*
— Ты не шутил, когда сказал, что эта штука согреет меня, — замечает Чжань, сидя на диване в пушистом белом халате после горячего душа, в то время как хвост Ибо укрывает его ноги. Позади него Ибо осторожно левитирует капли воды из его волос — это лучше, чем фен, для кожи головы, испорченной двумя месяцами ношения парика, и это его молчаливое извинение за то, что Чжань попал под импровизированный ливень. — Вообще-то, когда ты сказал, что это защитит меня, я подумал, что ослышался. Теперь это звучит менее безумно, когда я понимаю, что ты имел в виду, защитит от тебя. — Я удерживал сто тысяч литров воды. Если бы ты не молчал так долго… — Ну прости, ты явно вложил много мыслей и усилий в своё признание, и я просто хотел сказать что-то не менее грандиозное в ответ, — игриво парирует Чжань. — Вместо этого всё, что я мог придумать, это неуместные комментарии о твоих десяти тысячах мышц и твоём мега-сексуальном вознесении из воды. Или ты пытался создать образ мерфолка? Честно говоря, Ибо скорее умрёт, чем признается, сколько русалок было в его последней истории поиска. Спустя мгновение Чжань добавляет: — Рождение Венеры. Вот что мне это действительно напомнило. — Ну и чего я так волновался, — ворчит Ибо с горящим лицом, проводя пальцами по свежевысушенным волосам Чжаня. — Моя полная змеиная форма тоже была бы не так ужасна. — Умоляю тебя, это совсем не то, что мне когда-либо необходимо увидеть. Венера — это комплимент! Поверь, это признание было идеальным. Лучшее, что я когда-либо получал. — Повернувшись к Ибо лицом, Чжань показывает ему два больших пальца, чтобы подтвердить свою искренность, хотя его взгляд отвлекается на обилие обнажённой кожи. — Каждый раз десять из десяти. Ибо не хочет доставлять Чжаню удовольствие видеть, как сильно он доволен, но сейчас это, наверное, заметно даже с солнца. — Раз уж ты так любезно попросил, я буду прятать от тебя клыки и раздвоенный язык. Полагаю, именно это пугает тебя. — И глаза-бусинки, если можно. — О, какой ужас, у меня маленькие глаза! Ты воспринимаешь всё намного легче, чем я думал. Когда ты понял? Поворачиваясь лицом к Ибо, Сяо Чжань поднимает хвост с колен и протягивает его, чтобы продемонстрировать. — Я дважды исследовал его под лупой, просто чтобы убедиться, — объясняет он, показывая хвост с двух сторон, прежде чем положить его обратно. — Видишь ли, у меня были разные курсы по дизайну одежды в рамках моего обучения. И я знаю, как выглядит настоящая змеиная кожа — а это кусок два на четыре метра. И никаких строчек, никаких швов — сплошной, непрерывный, цельный кусок. Это не анаконда. Ибо насмешливо фыркает. Пф, анаконды. — Ты вылинял из этого? Но поверхность дивана ощущается совсем иначе… — Это потому, что это мой живой хвост. Сяо Чжань моргает и проводит пальцами по изгибу нижней части тела Ибо, занимающей остальную часть дивана, вызывая у него дрожь. — Это твой хвост… — Это как протез. Я оборотень, я могу менять свои физические составляющие, как захочу. Но это работает несколько иначе. Это может выглядеть и быть наощупь, — он снова вздрагивает, когда ногти Сяо Чжаня царапают бороздки между чешуёй, — точно таким же, как и мой хвост, но поверь, в твоих руках настоящее сокровище. Судя по задумчивому выражению лица, Сяо Чжань изо всех сил старается осознать услышанное. Он убирает руку с Ибо и указывает на него: — Ибо. Затем указывает на хвост на своих коленях: — Хвост Ибо. На его лице появляется маниакальная ухмылка: — Иба Ибо. Ибо и Иба! Ебать-колотить. — Ты только что дал имя моему хвосту? С каламбуром? — возмущается Ибо. — Я приберегу «младшего Ибо» для кое-чего другого, — гордо отвечает Чжань, потому что он действительно хочет увидеть, как Ибо согнётся пополам и заплачет от смеха. — Просто это сбивает с толку, когда у тебя два хвоста. А так будет понятно. Или ты хочешь вернуть себе Ван Иба? — Нет, оставь у себя. Так или иначе ты ведь не откажешься от имени. — Хорошо, потому что ты, — Сяо Чжань берёт Иба и прижимает его к себе, — мой счастливый талисман. — Это сильнее, чем талисман, — хрипло возражает Ибо, разрываясь между чувством обиды за свой хвост и ревностью к нему. — Достаточно мощный, чтобы люди — я полагаю, твои собратья — вломились в мой гостиничный номер, чтобы украсть его? Теперь Ибо уже не удивляется даже такому замечанию. — Так