Придворная жизнь императорской свиты [2 том]

Настал следующий день. Густав проснулся, как обычно, самым последним. Поднялся, начал убирать свое спальное место, умылся, оделся, позавтракал. На протяжении всего этого времени, Людовик иногда поглядывал на него. Этот синеглазый ангел казался ему печальным и расстроенным, непривычно грустным, апатичным и даже лишенным, в каком-то смысле, жизни. Это был все такой же сдержанный Густав, с нейтральным выражением лица, однако его легкий румянец оставил после себя лишь серую кожу, а блеск в глазах потух, не оставив после себя вообще ничего. Людовик не мог смотреть на это долго. Приходилось постоянно отводить взгляд. После утренней трапезы, многие разошлись. Агат, Алмаз и Золото с Даниэлем, пошли фехтовать. Александр отправился к своему портному, дабы проверить собственный наряд для бала. А Бронза решил наведать салон и во что-то поиграть. В покоях остались лишь Сапфир, с неинтересными ему книгами, и Сталь с Ольхой, что были заняты только друг другом. Прошло около получаса. Густав с трудом читал какой-то труд, об истории живописи, часто отвлекаясь на наблюдение за теми двумя, что активно общались, сидя на диване, и просто вздыхал. Нимфа наивно хихикала и улыбалась, когда великан пытался научить ее вышивать, держа пальца и иголку в руках. Они флиртовали, заигрывали, дурачились, шутили и постоянно говорили. Сталь был не просто слугой и почитателем для своей Ольхи, он был тем, кого она удостаивала самым большим своим даром - вниманием и безукоризненной благосклонностью. Он был тем, кого девушка не боялась и даже тем, кому она доверяла. Этот великан мог без стеснения хвастаться такими привилегиями, ведь он был единственным, кому нимфа позволяла в свой адрес явно больше, чем другим. Наблюдая все эти смешки и смущенные улыбки, Густав просто умирал от боли. Ведь, совсем недавно, и он утопал в романтике, наслаждаясь каждым взглядом, каждым вздохом и, в особенности, поцелуями. Такими томными, нежными, страстными и поглощающими твою душу. Молодой человек мечтал снова утонуть в своих чувствах, в чьих-то глазах… Но сейчас, это было просто невозможно… Человека, который бы так его любил, просто не было. Густав остался один. Возможно, навсегда. Голова его опустилась. Долго находиться по соседству, с постоянно воркующими голубками, граф не смог, так что оставил свою книгу на столике и пошел в салон, где надеялся хоть как-то развлечься. Пришел, оглядел зал, ища глазами своих знакомых, и направился к графине Комре, что уже прощалась с Клариссой Летящей – той самой, что могла бы стать новой императрицей. - Графиня, - сдержанно кивнул своей подруге Густав. - Ах! Друг мой! – весело взяла его под руку и повела к креслам. – Я сейчас говорила с очень интересной особой, - принялась сплетничать. - С какой же? – печально заинтересовался, пытаясь заставить себя веселиться. - С возможной невестой императоров, - активно подобрала фижму и села в кресло. - Да? И что же она? – присел рядом. - Ох! Она – очень интересная особа! – начала увлеченно рассказывать. – Думаю, она будет шикарной императрицей! - Вы уже выбрали себе фаворитку в этом деле? - Конечно! На этих невест сейчас ставят, как на гоночных лошадок! Никто не знает, кого именно выберут императоры, но что-то мне подсказывает, что у Даниэля уже точно есть фаворитка! – весело его толкнула, подтрунивая. Тот неуверенно улыбнулся. - Как только он встречал эту Юлию! – взяла вина. – Я говорю тебе – они женятся! Если не спать друг с другом будут – так постоянно разговаривать! – отпила. – М? – активно спросила его, проглатывая вино. – А вы что думаете, друг мой? Женятся они? - Возможно. Даниэлю очень импонируют фагры. Они ему довольно интересны. Возможно, что он и женится на ней. - Готова сделать ставку. - Вы