*
Ибо не собирается пытаться. Он согласился только потому, что уверен, что сможет заставить Сяо Чжаня сломаться и пойти навстречу, особенно когда они договариваются не избегать друг друга в течение этой последней недели. В ту ночь они не спали до тех пор, пока оба не были удовлетворены исполнением хореографии Сяо Чжаня. Удивительно, но именно Чжань настаивал на совершенствовании некоторых деталей, тогда как Ибо считал, что тот уже готов. После всего этого Чжань определённо должен был Ибо горячий душ и возможность вздремнуть полчаса, прежде чем тот сонный вернётся на съёмочную площадку. В следующие дни уже кажется вполне естественным каждый вечер после ужина приглашать Ибо в свой гостиничный номер, чтобы поиграть в игры, расслабиться или просто пообщаться. Когда Ибо позволяет взгляду или прикосновению задержаться дольше, чем строго платонически, Чжань в ответ на это просто поднимает бровь или слегка ухмыляется и больше ничего не делает. Он определённо знает, что задумал Ибо, — в этом нет никаких сомнений. Неясно только, провоцирует ли он Ибо или поощряет. Это раздражает и ещё больше сбивает Ибо с толку относительно того, во что играет Сяо Чжань, но это также убеждает, что, независимо от того, что произойдёт в конце недели, у них всё будет хорошо. Это снимает основную часть напряжения — что тоже приятно, потому что теперь, когда он действительно рассматривает возможность выполнения просьбы Сяо Чжаня, ему так же трудно сформулировать свои мысли, как он и ожидал. Разобраться в своих чувствах и рассказать о них? О, небо, и что дальше? А потом приходят новости от Ван Ханя, от которых Ибо хочется что-нибудь швырнуть — что-то большое и громкое, что с удовольствием разобьётся. Отчасти потому, что он взволнован и хочет отпраздновать — из-за популярности его поста в Weibo, вызвавшего дополнительный интерес к проекту, количество их эпизодов было увеличено ещё на восемь. Дополнительное эфирное время означает, что несколько сюжетных линий теперь получат возможность дальнейшего развития, обеспечивая этим продолжение работы для актёров. Благодаря посту Ибо роль Тан Сюзэ, в частности, была восстановлена почти до того же объёма, что и в романе, хоть и оставалась несколько сглаженной из-за цензуры. Конечно, это означает, что и их запланированный «разговор» придётся отложить теперь, когда график съёмок Сяо Чжаня продлён на неопределённый срок. — Это также благодаря очень успешной сцене боя, которую мы добавили на прошлой неделе, — говорит как бы между прочим Ван Хань, пристально глядя на Ибо. — Я понятия не имел, что Сяо Чжань сможет так быстро и так хорошо всё усвоить. У него, должно быть, талант... Ведь он смог даже улучшить хореографию Цянь Фэна. Пусть и, кажется, с небольшой посторонней помощью. — Фэн-дао… — Не имеет права голоса в этом. Знаешь, почему у нас есть все пять приличных боевых сцен, несмотря на то, что это адаптация уся? — спрашивает Ван Хань с предельной серьёзностью. — Это потому, что Цянь Фэн знает один набор движений, которые он усвоил как актёр и которые он постоянно перефразирует. Ты хоть представляешь, как давно он стал актёром? Не имея возможности возразить, что его собственные движения, вероятно, ещё более устарели, Ибо направляется туда, где Цянь Фэн готовит следующую группу, которую собираются подключить. Он немного удивлён, когда обычно покладистый Цянь Фэн сопротивляется передаче их под его руководство, но начинает понимать, когда видит группу актёров. Это также объясняет необычно большое количество зрителей из актёров и съёмочной группы, наблюдающих со стороны. — Грандиозный выход «Сбежавших невест» — это сцена элегантности и утончённости, — протестует Цянь Фэн, когда Ибо уже обеими руками подталкивает его к ожидающему автобусу. — Это требует большей чувственности и такта. Кого-то, кто сможет прикоснуться к их женственной стороне. Ибо бросает взгляд на свой мешковатый фиолетовый спортивный костюм и молча признает, что Цянь Фэн прав, даже когда пять актрис проносятся мимо него с шумом и силой торнадо. — Ибо-лаоши само воплощение элегантности и утончённости, не слушайте Фэн-дао, — возражает Ван Цин, нанося Цянь Фэну последний удар, который окончательно ломает его дух и повергает в уныние. — Он не сможет сделать всё ещё хуже, чем уже есть. — Мы делаем одни и те же движения уже в трёх сценах, пожалуйста, спасите нас, Ибо-лаоши, — добавляет Лу Сяоюй. — Ван-лаоши самый талантливый