Дом виверны

      — Вас приветствует Джинджер Феделио, — громко заявил он, — лучший проводник Тиеры, Лимы и Тартароса, ну, или просто замечательный мужчина с прекрасным лицом.       В воздухе повисло напряжённое молчание.       Рафаэль впал в ступор и просто на просто не представлял, что ему делать дальше, как реагировать, и стоит ли реагировать вообще. Мужчина перед ним был тем самым человеком, с которым ему придётся провести уйму времени, однако тот совершенно не создавал впечатление «лучшего» наёмника и проводника. Несерьёзный характер и наивные глаза, совсем неприсущие его профессии — так он выглядел. Первое впечатление было совершенно испорчено, и, казалось, это уже никак не исправить. Конечно, он был симпатичным, как и все мужчины, которые окружали Рафаэля в последнее время, но на этом очевидные достоинства Джинджера Феделио заканчивались, и в противовес им была целая куча недостатков. Дурачливый, инфантильный, невоспитанный, неряшливый, глуповатый и совершенно не знающий границ человек.       — Кто из вас четверых заказчик? — спросил он, поочерёдно осмотрев каждого из присутствующих.       Ассель пришёл в себя раньше всех, хоть было и непонятно, почему он удивился такому эффектному появлению, если сам же и нашёл этого простофилю.       — Наш господин Эль Маре, — без тени сомнений сказал Ассель.       Джинджер посмотрел на Рафаэля и замолчал на пару секунд, а когда опомнился, на его лице появилась неловкая улыбка. Он прочистил горло, немного склонился, одну руку заведя за спину, а вторую положив на сердце, ловко исполнив стандартное имперское приветствие.       — Джинджер Феделио к вашим услугам, — голос стал неожиданно приятным, мягким и бархатным, хотя до этого совершенно таким не казался, — для меня честь быть представленным вам, — добавил он.       Рафаэль на секунду подумал, что не совсем этот парень и невоспитанный, может быть, совсем немного резкий в словах, но, как оказалось, базовое воспитание тот имел. Очень редко, когда жители Лимы и Тартароса использовали такое приветствие, а уж от Тиерцев такого можно было даже не ждать. Вольные Бубны тем и славились, что тамошние обитатели ставили приличия чуть ли не на последнее место. Однако Джинджер, хоть и, очевидно, являлся ярким представителем тех мест, был отличен. Видимо, он был под покровительством какого-то аристократа, особенно чтившего этикет.       — Приятно познакомиться, Джинджер, — Рафаэль улыбнулся, — это Робе… Рафаэль замялся. Он совсем забыл и чуть не выдал настоящие имена рыцарей, которые его сопровождают. Каждая собака Гриза знала знаменосцев прошлого герцога Балуа, один из которых был бастардом здешнего лорда. Это был бы самый глупый поступок, после того, как они с трудом запутывали следы.       — Роб, — заключил он, почёсывая висок, — Робе Роб.       — Приветствую, — без тени сомнений сказал Джинджер, кивнув.       — Да, — ответил ему Роберт.       Рафаэль как никогда был благодарен, что Роберту очень сложно проявлять эмоции в отношении незнакомых людей.       — А… — протянул Джинджер, переводя взгляд в сторону Асселя.       — Точно, я ведь так и не представился, — вспомнил Ассель, — я…       Но договорить ему не дали. Отчасти из-за недавней обиды или ещё чего, но его опередил Рафаэль:       — Кабан.       Джинджер удивлённо посмотрел на Рафаэля, а затем медленно перевёл взгляд обратно на ошарашенного Асселя. Тот сразу опомнился, кивнул и с важным видом протянул Джинджеру руку для приветствия.       — Надеюсь на тебя, Джинджер, — сказал он.       Сказать то он сказал, но в голове Асселя был только один вопрос: «За что?». Только вчера его господин так очаровательно краснел, когда их взгляды встречались на секунду, а сегодня он даже и смотреть на своего приставленного не желал, да ещё и имя это странное придумал. Какой ещё Кабан? Ладно, Роберта странно назвали, но его, во-первых, не жалко, а, во-вторых, в такой ситуации Ассель сам хотел бы выбрать себе имя. Он уж точно выбрал бы что-нибудь благородное и созвучное с его красотой.       — И я надеюсь на вас, сэр Кабан, — Джинджер пожал протянутую руку.       Ассель вымученно улыбнулся, последний раз бросил жалобный взгляд на своего господина, и тяжело вздохнул — ходить ему теперь кабаном, да трюфеля рылом искать.       — А эта леди? — Джинджер обратил внимание на Нэлу, которая всё это время, не двигаясь, стояла позади.       Все тут же перевели взгляд на девушку. Рафаэль судорожно думал. А по статусу ли самому младшему из сыновей виконта таскать с собой личную служанку? Не слишком ли это будет подозрительно? Прислуга дело весьма дорогое, и он не был уверен, что в жизни кто-то так делал. Но с другой стороны, Маре, хоть и не были высокопоставленными аристократами, однако всё-таки являлись таковыми. И в их поместье должны были быть слуги, значит и в дорогу для сына одну выделить бы смогли.       Поток мыслей и затянувшуюся паузу остановил Ассель. Быстро сообразив, он протяжно и нарочито устало вздохнул, раскинув руки ладонями вверх.       — Попрошайка. — Заключил он таким тоном, будто Нэла действительно выглядела как уличная оборванка.       Джинджер на самом деле просто надеялся, что у девушки тоже будет какое-то до абсурда глупое имя, но озвучить это он не решался, дабы не обидеть эту странную компанию. Вместо этого, он сомнительно осмотрел её, невысокую, с серьёзным лицом девушку, одетую в плотный плащ, под которым виднелось тёмно-коричневое платье, и странно хмыкнул.       — Леди, вы очень красивая, — сказал он, очаровательно улыбнувшись.       Нэла замялась. Лицо её покрылось красными пятнами, а на лбу проступил пот.       Джинджер, глядя на неё, опомнился, замахал руками и напугано начал оправдываться:       — А, нет, не подумайте, вы мне напомнили об одном человеке, упокой Аттаче её душу, — сказал он, — к сожалению, лица я не помню, но, глядя на вас, я почувствовал ностальгию. Прошу прощения, если напугал вас. За секунду он из ребячливого парня стал похож на тень. Побледневшее лицо, поджатые губы и исчезнувший свет в карих глазах. Казалось, его терзали смутные сомнения, и он метался из стороны в сторону, обдумывая что-то.       Рафаэль перевёл взгляд на Нэлу. А она, хоть и была необразованной, но отличалась высокой сообразительностью — сразу всё поняла и, наспех поклонившись, поспешила прочь. Рафаэль напряжённо продолжил наблюдать за лицом Джинджера, тот уже опомнился и с неким беспокойством провожал взглядом силуэт девушки, пока та не скрылась за первым же поворотом. Наконец, не выдержав, парень сорвался с места и побежал. Он понёсся вслед за ушедшей пару секунд назад Нэлой, не обращая внимание на взгляды прохожих.       — Чёрт, — прошипел Ассель, побежав за ним.       Он небрежно шлёпнул Роберта по плечу, передавая ответственность за охрану Рафаэля, и бросился за Джинджером. Роберт моментально кивнул и повернулся к господину, закрывая его собой, он обернулся и наспех осмотрел улицу.       — Прошу, зайдите в карету, — попросил Роберт.       — Что происходит? — Рафаэль непонимающе бегал глазами по лицу приставленного в надежде найти хоть какое-то объяснение.       — Молодой господин, зайдите в карету, — голос Роберта стал твёрже, черты его лица обострились, между бровями появилась морщинка.       С собой не было даже простенького кинжала, поэтому Рафаэлю оставалось только послушаться и напряжённо наблюдать через окно за широкой спиной Асселя, который преследовал Джинджера. В голове крутились мысли. Давили и заставляли сердце биться быстрее. Их раскрыли? Их точно раскрыли. Феделио наёмник, и он вполне мог прийти для покушения на Рафаэля, который остался без эскорта. Почему их раскрыли? Похоже, кто-то продал информацию о нём. Это дело Ластора или Григория, может, их обоих. Кто предатель? Кто? Кто-то из его людей или нет? Почему Феделио побежал за Нэлой? Стоп. Стоп. Стоп. Не сходится. Рафаэль чуть ли не прилип к окну, пытаясь что-то разглядеть. Среди людей он увидел Асселя, который, прижавшись спиной к стене какого-то дома, заглядывал за угол. По его поведению было понятно, что он не хотел, чтобы его заметили, он, будто прячась от кого-то, ещё пару раз заглянув, вздрогнул и поспешил обратно.       — Что за… — не понимал Рафаэль.       Лицо Асселя было таким забавным в тот момент: округлившиеся глаза, поднятые брови и ноздри, как две сливы. Он бежал так быстро, будто от этого зависела его жизнь, чуть ли не спотыкаясь о неровную поверхность дороги. Казалось, за ним гонится стая голодных диких псов, настолько испуганным тот был. Роберт стоял прямо перед дверью кареты, спиной закрывая её, а заодно и весь обзор. Рафаэль ёрзал в нетерпении, ему просто необходимо было знать, что же происходит. Внизу живота всё так же бушевала тревога. Он не выдержал и сорвался, с силой отпихнул дверь, чуть не задевая Роберта, и наполовину вылез из кареты, не обращая внимания на недовольный взгляд приставленного.       — Кабан, — повысил голос Рафаэль, — что происходит, отвечай.       Рафаэль был твёрд в своём намерении выяснить причины поступков, как наёмника, так и рыцаря. Ассель глубоко вздохнул и вылупил глаза на Рафаэля.       — Вот же, — вздохнул Ассель, и состроил такую глупую, по мнению всех присутствующих, морду, что, не выдержав этого, Рафаэль дёрнулся.       Но Ассель совершенно не придал этому значения, он лишь продолжил молча пялиться на своего господина, однако через пару секунд поднёс с губам указательный палец, намекая, что сейчас лучше промолчать. Рафаэль кивнул, когда из-за спины приставленного показался Джинджер. Тот недоумевающе осмотрел всех присутствующих и, задержав долгий взгляд на Рафаэле, лучезарно улыбнулся.       — Что-то не так, господин? — спросил он.       Несмотря на предупреждения Асселя, Рафаэль не выдержал. Он очень волновался за Нэлу, которой в жизни никогда не приходилось защищать себя. Коротконогая и хилая, кроме половника и метлы она в руках ничего и не держала, наверное. Только Аттаче знает, что этот наёмник сделал с беспомощной девушкой без рода и племени.       — Зачем ты бросился за той бродяжкой? У неё даже нечего красть, — взволнованно выпалил Рафаэль.       — Что? — Джинджер выглядел действительно удивлённым, в глазах читалась смесь различных эмоций. От немого вопроса до обиды. Края его губ резко опустились, а лицо побледнело, отчего веснушки стали контрастировать ещё больше. — Вы правда считаете, что абсолютно все наёмники не гнушаются грабить и без того бедных людей? Или именно я так выгляжу в ваших глазах? Джинджер сказал это тихо, но из его интонации было понятно — ответ не нужен. Рафаэль перевёл взгляд на Асселя, который стоял, опустив глаза, губы были поджаты, а брови сведены, ему было неловко. Рафаэль застыл в осознании. По спине прошёл холод, волоски встали дыбом. Кто же тянул его за язык? Из-за своих неправильных выводов произошла такая ужасно неловкая и оскорбительная ситуация, в которой, несомненно, был виноват он. Ну, и Ассель. В какой-то степени.       — Я просто дал ей пару медяков на буханку хлеба, — тихо сказал Джинджер, — мне тоже известно, какого это, умирать от голода в грязи трущоб.       Все замолчали.       Рафаэль был воспитан великим отцом и любящей матерью, он не знал горя и лишений, с золотой ложкой во рту и никогда не был на месте Джинджера Феделио, так как же он смог позволить себе такое грубое высказывание. Как бы ни хотелось, а сказанного не вернёшь.       — Прошу прощения, — Рафаэль извинился искренне, не на секунду не сомневаясь в чужих словах, понимая, что врать с такой болью на лице невозможно. Джинджер вздрогнул. Распахнул глаза и посмотрел на Рафаэля снизу вверх.       — Нет, что вы, я не это… — он начал отнекиваться, и было видно, что его очень удивили и одновременно напугали эти слова, — я прошу прощения, мне следовало промолчать.       — Просто прими извинения, — спокойно попросил Рафаэль, отводя взгляд, — если это всё, то отправляемся. Оплата один золотой пан в конце. Джинджер молчал. Впервые за все его двадцать один год дворянин признал свою ошибку и извинился. Извинился перед простым наёмником. Перед Джинджером. Если бы те слова не задели его, то он бы заткнулся и не позволил бы себе и намёка на своё мнение. Если бы на месте Маре был другой аристократ, то его бы уже покалечили за дерзость. Отрубили бы палец или всю кисть, если не повезёт. Это один из минусов брать такие заказы, но вредничать не приходится, когда хочешь есть.       — Спасибо, — Джинджер улыбнулся, глядя на чужую спину.       В груди медленно растекалось какое-то приятное чувство. Невероятно тёплое и тягучее. Будто, сидя возле печи, он съел ломоть свежего белого хлеба, и запил горячим молоком, а потом ночевал в прогретом доме, а не в сарае. Джинджеру очень понравилось, и, если Аттаче позволит, он хотел бы чувствовать такое чаще. Будет молиться со всем своим усердием. Благо молитв он знал много. Старый калека, живший в соседнем бараке, всего себя отдал, чтобы обучить его богословию, хоть это и считалось наукой исключительно для знати.       