только не увлекайтесь этим, - печально улыбнулся. – С недавних пор, Даниэль терпеть этот тотализатор не может. Понятия не имею, что его так злит. - Ну что вы, что вы. Я, конечно же, аккуратна. Ставка, ведь, символическая – всего 20 га. Это даже не деньги. - Хах… - усмехнулся. - А для вас, друг мой, - указала на него бокалом, - даже 50 га – не деньги. Не хотите поучаствовать в пари? – отпила вина. - Пожалуй, откажусь. Я даже не видел этих невест. Да и человек я не азартный. - Хах! Зря! Некоторые из них – очень даже любопытны. - Хах, верю вам… Образовалась пауза, во время которой графиня попивала вино. - Друг мой, - начала она в конце-концов, - вы не такой, как обычно. Что случилось? На вас лица нет. - Хах… - откинулся на спинку. – Нет настроения, - отвел печальный взгляд. - Это я вижу. Расскажите мне, почему у вас его нет. Тот покосился на нее: - Помните, несколько дней назад, мы, с виконтом Кери, наткнулись на вас? - Виконт Кери? Да, помню. Вы как раз помирились, - ободряюще улыбнулась. – Это была такая приятная новость. - Так вот, в тот же вечер, - отвел взгляд, - мы окончательно расстались, - поник. - Ох… - опешила та. - Я скучаю по нему, - опустил глаза. - Друг мой… - сочувственно наклонилась и положила руку на его ладонь. – Мне жаль вас… - Не стоит. Я… - забрал кисти. - Я думаю, что стоит. Вы, с ним, были больше, чем друзьями. Уверена, что он, для вас, много значит. - Это действительно так… Но… - Вы не можете подобрать слова? - Да, не могу… - опустил плечи. – Я хочу снова быть с ним. Наше расставание разрывает мне сердце. - Никто не заслуживает душевных мук. Возможно ли все вернуть? - Не знаю. Вряд ли, - отвернул голову. – Мы сильно поссорились. - Но ведь должен быть какой-то выход. - Боюсь, его нет. Мы сделали друг другу слишком больно… - Друг мой… - сочувственно протянула, буквально жалея его раненное сердце. К ним подошли трое. Это были какие-то аристократы, которым было около 25-ти лет: - Ваше сиятельство! – начал один, поворачивая свою свиту к девушке. – Вы сияете, как всегда! Графиня подняла к говорящему лицо и кивнула: - Здравствуйте. - Вы так прекрасны в этот день! - Благодарю за комплимент. - Ну что вы! Это – не комплимент, а слова истины! Вы – прекрасны! - Не стоит вам так распинаться передо мной, - дружелюбно ответила. - Да кто же распинается? Я лишь описываю то, что вижу. Вашу красоту невозможно не заметить! Густав поднял к ним глаза и тихо кашлянул, намекая на то, что с ним должны поздороваться. Говорящий снисходительно покосился на этого человека: - Что такая прекрасная дама делает с этим отродьем? – брезгливо отвернулся к знакомой. – Вы – такая высокородная особа. Что вы забыли рядом с ним? Неужели, этот простолюдин докучает вам? – подошел к графу и положил руку на плечо, начав буквально выдавливать его с кресла. Густав сжался, под весом этой ладони. - Что вы себе позволяете? – возмутилась девушка. – Это – мой друг. Оставьте его в покое. - Да как простолюдин может быть другом графине? – искренне недоумевая отпустил молодого человека. – Ваше сиятельство слишком сиятельно, для того, чтобы просто находиться с этим самозванцем в одной комнате, а вы его еще и другом называете. - Он – не самозванец, - нахмурилась. – Он – такой же граф, как и я. - Не принижайте своего достоинства, ваше сиятельство. Вы – сияете своей дворянской кровью, а он, - толкнул молчаливого Густава, - никто иной, как купец. - Что вы несете? Граф Камп – мой друг, - возмущенно поднялась. Тот насмешливо улыбнулся: - Скорее подруга. Его друзья издали такой же неприятный смешок. - Ваша подруга целуется с мужиками, - небрежно толкнул его понуренную голову. – Впрочем, это и неудивительно. У вас, у такой прекрасной дамы, - оглядел ее, - яйца явно больше, чем у этого, - с издевательским сочувствием