Адам. Тоже рад тебя слышать.
— Нахрена? Не делай так! Это не круто!
— Ладно. Как насчёт того, чтобы сказать, в чём проблема?
Адам усмехнулся.
— Как будто ты не знаешь! Я только что звонил в больницу обновить план оплаты, но там сказали, что всё уже оплачено. Это ведь ты?
— Ну… — Лоуренс вздохнул. Знал, что Адаму не понравится. — Может быть.
— Лоуренс, какого чёрта? Это очень дорого, ты знаешь, я не смогу просто отдать тебе эти деньги!
— Ты и не должен.
— Не надо этого, конечно, я должен! Я не хочу быть перед тобой в долгу вот так!
— Нет, Адам, в том и дело. Я выплатил долг не для того, чтобы ты был должен
мне, а не больнице. Я не хочу, чтобы ты был должен мне, не хочу, чтобы был должен
кому-либо другому. Не сейчас, не после всего, что произошло.
— Лоуренс… Господи, это не круто. Я… ты должен был знать, что не нужно этого делать.
— Я знал. И поэтому помог. Потому что хотел помочь, а не потому, что ты просил.
Адам хмыкнул, и какое-то время в трубке звучали лишь вздохи.
— Всё в порядке, Адам. Это был мой выбор, и ты ничего мне не должен.
— И Элисон не против? Разве твои деньги и не её тоже?
— Да… я разберусь.
— ГОСПОДИ БОЖЕ. Насколько теперь я похож на присосавшуюся пиявку?
— Адам, послушай меня. Тебе не о чем беспокоиться. Это я решил помочь тебе. Ты всегда ясно давал понять, что справишься со всем сам, мне просто показалось это несправедливым для тебя.
Адам вздохнул, а затем замолчал. Лоуренс тоже ничего не говорил, терпеливо ожидая, пока тот всё обдумает. Он ждал минуту или две, пока Адам снова не заговорил:
— Я знаю, что должен поблагодарить тебя, но сейчас я просто… разозлён.
— Всё нормально. Ты не должен благодарить меня. Тебе не нужно, на самом деле.
— Я поблагодарю тебя позже.
— Прекрасно. Ты не должен.
— Но не делай так снова, ладно?
— Я постараюсь.
Видимо, этот ответ не очень-то удовлетворил Адама, поскольку он лишь хмыкнул. Но «лестные» слова, которые он, вероятно, хотел сказать, так и не слетели с его губ. Пока что.
— Ладно, не важно. Пока, наверное.
— Доброй ночи, Адам.
— Ага.
Затем щелчок. И тишина.
Несмотря на ноты напряжения в диалоге и то, что Адам был искренне расстроен его шагом, он ни о чём не жалел. После всего, через что они прошли, и особенно после той стыдной вспышки гнева, когда он пришёл к Адаму, а тот ему любезно помог, он особенно остро осознал, как же несправедливы по отношению к Адаму все эти долги, только добавляющие стресса, а Лоуренс просто оплатил страховку. У него были деньги — Адам нуждался в них. Простая логика.
Помощь Адаму заставляла его чувствовать себя лучше, а ради того, что заставляло его чувствовать себя так хорошо, он был готов усердно работать.
