Пока он тоже не уснул

За окном стремительно завывал поздний январский ветер; у Адама на спине от такой картины проступали мурашки, ведь уже скоро ему вновь придётся выйти на мороз. Сегодня без ночных смен, поэтому Дилан заставил его пойти выпить по бутылке пива, что означало как минимум шесть бутылок. Но всё же выбрать между одинокой ночью, проведённой за разглядыванием потолка до самого утра, потому что режим его теперь был странным, и увеселительной компанией Дилана было не сложно. Конечно, Дилан был не лучшим собеседником. Когда Адам кратко поделился с ним произошедшим в ванной комнате, тот просто сказал: «Чувак, это безумие». Что звучало справедливо, на самом деле. Новость о смерти Конструктора была воспринята подобным образом. И, кроме этих случаев, о случившемся они не говорили. В любом случае Адам тусовался с ним не ради того, чтобы получать советы. Ночи с Диланом проходили за поверхностными беседами и пьянками до беспамятства. Как раз то, что нужно было. В тот вечер Дилан решил потрепаться о женщинах. Как обычно, в общем-то. Рассказывал Адаму про отпадную задницу очередной красотки, которой посчастливилось с ним переспать. Адам смеялся, кивал, вставлял время от времени саркастичные комментарии и пил. Он уже был изрядно пьян, когда друг бросил на него взгляд более серьёзный, чем можно было наблюдать в течение вечера. — Так, терь серьёзно, — сказал тот, предупреждая, что сейчас будет действительно «серьёзный разговор» и ничего, кроме него, — ты уже пробовал сыграть на жалости? Адам нахмурился и бросил на него непонимающий взгляд. — Чего? — Надавить на жалость! Чел, то, что с тобой произошло, рисует тебе под ногами золотой прииск! Ты чешешь девушкам о том, какое горе с тобой приключилось, они проникаются, сочувствуют, потом пускаешь слезу, у них появляется желание защитить тебя от всего зла этого мира, и тут — ты действуешь! Не говори, что никогда не пробовал! Нет, Адам не пробовал. Честно говоря, случайные свидания были последним, о чём он думал после всего этого. Оглядываясь назад, сейчас спрашивает сам себя почему. В те бессонные ночи, когда темнота душила его, а мысль о сне вызывала панику, он был бы не против компании, пусть даже бессмысленной и пустой. Может быть, небольшая разрядка могла бы принести больше пользы, чем снотворное, что он принимал по утрам после ночных смен. А может, вообще не помогло бы. Что теперь об этом думать. Мысль о том, чтобы переспать с кем-нибудь сегодня, звучала не так уж и плохо, на самом деле, но он не был уверен, что хочет использовать произошедшее, чтобы играть девушкам на жалости. Последнее, что хотелось ему в эти ночи, так это возвращаться к Конструктору и ванной комнате, не говоря уже о том, чтобы мусолить подробности. Заметив сомнения, Дилан, по всей видимости, решил взять всё на себя и позаботиться о жаркой ночке для друга. Он подошёл к парочке хорошеньких девушек — по крайней мере такими они Адаму казались, но после шести банок пива был повод засомневаться, — и рассказал про друга с тёмным прошлом. Девушки наверняка были так же пьяны, потому что стратегия жалости оказалась успешной: все четверо тут же присоединились к их столику, трогая беспрестанно Адама руками, что должно было быть актом «сострадания». Они внимали его словам, будто секрету бессмертия, хотя он быстро отошёл от темы, которая и привела их сюда. По прошествии часа, а может, и двух, стало понятно, кто к кому едет. Одна из девушек беспрестанно крутилась вокруг Дилана, пока другая пристально смотрела на Адама, кокетливо касаясь своей рукой его. Поехали к ней. Квартирка маленькая, невзрачная, но почище, чем у него. Или так оно казалось. Шаг внутрь — он оказался прижат к едва закрытой двери, губы накрыли чужие. Большего разрешения было не нужно, чтобы повести руками от бёдер к груди, отвечая на поцелуй так страстно, как только мог. Девушка вздрогнула, ощутив его руку, скользнувшую ей под рубашку. Заметив это, он запустил под одежду вторую. Убрал только затем, чтобы стянуть с её плеч куртку, и вновь вернулся к рубашке, стягивая вслед, пока та не оказалась на полу в куче одежды поверх куртки. Она скинула его куртку и потянула, минуя коридор, в