и красивый! У него всё получится! Ибо уверен, что вот это последнее исходило из окружавшей их толпы. Он не оглядывается, но показывает средний палец в том направлении, откуда донёсся голос Сяо Чжаня, прежде чем попросить актрис показать ему их движения. Он также просматривает предыдущие сцены с участием Невест на планшете и с некоторым смятением обнаруживает, что Ван Хань и Лу Сяоюй не преуменьшали диапазон репертуара Цянь Фэна: каждая последовательность боя представляет собой вариацию одних и тех же основных пяти движений, замаскированных разными ракурсами камеры и монтажом. Из-за ограничений по времени и бюджету шансов на повторные съёмки мало, поэтому он делает всё возможное, чтобы улучшить предстоящую хореографию за тот скудный час, что у них есть. Его опасения, что актрисы не будут слушать его инструкции, быстро рассеиваются. Они не перестают спрашивать у него совета. — У меня проблемы с выражением моего персонажа через эту позу приземления, — говорит Гао Инси и показывает, наклоняясь, чтобы нарисовать форму сердца вокруг своего лица, прежде чем закрыть его нижнюю половину своими двухметровыми водяными рукавами и подмигнуть. — Можем ли мы что-то добавить? Я хочу показать её умения и её милую сторону одновременно. — Я тоже должна делать чем-то более экспрессивное, я должна быть лучшим бойцом в группе, — размышляет Лу Сяоюй, лениво вычерчивая в воздухе круги рукавами. — Ты знаешь, что я раньше занималась в цирке? — Это прыжок с крыши, экспрессия здесь неуместна, — раздражённо пытается втолковать им Ибо. — Ибо-лаоши, — строго обращается к нему Ван Цин. — Как лидер «Сбежавших невест», я умоляю вас отнестись к этому серьёзно. Мы изображаем группу молодых, оптимистично настроенных простушек, вынужденных вместе заниматься бандитизмом, чтобы избежать безрадостной судьбы в браке без любви. У меня есть три минуты экранного времени, чтобы заручиться пониманием и сочувствием зрителей, демонстрируя им как мужественную, так и женственную наши стороны. И мне нужно, чтобы Ибо-лаоши показал мне, как именно это сделать. Ибо с ненавистью смотрит на неё. — Это месть за выпитый напиток в тот первый день? Слишком мило улыбаясь, она протягивает ему два шарфа, которые Цянь Фэн использовал для демонстрации. — Ибо-лаоши, пожалуйста, м? Он не надеется в ближайшее время забыть взволнованные возгласы и крики толпы — по крайней мере, до тех пор, пока фанкам его танца с водяными рукавами гуляет по Weibo.*
Дополнительные фанаты, привлечённые на съёмочную площадку вирусным постом Ибо, становятся проблемой, когда начинают сливать в сеть больше, чем смущающие закулисные видео. Из-за пересечённой местности на съёмочной площадке многие из них предпочитают ждать в комфорте цивилизации, чтобы делать откровенные снимки, побуждая актёров сохранять профессиональный вид даже в нерабочее время. Из-за этого долгие рабочие дни кажутся бесконечными, напряжение во время съёмок нарастает и подспудный стресс начинает влиять на качество игры. Хуже всего — слив настоящих кадров, из-за чего приходится переснимать и даже переписывать сценарий. Последней каплей становится тот факт, что съёмка целого дня оказывается бесполезной из-за неофициального «превью», размещённого в сети. Ван Хань созывает экстренное совещание директоров на следующее утро. — Ты не можешь просто убрать их? — требовательно спрашивает Ибо. Он провёл добрую часть вчерашнего ужина, стратегически расставляя объекты, чтобы заблокировать несколько камер смартфонов, направленных на него и Чжаня, и он более чем взбешён из-за этого. Есть в мотоциклетном шлеме оказалась намного неопрятнее, чем он ожидал. — Для этого же есть служба безопасности. — Да, это было бы оптимально, — соглашается Цянь Фэн. — Проблема в том, чтобы отследить их. — О чём ты вообще? Один из них сейчас снимает нас из-за вон того дерева, — недоверчиво говорит Ибо, указывая на сосну в двухстах метрах от них. Они слышат панический писк и шорох, а затем топот ног, бегущих за пределы территории. Они смотрят, как убегающая фигура исчезает, прежде чем Ван Хань поворачивается к Да Чжанвэю. — Покажи ему дронов. Ибо пытается не ворковать над четырьмя дронами, которые даёт ему Да Чжанвэй, но он таки называет их Лео, Раф, Дон и Майки и заимствует у стилистов лак для ногтей, чтобы нарисовать соответствующие цвета вокруг их линз. С тех пор его редко можно увидеть без хотя бы одного дрона. Он быстро завоёвывает