«Надо знать этот великий секрет жизни:
лечите душу ощущениями»
Оскар Уайльд
Совершенно не обращая внимания на усиливавшийся ветер, пытавшийся стянуть его неплотно завязанный шарф; колючие поцелуи врезающихся в лицо крупных снежинок начинающейся метели; набранный в явно непредусмотренные для агрессивного снегоступинга ботинки снег; пробирающийся в каждую частичку его тела и оседающий в душе промозглый холод — Сяо Чжань продолжал пробираться вперед по одному ему известному маршруту. У него не было конечной цели, мужчина осознавал только одно: сейчас он хочет быть подальше от… всего. «
История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса». Вот только фарс уничтожает не хуже трагедии, он разбивает, сжимает до кровавых капель в своих кулаках, отбрасывая прямиком в ад. И израненному сердцу снова, как и год назад, приходится идти проторенной дорожкой, оставляя за собой кровавый след.
Снежные сувои становятся все тоньше, а Чжань подбирается все ближе к краю равнины. Редкие еловые деревья на склонах обрыва к низу густеют, превращаясь в нерушимую стену, и, словно бессмертные воины терракотового войска, охраняют незримой стражей русло бурной горной речушки. Но Чжань не видит всего этого природного совершенства, захватываемого надвигающейся футриной, — вся окружающая его действительность начинает расплываться нечеткой рябью от застилающей глаза соленой влаги. Но слез нет. Не потому, что не хочется, просто маленькие капельки моментально застывшими драгоценными камнями подхватывались игривыми воздушными потоками, оставляющими взамен заглушенное эхо:
— Чжань!
Мужчина по инерции оглядывается, невольно отступая назад... Мгновение… Лихорадочно махая руками, он срывается и, с включенным массой собственного тела форсажем, несется по нарезанному осенними водотоками оврагу прямиком навстречу горному потоку. Панический страх охватывает его, и Чжань даже забывает о мучительной боли очередного предательства, готовясь встретить свою кончину.
— Вот и все, — обреченно думает он, прикрывая глаза, чтобы в следующее мгновение, взлетев, погрузиться в пустоту.
🎀 💝 🎀
Днем ранее
THE HARDKISS – Мелодія
Они недавно свернули с автострады и теперь неспешно поднимались в гору по неширокой земляной насыщенной крутыми поворотами и притаившимися под глубокими снежными покровами колдобинами дороге. Но «ивок», лишь изредка срываясь на юз по оледенелой земле, уверенно совершал свой подъем, проторивая дорогу по искрящемуся в солнечных лучах снегу. А Сяо Чжань отнюдь не любовался мелькающими за окном красотами, слегка раскачиваясь взад-вперед в нервном возбуждении, он мысленно повторял одну и туже фразу:
— Хоть бы не застряли, хоть бы не застряли, хоть бы не застряли… — пытаясь активировать свое заклинание.
Сегодня, как и в прошлую субботу, он был самым наглым образом разбужен ни свет ни заря… И да, для Чжаня в выходной десять часов дня именно этим словосочетанием и характеризуется, особенно если учесть, что всю ночь терзаемый мыслями об их с Ибо стремительно развивающихся отношениях, он опять заснул практически под утро. Плавно сползая с кровати на звук дверного звонка, мужчина опять, лавируя по своей квартире на автопилоте и не спрашивая «какая» и «зачем» садюга
припиздила пришла сейчас, широко распахнул дверь… И встретил своего визитера вновь во все, как говорится, оружии: лицо опухшее, под глазами бессоночные мешки, а на голове прекрасная прическа из серии «развернись на мне бульдозер» — одним словом, Чжань был вновь прекрасен как никогда… Но самое удивительное, что в чужих глазах ничего кроме нежности и восхищения он не увидел. Не дав опомниться, чуньцинцу велели собираться и, вручив переноску для Орешины, сказали, что времени у него на все час.
Ван Ибо, да ты вообще человек? Чжань попытался протестовать, но слабые возмущения были отметены: во-первых, его предупреждали, а во-вторых:
— Чжань, не трать драгоценное время, нам еще несколько часов добираться — иди, собирайся.
И вот спустя заезд в магазин, пару-тройку остановок на заправках, прерывистых посапываний старшего в пути и пять часов времени спустя Чжань несется по бездорожью покорять Тибрадден. Правда сейчас, после первой же глубокой ямы от сковывающей его сознание еще несколько минут назад сонливости не осталось и следа.
— Можешь расслабиться, дорога хоть и ухабистая, но довольно азбучная, — чунцинец слегка дернулся, услышав ровный и немного насмешливый голос. — Машина надежная, скорость небольшая, так что авария нам точно не грозит.