спальню, не разрывая поцелуев. Слепо спотыкаясь в узком пространстве под неумелым руководством, Адам почти удивился, когда она опустилась на кровать и потянула его на себя. Схватив нижнюю часть его футболки, девушка потянула вверх, пока та не осталась валяться где-то на полу. Адам не видел где: был слишком занят поцелуями, что оставлял на шее, груди, которую он обнажил, расстегнув лифчик. Водил языком по соскам, выводя на высокие стоны, и в размытом тумане пьяного состояния это всё так заводило, было действительно жарко. — Трахни меня, — рвано выдохнула она. И он трахнул её. После же, когда он лежал с ней рядом, дышащий, но безжизненный, она предложила сигарету — Адам с радостью согласился. И пока они курили, рассказывала ему о каких-то вещах, что проходили мимо, не задерживаясь в сознании — вместо этого он думал том, о чём в трезвом состоянии себе не позволил бы. Вспомнил, как был подростком. Переполнен желанием пробовать что-то новое, новыми чувствами. Чувствовал себя иначе. Каждый подросток чувствует себя непонятым. Возможно, это правда. Он помнил, как сильно хотел, чтобы это было правдой. Убеждал себя, что все эти его чувства были просто частью дурацкого полового созревания. Пройдёт. Девушки всегда привлекали его. Вспомнил Молли Беннет, третий класс. У нее были самые красивые светлые волосы, что на перемене отражали свет послеполуденного солнца и мягко развевались на ветру, когда она бежала за мячом, играя с друзьями. Первая девушка, в которую он был влюблён. До того как на обеде она бросила в него свой кекс и сказала, что у него, по всей видимости, вши, раз он так за ней бегает. С тех пор восхищение обернулось жгучей ненавистью, и он дёргал её за косички всякий раз, как учителя отворачивались, и радовался её плачу. Но это была другая история. Девушки всегда привлекали его. Молли, Сара, Патрисия, Сэм… А потом появился Райан. Райан Ким из пятого класса. С длинными чёрными волосами, обрамляющими уши. Всегда носил спортивные солнечные очки, что, Адаму казалось, было так круто. Улыбка, от которой перехватывало дыхание и хотелось улыбаться вслед. Он мог бежать быстрее всех и выглядеть так расслабленно. Как раз в это время его друзья начали что-либо отдалённо феминное в поведении или просто неприятное приводить к понятию «гей», стало очевидно, что быть геем ни для Адама, ни для кого бы то ни было ещё не было нормой. Со временем он стал убеждать себя, что в парнях — а позже и в мужчинах — его ничего не привлекало: он просто сравнивал себя с ними и хотел быть похожим или же завидовал. Он встречался с девушками, спал с ними, и ему это нравилось. Однажды даже влюбился. То есть по-настоящему влюбился. Она разбила ему сердце, было больно. Настолько, что единственным утешением, которое он тогда нашёл, было то, что это заставляло его чувствовать себя нормальным, как нормальный человек, которому разбили сердце, как это делают другим. Он был нормальным. Иногда, когда какой-нибудь мужчина был к нему особенно мил, угощал выпивкой, улыбался, касался руки… он паниковал. Обычно он просто терялся и убегал. Иногда кидал пару оскорблений вслед, прежде чем исчезнуть, чтобы сравнять счёт. А после всего — чувствовал, как колотилось сердце весь следующий час, пока он, наконец, не брал над собой контроль. Однажды, в двадцать один год, друг его девушки — дерзкой художницы, с которой они встречались на тот момент — употребил термин «бисексуальность», заявив, что все в какой-то степени такие. Художница усмехнулась, утверждая, что на все сто натуралка, обвивая руками шею Адама. Он улыбнулся и чмокнул её в щёку. А ночью, лёжа без сна в постели, до самого рассвета думал об этом новом слове. Окурок его сигареты слабо дымился в пепельнице на тумбочке, а девушка из бара тихонько похрапывала, отключившись на полуслове. Он поднялся, собрал свои вещи и, натягивая обувь, виновато посмотрел на неподвижную фигуру в темноте. Алкогольный туман в голове чуть рассеялся, и сейчас девушка казалась довольно красивой. Безмятежной. Секс был хорош. Но внутри — пустота. Может, он уже слишком стар для таких случайных свиданий. Или, может, он пытался заполнить пробел, с которым она ему помочь не способна.