опустил глаза к графу, что вообще никак не противился этим словам в свой адрес. – Бедняга. Даже яиц нет. Не удивительно, что он делит ложе с мужчинами. Хоть в постели увидит, как выглядят настоящие мужские яйца, - издевательски погладил его голову, будто жалея. – Да и член, видимо, тоже. - Убери от него свои руки! - отбросила нахальную ладонь. - Ему нравится, ваше сиятельство. Вы не понимаете. Он испытывает настоящее удовольствие, когда его трогает кто-то такой, как я. - Нахал! - Ну что вы. Это же простолюдин. К чему вы вообще защищаете его? Жизнь крестьянина ничего не стоит, - взглянул на того и дал мощный щелбан. Опущенная голова Густава, по инерции, отклонилась. - К чему жалеть простолюдинов? – повернулся к девушке. - Они – не мы с вами. Никакой голубой крови, никакого фамильного древа. Да они вообще не знают, что это такое. О чем только с ними говорить? Тем более вам. Весь ваш диалог должен касаться только его жалоб на свою несчастную жизнь. Вы – настоящая графиня. Комре – издавна знатная фамилия. Вы должны с императорами дружбу иметь, а не с простолюдином его проблемы обсуждать. - А хотите узнать, что должны делать вы? – сдерживая гнев начала та. – Для начала, - ткнула его пальцем в грудь, - оставить меня и моего друга в покое. Не вам указывать мне с кем и как я должна общаться. И, тем более, не от вас я буду принимать какие-то советы. Вы – низкий и поверхностный человек. Вам должно быть стыдно, за свои слова. - Графиня, - подавленно поднялся Густав, пытаясь успокоить ее злость. – Они правы… Не гневайтесь… Я… Лучше пойду. Не буду докучать вам своей компанией, - поклонился, развернулся и подавленно ушел. Графиня вернула суровый взгляд на тех грубиянов: - Стыдно должно быть! Помойте рот с мылом, после такого количества грязи, что из вас вышло! – отвернулась и пошла в другую часть салона. Пол длинного коридора с многочисленными окнами по одной стороне, собственная обувь и ноги, что так быстро шагали куда-то вперед – вот, что видел Густав, буквально сбегая от этих людей в какое-то укромное место. Он не хотел никого видеть, слышать, с кем-то разговаривать. Молодой человек хотел лишь уединения с самим собой. Опущенная голова не давала ему возможности видеть тех, кто шел навстречу, так что он даже не заметил своих знакомых, что шли прямо на него. Это были Алмаз и Агат. Первый увидел эту расстроенность сразу: - Густав? – обеспокоенно схватил его руку, когда они поравнялись. Но тот не ответил, только обиженно вырвавшись и поспешив дальше. - Густав…? – провел его опустошенным взглядом Людовик. Но любимый не оборачивался, не тормозил. Он только шел, не разбирая дороги, и исчезал среди других придворных. - Кто обидел моего Густава? – раздраженно выдал Алмаз, сжав кулаки и челюсть. – Кто эта мразь? – гневно повернулся к Агату. - В той стороне салон, - показал большим пальцем туда, куда те шли. – Думаю, он шел оттуда. - Я все кишки этой твари вытащу, - развернулся и угрюмо направился прямо в этот зал. В салоне, тем временем, кипела жизнь. Все разговаривали, многие развлекались. Оказавшись в дверях, виконт Кери окинул взглядом помещение, ища глазами любого, кто, даже гипотетически, мог быть виноват в печали Густава. Заметил графиню Комре в окружении ее свиты. Сжал кулаки и челюсть. Стремительно подошел. - Это вы, - гневно начал девушке, - имеете наглость задевать графа Кампа? Та опешила, ее окружение озадачилось. - Задевать? – повторила аристократка. – Как я могу? Граф – мой друг. - Тогда какого черта он вышел от вас таким расстроенным? – наклонился, нависнув над ней, как настоящая угроза. - Его задирали трое, - неприветливо нахмурилась. – Называли так низко и неуважительно, что мне помыться хочется, после разговора с ними. - Трое? Кто? - Вон те, - показала на компашку в