— А разве здесь кто-то говорил, что что-то не так? — немного резче, чем планировалось вопрошает кондитер.
Искоса взглянув на него, Ибо криво усмехается:
— Под твоими пальцами на переноске уже остались вмятины.
Чжань по инерции переводит взгляд на свои руки и, естественно не замечая никаких изменений на коробке, с возмущенным: «Эй!» несильно пихает Ванна в плечо, чувствуя, как сковывающее грудь напряжение наконец-то начинает отпускать.
Но стоило мужчине немного успокоиться, как мохнатые еловые ветки принялись приветственно похлопывать «ивок» со всех сторон — они свернули на столь узкую и извилистую дорогу, что если бы не редко встречаемые указатели, можно было бы подумать, что они откатывают «змейку» в лесу.
— Небеса, да владелец, небось, после того как втюхал тебе этот дом на горе, где рак свистит, во все костелы Ирландии разнес пиндапату.
— А-Чжань, не вредничай, — миролюбиво ответил Ибо, не отрывая взгляда от дороги. — Осталось совсем немного. К тому же там очень красиво. Уверен, тебе понравится.
Против воли щеки старшего мужчины вспыхнули легким румянцем смущения от нежного и ласкового обращения. Решив больше ничего не говорить, патиссье потянулся к какому-то напитку, прикупленному во время их утреннего набега на супермаркет для апробации мини-версии планируемой вечеринки. А когда спустя пять минут они выехали на более–менее пригожую дорогу, Чжань довольно заерзал на своем месте, понимая, что конечная цель путешествия близка, и блаженно прикрыл веки.
— Выбирайся! — внезапно раздался тихий приказ после резкого торможения.
Чжань удивленно распахнул глаза:
— Вылезать? — переспросил кондитер, вглядываясь и не видя ничего кроме снега вокруг, — мы дальше пойдем пешком? А ты говорил близко…
— Я перееду через реку, и если мост выдержит — ты потом перейдешь по нему.
— Чего? — ошалело переспросил Чжань, поворачивая голову по направлению взгляда Ибо и в ужасе округляя глаза. Впереди хлипкостью деревянной конструкции маячил небольшой мостик, через который им очевидно необходимо было переехать. Крестообразно сцепленные балки хоть и служили дополнительным укреплением устойчивости, но высокий уровень воды и природная плотина из зацепившихся за центральные опоры поваленных деревьев и веток делали мост крайне подозрительным. — Нет, — уверено замотал из стороны в сторону головой Чжань. — Мы с Орешиной останемся здесь с тобой. А лучше разворачивайся и вези нас домой.
— Чжань, нам обязательно нужно туда проехать, — тоном не терпящим пререкательств начал Ибо, — это даже не обсуждается. Вылезай. В крайнем случае, если мост вдруг не выдержит, найди брод. Там наверху дом, где ты найдешь все необходимое и сможешь вызвать помощь…
Чжань отчаянно затряс головой, не соглашаясь с такими спокойными заверениями водителя, сильнее вжимаясь в кресло.
— Чжань, пожалуйста, — Ибо, застегнув замок куртки чунцинца и обмотав пушистым красным шарфом шею, осторожно позвал. — Эй, все будет хорошо, — младший невесомо огладил высокую скулу и, приподняв чужой подбородок, коротко прижался к пухлым губам с нежным поцелуем. — На удачу, — пробормотал он и, отстраняясь и потянувшись вперед, открыл пассажирскую дверь.
— Если что-то случится, я тебя не оставлю, брошу ветку какую-нибудь или веревку. Я помогу тебе выбраться.
Дверь захлопнулась, и, судорожно прижав переноску с обеспокоенно мяукающей Орешиной к груди, Чжань наблюдал за тем, как немного сдав назад «ивок» принялся медленно подбираться к деревянному настилу. Двигающийся рядом Чжань мысленно возносил бессвязные молитвы. Посмотрев на мутные воды бурной речушки, мужчина попытался прикинуть ее глубину. Но когда поток вырвал трёхметровую так и не достигшую дна палку из его рук, испытываемое ранее волнение переросло в ужас.
— Ибо, постой! — закричал он, пытаясь заглушить рев мотора и гул воды, ускоряясь следом за кроссовером. — Ибо, погоди! Мы можем оставить машину здесь и пойти дальше пешком! А лучше вообще вернуться в Дублин! Или в Китай! Куда скажешь!
