«Бойся обидеть, кого бы то ни было,
ибо человек забывает свои обиды не раньше,
чем отомстит за них».
Антуан де Сент-Экзюпери
Звонкий, надрывно-протяжный дверной звонок своей хаотичной трелью упорно пытался пробудить не только отказывающееся покидать недра своей теплой постели тело, но и весь дом в придачу. Не желающий просыпаться человек лишь, протестующе мыча, глубже кутался в одеяло и прятал голову под подушку, не отпуская нити ускользающего сна. Звонок не прекращался, наоборот ритмичным, злобным набатом продолжал оглушать пространство небольшой квартирки. С обреченным стоном из-под одеяла сначала показалась рука, которая принялась выпутывать владельца из теплого кокона одеял, спустя несколько мгновений являя миру всего человека. Бормоча негромкое: — Иду я. Иду, — мужчина, игнорируя комнатные тапочки, медленно прошлепал по холодному полу в направлении двери. Совершенно не заботясь о своем внешнем виде, он энергично потер лицо, сгоняя остаточную сонливость, и не спрашивая «Кто?» решил поднять его в такую рань долгожданного выходного дня, широко распахивает входную дверь, тупо уставляясь на пришедшего. Он моргает раз, другой, но визитер не исчезает, а Сяо Чжань испытывает малодушное желание захлопнуть дверь обратно. Но собравшись и вместо этого воинственно нахлобучившись, он грубо интересуется: — Ван Ибо, какого черта тебе нужно в восемь утра субботы? У меня сегодня выходной! — мужчина, по мнению Чжаня, грозно подпирает талию руками, завершая образ. — И тебе доброе утро, Сяо Чжань, — вторит официальному обращению младший и широко улыбается, рассматривая такого очаровательного, словно взъерошенный воробушек, кондитера. — Ты как всегда очарователен, — констатирует Ибо, а Чжань предательски краснеет. Спасибо тебе, ежедневное утреннее отражение, ибо он имеет четкое представление, как сейчас выглядит: помятое ото сна лицо, припухшие глаза, торчащие на манер веток в гнезде волосы… Поэтому «очарователен» это явно неприменимая к его утреннему образу характеристика. Почему же из уст этого человека комплимент прозвучал так искренне и без намека на издевку? — Чего приперся? — Чжань прячет за откровенной грубостью смущение — а пусть всякие знают, что его так просто не проймешь парой ласковых слов. — Разве ты забыл, что на ближайшие две недели, начиная с сегодня, ты перешел в мое подчинение? — Такое забудешь! — восклицает мужчина, зло смотря. — Но повторю свой вопрос. Чего приперся? — Обсудить формат вечеринки, — как ни в чем не бывало отзывается Ибо, полностью игнорируя агрессию в свой адрес. — В субботу? — Да. — В восемь утра? — Да. — Чертов садист! — Чжань устало приваливается к дверному косяку, продолжая. — Если ты не в курсе, то специально для таких случаев изобрели телефоны — ну, такие пластиковые панельки с ярким экраном и множеством функций, одна из которых — это возможность совершать звонки. — У меня нет твоего номера. — Ага, конечно, — саркастически замечает старший, адрес у него значит есть, а номера нет. И цедит по буквам: — Н-е в-е-р-ю. И вообще, время и место деловых встреч нужно назначать заранее. — Я и назначил. Сейчас, — Ибо глупо улыбается, такой сонно-бурчащий Сяо Чжань для него в новинку, и он буквально сдерживается от порыва заключить того в объятия и как минимум зацеловать. «Нельзя» — мысленно одергивает себя парень. Ибо ожидал, что мужчина скорее всего спустит его с лестницы, но вместо этого они разговаривают… Разговаривают! Вот уже целых десять минут! — Ты покажешь мне город, заодно все и обсудим. — В мои обязанности проведение экскурсий не входит, — уже больше из-за природной вредности возмущается собеседник, понимая, что планы на дообеденный сон придется отменить. — Просто я решил, что на открытой местности и при большом количестве