репутацию благодаря своей сверхъестественной способности обнаруживать злоумышленников и способу их устранения. Его коронный метод — отправить текстовое сообщение в службу безопасности, а дрон спрятать за ничего не подозревающей жертвой. Затем он поворачивается лицом к скрытой камере, демонстрируя немигающие глаза и холодную жёсткую улыбку, после чего дроны начинают реветь ту песню, которую он слушал в этот день на максимальной громкости. Следующие за этим крики позволяют службе безопасности легко найти и выпроводить злоумышленника. Конечно, удержать решительных поклонников невозможно. Вскоре появляется целый сайт, посвящённый его плейлисту с дронами и лицу Ибо как «сексуального злодея». Одним словом — люди. Большинство поимок происходит в разное время в течение дня, но Ибо по-прежнему поддерживает регулярный, легко избегаемый утренний и вечерний патруль, больше используя его как предлог для игры с дронами. Он не надеется поймать кого-то в это время — отсюда и его удивление, когда однажды утром он замечает странную энергетическую сигнатуру. Ибо сразу же понимает, что это не один из постоянных членов съёмочной группы, с чьими энергетическими следами он знаком после двух месяцев на съёмочной площадке — это настоящий вызов его умению находить злоумышленников. Он уже готов предположить, что небольшой импульс энергии инь был следом очередной фанатки, когда этот самый след полностью исчезает с его радара — что невозможно без должного уровня подготовки. Кто-то — или что-то — пытается скрыть от него своё присутствие, а это редко свидетельствует о благих намерениях. Все четыре охранных дрона активированы, и он настолько занят их выставлением на позиции, что чуть не получает по лицу молотом-метеором. Он успевает уклониться и поднырнуть под головку молота, когда та проносится рядом с его носом и разбивает ствол дерева вместо его черепа. Груз молота улетает из поля зрения, влекомый цепью длиной в пять, а то и десять метров, прямо над ним, а затем смещается влево. Ибо перекатывается вправо и запрыгивает на дерево, а молот разворачивается и пробивает небольшую воронку в том месте, где он только что стоял. Ноги Ибо едва успевают удержаться на ветке, как в поясницу ему упирается остриё, и сзади слышится тихое «Стоять». Молот-метеор взмывает снизу-вверх вдоль ствола дерева, набирая скорость для удара. Ибо отправляет последний дрон на позицию и оглядывается, презрительно скривив губы. — Цяоэнь-цзе, я думал, ты собиралась уменьшить порции яичных пирогов. Он сильно топает правой ногой, ломая ветку, на которой они стоят возле ствола, и резко наклоняет её вниз — ему удаётся удержать равновесие, а Чэнь Цяоэнь с воплем рушится вниз. Молот прекращает атаку, чтобы поймать её, и они оба врезаются в подлесок. Тем временем Ибо активирует все четыре дрона. Он не слышит ничего, кроме раздражённого воя: — Ван Ибо! Выключи их, пока я их не разбила! Улыбаясь, Ибо спрыгивает с дерева на землю.*
Он как раз помогает Чэнь Цяоэнь подняться на ноги, когда из кустов, преследуемая дронами, вываливается Чэн Сяо, затыкая уши руками, чтобы заглушить ультразвуковой свист, который весело транслируют дроны. Молот-метеор угрожающе дёргается под ногой Ибо, которой он прижал его к земле. Другой конец его цепи прикреплён к ремню Чэн Сяо — он сворачивается, как выдвижная рулетка, когда она приближается. — Ты снова собираешься напасть на меня? — спрашивает он, приглушая свист и поднимая ногу, чтобы позволить Чэн Сяо вернуть молот ей в руку. Буквально мгновение он видит оружие в его обычном состоянии — два стальных шара, соединённые полутораметровой цепью — прежде чем оно сжимается в серебряный браслет на её запястье. — Это было просто небольшое приветствие, разве это можно считать нападением? — спрашивает Чэн Сяо, раздражённо потирая уши. — Ты совсем не джентльмен. — Вообще ни разу, — стонет Чэнь Цяоэнь, потирая поясницу — посадка на металлическую цепь была не самой мягкой. — Он даже напал на безоружную. — Эй, вы знали это, когда бросали мне вызов, — отвечает Ибо, поворачиваясь к Чэнь Цяоэнь. — Я угощу тебя раками. — А меня? — Ты можешь помочь почистить их для Цяоэнь-цзе. — В ответ Чэн Сяо немного надулась, и это заставило его подозрительно наклонить голову — она знает, что на него это не действует. — Что ты здесь делаешь? — Ничего! Я здесь просто проездом. — Смешно. Твой парень сказал то же самое. — … мой кто? — Он говорит о Фань