и есть. Но твоё предположение неверно — я на девяносто девять процентов уверен, что вор был человеком. Я бы заметил, если бы рядом с твоей комнатой появился ещё один яо. — Он пожимает плечами, когда Сяо Чжань вопросительно поднимает бровь. — Ничего особенного, мы все довольно территориальны. — О, так я теперь твоя территория, да? — ошеломлённо спрашивает Чжань. — А я имею в этом право голоса? — Думаю, я могу продать тебе его. Например… Ибо берёт Чжаня за руки и наклоняется вперёд, чтобы поцеловать основание шеи — пульс отдаётся тёплом и частым биением на его языке. Это облегчает Ибо поиск и концентрацию энергии ян, протекающей через тело Чжаня, направляя её в кончики пальцев. — Это… покалывание, — бормочет Чжань, томно выгибая спину. — Что бы ты ни делал — это ощущается очень приятно. — Это твоя энергия ян. Я просто двигаю её в тебе. На мгновение Ибо готов поддаться искушению и впитать в себя эту силу — это так просто, когда и Сяо Чжань, и его энергия доверяются его власти. Он кусает собственную губу, пока она не начинает кровоточить, и вместо этого направляет энергию вниз. Сяо Чжань издаёт тихий звук удивления, когда змеиная кожа под его руками превращается в пушистый белый кашемировый свитер. — Когда будет время, я научу тебя делать это самостоятельно. И у меня полно футболок и кроссовок — бери, не стесняйся. — А сейчас я просто пользуюсь твоей щедростью, — шутит Чжань и тут же хмурится, когда касается кровоточащей губы Ибо. — Что я могу предложить взамен? — Ну… — Ибо замолкает, когда его живот урчит, и звук эхом разносится по пещере. — Остатки еды на кухне будут хорошим началом.*
— Так сколько тебе лет на самом деле? — с любопытством спрашивает Чжань, вертя в руках подушки и одеяло, которые он принёс из спальни, чтобы не смотреть, как Ибо высыпает в рот ещё дюжину контейнеров еды. Даже после объяснения Ибо, что физические трансформации утомительны, особенно когда у него появилось больше места в желудке, чтобы его заполнить, это все ещё отвратительное зрелище. — Не может быть, чтобы тебе действительно было девятнадцать. — Мне девятнадцать, — настаивает Ибо с набитым кальмарами ртом. Он достаёт свои права на мотоцикл из брошенных штанов и показывает Сяо Чжаню. — Вот, здесь написано. — И твой день рождения действительно 5-го августа? — Понятия не имею, я просто написал так, потому что это был день, когда я сдавал экзамен, — с ухмылкой признаётся Ибо. — Но может быть и так. — Ага, один к трёмстам шестидесяти пяти процентам. Или к трёмстам шестидесяти шести — в зависимости от твоего года рождения. И это был точно не 1997 год. Закатив глаза, Ибо напряжённо думает об этом, открывая последнюю упаковку, и в конце концов сдаётся, указывая на свой телефон среди остатков кровавого побоища на столике у дивана. — Серьёзно? — спрашивает Сяо Чжань, передавая его. — Это сложно, — оправдывается Ибо, одной рукой открывая приложение-календарь, а другой засовывая в рот последний шашлык. Его брови морщатся, когда он смотрит на экран. — Если то, что мне сказали, верно — в чём я лично сомневаюсь — то я родился около 1011 года. — …До нашей эры? — Отвали, я не настолько стар. — 1011 год нашей эры — всего лишь тысяча и пять лет назад, — хмыкает Сяо Чжань. — Откуда, чёрт возьми, взялись девятнадцать? — Я мало что помню до того момента, как обрёл человеческую форму. Тогда мой разум был совершенно другим, так что это не считается. Ибо отбрасывает свой телефон в сторону и прислоняется к Чжаню, украв немного одеяла. Еда в животе начинает вызывать сонливость. — По словам мамы Ду, когда мы встретились, мне было около ста тридцати. — Мама Ду? — Ду Хуа. Лисица. Она была моим… спонсором — думаю, это можно назвать так. Она была той, кто помог мне поступить в Небесный Институт благородных ян-гуев для изучения культивации, когда я был ещё обычным змеем-долгожителем. — Серьёзно, с этого момента тебе запрещено использовать слово «обычный», — говорит Сяо Чжань, зарабатывая удар локтем по рёбрам. — Ай. Это было великодушно с её стороны. — Ты хотел сказать, это был её способ шпионить, так как она изгнана с Небес, — возражает Ибо. И уже более уважительно добавляет: — Но, несмотря ни на что, я благодарен ей за предоставленную возможность. На Земле яо требуется более тысячи лет, чтобы собрать достаточно энергии ян, чтобы хотя бы