посторонних людей ты будешь чувствовать себя со мной в большем комфорте. На последнюю фразу Чжань замирает, выпрямляясь, его брови удивленно ползут вверх, а глаза слегка округляются, он с равной степенью неверия и изумления рассматривает стоящего на лестничной клетке. Уже который раз с момента их первой встречи здесь новый Ибо его обескураживает, и старший совершенно не ожидал такой… взрослости от «золотого мальчика». Прежний Ибо не спустил бы ему и половины сказанного, обиженно надул бы губы, непременно найдя слова для огрызаний. Разве можно так сильно измениться за несколько месяцев? Куда делись былые ребячество и бахвальство со всеми этими детскими — раз я это хочу, то ты должен мне это дать? И если раньше, вопреки воспитанным моральным устоям и бережно вложенным на подкорку мозга предрассудкам, Чжаня все равно непомерно тянуло к немного взбалмошному, но неимоверно очаровательному мальчишке. Теперь же он просто заворожен властью, спокойной дерзостью и терпением этого человека. А еще Сяо Чжаня, вопреки всему, с ошеломляющей силой влекло к нему. Нет, такой Ибо манит его сильнее, во сто крат сильнее. Жалеющий себя и бережно хранящий в сердце занозу обиды и разочарования мужчина не мог до конца разобраться в своих чувствах. Почему Ван имеет такую безграничную власть над ним? Он много раз представлял разные варианты их совместной встречи от трогательных до кровожадных, неизменно в них было одно — Сяо Чжань побитой собакой уползал в свою нору и дальше зализывать раны… Почему же сейчас достаточно виноватой улыбки, робкого внимания и молящего о прощении взгляда, чтобы пали все выстроенные в душе оборонительные бастионы афронта, а глупое сердце, забыв обо всем, вновь рвалось открыться на встречу? Хотя может он просто вновь обманывается в окружающих людях? — Сомнительное «большое количество людей» в такую-то рань, — взяв себя в руки, бухтит Чжань и прикрывает дверь. — Ладно. Жди. Ибо ликует и даже не пытается скрыть радостной улыбки: — Не пригласишь в гости? — Нет. — И даже не предложишь кофе? — Нет! — с последним возмущением дверь громко притворяется. — Жду тебя внизу! — кричит уже закрытому полотну Ибо и, широко улыбаясь, едва ли не вприпрыжку спускается по лестнице. Как мало все же нужно человеку для счастья… Спустя сорок минут нервных притоптываний и прохаживаний на пусть и не сильном, но все же морозе, Ибо уже совершенно не до улыбок. Он пытается согреть свои руки теплым дыханием и на чем свет клянет свое пижонство, из-за которого он надел пальто с отсутствующими по дизайну карманами. Он начинает нарезать очередной круг вдоль лавочек и одиноких фонарей, оставляя след от протектора подошвы на нетронутом прохожими свежему снегу, с надеждой бросая взгляд на предполагаемые окна Чжаня. Ибо практически полностью уверен, что старший уже давно готов и просто откровенно издевается. И сейчас укутавшись в пушистый плед и сидя в мягком кресле в тепле своей квартиры, и мирно попивая горячий пуэр, со злой усмешкой наблюдает в окно за его мучениями. Ибо даже не представляет, насколько сильно он ошибается. Чжань вовсе и совершенно точно не готов, не говоря уже о каком-то там пуэре. Он будто раненый в одно место джигит, совершенно не шустрым кабанчиком носится по квартире в поисках необходимых вещей, которые умудрились растеряться на ничтожных квадратных метрах. Словно барышня, готовящаяся к свиданию, мужчина перемерял уже несколько нарядов, которые в итоге оказались «слишком…». Его новый розовый свитшот в паре с облегающими темными джинсами смотрелся «слишком нарядно», а любимое худи с песочными чиносами —«слишком тривиально», к другим же вариантам подходили такие характеристики как: пафосно, блекло, скучно, ярко… и ни одного идеального варианта. Устало