Из транса и ностальгии по давно минувшим дням его вывел Роберт. Хмурый, сгорбившийся мужчина кардинально отличался от того Роберта, которого представили ещё десять минут назад.       — Вперёд, — он раздражённо посмотрел на Джинджера и с силой захлопнул дверь кареты.       Сразу понятно — с первой секунды приставленный невзлюбил взбалмошного и резкого наёмника, не хотел видеть его рядом и даже мысли не допускал, чтобы хоть как-то считать его коллегой. Для Роберта тот был не более чем бродягой, которого подобрал Ассель. И спрашивается для чего? Защищать господина они могу и вдвоём, как прекрасно справлялись и до этого, но чёртов Бридж ведь настаивал — проводник нужен. И на эти слова Роберт не мог возразить, как бы ему не хотелось. Выгнать этого проходимца, привязать к дереву и сказать, что он сбежал — он не может. Вернее сказать, в теории может, но за такое господин не погладит его по голове, а, скорее, приложит рукоятью меча, любезно предоставленного Асселем. Тот только и ждёт момента, чтобы обставить его в глазах Рафаэля, а Роберт этого не позволит. Так что придётся терпеть, стиснув зубы.       Джинджер проводил взглядом массивную фигуру Роберта, который, время от времени хмурясь, запряг двойку гнедых кобыл и с лёгкостью забрался на место кучера. Действительно, пора отправляться, они потратили слишком много времени на приветствия. Если так пойдет и дальше, то они могут добраться до леса гораздо позже. Ассель подошёл сзади, подведя за поводья своего коня. Крепкий жеребец был такой же масти, как и сам Ассель — светлогривый, с лоснящейся короткой шерстью, сверкающей перламутром на солнце, совсем не чета старой кобыле Джинджера. Его лошадь, стреноженная неподалёку, не обладала и половиной благородства этого коня, была худощавой и совсем не сияла, но Джинджер любил её не меньше, чем спать в тепле.       — Не стой столбом, Джинджер, — коротко бросил Ассель, ловко оседлав своего статного жеребца. Тот заржал и принялся топтаться на месте. Джинджер кивнул. Он подошёл к своей кобыле, отвязал её передние ноги и ласково провёл рукой по крупу, та даже не дёрнулась — так и продолжила стоять неподвижно.       — Ну, ничего, Пенни, — ободряюще сказал он, — ты тоже красивая.       Кобыла не ответила.       Карета тронулась, как и ожидалось, Роберт не стал ждать своего нежеланного попутчика и сразу же отправился в путь.       Джинджер улыбнулся, смотря куда-то вдаль. Вот он, только что вернувшийся в Спасс, собирается в очередное путешествие, у него нет дома, нет семьи, и друзей тоже нет, но отчего-то сердце Джинджера пропускало удар, стоило ему подумать об этой странной троице. Хмурый и совершенно неуступчивый Робе, общительный Кабан, предложивший ему эту работу, и его новый господин — шестое щупальце Крюка — Эль. На Робе Джинджер сразу же поставил крест, такого в рабство угнать — никто не купит, но другое дело Кабан и Эль, мужчины красивые, с тонкими чертами лица и хорошими телами. Они ему нравились, с этими двумя они смогут найти общий язык, считал Джинджер.       Пенни дёрнула хвостом в попытке отогнать насекомых, но длинными свалявшимися волосами досталось только Джинджеру. Парень хлопнул её по мускулистой ляжке, мышцы под шкурой дёрнулись, поджались. Джинджер поставил левую ногу в стремя, а правой рукой схватился противоположную сторону седла, то немного накренилось от веса взрослого мужчины. Затем он одним рывком оттолкнулся от земли и, перенеся вес на левую ногу, перекинул правую, мягко садясь в седло. Лошадь немного шатнулась, но продолжила стоять на месте, пока Джинджер не нащупал второе стремя. Наконец, удобно умостившись, он мягко ткнул Пенни пятками и та начала движение.       Солнце уже давно было в зените, и Джинджер сквозь плотную ткань своих поношенных штанов почувствовал, насколько сильно нагреваются его бедра. В такие дни ему было особенно тяжело — вольная кровь в его жилах, наравне с копной медных волос, дала ему кожу, которая краснела и покрывалась пятнами, стоило чуть дольше побыть под палящим солнцем. Даже сейчас он понимал, что к вечеру, когда светило скроется за горизонтом, он будет метаться в адских муках. Но сейчас его ждёт долгий изнуряющий путь и один золотой пан в конце.       