Don't Bury Thoughts That You Really Want

      Феликс чувствует слабость, через два дня он наконец сдаст этот чёртов экзамен, но в нём больше не осталось энергии. Он плохо спал в последнее время, и слова Хёнджина продолжают крутиться в его голове. Хван признал, что ревнует, и, честно говоря, это только ещё сильнее расстроило Феликса.              Даже не сам факт ревности, а почему. Почему сейчас? Почему Хёнджин поступает так именно сейчас?              — Вот твой бабл ти, — Чонин присоединяется к Ли на кровати, протягивая чай и садясь рядом, в нескольких сантиметрах от них лежит ноутбук, на котором они решили посмотреть фильм. Сегодня у Феликса выдалось немного свободного времени, и Ян позвонил ему как раз вовремя. Конечно, ему стоило остаться в своей комнате, но её тишина слишком сильно давила на него. Ему определённо нужна компания, но, беря бабл ти, он не чувствует себя на своём месте. Он чувствует, что совершает ошибку, он думает, что ему нужно быть где-то в другом месте в этот момент.              — Спасибо, — шепчет Ликс, отпивая чай и устраиваясь поудобнее. Чонин устанавливает ноутбук так, чтобы им обоим было видно экран, прежде чем присесть рядом с ним. Их плечи соприкасаются, а их ноги скользят друг по другу при каждом движении. Несмотря на то, что ещё два дня назад он был бы рад такой близости, сейчас он не может… или ему не хватает сил на эмоции.              Пока фильм идёт, это комедия, то, что Феликсу действительно нравится, и тепло Чонина укрывает его, словно одеяло, Ли с трудом может держать глаза открытыми. С Яном почти всегда так: Феликс чувствует себя комфортно, расслабленно.              Он прикрывает глаза на секунду и ощущает, как всё его тело улетает в мир сновидений, он какое-то время недосыпал, так что это происходит почти на автомате. Голова падает на плечо Яна, и он чувствует, как тот слегка поворачивается к нему, горячее дыхание опаляет волосы.              — Хочешь спать? — выдыхает Чонин прямо в макушку, Феликс покрывается мурашками. Он пытается пробормотать хотя бы что-то осмысленное в ответ, пока глаза упорно продолжают закрываться. В конце концов, он просто кивает и тихонько посмеивается.              — Извини, я знаю, что ты хотел провести со мной время, но… Я слишком устал, — зевает Феликс, находя в себе силы слегка повернуть голову и лёжа на плече младшего взглянуть на него.              Чонин близко, очень близко сейчас. Так близко, что Феликс снова может увидеть маленькие точки под его глазами, так близко, что может оценить длину его ресниц, мягко падающих на щёки. Так близко, что горячее дыхание разбивается о его лицо, так близко, что он чувствует, как колотится его сердце. Совсем чуть-чуть. Парень перед ним — это всё ещё Чонин, несмотря на его сомнения, несмотря на его проблемы.              Феликс опускает взгляд на его розовые губы. Они тоже так близко. А затем, когда он поднимает глаза, Чонин, оказывается, тоже разглядывает его. Ласково, в ожидании.              — Всё хорошо, Феликс. Я хочу проводить время с тобой, даже если мы просто поспим, — ещё раз выдыхает Чонин, и глаза Ли перемещаются обратно на его губы.              Младший задумчиво ему улыбается. Между ними тишина. Но это наполненная тишина. Не смущающая, не тяжёлая, тишина, которую Феликс ищет.              Когда Ликс в очередной раз смотрит ему в глаза, хотя Чонин не смотрит в ответ, Ли может заметить: его полуприкрытые глаза полны желания. И он знает, как сильно Чонин хочет снова его поцеловать. Феликс чувствует себя желанным, Феликс чувствует себя… так, как ему хотелось. И это заставляет его плакать, потому что, пока он смотрит на Яна из этой позиции и глаза наполняются слезами, он ловит флешбэк. Давние воспоминания выплывают на поверхность, те, что он так сильно пытался подавить.              Чонин хочет его.              Ликс напряжённо смотрит на его губы и может услышать, как дыхание Яна тяжелеет. Тот жаждет его поцеловать.              Так, Феликс устраивается немного удобнее на его плече и двигается ближе.              Вероятно, ему стоит его поцеловать. Вероятно, ему стоит слегка приподнять голову и вжаться губами в его. Вероятно, для него это будет полезно. Потому что это поможет убрать беспорядок в голове. Возможно, это поможет ему забыть, что в километрах от него, в своей комнате, есть Хёнджин. Возможно, он сможет выбросить из головы его слова, боль в его глазах, идею, что их отношения меняются и он не может понять как.              