Если Ван и услышал его призыв, то не обратил на него внимания. Машина медленно и уверенно продолжала продвигаться вперед. Мост протестующе заскрипел, и Чжань отчаянно закричал:
— Остановись! Мост развалится! Быстро выбирайся из автомобиля…
Поздно. Тяжелая, маневренная машина делала свое дело — разметая бампером сугробы, «ивок» осторожно продвигался по деревянным брусьям. А Чжань с зарождавшимся чувством тревоги и собственной беспомощности безотрывно следил за происходящим.
Лишь когда автомобиль со своим сумасшедшим водителем перебрались на противоположный берег, он смог успокоить заходящееся в нечетком ритме сердце, ощущая, как чувство облегчения сменяется яростью. Лошадка цветочной грязи! Этот парень до смерти его напугал! Перейдя на другую сторону и взобравшись на свое место, мужчина самым строгим взглядом посмотрел на младшего, получив в ответ короткое:
— Получилось.
Радостная фраза настолько вывела чуньцинца из себя, что едва поборов в себе порыв наброситься на этого легкомысленного идиота с кулаками, Чжань, глубоко выдохнув, медленно, чеканя каждое слово, произнес:
— Больше. Никогда. Не. Смей. Так. По-дуратски. Рисковать. Собой!
— Но все же закончилось хорошо…
— Пообещай, — упрямо требует старший, не отводя злого взгляда.
— Обещаю, — в ответ невесть чему улыбается Ван.
Чжань внимательно всматривается в младшего, ища подтверждение услышанному заверению, и спустя мгновение коротко кивает, откидываясь в кресле.
— Поехали, — небеса, как же он сейчас зол, нужно остыть. — Потом поговорим.
— Как скажешь, — быстро соглашается Ибо, включая первую передачу.
На большой поляне окруженный корабельными соснами и величественными елями стоял прекрасный дом — возведенный из камня, дерева и стекла.
— Не знаю какой поехавший-миллионер-отшельник мог построить это великолепие в такой глуши, — восторженно прошептал Чжань, забыв о своих намерениях по приезде высказать глупому мальчишке все, что он о нем думает.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда попадем внутрь, — радуясь чужой реакции, ответил Ибо. И широко улыбнулся, когда не дождавшись полной остановки машины, Чжань буквально выпрыгнул на ходу, устремляясь к крыльцу.
Контрастное сочетание рустикальности и изысканности внутреннего убранства дома явно стоила бывшим владельцам целого состояния. Большая просторная светлая комната, высокие потолки, поддерживаемые грубо отесанными балками, широкая деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Через две стеклянные стены открывался потрясающий вид на горный массив, опоясанный густой хвойной грядой. И Чжань невольно задумался как тут, наверное, красиво будет весной, когда пространство вокруг заполнится душистыми цветущими травами, делая и без того красивую картинку просто совершенной.
Пушистый ковер, закрывающий паркетный пол, высокие книжные шкафы, обещающий облачную мягкость кожаный диван, противопоставляющийся остальной брутальной мебели с незатейливым декором и как доминирующий элемент интерьера — камин. Все это создавало неповторимую атмосферу тепла и домашнего уюта. Чжань был просто очарован и покорен этим невероятно красивым домом. А обустроенная по последнему слову техники и моды кухня привела и без того сраженного кондитера в полный восторг.
— Ну что, давай покажу тебе спальню? — улыбнулся Ибо, любуясь восхищенным мужчиной. Старший лишь коротко кивнул и едва ли не бегом рванул на второй этаж, желая закончить осмотр.
— Вот твоя комната, — произнес Ибо, широко растворив одну из четырех дверей, являя Чжаню небольшую, но удобную комнату с прилегающей ванной. Окно во всю стену с выходом на деревянный балкон, минимальный набор необходимой мебели и огромная кровать.
— Миленько, — сложив руки на груди, с напускной серьезностью Чжань выносит свой вердикт комнате, пытаясь таким нехитрым жестом сдержать свои восторженные порывы.
— Гм, располагайся, если что — моя комната рядом, — зачем-то информирует Ибо, оставляя его одного.