запустив пятерню в недавно уложенные волосы, он плашмя падает в своеобразное гнездо из одежды, разбросанной по незастеленной кровати. Чжань поворачивает голову и смотрит на стоящую на тумбочке фотографию Ибо — он сам сделал этот снимок во время прогулки в Хуанпу. Мужчина часто задавался вопросом, почему оставил это живое напоминание прошлого, когда он так отчаянно пытался от него скрыться. Разве он похож на мазохиста или подверженного селфхарму психа, пытающегося болью напомнить себе, что он жив? Беспощадная же реальность оказалась страшнее — он просто не мог жить без этой регистрации оптических излучений, точнее без застывшего в мгновении вечности человека. К чести Чжаня, он пытался избавиться от этой нездоровой зависимости и даже несколько раз выбрасывал фотографию, но в итоге, захлёбываясь в собственных слезах, всегда возвращал ее на место, продолжая жить под неустанным надзором раскосых глаз. — Ишь разулыбался, — пробурчал Чжань, обращаясь через снимок к изображенному на ней человеку и потянувшись, положил рамку на тумбочку фотографией вниз. Орешина, заметив, что непривычно активный хозяин наконец-то успокоился, зафиксировавшись в одном месте, решила не упускать возможности получить свой положенный кусочек ласки. С громким сигнализирующем о предстоящем запрыгивании «Мур», коротколапая кошка с не первой попытки смогла забраться на высокую кровать, отчаянно цепляясь острыми когтями в покрывало, и, довольная взятием высоты, гордо засеменила к хозяину. Осторожные мягкие лапки уверенно прошлись по человеческому телу и, дойдя до груди, покружили бело-серую красавицу несколько раз вокруг своей оси, наконец укладывая владелицу на излюбленное место. Чувствуя эмоциональное состояние хозяина, Орешина ритмичным тарахтением мурчания попыталась привлечь внимание к себе. Рука Чжаня, не задумываясь, потянулась к теплому комочку, зарываясь длинными пальцами в мягкую шерстку. — Орешина, — нежно обращаясь к любимице, проворковал мужчина, — а ты знала, что твой хозяин идиот? Ответом ему послужил короткий громкий «Мур», девочка явно протестовала против такой самокритики. — Да-да-да. Можешь даже и не спорить, — гладя кошку, Чжань продолжает свои рассуждения, — вместо того, чтобы лечь дальше спать или надеть первое попавшееся, я как полный баиши стараюсь для него принарядиться. А ведь это, по сути, будет и не важно — под паркой ничего из этого и видно не будет. Орешина с очередным подбадривающим звуком загоняет острые коготочки в тело хозяина, начиная мягко «замешивать» ткань его футболки. — Что говоришь? Надеть песочный свитер, который мама прислала на мой день рождения? А не плохой вариант, — улыбается мужчина и, поднимаясь, целует кошку промеж острых ушек, отправляясь на поиски упомянутой одежды. Осаживая натянутые перчатки на пальцах, Чжань выходит навстречу декабрьскому дню. При виде понуро нарезающего тропы Ибо, мужчина невольно улыбается и, пряча кончик носа в красном обмотанном несколькими слоями вокруг шеи шарфе, беззвучно приближается, и давит ребяческий порыв запустить снежком по широкой спине. Он же взрослый, а взрослые мальчики так себя не ведут. Вместо этого он шумно прочищает горло и громко интересуется, переходя на формальное общение: — Почему вы на улице? И где ваша машина? — мужчина переводит взгляд на близ расположенный автопарк, ожидая в указании необходимого транспортного средства. Ибо резко оборачивается и Чжань чувствует невольный укол совести, замечая покрасневшие кончики ушей и нос. — Я отпустил водителя, — следует незамедлительный ответ. Чжань понимающе кивает и тянется к телефону намереваясь вызвать такси: — Ну? Что хотите посмотреть? Куда для начала поедем? Нужно оповестить диспетчера при заказе кеба. — На Графтон-стрит, — с ходу выпаливает