Может быть, поцелуй с Чонином бы вернул всё к тому, что было несколько недель назад, когда он открыл уведомление из приложения знакомств и не смог сдержать улыбки, когда его сердце билось так часто только от мысли о встрече с Чонином, когда всё было проще и Хёнджин не ревновал и не жил в его мыслях на постоянной основе, а единственной вещью, о которой думал Феликс, — как сильно ему хотелось бы любить кого-то другого. Кого-то, кто любил бы его и хотел бы так, что у него бы захватывало дыхание.              Может быть, так было бы лучше. Вернуться к тому, что было до. Никаких мыслей или проблем. Или, может быть, было бы лучше двигаться дальше, попытаться забыть Хёнджина и то, какой он сложный, и сфокусироваться на Чонине полностью, как он отчаянно и хотел.              Почему Хёнджин должен прокрадываться в его мысли, под его кожу? Зачем ему было путать его, заставлять верить в то, во что Феликс не хочет верить? Почему он не может быть просто другом? Таким, каким Феликс так безумно пытался его считать все прошедшие три года?              Почему сейчас, когда рядом с ним Чонин, когда тот готов сделать его счастливым? Почему ему было необходимо напоминать об этом сейчас?              И,              — Можно мне тебя поцеловать? — спрашивает Феликс, хотя они уже целовались. И Чонин тут же кивает. Румянец расцветает на щеках у обоих, Феликс поднимает голову.              И, когда губы Чонина едва касаются его, Феликс закрывает глаза.                                   

Двумя годами ранее

                    Они с Хёнджином всегда были друзьями, Феликс не может вспомнить ни единого момента, когда Хвана не было рядом. Когда он впервые ободрал колени, когда купил первую видеоигру, когда случился его первый поцелуй и первое расставание. Хёнджин был рядом с ним в моменты, когда он был наиболее уязвим, особенно, когда его родители начали разводиться.              В доме, полном родительских криков, было нелегко. Феликс никогда не забудет ночи, которые он провёл, рыдая в подушку, а потом — дома у Хёнджина, в его объятиях, жалуясь на то, как сильно он ненавидит всю эту ситуацию, как он сделал бы всё возможное, чтобы избежать этого, обещая, что он будет оберегать их дружбу сильнее всего на свете. Он всё никак не мог понять, что его родители просто не созданы друг для друга и они потратили долгие годы, живя по принуждению вот так, в браке, которого им обоим не хотелось.              Он не мог понять, как такой идеальный брак, как у его родителей, мог закончиться таким образом, а самое главное — почему единственное, что срывалось с их губ, были слова проклятий, нацеленные на то, чтобы ранить друг друга побольнее.              Со временем, Феликс захотел навсегда остаться в руках Хёнджина, сидеть в его объятьях, в безопасности, зарывшись носом в ямку на его шее. Это было почти естественно. Это больше не касалось родителей или их развода, дело было просто в том, как Хёнджин заставлял его себя чувствовать.              Так, что Феликсу больше не хотелось ограждаться от других пространством, уходить, искать что-то новое. Хёнджина ему всегда было достаточно. Возможно, с течением лет, чуть больше.              Таким образом, опираться на него все эти годы казалось вполне нормальным. Не то, чтобы у него не было других друзей, но Хёнджин — его лучший друг. Он делится с ним такими тайнами, какие бы не рассказал никому другому.              Феликсу никогда особо и не хотелось искать кого-то, помимо Хёнджина, или, по крайней мере, до первого года в университете.              Если бы Феликсу было надо объяснить, как, чёрт возьми, он оказался в такой ситуации, что ж, это было бы довольно сложно.              Феликс более чем уверен, что всё случилось в канун Нового Года.              Оба молодые и полные мечтаний, которые им хочется воплотить в жизнь, сидят на том диване. Более невинные, чем теперь, и их взаимоотношения всё ещё… нормальные. Хотя сейчас Феликс уже не уверен, что вообще для них нормально.              