Чэнчэне, — уточняет Чэнь Цяоэнь и подмигивает, когда рот Чэн Сяо открывается, и она в возмущении оборачивается. — Ван Ибо, тебе лучше не говорить о Фань Чэнчэне. — Даже Цяоэнь-цзе знает, что он слишком горяч для учителя, — ухмыляясь защищается Ибо, подняв руки в притворной капитуляции и отклоняясь назад от когтей, которыми тычет в него Чэн Сяо. — Фу! Именно поэтому прекрати сейчас же! — Ей интересен кое-кто другой, — объясняет Чэнь Цяоэнь, язык которой развязался от перспективы бесплатных раков. Кроме того, она, видимо, раздражена тем, что Чэн Сяо заманила её в засаду. — Какой-то молодой вундеркинд, которого она встретила. Предполагалось, что она встретится с ним в Лояне, но сначала она хотела побывать здесь. Я думаю, ей нужна помощь. Ибо открывает рот, но его прерывает насмешливое фырканье Чэн Сяо. — Ты последний человек, у которого я бы просила совета. По крайней мере, у меня не было неудачных попыток соблазнить человека, которые к тому же были бы задокументированы во всех социальных сетях. Не всё так просто, когда нужно действительно постараться, чтобы привлечь внимание, да? — Ибо должен быть очень популярен с таким лицом и телом. — В том-то и проблема. Я думаю, он так привык к тому, что люди бросаются к его ногам, что растерялся. И я не виновата, — говорит Чэн Сяо с притворной невинностью, когда Ибо пытается испепелить её своим взглядом. — Это всё Вэньхань. Это он рыдал мне по телефону от радости, что ты на самом деле не фригиден. На лице Чэнь Цяоэнь ужас чередуется со смехом. — Ты имеешь в виду… — Эмоционально! Об этом я даже думать не хочу. — То, что я не делаю грандиозных романтических жестов, не означает, что я фригиден, — шипит Ибо, по-настоящему раздражённый. — И я не терплю неудачу, я … в процессе. Чжань-гэ сказал, что мы поговорим, когда я решу, чего хочу. Что бы это ни значило. — Что он сказал? — Чэн Сяо таращится на него с открытым ртом, пока он не закрывает её челюсть. — Боже мой, ты должен беречь его, ты просто никогда не найдёшь того, кто сможет снова так хорошо тебя понять. — То есть? — То есть, он знает, как ты действуешь. Ты позволяешь всем этим бедным девушкам и этому парню ухаживать за тобой, и ты соглашаешься со всем, чего они хотят, но ты всё время на автопилоте. Он говорит, что для него этого недостаточно. Если ты хочешь быть с ним, то он хочет твоей полной вовлечённости. — Почему бы тогда просто не сказать мне это? — жалуется Ибо, а потом вздыхает. — Потому что тогда я просто соглашусь с тем, чего он хочет… — Это полный провал. — Когда Ибо вопросительно смотрит на Чэн Сяо, она закатывает глаза от того, какой он тупоголовый. — Полная вовлечённость? Ты что, действительно собираешься рассказать ему, кто ты такой? И это, конечно же, закончится прекрасно, как всегда. А что будет, когда ты вернёшься домой? Ты же знаешь, что он не сможет последовать туда за тобой. — Я не вернусь в Юэхуа. — Ты же понимаешь, о чём я. В твой настоящий дом. Его взгляд на мгновение останавливается на Чэнь Цяоэнь, прежде чем он спрашивает внезапно севшим голосом: — Это все ещё мой настоящий дом? Не думаю, потому что моим братьям там больше не рады. — Это временно… — Временно? Прошло семнадцать лет, — напоминает ей Ибо с лёгкой горечью. — Возможно, для вас это было две с половиной недели, но для остальных из нас это было семнадцать лет. Я более чем готов двигаться дальше. — Ты заблуждаешься. — Нет. Я думаю, так будет правильно. — И поэтому ты отказался от своего хвоста? — спрашивает Чэн Сяо достаточно тихо, чтобы Чэнь Цяоэнь могла притвориться, что не слышит. Не то, чтобы это имело значение — на самом деле, отсутствие хвоста бросается в глаза им всем. Чэн Сяо взволнованно проводит по браслету на запястье. — Бросаешь вызов миру? Ты идиот. Ты мог умереть, если бы я попала в тебя. — Я бы не подставился, если бы была реальная угроза — а её не было, — отмахивается Ибо. — Я всё ещё могу постоять за себя. И я точно знаю, где мой хвост. Он в хороших руках. — …Это в его руках, что ли? Ты буквально вручил ему всё своё будущее, и при этом говоришь, что не делаешь грандиозных романтических жестов. Видя в высшей степени удивлённое лицо Ибо, она взрывается: — Ой, да ладно, только не говори мне, что сам не понял, что ты сделал. Даже ты не можешь быть таким тупым. — Нет, я просто… Его вопрос. — Ибо смеётся над самим собой и не может поверить, что это беспокоило его так долго. — Кажется, я уже ответил на него.