младший. — Там сегодня должны зажигать огни. И мы не поедем, а пойдем. — Туда? — ошарашенно переспрашивает Чжань, так и не нажав кнопку вызова. — Вы в курсе, что это примерно два часа быстрым шагом? Ван медленно, но решительно кивает, поражаясь своим же самоуверенности и добровольной жертве скитаться ближайшие несколько часов по морозу. На что только не пойдешь ради любви! — Я… мы никуда и не спешим, — роняет он, окатывая ворот пальто в очередной попытке согреться. М-да, Ибо, твое тщеславие сегодня превзошло себя, потому как шапку и шарф ты тоже посчитал лишним предметом гардероба. — Идем? Чжань медленно кивает и, пряча телефон в карман, поворачивается в необходимую сторону. Бредут они медленно, не решаясь нарушить хрупкое молчание. Ибо изредка потирает мерзнущие конечности и поправляет лацканы пальто, а Чжань бросает редкие жалостливые взгляды на младшего и борется с чувством сострадания по отношению к этому человеку. Человеколюбие в итоге побеждает, и с тихим шиком Чжань стягивает с себя перчатки протягивая их Ибо. — На. Надень. Ван смотрит ошарашенно, не в силах поверить в действительность, в итоге отрицательно машет головой: — Сегодня холодно, поэтому не стоит так разбрасываться теплыми вещами. А мне и так нормально. — Вот упрямец! — восклицает мужчина. Обогнав Ибо на пару шагов и развернувшись к нему лицом, вкладывает перчатки младшему в руки. — Мама разве не учила слушаться старших? Надень. Я же вижу, что ты замерз. Кто вообще так зимой выряжается? — Спасибо, — скомкано бормочет Ибо, замирая на месте и перенимая еще сохранившее тепло чужого тела изделие. — А как же ты? — Не переживай, — бросает Чжань, продолжая двигаться в первоначальном направлении, — в случае чего, у меня есть карманы. — Спасибо, — уже более уверенно произносит Ибо, кидаясь вдогонку. — Если честно, я думал, ты меня ненавидишь. — А кто сказал, что это не так? — вопрошает Чжань, изгибая одну бровь. — Не путай простое сострадание с не ненавистью. — Я… прости, — неловко произносит Ван. — Да ничего, — усмехается старший. — Нет, — отрицательно машет головой Ибо. — Прости, что тогда так поступил с тобой. Вместо того, чтобы доказывать, что я лучший для тебя вариант, я повел себя как последний придурок, бесчувственное чудовище… — Господин Ван… — пытается его прервать старший. — Нет-нет, Чжань, дай мне сказать. За последние несколько месяцев не прошло и дня, чтобы я не корил себя. Когда я узнал, что ты уехал, я просто места себе не находил, понимая, что сделал тебе настолько больно. Если бы сейчас все вернуть вспять я бы никогда… — Ибо… — вновь предпринимает мягкую попытку оборвать самоизлияния Чжань. —… так не поступил. Лучше бы отступился, отдавая тебя Инсину, лишь бы вновь не причинить тебе унижение и боль… — Ибо, — вновь повторяет Чжань, — успокойся, я не ненавижу тебя. — … я готов был убить Фана, узнав, что он так просто… Что? — наконец, осознав последнюю фразу собеседника, переспрашивает Ибо. — Я не ненавижу тебя, — повторяет Чжань. — Если честно, я сам от себя такого не ожидал. Одновременно ждал и боялся встретиться с тобой, думал будет больно… а в итоге… Ибо, я не ненавижу тебя, — и немного помолчав, добавляет: — Я вообще ничего к тебе не чувствую, — последняя пусть и неправдивая фраза, но с губ срывается очень легко. «А никто и не говорил, что будет легко, Ван Ибо», — мстительно ухмыляется своим мыслям Чжань, продолжая и дальше вслух лукавить, мужчина прикасается к своей груди. — Ничего. Вот смотрю на тебя и здесь вообще нет никаких эмоций. А за Инсина… наверное, я должен тебя поблагодарить. Ты вырвал меня из лап абъюзера. Я же несколько раз порывался от него уйти, но он всегда так умолял… В общем спасибо. Ибо в ответ лишь сдавленно кивает, закусывая нижнюю губу, не на такой ответ он рассчитывал, ведь с безразличием справиться намного сложнее. Обиженный тобой человек не испытывает к тебе ничего… Это страшно. Страшно быть причиной того, что чужое сердце стало каменным. Но страшнее услышать «Я вообще ничего к тебе не чувствую». Страшно от боязни своей неспособности разжечь в чужой душе хоть какой-нибудь огонек чувств. Но Ибо гонит мрачные, словно страшный сон, мысли прочь, веря и надеясь, что иногда заплакать могут даже камни…🎀 💝 🎀