Но сидеть на кожаном диване в пентхаусе семьи Хвана — вполне нормально для них. Почему не должно быть? Каждый раз они оказываются здесь, когда хотят хорошо провести время без пристального внимания родителей. И сейчас канун Нового Года, никто из родных не будет интересоваться, что они пропадают и почему исчезли вместе. Они дети и могут веселиться, так что проводить Новый Год в Сеуле — нормально, также как и напиваться в пентхаусе Хванов.              Коричневый кожаный диван такой же удобный, как и всегда, и всё, что хоть как-то освещает комнату, — это огни города, проникающие через огромные окна перед ними. Феликс ещё не совсем пьян, так же, как и Хёнджин, и тот, сидящий рядом, протягивает ему бутылку соджу, пока хихикает над шёпотом сказанной шуткой, которую Ли не понял, но всё равно рассмеялся ему в унисон.              Феликс чувствует себя счастливее, свободнее, чем когда он трезв, и забывает о всех сложностях университетской жизни, о том, как ему не нравится выбранный факультет, как первый курс оказался сплошным адом, как ему хочется всё бросить и он не делает этого только ради Хёнджина — и чтобы не разочаровать родителей. Ли чувствует себя лучше, чем когда-либо, и, вероятнее всего, это вина алкоголя, распространившегося по его венам, недостаточного, чтобы послать его в нокаут, но достаточного, чтобы ему было весело.              Так что это чистое совпадение, что голое бедро Хёнджина — поскольку они оба в шортах — прижимается к его. И это просто совпадение, что Феликс в курсе этого. Чувство такое приятное, оно заставляет Ли тянуться к нему, пока он смотрит в окно, и по чистому совпадению он старается увеличить площадь соприкосновения. Потому что сейчас канун Нового Года и они одни, и он пьян, и Хёнджин сидит рядом с ним. И это никогда и ни за что не повторится.              Хёнджин, его лучший друг. Тот, кому он доверяет все свои секреты, кроме одного: возможно… только возможно, Феликс любит его. И ему не хочется его любить, но он любит Джина больше, чем друга. Больше, чем брата. Больше, чем кого-то ещё. И он ему этого никогда не скажет, потому что они друзья, потому что между ними ничего не происходит, потому что их дружба — самое важное.              Но он любит Хёнджина. И он не может вспомнить момент, когда тот начал ему нравиться, или, вероятнее всего, он ему всегда нравился. Но Ликс отчётливо помнит момент, когда он понял, что этот секрет разделяет их.              Итак, Феликс позволяет себе плыть по течению только в эту ночь. Потому что это канун Нового Года, и он чуть смелее, чем в течение года. И прижатая к Хёнджину нога, пока они смотрят в окно, становится постоянной и терзающей его мыслью.              Джин не отодвигается, Ликс не знает, действительно понял ли другой, что он делает, ищет его касаний, но он не отстраняется и позволяет младшему делать всё, что ему хочется, даже двигается чуть ближе к нему, пока их руки не соприкасаются.              — Потрясающий вид, не так ли? — шепчет Хёнджин, глаза направлены на небоскрёбы за стеклом, пока Ли пытается сосредоточиться на чём-то ещё, кроме прикосновения кожи к коже.              — Мы будем здесь жить, ты и я, — снова бормочет Хван, и его пальцы оказываются на голом ликсовом бедре, кончики щекочут тёплую кожу. Феликсу нужно несколько секунд, чтобы осмыслить его слова и касание руки; это первый раз в длинной череде моментов, когда он чувствует нарастающее тепло внутри себя.              — Будем вместе жить здесь или купим свою собственную квартиру, м-м? Жить вместе и остаться вместе, — продолжает, пока пальцы ведут воображаемые линии на его коже, выше ко внутренней поверхности бедра, под кромку шорт. Феликс ничего не говорит, он просто не может. Не тогда, когда Хёнджин так его касается. Его ногти слегка скребут по коже, и крошечное неожиданное откровение вдруг поражает его. Это доказательство того, что он правда здесь, Хёнджин реально трогает его, и это не просто сон.              — Что ты думаешь? — Хван поворачивается к нему, пока шепчет эти слова, и блеск в его глазах помогает Феликсу понять, что тот так же пьян, как и он, но не так сильно, чтобы не осознавать, что он говорит или делает. Ли кивает, кладёт голову ему на плечо, немедленно делая новый глоток соджу.              Ему хорошо, смело. И рука Хёнджина только подталкивает к тому, чтобы слегка повернуть голову и взглянуть на него с такого ракурса. Его полные, прекрасные губы прямо перед глазами Ли, и тот умирает от желания почувствовать их на его.              