***

*** Очередная февральская ночь, совершенно обычная, когда Адам был свободен от ночной смены и Лоуренс вызвался составить ему компанию, раз уж тот не собирался спать до утра. Они смотрели телевизор, какой-то дурацкий фильм на одном из трёх каналов, которые ловила его доисторическая антенна. Сидели рядом, на безопасном расстоянии. Адам заметил, что Лоуренс стал менее тактильным. Последние две недели его отстранённость казалась ещё более выраженной. В нём не было холодности, нет. Адам по-прежнему ощущал тепло его улыбки и видел живой, неподдельный интерес в глазах, когда он что-то рассказывал. Они так же часто созванивались. Просто больше не касались друг друга, как прежде. И при объятиях губы и нос Лоуренса больше не касались его кожи. Их жесты изначально были непредвиденными, инстинктивными, вызванные спонтанными ситуациями. Казалось, теперь Лоуренс стал больше об этом задумываться и, как результат, осторожничать. Адам пытался не думать об этом слишком много. Может, они наконец стали на путь реабилитации и теперь им не нужно так много физического контакта, чтобы чувствовать себя в безопасности. В фильме главная героиня пыталась объясниться за свои глупые поступки перед подругой, которая, хоть и вела себя дерзко, но была готова её выслушать. Адам слушал вполуха, кино было не таким уж интересным, просто лучшее из возможных вариантов. Когда скука овладела им, особенно остро в шее стал ощущаться неприятный хруст — скорее всего, подарочек с предыдущей ночной смены. Мытьё полов и туалетов неприятно сказывалось на осанке. Он начал вращать головой вокруг шеи, чувствуя ряд трещащих похрустываний, однако из-за этого обострилось напряжение в плече, что преследовало уже пару дней. Видимо, он стремительно состаривался. Работа со шваброй становилась слишком утомительной для его слабого стареющего тела. — Плечо болит? — спросил Лоуренс, пристально глядя на него и слегка хмуря брови. — Не, всё нормально, — отмахнулся Адам. Лоуренсу нечего беспокоиться о его дурацкой небольшой проблемке. — Просто затекло после работы. Он осторожно покрутил плечом в суставе и уставился в телевизор, надеясь, что Лоуренс сделает то же самое. Но глаза мужчины оставались прикованы к нему. — В последнее время сильно болит? — Лоуренс, всё в порядке. У меня плохая осанка, только и всего, это не связано с ранением. Ранение неплохо зажило. На последнем контрольном осмотре врач даже сказал, что Адам счастливчик, и он в действительности казался удовлетворён результатом терапии. Плечевые раны могут заживать намного дольше и сложнее, если их не лечить сразу. Счастливчиком Адам себя не считал, но, похоже, ситуация была настолько удручающей, что ему наконец-то начало везти. Время от времени плечо болело, когда он на нём спал, в остальном же, по ощущениям, почти зажило. Хотя ему всё же посоветовали воздержаться от любого рода физических нагрузок. Несмотря на сказанное, Лоуренс продолжил смотреть на него с недоверием и обеспокоенностью. После этого жестом подозвал сесть ближе. — Подойди сюда, — сказал, усаживаясь боком на диван, жестом попросив Адама повернуться. Тот смотрел в недоумении. — Что? — Повернись и пододвинься ближе. — Но… зачем? — Повернись, я помассирую тебе плечо. — Чего? Лоуренс вздохнул: — Это не такая сложная просьба, Адам. Адам посмотрел на него. — Тебе правда не нужно этого делать. Всё супер, уже совсем не болит. — Адам, ты всю ночь его напрягал. — Парень нахмурился, только после чужих слов осознав, что делал это настолько долго. Лоуренс продолжил: — Просто повернись и дай мне снять напряжение. Адам посмотрел нерешительно, решаясь, послушать ли или придерживаться своего привычного упрямства. Лоуренс вновь вздохнул. — Адам, я врач. Можешь просто довериться? Подумав ещё несколько секунд, он