Они медленно двигаются вдоль заснеженных улиц, создавая свой собственный топ дублинских кофеин. Правда, в большинстве случаев пара просто, маскируясь за рассматриванием витрин, позволяет себе несколько минут погреться в теплом уюте. Но после каждого такого посещения, сверкая притаившимися в глазах искрами смеха, они делятся мнениями о впечатливших воображение фирменных напитках и подаче традиционных димсамов. Прохладные объятия улицы вынуждают их шагать непозволительно близко, изредка подталкивая невзначай соприкоснуться телами. В такие моменты они, словно робкие мальчишки, прячут смущенные взгляды за парой тройкой ничего не значащих фраз, вновь замолкая. Как ни странно, но молчание их не тяготит, не давит своей гнетущей и напряженной аурой. Наоборот, оно убирает недосказанность, раскрывая притаившиеся в редких улыбках и сверкающих взорах личные секреты. Молчание не умеет врать. Оно честнее и правдивее тысячи слов. Молчание своей многозначительной тишиной позволяет сказать и дать почувствовать то, что так сложно выразить последовательным сочетанием звуков. — Так что там за вечеринка намечается? — пригубливая кофе, прерывает очередную паузу Чжань. — Если коротко, то это будет своеобразное знакомство с потенциальными партнерами. Эдакое мини-путешествие в предпраздничный Китай, — Ибо криво ухмыляется, глядя на нахмуренные брови собеседника, добавляет. — До Чуньцзе еще далеко, но зато их начало года практически наступило. Вот и возникла идея провести некую типичную европейскую вечеринку, но с китайским колоритом и акцентом на традиционные блюда. — Мгм, я подумаю, что лучше подойдет к ирландским гастрономическим пристрастиям, — задумчиво соглашается Чжань, согревая о теплый стаканчик озябшие пальцы — человеколюбие подразумевает некие жертвы в личном комфорте. — И сколько предполагается гостей? — Думаю, где-то человек восемнадцать-двадцать. — Довольно много, — кивает мужчина, мысленно возводя вавилоны предстоящего праздника. — Место? — Ну, — нехотя начинает Ибо, струшивая с волос принесенные игривым ветром снежинки, — я купил домик недалеко от Тибраддена. — Где? — восклицает старший, оборачиваясь на собеседника и удивленно округляя глаза. — Я неправильно назвал? Гора тут известная, кажется, она так называется. — Но это же… — договорить мужчина не успевает — внезапно выросшее на его пути рождественское дерево сбивает его с ног. Отчаянно пытаясь уйти от соприкосновения, пусть и укрытой слоем пушистого снега, но все же твердой землей, Чжань, неловко махая конечностями, приземляется прямиком на… в сильные объятия успевшего вовремя среагировать Вана. Ибо прижимает его крепко и бережно и обеспокоенно рассматривает испуганное лицо, помогая принять устойчивое положение. — Ты в порядке? — интересуется он, не убирая рук с чужого тела, а слишком потрясенный удачным разрешением дела Чжань лишь утвердительно моргает. Младший кивает на его заверения и, наконец отстранившись, прожигает пылающим праведной справедливостью взором причинный объект. Криво стоящее посреди тротуара хвойное дерево, умиротворительно покачивая своими раскидистыми «лапами», бормочет несмелое: — Извините… Ибо сильно жмурится, очевидно, в последний кофе был добавлен не только кардамон с мускатным орехом, раз с ним начали