попытаться трансформироваться. Но там, наверху, с такой насыщенной атмосферой, что ею можно захлебнуться… Я сделал это примерно за четыреста дней. — Ты говоришь так, будто это что-то особенное, но на Земле ведь прошло четыреста лет, так что в итоге это заняло у тебя только половину обычного времени, — ворчит Сяо Чжань. — Но я признаю, что это все ещё очень круто. — Ты хорошо знаешь легенды, — соглашается Ибо. — И ты прав, я не был особенным. Было ещё четверо, посланных мамой Ду, которым удалось трансформироваться примерно в то же время. Чжоу Исюань, Ким Сонджу, Ли Вэньхань и Чо Сынён. Золотой фазан, олень, носорог и ещё одна змея. — Какого цвета змея? Ибо морщится. — Он старше меня, но зелёный. Как и ожидалось, Сяо Чжань усмехается. — И вы все яоцзины? Не яогуаи? — Точно нет. Яогуаи — это те, кого мы называем неудачниками, кто забивает на человеческую трансформацию. Так что, если ты не хочешь нарваться на дуэль с яоцзином, никогда не называй никого из нас яогуаем. — Я рассчитываю на тебя как на моего чемпиона. — Я ещё ни разу не проиграл, — зевая, отвечает Ибо. — Нас объединили в одну команду, и мы стали пятью названными братьями. Жизнь там была... хороша, всё шло своим чередом, и всё шло только к лучшему. Мы собирались подняться по служебной лестнице вплоть до Императорской Гвардии. И мы были вместе уже пятнадцать месяцев, когда наш Институт был распущен. Ибо внезапно осознаёт, что впервые рассказывает кому-то эту историю. Новость распространилась так быстро, что к тому времени, когда они узнали, что происходит, у каждого уже была своя версия событий, и никто не был заинтересован в том, чтобы слушать чужую. — Сынён и Вэньхань были официально сосланы на Землю по императорскому указу. Насколько мы могли судить, это был случайный выбор 50 на 50. С тем же успехом они могли вытянуть имена из шляпы. — Ибо беспомощно пожимает плечами. — Остальным из нас просто негде было оставаться. Так что мы все решили вернуться на Землю и сменить род деятельности вместо того, чтобы пытаться конкурировать с тысячей претендентов на место в другом ведомстве без каких-либо гарантий на будущее. — И твоя мама Ду не возражала? — Очень даже, но она потеряла почти всё своё влияние на Небесах, и ей нужна была наша помощь, чтобы восстановить свою силу на Земле, чтобы компенсировать потери. Тем не менее, она никогда не переставала напоминать нам, что мы ей должны, и даже пальцем не пошевелила для нас после того, как мы вернулись. Были новые, более прибыльные предприятия, в которые она могла инвестировать. — Он неопределённо машет рукой в сторону остальной части пещеры. — Мы ушли, как только смогли. — Боже мой, она и генеральный директор моей компании, должно быть, посещали одни и те же курсы по управлению бизнесом, — хихикает Сяо Чжань, но тут же хмурится. — Прости, я не должен преуменьшать серьёзность твоей ситуации, сравнивая её с моей. — Преуменьшать серьёзность? О чём ты, блин, говоришь? Твои проблемы не менее важны, — твёрдо заявляет ему Ибо. — Ты не менее важен. Я был на небесах, и что? Это ещё не всё. Чжань выглядит так, будто хочет поспорить, но передумывает. — Ты скучаешь по всему этому? И это тоже впервые. Обычно люди предполагают, что знают его ответ. — Я скучаю по атмосфере, — медленно отвечает он. — Воздух здесь по сравнению с тем, который был там, сухой и… бесплодный — думаю, это лучший способ описать его. Как будто я переехал из озера в пустыню. Мне не хватает цели и чёткого направления. Но я бы не сказал, что скучаю по самому месту. Это просто место. — Ты бы вернулся, если бы у тебя была такая возможность? — Не знаю, я уже привык жить здесь за семнадцать лет. — Ибо рассеянно утыкается носом в шею Сяо Чжаня, засыпая. — Думаю, когда придёт время, будет видно, есть ли у меня причина остаться.*