В итоге, Феликс оказывается смелее. И то, как Хван щекочет его бедро не может быть совпадением, не сегодня, не в этот момент. Волшебный пузырь, создавшийся вокруг них, пока Ли смотрит на Хёнджина со своего места, заставляет его чувствовать бабочек в животе и, полностью отключив мозг, Феликс спрашивает:              — Ты можешь меня поцеловать? — потому что они оба пьяны.              — Ты уверен? — Джин смотрит на него, и в его голосе нет ни толики сомнения. Не удивлённый, словно он ждал этой просьбы, словно он всегда знал, что рано или поздно Ликс попросит поцеловать его.              Младший медленно кивает, смаргивая туман с глаз, и Хёнджин поворачивает голову, мягко обхватывая его лицо. Рука лежит на его щеке, они пока не целуются, несколько долгих секунд глядя друг другу в глаза, чтобы удостовериться, что они это делают.              — Тебе правда хочется кого-то поцеловать в Новый год, не правда ли? — хихикая, спрашивает его Хван. «Я хочу поцеловать тебя в Новый Год», — думает Феликс. «Не кого-то, а тебя,» — но он не произносит это вслух.              Он стискивает бутылку в руке, а другую кладёт поверх хёнджиновой на своём бедре.              И Феликсу бы хотелось соврать, сказать, что он ничего не помнит о той ночи два года назад, что он не помнит ни тёплое хёнджиново дыхание, щекочущее его губы, ни кончик носа, ведущий по его, ни прикосновение его большого пальца к губам. Ему бы хотелось соврать и сказать, что он не помнит руку Хвана на своей щеке, то, как губы Хёнджина невесомо мазнули по его, едва-едва, прижимаясь всего на несколько секунд.              Ему бы хотелось соврать и сказать, что он не помнит, как хвановы губы мягко прижались к его, как правильно они ощущались, как близко Хёнджин был. Он не хочет вспоминать, как его губы слегка разомкнулись и язык Хвана скользнул по ним, как слюна смочила их.              Феликс всё ещё может почувствовать вкус соджу, когда хёнджинов язык жадно проникает в его рот и слюна начинает собираться в уголках губ. Ему бы хотелось сказать, что он не льнул к касаниям Хвана, почти безнадёжно, потому что это единственная близость, которую он когда-либо ещё получит от него, потому что они давние друзья и ему не хочется рушить их отношения, чтобы те закончились, как у родителей Ли.              Но он всё это помнит. Лелеет эти воспоминания вплоть до малейшей детали.              Феликс тянулся к этому ощущению и наслаждался ладонью Хёнджина на его бедре и его губами на своих. Он позволил себе выключить мысли, нырнуть в интимность этого поцелуя. Он разрешил себе множество вещей и даже не осознал, что это была лишь первая из длинной череды его ошибок с Хёнджином. Или его просто это не заботило на тот момент.              Пламя распространяется в его груди, когда Хёнджин прихватывает его верхнюю губу своими и легонько оттягивает. Искры бегут по позвоночнику, когда язык Хвана ведёт по его губам, зубам и сталкивается с его собственным.              Он так мягок, а Феликс растворяется в ощущении бабочек в животе. Он так сильно этого хотел, едва ли он осознаёт, что это происходит прямо сейчас. Он до одури желал этого, так что пьяный поцелуй кажется почти впустую потраченной мечтой, но то, как он сжимает его футболку, говорит об обратном. Феликс даже не пытается доказать, как мучительно он этого хотел, потому что его собственное тело подводит его. Он не может не отвечать на касания Хёнджина так, словно его жизнь зависит от этого.              Его глаза закрыты, он даже не осознаёт этого, а когда открывает их, то сталкивается с затуманенным желанием взглядом Хёнджина перед собой. Феликсу кажется, что он всё выдумывает, но знает другого достаточно, чтобы понять, что он хотел этого так же сильно, как он.              Рука Хвана на бедре крепко сжимает его, феликсова скользит по его запястью, оглаживая его.              Затем, не расцепляя губ, Хёнджин толкает его, пока Феликс не оказывается лежащим меж диванных подушек, и его рука, всё ещё сжимающая бутылку соджу, не отпускает её.              