общаться деревья, как из-под веток выглядывает рыжеволосая голова молоденького паренька, совсем мальчишки. — За дорогой лучше следи! — практически рычит на него Ибо. А юноша, выходя вперед, продолжает свои извинения: — Простите, пожалуйста. Я не хотел, это… — Еще бы ты хотел, — не унимается Ван. — Ибо, прекрати. Ничего страшного не произошло, — берет на себя дипломатическую роль Чжань, выходя из-за его спины. — Мистер Шон? — радостно, от встречи с личным крашем, восклицает удивленный парень. — И тебе привет, Колин, — мягко улыбается старший. — И оставь эти формальности, мы же не на работе, можешь звать меня просто по имени. Кстати, вы же не знакомы, Ибо, — это мой ученик Колин Финч. Колин, — это мой давний приятель из Китая Ван Ибо. Колин протягивает руку для обмена рукопожатиями, Ибо же, не желая марать бесценные перчатки всякими лишними прикосновениями, лишь зло насупился, но поймав чжанев предупреждающий взгляд, сухо кивает в ответ. Подмастерье тоже отпускает приветственный кивок и нерешительно опускает руку, а Чжань, мысленно ругая заигравшее в мягком месте у одного китайца детство, переключает свое внимание на ель: — Последние предпраздничные приобретения? — Да! — радостно отвечает тот, сверкая явно лишним, по скромному мнению Ибо, передним рядом зубов. —Рождественские базары в этом году просто очаровательны! Мист.. Шон, а вы видели какие распродажи? А вот эту красотку я смог купить всего за пару евро! — восторженный парень вдруг начал грустнеть. — Мы раньше всегда с мамой выбирали ель, и потом… потом когда ее не стало, я несколько лет не праздновал Рождество… — неловко замолкает Колин, спохватываясь, что собеседникам может быть совершенно не интересна история его личной жизни. Чжань грустно смотрит на юношу, ободряюще опускает руку ему на плечо: — Я считаю, ей бы она понравилась. — Думаете? — блестя скопившейся влагой в глазах, с надеждой вопрошает младший. — Уверен, — заверяет патиссье. — Спасибо вам, — бормочет Колин, приходя в еще больший восторг от этого человека, и невольно опускает взгляд ниже, где на светлом полотне зимней куртки красуется пятно от пролитого кофе. — Ой, вы испачкались! — восклицает паренек, осторожно прикасаясь пальцем к кофейной кляксе. — Его нужно срочно замыть! — Да ты гений! — взбешенный раздражающими любезностями этих двоих Ибо бросает плохо скрытую издевку. Этот Квентин ему совершенно не нравится! И как только Чжань терпит этого надоедливого? — И как ты предлагаешь это сделать? — Я живу совсем рядом, — Колин продолжает созерцать стоящего впервые за несколько дней вблизи начальника, указывает на противоположную сторону, — вон синяя дверь. — Сколько это в чжанах? — закипая от удушающей злобы, вопрошает Ибо, чувствуя растущую в геометрической прогрессии неприязнь к этому человеку. — Не знаю, что такое «чжанах», — вторя ему, отвечает Колин, парень всерьез задумывается, что собеседник явно не в себе. А может? Парня пронзает интересная догадка, смерив обоих встреченных любопытным взглядом, он продолжает: — До моего дома примерно три чейна, — и теряя к Ибо всякий интерес, на свой страх и риск фамильярно подхватив Чжаня под руку, тянет повара в упомянутую сторону. Игра началась. — Пойдемте, Шон, будет жаль, если так идущая вам вещь испортится. Старший не сопротивляется, он позволяет подмастерью попытаться одновременно вести его и буксовать елку. Почувствовав себя не менее чем бессмертным, Колин, лучезарно улыбаясь, бросает: — Мистер Ван, не поможете донести дерево? Чжань, оборачиваясь, бросает заинтересованный взгляд на закипающего Вана и усмехается чужой отваге. Интересно, а Ибо все так же легко вывести из себя? Мысленно попросив прощения у Колина и блеснув озорством в темных глазах, Чжань невинно обращается: — Ибо, ты