стороне. Алмаз покосился на них, толчком выровнялся и подошел. Те как раз что-то увлеченно обсуждали. - Это у вас вера в жизнь, после смерти, обострилась? – влез в их диалог Людовик. Те снисходительно покосились на него. - Какого черта вы к графу Кампу лезете? - Ах, так вот о чем вы, - вальяжно выдал самый главный, отпив из бокала. – Давайте представимся… - Да мне плевать, кто вы такой! – отбросил его слова, как грязную бумагу. – Только смертник будет говорить гадости о моем друге! Да прямо ему в лицо! – обозлился. Тот хмыкнул: - О каких гадостях речь? Я не сказал об этом человеке ни одного лживого слова. Все, что я говорил, было чистейшей правдой. - Да как же! В каких словах вы эту правду выразили? В каких эпитетах ухищрились оскорбить его?! Многие уже наблюдали только за этими двумя. - Хм, - высокомерно выдал. – Вы, я смотрю, даже не знаете о его прошлом? Граф Камп никакой не граф. Его титул куплен. Этот человек не имеет совершенно никакого отношения к аристократии. Он – простолюдин. - Простолюдин, говорите? – с пренебрежением оглядел его с головы до ног. – Тогда почему, - угрожающим взглядом вернулся к его глазам, - он ведет себя значительно воспитанней, нежели наследный дворянин, которым себя считаете вы? Сколько книг вы прочитали за всю свою жизнь? Сколько наук познали? - Ох, только не говорите, что Камп – самый ученый, кто сейчас находится в этом дворце, - снисходительно улыбнулся. - Он – не самый ученый, - уверенно кивнул. - Уровень интеллекта можно понять только в сравнении. И я, уже невооруженным взглядом, вижу, что вы проигрываете ему в сухую. Это настолько позорное поражение, что лучше бы вам заткнуться, дабы не выглядеть еще большим идиотом, чем вы есть сейчас. - Хах, ну что вы… Я значительно умнее многих. - Вот только демонстрируете вы совсем другое. Только дурак будет выставлять свою ученость, что-то и кому-то доказывая. По-настоящему разумный человек – разумен настолько, что его ученость видно невооруженным глазом. У вас, такого не видно и подавно. - Вы несете какой-то бред. Защищая разумность этого человека, вы совсем забываете, что он – простолюдин, - усмехнулся. – Как для крестьянина, то, что он умеет читать – уже великое достижение. - Для вас, в принципе, тоже. Тот поразился такому хамству. - Одеты в такие шелка и такое золото, а ведете себя не краше конюха на ферме, - продолжил Людовик. - Да как вы смеете? - А как смеете вы? Оскорбляете моего друга, принижая его достоинство, и думаете, что я буду это терпеть? - Ваш друг – простолюдин! - Богатейший аристократ! – возмущенно перебил. - Вам такие деньги не снились даже! И, не смотря, на свой достаток, Густав остается очень скромным, смиренным и воспитанным, что является большой редкостью для таких богачей, как он! Поучились бы вы у него! - Учиться у простолюдина?! – брезгливо повторил. – Да никогда! Я – благороднейших кровей! Я – наследник целого графства! - И, при этом, от вас даже не пахнет благородством! Общаетесь, как конюх! - Вижу, вы часто ведете задушевные беседы с этими конюхами, раз знаете, как они общаются, - высокомерно оглядел его. Людовик стойко выдержал этот взгляд: - Слышал только пару раз и уже могу сравнивать. Густав, в отличие от вас, самый благородный, среди всех, кого я знаю. Пусть не по крови, но по уму и поведению, он лучше вас, воспитанней, сдержанней и явно умнее. Вы ему точно не ровня, - оглядел его сверху вниз. – Виконт, а такое чувство, будто только слуга виконта, - развернулся и гордо вышел. Оппонент возмущенно посмотрел ему вслед, терпя такое нелицеприятное поражение. Людовик направился в покои Даниэля. Пока он дошел – в некоторой степени успокоился. Очутившись в гостиной, оглядел комнату. Не заметив тут Густава, прошел к спальне и заглянул, слегка приоткрыв дверь. Приятель