Ликс чувствует, что его сердце бьётся слишком сильно. Он не отстраняется от Хёнджина несмотря на то, что лёгкие горят от нехватки кислорода. Он боится, что всё закончится в тот момент, когда они оторвутся друг от друга. Его рука поднимается к волосам Хвана и зарывается в мягкие локоны, пока Хёнджин скользит вниз, губы ведут по его челюсти, оставляя маленький укус, и наконец опускаются на шею. Когда старший проводит вниз по яремной вене, Феликс не останавливает его. Он приоткрывает рот, когда влажные поцелуи покрывают каждый квадратный сантиметр его кожи, и стонет. Он никогда в жизни себя так хорошо не чувствовал. Когда Хёнджин рядом с ним, сверху, губы на его шее, волосы щекочут его.              Он дрожит под этими ласковыми губами, и, когда зубы Хвана царапают его кожу, он выгибается в спине и снова громко стонет. Ему так сильно нужны эти прикосновения, Феликс готов взорваться от переполняющих его эмоций. Он хватает волосы Хёнджина и тянет назад, и тот усмехается ему в кожу, прежде чем слегка отодвинуться.              Когда он делает это, Феликс не может не провести по контуру его припухших губ, которые оказываются прямо перед ним. Оба тяжело дышат, и Феликсу бы хотелось задержаться в таком положении чуть дольше, наслаждаться пузырём, что образовался вокруг них, Хёнджин нависает над ним и смотрит так, словно он единственная желанная им вещь в мире, словно никого больше не существует. Словно он желает его так, как Феликс мечтает, чтобы его желали.              — Я так сильно тебя хочу, — признаётся Хёнджин, он так искренен, что Феликса прошибает дрожь. — Боже, ты представить себе не можешь, Ликс, — шепчет, и Ли сглатывает, потому что он не совсем уверен, что Хван вкладывает в эти слова.              Но это всего на одну ночь, правда? И пока Хёнджин так на него смотрит, Феликс не может сопротивляться. Так что, пока тот слишком занят, касаясь своих припухших губ, одним плавным движением Ликс седлает его.              И снова Хёнджин не останавливает его. Ни следа колебания на лице или в том, как руки обвивают его талию, слегка сжимая её.              — Ничего страшного? — шепчет Феликс, глядя в блестящие глаза напротив. Хёнджин кивает, шепча да до того, как его губы опять вовлекаются в беспорядочный поцелуй, слишком хаотичный, чтобы быть хорошим. Но это их второй поцелуй, и он идеален. И руки Хёнджина, гладящие вверх по спине, пока языки скользят друг по другу, тоже ощущаются идеально.              Есть что-то иное в исступлении, с которым движутся их руки в этот раз. И что-то новое в ладонях Хёнджина, исследующих его тело, сначала поверх футболки, затем под ней, ногти ведут по тёплой коже ликсовой спины вниз, к резинке шорт. Феликс отстраняется, когда чувствует, что пальцы Хёнджина скользят под неё, минуя нижнее бельё, и замирают чуть выше ямочек на спине. Он чувствует стояк, упирающийся ему в бедро. Как далеко он хочет зайти?              — М-могу я? — спрашивает Хёнджин, в ожидании глядя на него. Всё в Феликсе кричит, что им необходимо остановиться, остановиться прямо сейчас, до того, как станет слишком поздно, до того, как ему будет больно. Но кто такой Феликс, чтобы так делать? Никто. Он просто слабый влюблённый мальчишка, и у него нет сил, чтобы думать о возможных последствиях.              — Да, пожалуйста, — выдыхает Феликс, и ладони Хёнджина продолжают движение, пока младший снова наклоняется и покрывает поцелуями его лицо. Когда Хёнджин вновь царапает его спину, руки хватают талию, Ли отрывается, чтобы посмотреть на него. Он тоже хочет ощутить его, так что рука скользит вниз по шее, он не торопится, чтобы почувствовать изгибы Хёнджина под аккуратным касанием ладони, серая рубашка старшего мнётся от его любопытствующего прикосновения.              Сначала он очерчивает контуры его подтянутой груди, скользит ниже, мимо набухших сосков, к напряжённому животу. Феликс чувствует, как поджимается пресс Хёнджина от его касания, и, когда поднимает взгляд наверх, затаив дыхание, Хван смотрит на него.              Когда его рука замирает прямо над резинкой шорт, Хёнджин посылает ему очередной умоляющий взгляд расширенных глаз. Рука дрожит, потому что Феликсу чертовски сильно хочется коснуться возбуждения Хвана.              Губы на губах, глаза в глаза, одно дыхание на двоих, и Феликс, наконец, опускает руку на эрекцию Хёнджина. Тот стонет ему в рот, прижимаясь сильнее. Ли обхватывает его через ткань шорт, чувствуя, как член крепнет от его касания. Делая так, он чувствует головокружение, и в попытке устроиться лучше на бёдрах Хёнджина, их стояки задевают друг друга.              