же поможешь Колину? — довольный мужчина отмечает, как несмотря на растущие колючки возмущенной ревности в глазах, Ибо молча вырывает из рук не то благодарного, не то испуганного парня елку и сжимает ствол так крепко, словно представляя на его месте одну вполне конкретную шею, к которой крепится рыжая головешка. — Вот и славно, — одобрительно кивает Чжань, удобнее перехватывая руку подмастерья, — так где ты говоришь твоя дверь, Колин? — мальчишка лучезарно улыбается, кивком указывая на требуемую. А Вану ничего не остается как, плетясь следом, пытаться взглядом воспламенить чужую спину. Неприязнь? Забудьте. Чувство лютой ненависти поселилось в его груди: к сраной стране, к злоебучему рождеству и всей предпраздничной ебанине, а особенно к одному доебавшемуся рыжему, надоедливому трепездону. Ишь как вцепился своими сучьими ручонками в Чжаня! Ибо не может себе позволить лишний раз дыхнуть в сторону старшего, а он? Франко-хорватский кальмар! А вообще-то, знаешь что, Коллинз? Хуй тебе в зад, чтоб голова не качалась, а не Сяо Чжань! Ибо нагоняет их уже на пороге двухэтажного таунхауса и, манкируя протянутые тощие конечности к своему Чжаню, приобнимает старшего за плечи, помогая ему снять верхнюю одежду. Мужчина роняет тихое: — Спасибо, — расцветая румянцем, и Ибо очень надеется, что это от смущения, а не перепада температур. Он наклоняется к заалевшему ушку, обдает своим дыханием, шепча: — Не за что, — и быстро отстраняется, не желая, чтобы там всякие Конноры были свидетелями моментов нежности между ними. Ибо резко разворачивается и вручает хозяину дома пресловутую парку. — Все, Калеб, можешь, как и хотел замыть. — Я — Колин! Ко-лин! — восклицает якобы уязвленный парень. — Я так и сказал. — Ибо, прекрати, — осаживает его старший. — Чжань, я что правда ошибся? — в притворном неверии округляет глаза и невинно хлопает длинными ресницами Ибо. — Прости, пожалуйста, просто европейские имена такие сложные для запоминания! — Ну да, — ехидничает старший, — и ты не у меня должен за это просить прощения. — Хорошо, Чжань, как скажешь, — Ибо разворачивается к Колину и, глядя с нескрываемыми эмоциями, произносит требуемые извинения. — Простите великодушно, что из-за своей неспособности человека, выросшего в другой культурной среде, не могу запомнить новые для меня имена, — и мстительно добавляет. — Надеюсь, вы не будете держать на меня зла, Кевин. Колин, ничего не отвечая и просто игнорируя как «искренний душевный порыв», так и Вана в целом, полностью переключая внимание на Сяо Чжаня, невинно улыбается ему: — Ах, Шон, давайте пройдем в гостиную, вам там будет удобнее ждать, — и проводив парней в комнату, оставляет их наедине. Ибо осматривает помещение, брезгливо проходится пальцами пусть по старой, но чистой обивке кресел, растирая мнимую грязь между фалангами и засунув руки в задние карманы брюк, отходит к окну. Чжань несколько мгновений рассматривает выпившего уксус младшего. Чужая ревность в некоторых случаях конечно поднимает самооценку, но Ибо с собственничеством явно перебарщивает. Мужчина предпринимает попытку утихомирить разбушевавшегося Вана. — Ибо, не веди себя так по отношению к Колину. Он хороший мальчик, к тому же мой подчиненный. — Парень то он неплохой… — Ван Ибо! — восклицает старший и тише добавляет, — пожалуйста, прекрати. От необходимости отвечать его спасает как ни странно Колин. Парень, решив проявить свое гостеприимство, приносит гостям два айриш-бокала с заваренным черным чаем, небольшой кувшинчик с молоком и тарелку ягодных галет. — Спасибо, Колин, — отзывается Чжань, и тянется к выпечке. — А я все время думал, чем у тебя так необычно пахнет. Ммм, это очень вкусно, — откусив кусочек, выносит вердикт старший. — Спасибо, — смущается парень, — я