сидел прямо на кровати, плечом к двери. Он выглядел таким печальным и подавленным, что у любовника сердце сжалось. Обернулся, посмотрел на стол. Заметил сладкие тарталетки с засахаренной клубникой. Взял всю тарелку и зашел в спальню. Закрыл за собой дверь. - Сидишь-грустишь? – направился к знакомому. Тот молчал, понурив голову. - Хочешь тарталетку? – сел рядом и протянул блюдо со сладостями. Знакомый покосился на них. - Бери, чего глазами такими голодными смотришь? – ободрительно улыбнулся Людовик. – Они не кусаются, - взял одну и, игриво покачивая, направил ее к знакомому рту. – Кусь-кусь-кусь! Густав печально улыбнулся на это заигрывание, забрал корзинку и начал ее небыстро есть. - Я поговорил с теми идиотами. Не знаю, что за чушь они мололи, но я поставил их на место. Друг опустил плечи и голову, только услышав эти слова: - Тебе графиня Комре сказала про них? - Да. Когда я пришел в салон, то сразу на нее возмущаться начал. Я думал, это она тебя задела. - Она не могла… - Знаю. Но, когда я начал возмущаться, я этого еще не знал. - Надеюсь, ты не нахамил ей. - Ну… Она довольно быстро послала меня, - выдержал паузу. – К тем дуракам. А с ними, я себя не сдерживал… Они вообще какую-то чушь говорили о тебе. Кто это такие? Какого черта они вообще позволяют такие слова в твой адрес? Друг отвернулся, стыдясь самого себя: - Они говорили правду. Это не чушь. Я - не благородных кровей. Мой отец купил этот титул, когда я был маленьким. Он был богатым человеком, а я... – тяжело вздохнул. - Я всех обманываю, находясь здесь. Я не достоин быть при императорском дворе. Я – самозванец, что мнит себя графом, - опустил взгляд на надкусанную тарталетку и начал быстро ее есть, пытаясь остановить слезы, что уже застилали глаза. Людовик с сочувствием наблюдал этот голод: - Нет, это неправда… Ты не такой… - Правда, - втянул сопли. – Я могу показать тебе документ. Он у меня дома лежит, - взял еще одну песочную корзинку, которую начал быстро уничтожать. - Ты никого не обманываешь. Ты – не самозванец. И ты заслуживаешь титула графа больше, чем я – титула виконта. Густав… Ты неправ. - Прав, - дрожа от приближающегося плача выдал. – Я – никто… - Не говори так. - Я – лжец. И нахлебник. Мой отец построил столько шахт, заработал столько денег, а я… Я только трачу то, что он оставил мне. Он купил этот титул, так как хотел быть в высшем свете, а я… Я ничего в своей жизни не сделал… Я не заслужил такой жизни… - Тебе всего 21. Ты еще молод. Ты еще достигнешь своих высот. - Нет… Мне лучше быть тем, кем я являюсь, - втянул сопли и взял еще одну тарталетку. - И кем ты являешься? - Купцом, - выдержал многозначительную паузу. – И мужеложцем, - продолжил тоскливо есть. - А второе тебе чем не нравится, - нахмурился. – Разве плохо любить мужчин? - Да, - понурил голову. – Никто не любит содомитов. - Я люблю. - Потому что ты сам такой же. - И что? Твоя подруга тоже тебя не избегает. Она, мне кажется, в курсе твоих предпочтений. - Все в курсе. Я этого не скрываю… - поник. – Хотя должен был бы. - Почему? – недоумевал. – Почему ты должен скрывать это? Я боялся своих родителей, боялся признаться им. Но ты… Кого ты боишься разочаровать? Я восхищаюсь твоим мужеством. Ты не претворяешься кем-то другим. Ты не боишься быть самим собой. Тот печально покосился на него: - Боюсь, очень боюсь… Ты знаешь только небольшую часть меня настоящего. - Ты же не хочешь сказать, что все это время ты врал мне? – нахмурился. - Нет, - опустил глаза. – Я был честен с тобой. - Тогда в чем проблема? Я уже понял, что знаю тебя недостаточно хорошо, но я думаю, что это можно исправить. - Может быть, но… - Густав, тебе просто нужно научиться говорить со мной. Если ты постоянно будешь молчать и вот так скрывать то, что ты хочешь сказать, - кивнул