сдался. Повернулся боком на диване, спиной к Лоуренсу, и позволил ему притянуть себя немного ближе. Чужие ладони раскинулись по спине и помассировали поверхность через рубашку, затем опытные пальцы начали массировать кожу и мышцы плеча, прорабатывая участки вокруг шрама. Сначала было больно. Пальцы надавливали в самые узлы нервов, заставляя жмуриться и напрягаться от болезненных ощущений. Но вскоре боль и дискомфорт сменились медленным расслаблением мышц, что было сродни чему-то вроде легкой эйфории. Голова стала тяжелеть, веки — тоже. Он закрыл глаза и позволил рту приоткрыться, пока пальцы, массирующие шею, дарили настоящее блаженство. Когда плечо полностью расслабилось, он тут же почувствовал, как пальцы соскальзывают, оставляя на мгновение чувствовать себя покинутым, обделённым, и он даже подумал попросить продолжить, независимо от того, нуждался ли в этом на самом деле или нет, потому что было так приятно и никто не делал ему массаж раньше. Так не должно было быть — однако секунду спустя руки переместились на другое плечо, хотя оно и не болело, а Адам не проронил ни слова. Закончив с плечом, чувствующие руки переместились к остальной части спины, спускаясь ниже и ниже, и, когда даже это было сделано, переместились к шее, голове, вискам. Адам чувствовал себя таким расслабленным, что вот-вот растечётся в лужу бесформенных конечностей. Он также чувствовал жар по всему телу, который не мог объяснить. Мягкие руки снимали всё его напряжение, оставляя за собой след тепла, где бы ни были. Щеки и шея горели, Адам же пытался это игнорировать. В конце концов больше не оставалось нетронутого участка кожи, и ладони опустились на спину, потирая плавными, приятными движениями. — Тебе нравится? — прошептал Лоуренс около его уха. Адам протяжно выдохнул в ответ и почти услышал улыбку, появившуюся на чужих губах. Руки продолжали двигаться по его спине, расслабляя, успокаивая, заставляя быть всё ближе к тому, чтобы просто упасть мужчине на грудь. Но прежде, чем он позволил этому случиться, почувствовал, как руки Лоуренса, удаляясь со спины, перемещаются на другие области, исследуя бока, живот, грудь. Неожиданные ласки застали врасплох, поддавшись, он слабо выгнул спину, чувствуя, как руки мужчины скользят вверх и вниз по его груди. Вскоре он почувствовал, что прижался к Лоуренсу, касаясь спиной его груди. А потом нос уткнулся ему в шею — то, чего Адам так давно не чувствовал, — после чего последовало лёгкое прикосновение губ, что впервые открыто целовали его кожу, хотя легко и деликатно. Оно ощущалось иначе, не просто невинным касанием друга, обнимающего для утешения. Это не было случайным соприкосновением губ и кожи. Совершенно обескураживающе, тревожно не случайно. Сердце колотилось, а спина продолжала выгибаться против его воли, всё ближе подставляя мужчине обнажённую шею. — Лоуренс… — выдохнул он. Это должно было прозвучать недовольно, чтобы остановить, предупредить мужчину о ситуации, выходящей из-под контроля, но вместо этого только зажгло очередную искру и подтолкнуло мужчину выгнуться ему навстречу. Адам почувствовал, что что-то упирается ему в поясницу. Что-то твёрдое. И он потерялся на несколько секунд, играя с мыслью, что, может, это было нормально, если было так хорошо, то почему бы и нет. Сейчас они оба были явно возбуждены, и… — Лоуренс! На этот раз тон был жёстким; руки доктора замерли на месте. Оба тяжело дышали, но никто не решался пошевелиться. Руки Лоуренса были раскинуты на груди и животе Адама, губы едва не касались кожи шеи, и Адам чувствовал горячий воздух его дыхания. Он не знал, что сказать или делать. Даже не был уверен, хотел ли всё прекратить, ему просто казалось, что нужно остановиться, пока не было слишком поздно. Не хотел, чтобы они сделали