очень старался. Чжань подносит кружку к губам, делая щедрый глоток. — О! — продолжает нахваливать мужчина, — какой необычный чай. Наверное, лучший, что я пил в Ирландии. Признавайся, Колин, в чем твой секрет? — Это семейный рецепт заварки моей мамы. — Думаю, что любовь к готовке — это у тебя от нее? Парень смущенно кивает. — Я уверен, что у тебя все получится. И твое имя еще взорвет гастрономический мир. — Ох, Шон, вы говорите такие смущающие вещи, — Колин прижимает ладони к покрасневшим щекам и, стараясь перевести некомфортную для себя тему, обращает внимание на Вана, пододвигая блюдо ближе к нему, делая окончательные заключения об отношениях этих двоих. — Мистер Ибо, угощайтесь, пожалуйста, на вкус это лучше, чем на вид. У Ибо вертится несколько вариантов ответов в стиле, что если еда выглядит как «г», то и на вкус она соответствующая. Но оказывается Чжань одним только взглядом может творить с ним невообразимые вещи. Поэтому он берет одно пирожное, осторожно, словно боится обжечься, откусывает самый краешек, тщательно пережёвывает и выносит свой вердикт: — Довольно сносно. Чжань облегченно прикрывает глаза, а Колин шумно выдыхает и счастливо улыбается, он явно не ошибся: — Я рад, что вам понравилось, — и с фразой «думаю, куртку уже можно сушить» покидает комнату. Чжань подходит ближе к Ибо и, не в силах подавить в себе ребяческий порыв, треплет младшего по волосам: — Ты молодец, — хвалит старший. А Ибо счастливо расплывается в улыбке, да ради такой похвалы он готов есть сколько угодно цзыней этих галетов, что к чести Колина оказались очень даже ничего. Хозяин дома возвращается крайне быстро и удивленным «О!» прерывает их не первый молчаливый разговор за сегодня. Чжань приходит в себя первым и, повернувшись к парню, спрашивает: — Уже готово? — Д-д-а, я оставил ее на вешалке, — внезапно заикается Колин и тут же, лукаво прищурив глаза, интересуется. — Шон, а вы чтите праздничные традиции Ирландии? Чжань недоуменно кивает: — Конечно. — Тогда… ммм… тогда, вы не откажитесь поцеловать стоящего с вами под омелой человека? — юноша указывает пальцем на прикрепленный под потолком букет из вечнозеленых веток. Чжань переводит медленный взгляд с Колина на гербарий, с веток на, казалось бы, не дышащего Ибо, судорожно сглатывает слюну и, облизав пухлые губы, замирает. Напряжение своими электрическими импульсами наполняет небольшую комнату, и неожиданно для всех старший быстро подается вперед, оставляя смазанный поцелуй на чужой щеке, быстро отстраняется и практически выбегает из комнаты. Ибо заворожено прижимает ладонь к горящей от невинного прикосновения коже и глупо улыбается. — Сделайте его счастливым, — слышит он со стороны. — Кого? — удивленно спрашивает Ибо. — Шона, — Колин с силой сжимает край своего свитера. — Я знаю, что между вами что-то произошло, но все поправимо. — Откуда? — На кухне много разговаривают. Слишком много. Так я узнал, что год назад Шон приехал сюда с разбитым сердцем, а также о том, что неделю назад какой-то иностранный богач смог вывести спокойного патиссье из душевного равновесия. Глядя на вас двоих, не нужно быть гением, чтобы понять, что к чему. Поэтому, пообещайте, что сделаете его счастливым. Вы же знаете, он самый лучший. Пораженный словами другого человека, Ван кивает. — Обещаю. Самым счастливым, — удрученно добавляя, — если только он позволит… — Позволит, — уверенно заверяет младший. — Что? — удивленно вскидывается Ибо. — Он так на вас смотрит, конечно, когда вы этого не видите, — лучезарно улыбается парень. — Не упустите возможность. — Ни за что, — клянется Ибо, а этот мальчишка оказывается довольно славный, ему нужно будет обязательно помочь. — Извини и спасибо за все, Колин. Рыжик, усмехаясь, лишь кивает в ответ.