на него, - далеко мы не уедем. - Мы вообще никуда сейчас не едем… - приуныл. - Едем, - кивнул. – Мы – разговариваем. - Этот разговор ничего не значит. Точнее… - тяжело вздохнул. – Он не значит ничего хорошего. Людовик в недоумении нахмурился: - В смысле? Я сказал что-то плохое? - Ты, теперь, знаешь, что я не настоящий аристократ, - отвел взгляд. - И? Густав покосился на него: - Ты не понимаешь? Теперь, все изменится. - А можно побольше конкретики? Что изменится? - Твое отношение ко мне. Да и остальных тоже, - опустил глаза. - Как? – в недоумении выдал. - Я не аристократ. Я – купец. - Ну? К чему ты клонишь? - Мне лучше уехать, - поднялся, начав разворачиваться. - Мы еще не договорили, - схватил его запястье и посадил. – Что изменится? Густав, я серьезно не понимаю, что не так. Ну не родился ты аристократом и что? Ты думаешь, что кровь дворянина и не дворянина имеет разный цвет? Поверь мне – обе они красные. Все, чем различаются аристократы и простолюдины – это качество одежды, еды и развлечений. Ну, еще знатные люди читать умеют. Это – все. Густав, я не понимаю, что тебя тревожит. Что не так? - Аристократы считают себя богами, а всех, кто не является аристократом – рабами, - печально покосился на него. - Кто тебе такую глупость сказал? - Жизнь, - опустил глаза. - Тебя начинали использовать, когда узнавали, что ты не дворянин? – деликатно спросил. - Да. Повисла пауза. - Но… - протянул вскоре Людовик. – Разве ты думаешь, что так будут делать друзья? - От меня отворачиваются все, кто узнает об этом, - отвел взгляд. - Я не могу в это поверить. Ты слишком богат, для того, чтобы тебя бросали из-за такой мелочи. - Моим состоянием начинают пользоваться, как своим, - печально взглянул на него. – Меня начинают воспринимать, как слугу. - Поэтому у тебя нет друзей? - Да, - опустил лицо. – Я не хочу, чтобы меня предавали снова… Чтобы меня обманывали и использовали, претворяясь друзьями. Я не хочу такой жизни. Жизни второго сорта… - Густав… - сочувственно подвинулся и обнял. – Хочешь тарталетку? – поставил тарелку на его колени. – Золото передал мне, что ты любишь есть их, когда тебе грустно. - Хочу… - тоскливо взял одну и откусил часть. - Густав, - тяжело вздохнул, - какой бы не была твоя жизнь до этого, сейчас, она другая и окружают тебя совсем другие люди. Мы не собираемся тебя использовать или, тем более, придавать. - «Мы»? – покосился на него. - Я про свиту Даниэля. Тут собрались совсем не те люди, что способны на такую подлость. - Александр на нее способен, - опустил глаза. - Он – да, но остальные – нет. Густав, не надо считать себя вторым сортом или кем-то еще. Ты – граф Камп. Не названный. Пусть ты и не родился аристократом, но твой титул официален. Ты – не обманщик и не самозванец, - ободряюще улыбнулся: - У тебя даже бумаги, подтверждающие это, есть. Ты – часть императорской свиты. Часть моей жизни. Молодой человек настороженно покосился на него: - Часть твоей жизни? Уже пройденная часть, - опустил голову. – Меня тут ничто не держит. Мне лучше действительно уехать… - Я буду тебя держать, - взял его запястье. – И никуда не отпущу. Густав взглянул на него и посмотрел в чистые, уверенные серые глаза: - Луи, мы же расстались. Зачем тебе держать меня? - Мы не расстались, - сполз ладонью на его кисть и окутал ее пальцами, буквально обняв. – Мы взяли перерыв, дабы разобраться в самих себе, в чувствах, которые мы питаем друг к другу. - Мы не сможем быть вместе снова, - выдал с глубокой печалью. - Ты не хочешь? – расстроился, чуть отстранив руку. - Хочу, но… - опустил глаза. – Я предал тебя. Я поступил неправильно. Мы не сможем жить с этим. - Прощать нелегко, но… Мы оба должны простить друг друга. Пусть мы и совершили некоторые ошибки, но я уверен, что мы сможем наладить