Спустя полчаса посвежевший после душа Чжань, разложив свои немногочисленные вещи и плотно притворив за собой дверь, чтобы еще не освоившаяся до конца кошка не потерялась, злобно пнул ни в чем не повинный косяк ногой. Сейчас вместе со спавшей экзальтированной пеленой с глаз вернулась и злость на безрассудство младшего. Да еще и усиленная досадой от удачного маневра с переключением внимания кондитера с себя на прекрасную обстановку вокруг. Знает же шельмец, как Чжань падок на красивые места, дома, интерьеры, людей… Внизу раздался какой-то грохот, тяжело выдохнув, мужчина отправляется на звук, намереваясь высказать все. Но слова так и остаются несказанными, а Чжань буквально подвисает, завидя пятую точку ползающего на коленях Вана, наверное, впервые в жизни задумываясь о роли актива в постели. Упругие, округлые, призывно выставленные напоказ безупречные полушария заставляют рот кондитера восторженно приоткрыться, а самого мужчину двигаться в так с манящими выпуклостями. Ибо, и когда ты только успел накачать…
От мысленного составления оды восхитительным формам Вана Чжаня, как ни странно, отрывает младший. Злобно вспоминая всех знакомых тяо с пязэ и щедро приправляя макаби ненадежное крепление полки, Ибо продолжал собирать растерявшиеся по всей кухне кастрюли. Чжань шумно сглатывает, пытаясь прогнать возбужденный восторг, и громко прочищает горло, невинно интересуясь:
— Что здесь произошло?
— Случайно задел полку, — пыхтит снизу младший, и тут же добавляет. — Иди присаживайся, у меня почти все готово.
Чжань бросает взгляд на стоящий в неком отдалении обеденный стол, мда, не самый лучший вариант для наблюдательного пункта.
— Может тебе помочь? — с надеждой в голосе спрашивает чунцинец, передвигаясь немного в сторону, чтобы обойти визуальные помехи в виде кухонной мебели, и слышит неумолимое:
— Нет, что ты. Сегодня ты гость, так что иди отдыхай.
Чжань разочарованно выдыхает и медленно шаркает в сторону указанной дислокации.
Содержимое сковороды опасно зашипело и принялось извергать со своей поверхности лаву из масла и овощного сока, вспыхивающей мелкими огоньками на плите.
— Черт, — бурчит Ибо и, бросая кастрюли обратно на пол, несется спасать свой кулинарный шедевр. Он накрывает его крышкой и, не думая о последствиях, хватается за чугунную ручку, и с очередным «Черт» быстро отнимает руку, прикасаясь к правой мочке уха. Ибо споро осматривается в поисках полотенца или иной ветоши, но не найдя искомых обматывает горячую ручку свернутым в несколько слоев подолом фартука, осторожно отставляя шакшуку. Ибо смахивает венок из мелких бисеринок пота и осторожно заглядывает внутрь, приподнимая крышку… На вид даже лучше чем он ожидал — правда, нет той обещанной в ролике пышности, да и края приобрели ярко-коричневую «юбочку», но в принципе выглядит вполне прилично. Он расставляет две тарелки с уже обжаренным беконом и, вооружившись лопаткой, намеревается разделить яичницу на две порции. Блюдо пригорело намертво. Блять, ему следовало быть расторопнее, Ибо едва не бьет себя по лбу, понимая, что можно было просто отключить горелку, не тратя драгоценные минуты на метания. Не долго думая, он решает подать шакшуку прямо в сковороде, украсив сверху ломтики обжаренной свинины.
— Я… решил, что мы на месте решим, сколько себе положить, — важно сказал Ибо, пытаясь унять дрожь в голосе от охватывающей паники от того, что он наготовил. Хотя возможно его провальный дебют спасет потрясающий вкус?
— Конечно, — Чжань с готовностью его поддержал и отвел сияющий ненасытной тоской потемневший взгляд с Вана на стоящее посередине стола блюдо. Мужчина сглатывает вязкую слюну и, решая начать с бекона, перекладывает несколько подсушенных полосок себе в тарелку. Ибо следует его примеру. Словно по команде, они синхронно подцепляют ломтики и впиваются в них зубами. Треск ломающихся на ветру деревьев разносится по комнате.
— Слегка пересушено, но вполне съедобно, — выносит свой вердикт старший, а Ибо лишь отводит глаза и тихо угукает на полученные одобрения, пытаясь вместе со свининой проглотить непрошенный ком обиды от своей никчемности. Старательно пережёвывая, они в хрустящем молчании поедают отобранные кусочки.
— А это что у нас? — осведомляется Чжань, заглядывая в сковороду.
— Шакшука, — все так же, не поднимая взгляда, отвечает Ибо, и когда старший тянется, чтобы поддеть себе часть, тихо добавляет, — боюсь, она немного подгорела.
Чжань ободряюще улыбается, усердно пытаясь отодрать со дна сковороды хотя бы часть:
— Есть немного, — пара минут и старший смог наскрести достаточное количество яичницы, раскладывая ее по тарелкам, мужественно отправляет первый кусок себе в рот. На вкус оказывается съедобно, пересолено немного, но если каждый раз запивать водой, то есть вполне можно.