Он не осмеливается посмотреть вниз, всё, что он делает, — это убирает руку, чтобы заменить её чем-то иным.              Он медленно скользит бёдрами, слегка неуверенно поначалу, и, когда их члены в этот раз трутся теснее, Хёнджин охает ему в рот, рука опускается на его голую ягодицу, шорты с которой задрались. Феликсу приходится прикусить губу, чтобы не вскрикнуть, цепляясь за хёнджново бедро. Голова откидывается назад, когда его бёдра двигаются снова, и он чувствует член Хвана, скользящий по его.              — П-пожалуйста, — шепчет Хёнджин, рука так сильно сжимает задницу, что Феликс может почувствовать каждый палец по отдельности. Хёнджин направляет движение, и каждый раз, когда их стояки соприкасаются, они вздрагивают.              Глаза закрыты, и какая-то отчаянная мольба срывается с губ Хвана, пока он вскидывает бёдра, чтобы создать больше трения между ними, Феликс снова возвращает на него взгляд, несколько мгновений рассматривает парня под ним, чувствуя, как сердце разрывается от любви. Они правда это делают, и Феликс на самом деле вкладывает слишком много любви в это. Ему интересно, чувствует ли это Хёнджин.              Сейчас или никогда, не так ли?              — Ты уверен? — дрожит Феликс, ведя губами по его. Он выдыхает прямо ему в рот, прежде чем оставить быстрый поцелуй. Хёнджин выдыхает да, сильнее прижимаясь к нему и вызывая глубокий гортанный стон у Феликса.              Так что рука Ли возвращается на возбуждение Хёнджина, и больше он не теряет времени, не теперь. Это просто, слишком просто для него — скользнуть рукой внутрь. Возможно, из-за соджу, возможно, потому что так и должно быть, но это так чертовски естественно для них. Он обхватывает член Хёнджина, почти мгновенно, слишком нетерпеливый, чтобы быть нежным или медленным.              — А-ах.              Единственный звук, что срывается с губ Хвана, и он встряхивает Феликса. Он ведёт по длине, к уже влажной от естественной смазки головке. Он может чувствовать, как вены перекатываются под его ладонью, и, даже если он не может этого увидеть, он знает, что головка члена ярко-красная.              Когда Хёнджин умоляет его о большем, его шорты сползают ниже ровно настолько, чтобы освободить его длину. Твёрдый член шлёпает по животу, едва оказываясь на свободе. Феликс снова чувствует огонь, бегущий по венам, и какой-то животный инстинкт соединиться с Хёнджином захватывает его существо. Он хочет этого, хочет так сильно, что от этого становится больно.              Хёнджин вздыхает, когда холодный воздух касается члена, и Феликс слишком заворожён зрелищем, чтобы что-то сделать. Только когда большая рука Хвана берёт его, заставляя сомкнуться вокруг члена, что-то в сознании Ликса щёлкает. Хёнджин направляет движение обеих их рук вокруг члена, создавая впечатление, что они вместе дрочат ему. Это сводит с ума, как рука Ли исчезает, скрытая крупной ладонью Хвана.              Когда Феликсу удаётся найти нужный ритм и тепло ладони Хёнджина покидает его, с глазами, прикованными к руке младшего.              — Твоя рука выглядит такой маленькой, — шепчет Хёнджин, наблюдая, как пальчики Ликса не могут даже сомкнуться вокруг его члена. Его голос сочится похотью, но Ли слишком сосредоточен на движении руки, чтобы осознать, как сильно это влияет на Хёнджина.              — Господи, мне так н-нравится это, — продолжает он, грудь вздрагивает от тяжёлых вдохов, пока он следит за рукой Феликса. То, как член Хёнджина пульсирует в ладони Ли каждый раз, когда он ведёт по нему, сводит младшего с ума так же, как и стоны Хёнджина. И когда он нежно ведёт по всей длине ногтем, член дёргается.              Когда он мягко берёт его яйца в руку, аккуратно проводя по ним ногтями, член не только дёргается снова, но начинает истекать смазкой прямо ему на руку.              Феликс не успевает снова их сжать, прежде чем Хёнджин останавливает его хныканьем.              — П-подожди… или я кончу, — говорит он и откидывает голову назад, до того, как глубоко вздохнуть. — Сними шорты, — просит он, и, когда Феликс делает это, ноющий член слегка ударяется о хёнджинов, и они оба шипят.              — Д-да? — спрашивает Феликс, но в этот раз Хёнджин сплёвывает себе на руку и берёт оба их члена. Ли дрожит от контакта, и когда Хван начинает вести вниз, Феликс отпускает себя. Глаза закатываются, когда от запрокидывает голову, он ничего не может поделать с собой и толкается в кулак, его член скользит по хёнджинову, и это так восхитительно. Слюна Хёнджина, смешанная с их предэякулятом, облегчает движение, и Феликс уверен, что сойдёт с ума.              В какой-то момент Феликс начинает беспорядочно вбиваться в кулак Хёнджина. Кусая губы, он чувствует, что взорвётся в любой момент. Дело не только в тёплой и всепозволяющей ладони Хёнджина, но в мысли, что его член трётся о член Хёнджина.              Он не совсем понимает, когда Хван кончает, тихое Феликс срывается с его губ, но он видит, как напрягается его живот и белёсые струи спермы попадают на его член. Несмотря на чувствительность, он продолжает сжимать кулак вокруг их членов и ждёт, когда Феликс тоже кончит.              Это не занимает много времени, не тогда, когда Хёнджин так на него смотрит. Из разомкнутых губ вырываются слова похвалы, Феликс чувствует, как жар заполняет его живот и затем, он тоже спускает в руку Хёнджина.              Когда он падает тому на грудь, их семя смешивается друг с другом. Прислонив голову к плечу старшего, Феликс закрывает глаза и пьяно шепчет в рубашку Хёнджину:              — Боже, мне так этого хотелось.              Хёнджин просто вздыхает, затем гладит по спине.              — С Новым годом, м? — целует он его волосы и, наконец, отпускает их размякшие члены. Феликс скулит, жмуря глаза, и позволяет себе поддаться ласке Хёнджина, пока последний вытирает ладонь салфеткой, найденной рядом с диваном, и укладывает их обоих. Это немного проблематично, учитывая, как Феликс обвил его руками и ногами, но младший уже сонный, счастливый и удовлетворённый, поэтому, как и всегда, ему нужен физический контакт.              Он слабо осознаёт их позицию, прежде чем промямлить: «Хённи? Ты не спишь?» — стискивая старшего в объятьях. Хёнджин отвечает поглаживанием спины, и Феликс, возможно, слишком разгорячённый произошедшим, хихикая, спрашивает:              — Ты знаешь, что я влюблён в тебя, да?              Его глаза закрыты, и, вероятно, если бы он был трезв, то заплакал бы, потому что он только что признался, хоть клялся, что никогда этого не сделает, но он даже не услышал тихое: «Я знаю,» — Хёнджина, прежде чем провалиться в сон.                            На следующее утро, когда Феликс просыпается и рука Хёнджина всё ещё покоится на его талии, а во рту вяжет от алкоголя, он помнит всё. Две бутылки соджу не принесли никакой пользы, и тревога, расползающаяся в его груди, — это плохой знак. Итак, он быстро поднимается, отходя от дивана, пока думает о том, что сделать или сказать. Он обнимает себя руками, как и каждый раз, когда ему неуютно, и ждёт, пока проснётся Хёнджин, бродя туда-сюда.              «Боже, боже, боже», — несмотря на то, что он счастлив, Феликс настойчиво повторяет себе, что им никогда не следовало этого делать, что они никогда не должны были переступать черту. Он продолжает убеждать себя, что они совершили ошибку и чувствовать себя таким счастливым — неправильно. Он не должен придавать такого значения тому, что случилось, однако он ничего не может с этим поделать.              Господи, он никогда не чувствовал себя так хорошо, так свободно. За много лет, как минимум. И чем больше он думает о произошедшем, тем больше он чувствует, как бабочки заполняют его живот.              Ладошки потеют, он уверен, что его вырвет, если Хёнджин не проснётся. Он подумывает над тем, чтобы сбежать, но хриплое ото сна хёнджиново «Доброе утро» врывается в его мысли. Парень на диване открывает глаза и смотрит на него несколько долгих минут, Феликс не может даже в ответ взглянуть на него. Он осознаёт, что его чувства возросли ещё больше за эту ночь, и если бы он мог, то поцеловал бы Хвана ещё раз.              — Что мы делали прошлой ночью? Я ничего не помню после… — с зевком говорит Хёнджин, избегая зрительного контакта, и сердце Феликса падает. — Да, после того, как ты уснул, я думаю, что напился. Я не п-помню, что случилось до этого, кроме того, что ты рано уснул, — заикается Хёнджин, сочиняя извинение.              — Боже. Нет, погоди, не говори мне. Мы наверняка сделали что-то реально глупое, поэтому я и не помню, — говорит он, усмехаясь.              Желудок Феликса скручивает.              