диалог. - Ты не простишь меня. - А ты меня? Густав молчал. - Это было очень больно… - протянул он через некоторое время. – Я умывался слезами… - Ты не ответил. Приятель поднял к нему лицо: - Мне сложно ответить. Я не знаю. - Я тоже не знаю, но… - тяжело вздохнул и отвел взгляд. – Думаю, нам нужно еще время. Мы еще не определились, чего хотим, - поднялся и подошел к столику, где стояло вино. Налил себе и отпил. Густав же вернулся к поеданию тарталеток. Прошло минут десять. Все это время молодые люди молчали. Людовик думал о своем, глядя в окно и попивая вино, а Густав – о своем, съедая все больше и больше песочных корзинок, пока не осталась только одна. Лицезрея этот одинокий десерт, покосился на знакомого. Тот, некоторое время не слыша от своего приятеля вообще никаких звуков, обернулся. Они встретились глазами. - Тут… - неловко начал синеглазый. – Осталась одна… Будешь? - Да нет, ешь, - отвел слегка опечаленный взгляд. – Я не хочу. - Ты… Расстроился из-за чего-то? – аккуратно спросил. - Да... - Скажешь? - Думаю, не стоит. Я лишь накрутил себя, - повернулся к нему. – Может быть, то, как я думаю, вообще неправда. - А о чем ты думал? - Если грубо – о будущем. - Оно плохое? - Оно может быть хуже, чем я бы хотел, - направился к нему и сел рядом. - Хочешь тарталетку? – подвинул тарелку к знакомому. – Сладкое помогает, когда грустно. Приятель покосился на нее: - Да нет, ешь. Ты их любишь, я смотрю. - А ты? Ты даже не попробовал их. - Я почти равнодушен к таким сладостям, - скептически осмотрел десерт. – Они слишком сладкие. Да и не хочется мне есть сейчас… - отвел взгляд. - Мне кажется, я расстроил тебя своими словами, - опечалился. - Немного, но не критично. - Прости… - сочувственно погладил его плечо. – Я не… Тот нейтрально посмотрел на него. - Я не хотел… - Густав, я… - тяжело вздохнул. – Я хочу развеять одну неоднозначность. Не знаю, что думаешь по этому поводу ты, но мне кажется, что ты ошибаешься. - В чем? - В нас. Густав, - взял его за руку, - я уже все решил. Синеглазый встревожился: «Это конец? Навсегда? Навечно?» - Я люблю тебя, - серьезно и с усталостью выдал. - И любить не перестал. Приятель оторопел от таких слов. - Я скучаю по тебе и все еще хочу быть с тобой. Я готов простить тебе то, что ты сделал, если ты пообещаешь мне кое-что. - Что? – тихо спросил. - Больше никогда, в своей жизни, ты не будешь спать с кем-то, ради того, чтобы вызвать у меня ревность. Чтобы как-то уколоть, отомстить, сделать больно. Я не хочу переживать все это снова. Знаешь, до того, как я прочитал это проклятое письмо, я думал, что тебя вынудили, заставили или, черт побери, изнасиловали. Я думал, что все это было против твоей воли, что ты, на самом деле не хотел этого. А в тексте… - тяжело вздохнул. – Ты имел выбор уйти, ты мог что-то поделать со всем этим, но ты этого не делал. Густав… У меня сердце разрывается от того, что я вспоминаю это. Если ты сделаешь такое снова – я не знаю, какая у меня будет реакция. - Я лишь… - опустил виноватые глаза. – Хотел знать, что ты любишь меня… - После таких действий легче разлюбить, чем снова влюбиться. Понимаешь это? - Я… - понурил голову. - Ты слишком наивен в вопросах любви. Никогда не делай так больше. Если хочешь чего-то – просто скажи. Мы сможем разобраться, - сжал его ладонь. – Но, если ты снова будешь делать так – ничего быть не может. Никаких «нас», никакой любви и ласки. Никаких отношений. Подумай. Готов ли ТЫ простить меня, готов ли забыть все, что было, после того, как мы вернулись сюда? И главное – хочешь ли ты всего этого? Я уже все решил. Думать осталось только тебе. Хорошо подумай над всем этим. И скажи мне потом, что ты решишь. Я хочу знать это, - печально вздохнул, глядя на него, поднялся и вышел. Густав опечаленно покосился ему вслед.