что-то неправильное и потом жалели об этом. Но затем, пока он пытался сообразить хотя бы пару подходящих слов, губы мужчины сместились с того места, где находились Бог-знает-сколько-минут и поднялись к самому уху: — Хочешь, чтобы я остановился? Вопрос был задан мягко и искренне. Если бы Адам сказал, Лоуренс остановился бы. И точно так же Адам сейчас должен был выбрать за них обоих, потому что мужчина, по-видимому, уже зашёл слишком далеко. Какие бы сомнения ни удерживали Лоуренса в страхе последние несколько недель, теперь они исчезли, и руки, крепко прижавшие тело Адама к его груди, были готовы ко всему. Сейчас решал Адам. Хотел ли он, чтобы Лоуренс остановился? — Нет, — прошептал он слабо, почти с поражением, и тут же руки продолжили блуждать по его телу, губы коснулись уха, зажав мочку, пуская мурашки по всему позвоночнику. Правая рука Лоуренса скользнула под рубашку, очерчивая кончиками пальцев узоры на животе. Адам не смог сдержать тихий стон, сорвавшийся с губ от ощущения чужих рук на своём теле, что быстро сменился более громким выдохом, когда рука смело скользнула в его боксеры. Остальное смешалось в размытом сознании. Лоуренс касался его, впивался пальцами, гладил, в это же время Адам, потянувшись через плечо, ухватил его за волосы. Мужчина прикусил мочку, что только обострило ощущения, импульсами раздающиеся в спине, дрожащих мышцах, животе. Оргазм пришёл внезапно, сжав всё внутри; парень достиг кульминации с долгим протяжным стоном, прежде чем обессиленно упасть на грудь Лоуренса. Мужчина поцеловал его в висок и обхватил расслабившееся тело руками, удерживая дольше, чем Адам мог осознать в тот момент. Он даже чувствовал, как засыпает в чужих руках, несмотря на то, что уже и так проспал весь день. В объятиях Лоуренса было так комфортно, умиротворенно, расслабленно, и не хотелось думать о том, что все это значило для них двоих, потому что, когда Лоуренс уйдёт, он останется наедине со своими мыслями. Время приостановилось. Через какое-то время, может, через час — может, меньше, может, больше, — Лоуренс прошептал на ухо, что ему пора идти. Адам рассеянно кивнул, выпрямляясь и позволяя выбраться из-под него. Мужчина собрался в тишине под чужим усталым взглядом. Когда закончил, Адам проводил его до двери, где некоторое время они неловко стояли. Он думал, что Лоуренс просто уйдет без слов, потому что они оба, в действительности, не знали, что сказать. Но вместо того, чтобы выйти и направиться по коридору, Лоуренс шагнул вперед, к Адаму, медленно, нерешительно. Поднёс ладонь к его лицу и нежно погладил по щеке большим пальцем. Адам осознал, что не может пошевелиться, и, замерев, наблюдал, как мужчина наклоняется, приближаясь к его лицу до соприкосновения носов. Дыхание перехватило, когда кончик носа Лоуренса коснулся его собственного в мягком, нежном прикосновении. Адам вздрогнул, когда чужие губы нежно коснулись его, почти спрашивая разрешения, прежде чем прижаться с большей уверенностью. Рука Лоуренса проскользнула ему в волосы, ладонь Адама легла на чужой затылок, пока их губы ещё несколько раз соприкоснулись. А потом все закончилось, Лоуренс отступил, улыбнулся, пожелал спокойной ночи и ушел тем же путем, которым пришел несколько часов назад. Покалывание на губах оставалось ещё долго после того, как была захлопнута дверь, и он поймал себя на том, что касается их кончиками пальцев, осторожно, как будто опасаясь, что неосторожное движение прогонит это чувство. Адам почти не спал в ту ночь, несмотря на свой обычный режим. И на следующий день пролежал в постели весь день, уставившись в потолок и не зная, как относиться к теперь уже сникшему ощущению. Думал о следующей встрече с Лоуренсом. Около восьми вечера он встал с постели и начал собираться на работу.