Ибо просыпается незадолго до рассвета и сразу же чувствует, что что-то не так, хотя его затуманенный мозг не может определить, что именно. Возможно, это дезориентирующее положение, в котором он просыпается: на животе, а не на боку, чтобы приспособиться к руке, обхватившей его за талию. Или что первое, что наполняет его чувства, это не серые стены, а вид спящего лица Сяо Чжаня и звук его сердцебиения, ровный и умиротворяющий для слуха Ибо. Он обнаруживает проблему, когда его взгляд скользит по телевизору, — и он понимает, что это больше не проблема. Экран чёрный, безмолвный и едва различимый в темноте, но он не чувствует беспокойства. Во всяком случае, это был лучший сон Ибо за очень долгое время, без сновидений, не потревоженный лишним шумом или светом. Он думает, что хочет вот так просыпаться каждый день до конца своей жизни, всем телом полный сил и тепла, не дожидаясь солнца. Тем не менее, когда он выбирается в ванную, он видит тёмные круги под глазами, дряблую и местами шелушащуюся кожу. Это самое человеческое, что он когда-либо видел, сгорбившись над раковиной и чистя зубы, мутным взглядом всматриваясь в зеркало. Он расчёсывает волосы, пока они не становятся того же коричневого цвета, который он использовал на съёмочной площадке, всовывает ноги в джинсы, а туловище — в белую толстовку с капюшоном Vlone, затем поворачивается и смотрит в сторону гостиной. — Иди сюда, — безмолвно шепчет он своему хвосту, аккуратно перекинутому через подлокотник дивана. Тот едва дёргается и снова ложится неподвижно. — Блин, Иба, иди сюда! — Отлично, — думает Ибо, пока Иба извивается по полу, направляясь в его руки. Кажется, теперь это имя навсегда. Изменения происходят почти мгновенно, стоит ему коснуться Ибы. Каждое замеченное им несовершенство исчезает, кожа его лица становится гладкой и ровной, снова сияющей здоровьем. Все синяки на его ногах заживают, а царапина на руке из красной превращается в серебристую, почти невидимую на фоне бледного цвета кожи. За несколько секунд на него обрушивается головная боль вместе с потерянными воспоминаниями. К тому моменту, когда поток картинок в его голове останавливается, Ибо изо всех сил старался не вернуть свой вчерашний ужин. — Ясно. Я даже не подумал об этом, — бормочет он, вытирая пот со лба. Он машет Ибе, и тот прокрадывается обратно к дивану, растекаясь по Сяо Чжаню как ни в чём не бывало. Тошнота постепенно проходит, но когда звонит телефон, Ибо очень не хочет спешить за ним. Сяо Чжань вздрагивает, просыпаясь, и отвечает вместо него — звук голоса Да Чжанвэя из динамика сопровождает его, пока он одевается. Он корчит рожу Ибо, когда тот идёт на кухню за водой, и получает ухмылку в ответ — Ибо уклонился от ответа по очень веской причине. — Это был Да-дао с тонко завуалированным напоминанием, что нас обоих сегодня ждут на съёмочной площадке, и вовремя, — сухо сообщает ему Сяо Чжань, когда заканчивает разговор и несёт стопку контейнеров на кухню. Он обходит кухонный островок и моргает, глядя на ноги Ибо. — О, ты вернул прежний вид. — Рабочая одежда, — шутит Ибо, беря контейнеры и запихивая их в мусорник. Когда он возвращается, Сяо Чжань уже роется в холодильнике в поисках завтрака. — Ты предпочитаешь другую форму или…? — У каждой из них есть свои преимущества, — рассуждает Ибо, снова беря стакан и обдумывая ответ. — Обычно, когда я дома, у меня хвост. — А когда ты занимаешься сексом? Какую форму ты предпочитаешь? Ибо давится водой. — Эм, тоже? — наконец выдаёт он, прищурившись и глядя на невинные широко распахнутые глаза Сяо Чжаня и его крошечную ухмылку. — Так нормально. Сяо Чжань смеётся над его подозрительностью, нарезая унылый зелёный лук. — Расслабься! Я просто спрашиваю. В смысле, я даже не знаю, где твой член, когда ты в форме змеи. — Они в основании моего хвоста. — О, поэтому у тебя такие чувствительные стопы? — Он щекочет его своими, и Ибо действительно вскрикивает. Затем до Чжаня доходит сказанное, и он замирает. — Погоди… Они? Ибо закрывает глаза и медитативно считает до десяти, чтобы успокоить разум и выровнять голос, прежде чем снова заговорить. — Это просто констатация, и я надеюсь, что ты не обидишься, но я думаю, что мы оба сейчас не готовы к этому шагу. — Да, нет, наверное, это мудро, — неуверенно бормочет Сяо Чжань. — Думаю, мне нужно сначала кое-что выяснить. — И мне. Переписка с Чжу Чжэнтином взлетает на первое место среди приоритетов Ибо. — Только пусть всё пока остаётся между нами, — предлагает Сяо Чжань, задумчиво изучая толстовку Ибо. Затем он кладёт руку на белую кашемировую ткань на уровне сердца, и в его глазах появляется озорной блеск, когда он многозначительно смотрит на Ибо. — Мне интересно, каковы будут ставки… Ибо понимает намёк и тянется вперёд, чтобы обхватить его руку, превращая Ибу в подходящую чёрную толстовку с капюшоном. — Готово.