Кобыла неохотно плелась за господской каретой и, медленно перебирая длинными ногами, успевала кое-где перехватывать выгоревшую на солнце траву. Чем ближе они подходили к реке, тем сильнее становился ветер, принося с собой долгожданное облегчение. День выдался действительно жарким и, к сожалению, безоблачным. В такое время Джинджер обычно проводил время в какой-нибудь таверне, попивая эль или сидр, ну, или спал, после целой ночи скитания в поисках работёнки.       Наконец, перед ними показался тот самый мост. Огромный и величественный, его можно было назвать творением господним. Спасский мост — путь объединяющий герцогство и центральную часть империи. Все, кто впервые видел это чудо архитектуры, удивлялись, раскрывая рты. Разве можно сотворить что-то подобное руками человеческими? А сколько выдержит эта конструкция? Как много средств было потрачено? Миллионы вопросов читались в глазах людей. И мост был поистине великолепный: широкий, на толстенных опорах, с множеством металлических вставок, но почти лишённый декора, он, тем не менее, за счёт своей массивности и выразительной создавал ощущение прочности и надёжности.       Ассель на своём жеребце отправился первым. С левой стороны от начала моста стояла небольшая сторожка, а в ней, видимо, сидели люди, отвечающие за порядок. Крохотная коробка с плоской крышей и всего одним окном, закрытым решёткой, больше походила на барак, чем на что-то стоящее. Это строение неизбежно меркло, находясь тут. Ассель ловко спрыгнул с коня и подошёл к сторожке, возле которой его уже ждал невысокий мужчина средних лет с пышными каштановыми усами. Мужчина молча выслушал Асселя, посмотрел протянутые ему документы, и, не отрываясь от чтения, что-то выкрикнул. Из коробчонки тут же показался второй: моложе, выше, симпатичнее. Совсем юному парню приходилось пригибаться, когда он выходил из помещения, чтобы не удариться лбом о дверной косяк. Когда же он расправился в полный рост, Джинджер смог лучше его рассмотреть. Худощавый, но почти на три головы выше усача, он был действительно нескладный, лицо у него, конечно, добротное, но это всё. Парнишка протянул Асселю серебряный поднос обеими руками и стоял неподвижно, пока тот, одним непринуждённым движением, не кинул пару серебряных монет.       — Как дорого, чёрт побери, — тихо сказал Джинджер, продолжая следить за мужчинами.       На два серебряных пана семья из четырёх человек смогла бы жить примерно неделю, иногда балуя себя чем-то качественным, а для аристократов это был всего лишь налог на переход. Однако законы империи были справедливы — соразмерный налог для всех слоёв общества позволяли рационально управлять территориями без бунтов и недовольств.       Мужчины закончили разговор, усач кивнул Асселю и, выглядывая из-за его спины, рукой махнул Роберту, сидевшему на месте кучера. Ассель вновь оседлал своего коня и продолжил путь. Он неспешно двигался вперёд, иногда притормаживая, чтобы следить за каретой. Ничего не произошло, лошади не испугались, и кортеж продолжил путь. И вот пришла очередь Джинджера. Он подтолкнул кобылу под бок, и та, издав приглушённый ржач, пошла. Они впервые будут пересекать такой большой мост, так что Джинджер переживал, как отреагирует Пенни, но, к счастью, она была не из пугливых. Пенни прожила длинную жизнь, наполненную и хорошим, и плохим опытом, и, сказать честно, ей давно пора было на пенсию. Джинджер понимал это и уже принял решение, что после этой миссии отправит её доживать свой век к знакомому земледельцу. Лошадь плавно пошла по каменному мосту, она настороженно дёргала ушами, а копыта её издавали громкий цокот. Внизу шумела Сена. Джинджер позволил себе расслабиться и подставить лицо тёплому ветру. Давно он не чувствовал себя таким расслабленным, казалось, если приляжет — сразу уснёт до следующего полудня.       — Подъём, — гаркнул Ассель.       Получилось так громко, что, даже сквозь шум бурлящей реки, Джинджер услышал и напугался. В глаза, уже привыкшие к темноте, моментально ударила вспышка света. Джинджер ненадолго потерял ориентацию, он не понимал, как много прошло времени с тех пор, как он закрыл глаза. Он оглянулся. Мост был пройден несколько десятков метров назад, а Кабан, который был впереди всего кортежа, сейчас ехал сбоку.       — Эй, ты чуть с коня не упал, — Ассель изогнул бровь, — всё нормально?       — Да, — быстро закивал Джинджер.       Ассель ничего не ответил, лишь равнодушно окинул его взглядом и погнал жеребца быстрее, оставляя проводника позади.       Дорога потихоньку менялась: вместо широкой, вымощенной камнем улицы — ухабистая тропа, вместо высоких домов и торговых лавочек — лес. Джинджер любил эту свободу, шуршащие кроны и зверьё ему были милее, чем извилистые переулки трущоб, заполненные грязью. Грязью Джинджер называл всю организованную преступность, в которую входили бандиты, воры, наркоманы и беспризорники, и даже когда-то — до встречи с наставником — он сам. То время было особо тяжёлым для него, поэтому сейчас, имея волю, он был особенно счастлив этой свободе.       Прошло несколько часов, прежде чем они окончательно покинули пригород. Спасс позади, пути назад уже нет. Джинджер глубоко задумался, и, когда на очередной кочке Пэнни слишком резко остановилась, дёрнулся.       — Да что со мной, — сам себя спросил он.       Сегодня Джинджер слишком часто выпадает из реальности, и это ему совсем не нравилось. Им предстоит длинный путь, так что расслабляться сейчас нельзя.

***

      Вопреки ожиданиям, ночь оказалась довольно холодной. Некогда обжигающий жаром ветер сейчас приносил с собой мелкую дрожь по всему телу и зябкость. Но, несмотря на это, небо было ясное, с россыпью звёзд от совсем бледных до таких ярких, что даже слепой бы заметил. С яркой, почти слепящей своим голубым светом, луной. До боли прекрасная Луна — самая младшая из дочерей Аттаче. По приданиям, в такие особо светлые ночи она спускается с небосвода и, обратившись юной девой, до утра танцует среди цветов. Ребёнком Рафаэль мечтал хоть раз встретить её, краем глаза узреть воочию мерцающую богиню, но Рафаэль повзрослел, а она так и осталась словами на устах. И, когда ночь выдавалась ясной, он вспоминал все рассказы о Луне, тёплые нянюшкины объятья и детский трепет.       Сейчас всё совсем иначе — он вышел из потрёпанной кареты размять мышцы, изрядно задубевшие от целого дня в неудобной позе. В желудке пусто, и на душе не лучше. Хотелось прямо сейчас очутиться в родовом имении, упасть в матушкины объятия и разрыдаться как малое дитё, но мечтам не суждено было сбыться. Он оглянулся вокруг и вздохнул — вид, прямо сказать, удручал. Когда его эскорт насчитывал пару десятков человек, на месте их ночлега всегда образовывалось небольшое поселение, наполненное жизнью и болтовнёй ни о чём, но сейчас кроме небольшого костра и сидящего возле него Феделио ничего не было.       Рафаэль принялся рассматривать его. Ничего особенного в нём нет, а на фоне Уильяма так вообще. Однако Джинджер почему-то вновь и вновь приковывал к себе внимание. Яркий, такой живой и настоящий, он напоминал любимую отцовскую борзую, которая даже вела себя так же.       — О, великий творец, внемли мольбам потерянного сына твоего, даруй золотую нить и укажи правильный путь. — Джинджер молился, сцепив руки на уровне груди, он без запинки произносил стих. — Позволь коснуться длани твоей и покорно следовать воле твоей без возражений и сомнений. Эрит.       Когда он закончил, Рафаэль поймал себя на мысли, что слишком долго стоял и рассматривал его, после такого, взять и не подойти было бы бестактно, хотя Джинджер и не из тех людей, кто обратил бы на это внимание. Рафаэль это прекрасно понимал, но сейчас ему самому хотелось поговорить с этим вольником, отчасти это желание было продиктовано чувством вины, а может, ещё чем, но особого смысла в это Рафаэль не вкладывал. Он молча подошёл к Феделио, убрал листочек, опавший на их импровизированную лавочку, и сел.       — Сэр Робе ушёл ловить зайцев, — сказал Джинджер.       — В его духе, — согласился Рафаэль.       Хоть под сидением в карете и был приготовлен провиант в виде вяленого мяса, Роберт ушёл на охоту, будто, если он останется без свежей крови хотя бы на сутки, империя падёт.       — Молишься? — зачем-то спросил он.       Джинджер повернулся и посмотрел на Рафаэля удивлённо, но с долей заинтересованности.       — Да, господин, прошу милость.       — Впервые слышу этот стих, — Рафаэль не врал, будучи сыном очень набожной женщины, в империи, где особенно чтили религию — Рафаэль чуть ли не с пелёнок ходил в храм и молился до потери сознания, — из какого он завета? — спросил он.       Джинджер неловко отвёл взгляд.       — Сестра его придумала для меня, — сказал он, — «молитва для заплутавших» — так она её называла.       — У тебя есть сестра? — Рафаэль улыбнулся, по привычке вспоминая родную крепость, где его ждали близкие люди.       — Была, — кивнул Джинджер, — но она давно покинула меня, оставив на память только эту выдуманную молитву.       Атмосфера помрачнела. В воздухе повисло тяжёлое молчание, переживаемое лишь звуками сверчков и треском дров в костре.       Рафаэль не выдержал первым.       — Каким она была человеком? — спросил он.       Джинджер продолжил молчать. Он смотрел на неровное пламя, на тени, которые танцевали вокруг, и о чём-то усиленно думал. Его лицо не отражало ничего: глаза будто стали стеклянные, а уголки губ опустились вниз. Рафаэлю стало не по себе, такие резкие перемены его пугали. Он понимал, что не стоило спрашивать о таком, но ему хотелось понять этого человека.       — Сильным и добрым, она защищала меня от жестокости трущоб, кормила и одевала, как могла, — тихим голосом начал он, — но сейчас я понимаю, что это было слишком для десятилетнего ребёнка. Она не была сильной — она плакала в набитую соломой подушку каждый день, она была просто девочкой, которой пришлось трудиться и воспитывать ребёнка. Она была совсем одна.       Лицо Джинджера не изменилось, он так и продолжил смотреть в одну точку, изредка моргая.       — Что с ней произошло?       — Эта история не для благородного господина, — наконец, Джинджер посмотрел Рафаэлю в глаза. Словами он отговаривал, но его лицо показывало, как сильно он нуждается в успокоении.       — Я хочу ближе тебя узнать, — замотал головой Рафаэль, — но, если тебе тяжело это вспоминать...       — Мне тогда было девять, я помню этот день очень хорошо, она вернулась домой избитая до полусмерти, в рваной одежде без единого живого места на теле. — Начал рассказ Джинджер. — Тогда я считал, что она ворует, и уговаривал её бросить эту работу, пытался обнять и утешить, а она лишь с силой оттолкнула меня и горько разрыдалась, истекая кровью. В тот же день она ушла. Оставила меня одного и пропала без следа. Может быть, она устала, может, решила найти своё счастье, и я не виню её, просто надеюсь, что она живёт где-то без сожалений. Повзрослев, я понял, что моей четырнадцатилетней сестре пришлось заниматься проституцией, чтобы прокормить нас. Я не помню её лица, не помню и половины времени, проведённого с ней, но её тонкие конечности, усеянные синяками, и стенания, услышанные мной в тот день, до сих пор отпечатаны в сознании. Я хотел бы забыть это, но что-то внутри противится, такое чувство, будто это обесценит все то, через что ей пришлось пройти ради меня.       — Это ужасно, — сердце Рафаэля билось слишком быстро, во рту пересохло, а в горло сжимало болезненным спазмом, — мне не стоило тебя так расспрашивать.       Ему было стыдно за свою наглость и глупость, которые подтолкнули его на выяснение таких травмирующих воспоминаний. И чтобы загладить свою вину, первое, что он сделает по возвращении — помолится за эту девушку в цитадели.       — Всё давно в прошлом, — заверил он, — у меня были и радостные дни. Я встретил учителя Зерона, он заботился обо мне и дал неплохое, для трущоб, образование.       — Он был образованным? — Рафаэль опешил, не каждый простолюдин владел грамотой, а про выходца с трущоб и речи быть не могло. Тогда каким образом такой человек оказался там? Он, скорее всего, был аристократом, которого по какой-то причине занесло в переулки.       — Да, хоть он никогда не рассказывал мне о своём прошлом, но благодаря ему я умею читать и писать, — Джинджер впервые улыбнулся, видимо, воспоминания о наставнике действительно грели ему душу.       Непонятно откуда пришедший и также внезапно пропавший однорукий Зерон стал наставником для нескольких беспризорников, в числе которых был и сам Джинджер. Потерявший сестру, он видел отца в том старом калеке с Вонючего переулка. А Зерон и рад был, что хоть кто-то нуждается в нём, одиноком и покинутом. Так и проходили их будни: старик учил осиротевшего ребёнка, как собственного, ласково называя того Джинни.       