Он пялится на Хёнджина ещё несколько секунд, пока слёзы обжигают уголки глаз.              Что-то глупое.              Хёнджин врёт.              Ох, Феликс так уверен, что Хёнджин врёт. Он никогда не смотрит ему в глаза, когда лжёт, избегает его взгляда, словно боясь, что Феликс сможет реально понять правду. Феликс не знает, почему Хёнджин врёт, возможно, из-за стыда и сожаления.              И, вероятно, у обжигающих глаза слёз нет никакой причины на существование, и разочарование, скребущее под кожей, совсем ни к чему. Он знает, что Хёнджин лжёт ему прямо в лицо. Он может увидеть, как тот нервничает. Он может увидеть, как взгляд Хёнджина падает на грязную салфетку.              И если Хёнджин врёт, то это означает, что он не чувствует того же. Феликсу стыдно. Он хочет плакать. Потому что он здесь единственный, кто чувствует себя так. Словно то, что они сделали, что-то значило.              Однако, Феликс не указывает на это, он ничего не говорит, не отваживается спросить, почему тот лжёт. Он слишком стыдится своих чувств, чтобы что-то предъявлять Хёнджину. И он не готов реально признать их. Не сейчас, даже если он уже это сделал.              Он просто качает головой и кусает нижнюю губу, глядя, как Хёнджин поднимается с дивана и подхватывает бутылки соджу, чтобы немного убраться.                            И до сегодняшнего дня, Феликс не знает, быть ему благодарным или нет. Он не знает, поблагодарить его за то, что он соврал, или ненавидеть за это. Он не знает, было ли правильно проигнорировать это или нет, хоронить в себе все чувства и забывать тот поцелуй, всё, и своё признание в том числе. Искать тех же касаний и того же тепла в тех, кто не является Хёнджином.              И с треском проваливаться.              Феликс абсолютно ничего не знает о чувствах Хёнджина. Кроме того, что его ревность, сейчас, бередит его больное сердце.              Ему нравится Чонин. Он понравился ему с того момента, когда он увидел его в приложении для знакомств. Он милый парень, симпатичный, и Феликсу с ним хорошо. Но то, что его беспокоит — и Феликс понимает это спустя несколько недель после их первого свидания — Чонин напоминает ему Хёнджина.              В Яне есть что-то хвановское. Это что-то, что Феликс не может получить от самого Хёнджина. Возможно, то, как он возбуждённо смотрит романтические фильмы, или то, как он держит его, обе руки лежат на бёдрах, так же, как Хёнджин. Или то, как он говорит о своём хобби, так легко и любовно.              Но Чонин не он и никогда им не будет. Чонин заставляет его чувствовать себя хорошо, больше, чем Феликс ожидал, когда впервые прочитал его имя, больше, чем когда, лёжа в темноте комнаты, он пообещал себе дать ему шанс, убедил себя, что всё будет хорошо и он, наконец, заполнит пустоту, которую годами ощущал.              Чонин заставляет его чувствовать себя хорошо, но он не заставляет его чувствовать себя так, как Хёнджин. Ему хватает секунды второго прекрасного поцелуя, чтобы понять: он ищет кого-нибудь, кто сможет заменить Хёнджина.              В тот момент, когда он отстраняется от Чонина, открывая глаза, всё ещё ощущая привкус бабл ти на губах, Феликс чувствует комок в горле от того, как Чонин смотрит на него, его глаза полны такой заботы, что Феликс чувствует себя виноватым.              Он медленно отодвигается, и, когда просто замирает в молчании, Ян обеспокоенно смотрит на него, и Ли чувствует себя ещё хуже.              — Прости, я— Я не могу… — бормочет Феликс, пытаясь взглянуть другому в глаза. Чонин заботливо гладит его по спине и целует в лоб.              Ему хватает второго поцелуя и воспоминания, слишком ярко замаячившего за закрытыми веками, чтобы понять, что Чонин — правильный человек в неправильное время.              — Я понимаю, — просто шепчет он. В его глазах нет ни следа злобы. Ему просто больно, но он будто бы ожидал этого.              — Я знал, что так снова произойдёт, Феликс. Но всё в порядке, м? — обнимает его Чонин.              Ему нравится Чонин.              Больше, чем он когда-либо ожидал.              Но есть Хёнджин, и несмотря на то, как сильно он старается зарыть эти чувства, он знает, что не сможет быть с кем-то до тех пор, пока не разрешит какую бы то ни было проблему с Хёнджином.              Он боялся, что Ян Чонин окажется разбивателем сердец, но в итоге сам им стал.