До сих пор Джинджер навещает могилу несколько раз в год, когда проездом оказывается в Тиере, приносит цветы и убирает нападавший мусор.       — Смотря на тебя сейчас, я понимаю, что он был очень хорошим человеком, — сказал Рафаэль.       Джинджер широко улыбнулся и кивнул.       — Ах, да, — опомнился он, доставая что-то из своей поясной сумки, — я сорвал его немногим раньше, пожалуйста, примите.       Он повернулся к Рафаэлю с искренней улыбкой, а на его веснушчатом лице проступил румянец. Джинджер сжимал в руке маленький розовый цветок, немного помятый, но не потерявший своего очарования. Рафаэль охнул. В саду Калисты было много разных растений, но такое он видел впервые. И, может быть, от чувств, заполнивших его сердце, а может, ещё по какой причине, но он знал — никогда ещё цветы не казались ему такими красивыми, как сейчас. Он смотрел на этот невероятно нежный и чувственный бутон на тонком стебле и протянул к нему дрожащую руку. На секунду он коснулся руки Джинджера, та была большая и холодная, но бережно держащая этот хрупкий цветок. На душе Рафаэля стало теплее, и разгоревшийся рядом костёр совсем не был этому причиной.       — Спасибо, — улыбнулся Рафаэль, — он очень красивый.       Джинджер выдохнул. Он был смущён и вместе с тем очень рад, что Эль не посчитал этот поступок чересчур наглым и непристойным, вместо этого даже принял этот подарок с благодарностью.       Одинокий цветок сразу бросился Джинджеру в глаза. Всем своим видом он напоминал господина Маре, был таким же мягким и красивым, как он. В тот момент он даже не успел подумать — тут же сорвал его и аккуратно уложил в сумку.       — Это альстромерия, — уверенно сказал Джинджер.       — Ты и в цветах разбираешься?       — Ребёнком собирал разные травы на продажу, — ответил он.       — И вправду, нет ничего, что было бы тебе не под силу, — Рафаэль засмеялся. Мягко и по-доброму. Впервые он выглядел на свои семнадцать, без серьёзного выражения лица, с искренней улыбкой и смехом, будто звон колокольчика.       — А это что за бастард лилии и орхидеи? — Ассель нагло заглянул за плечо Рафаэля.       Джинджер тихо посмеялся — мнение Асселя он полностью разделял, хоть и не в такой грубой формулировке.       — Это альстромерия, — только Рафаэлю было не до смеха. Этот маленький цветок ему подарили, вкладывая особый смысл, и он не позволит смеяться над этими чувствами.       — А, сэр Боров, присаживайтесь с нами, — Джинджер улыбнулся, показывая Асселю свободное место рядом с ним.       — Меня зовут Кабан, — неохотно поправил его Ассель.       — Ох, сэр Кабан, прошу прощения, — Джинджер немного растерялся, но быстро взял себя в руки.       Ассель обошёл корягу со стороны и присел между двумя мужчинами, почти садясь на руку проводника, тому пришлось неловко отодвинуться, уступая место старшему товарищу.       — Ничего страшного, — заверил его Ассель, — что важнее…       Он повернулся к Рафаэлю, посмотрел на него исподлобья, с хитрым прищуром улыбнулся и продолжил:       — Господин, я положу к вашим ногам тысячи цветов, — сказал Ассель, подхватывая руку Рафаэля, — лишь бы вы удостоили меня взглядом.       Рафаэль вздрогнул от такой резкой смены атмосферы, но, вспомнив все обиды, успокоился.       — У цветов собирается слишком много пчёл, — безразлично ответил Рафаэль, — тебе ли не знать, сэр Боров?       — Вы правы, Ваша Светлость.       Последние слова Ассель прошептал так тихо, что понять их можно было, только прочитав по губам. Он убедился, что Джинджер не услышит этого обращения и оставил почти невесомый поцелуй на тыльной стороны ладони Рафаэля. Этим заявлением Ассель подставляет глотку, признает своего единоличного владельца, и отдаётся без остатка. Рафаэль ещё не имеет права принимать в свою сторону такое обращение, но безрассудный поступок Асселя разжёг в его груди одобрение и какую-то доселе неизвестную гордость. Скоро он войдёт в своё право и докажет всем, что его род всё ещё могущественный.       — Тогда позаботься обо всём, — бросил Рафаэль, поднимаясь, — иначе мне придётся выколоть свои глаза.       Больше он ничего не сказал. Лишь неспешно ушёл в сторону кареты, оставляя Асселя наедине со своими мыслями и Феделио.