Ибо же вяло ковыряется вилкой, в итоге отодвигает практически нетронутую тарелку. Его желудок протестует от полученного унижения, а сам парень сжимается в ожидании унизительных комментариев в адрес его стряпни и ошарашено уставляется на интересующегося старшего:
— Ты не против, если я позарюсь на твою порцию? Ужасно проголодался в дороге.
Ван удивленно кивает и не сводит взгляда с Сяо Чжаня пока от второй порции не остается ни кусочка. Как? Как эта соленая оберточная бумага могла ему прийтись по вкусу?
— Спасибо за обед. Было очень, ммм… необычно, — осторожно бросает мужчина, наслаждаясь видом счастливых глаз напротив. — Только, Ибо, давай в следующий раз попробуем приготовить что-то вместе. Хорошо?
Ибо несколько раз утвердительно кивает и плывет довольной улыбкой. Небеса, кажется еще немного и его буквально разорвет от чувств к этому человеку.
— А сейчас, чтобы раструсить обед, может ммм… — Чжань завертел головой в поисках потенциального занятия, — может, немного прогуляемся?
Неловко барахтаясь и пытаясь выбраться из пушистых снежных объятий, Ибо неожиданно ощутил, как чувство всеобъемлющего, опьяняющего счастья захватывает каждую клеточку его существа. Счастье от очаровательной прелести зимнего дня. Счастье от редкой возможности отпустить себя и вновь почувствовать безмятежным ребенком. Счастье от общества с прекрасным и самым любимым человеком на этой земле, по счастливой случайности пребывающем в таком же игривом настроении.
С широкой улыбкой Ван придает своему телу вертикальное положение, на ходу струшивая с одежд «белое облачение», и движется в сторону Сяо Чжаня.
— Это было крайне опрометчиво, — предостерегающе упрекает младший, намекая горящими озорством глазами на скорую расправу.
Чжань, внимательно наблюдая за перемещениями Ибо, предостерегающе выставляет руки вперед.
— Ибо, успокойся, — стараясь придать елейности своему норовящему сорваться на хохот голосу, отвечает он. — К тому же, я тебя предупреждал, что…
Не дожидаясь окончания фразы, младший резко бросается вперед, а на удивление быстро пришедший в себя Чжань неожиданно в самый последний момент отскакивает в сторону, не забывая поставить коварную подножку. Ибо даже не успел ничего сообразить, как под звонкий хохот старшего вновь плашмя ныряет в мягкие руки сугроба.
— Ах, Ибо-Ибо, это закон бумеранга в действии, — все еще веселясь, насмехается Чжань, — а вот не будешь в следующий раз бросаться мне снегом в лицо.
Ван в ответ лишь переворачивается на спину, не предпринимая никаких попыток подняться. Более того, он вальяжно подкладывает руки за голову и с деланной задумчивостью принимается рассматривать, как слоистые облака медленно расползаются по лазурному небу, пытаясь своей массой перекрыть разбегающиеся по кругу солнечные лучи.
— Не собираешь подниматься? — весело интересуется Чжань, подходя ближе к имитирующему большую снежинку Вану.
Ибо медленно переводит взгляд на подходящего мужчину:
— Зачем? — хмыкает он, болезненно морщась.
— Я же тебя не поранил? — осторожно спрашивает Чжань, тут же обеспокоенно наклоняясь.
— Если только мою гордость… Просто тут безопаснее.
— Я больше не буду, — миролюбиво улыбается чунцинец, протягивая руку помощи.
С оценивающим прищуром Ибо аккуратно интересуется:
— Хочешь макнуть меня в сугроб еще раз?
— Нет. Клятвенно обещаю больше этого не делать. Ну же, — Чжань тянется протянутой рукой еще ниже, до последнего ожидая, что Ван одним рывком собьет его с ног, мстя за все сегодняшние «окунания». Но Ибо удивляет — он, благодарственно растягивая губы, просто принимает помощь.
— Я слишком стар для этого, — канючит младший, потирая ушибленную филейную часть.
— Не говори глупостей, — поправляя виртуальные очки на носу и принимая вид всезнайки, строго одергивает Чжань, — я старше тебя, и могу с уверенностью сказать, что ребячество в умеренных количествах крайне полезно для организма любого года выпуска.
— Тогда почему я чувствую себя развалиной? — не унимается Ибо, продолжая растирать ушибленное место. — Знаешь, — вдруг переходит он на заговорщический шепот, подходя ближе, — я тут вспомнил про одно
суперисцеляющее средство.
— Какое? — так же шепча, Чжань склоняется ближе к собеседнику.
— Поцелуй, и все пройдет, — Ибо не сводит со старшего потемневшего от затопившего всю радужку зрачка взгляда.
Чжаневы щеки вспыхивают, перекрывая морозный румянец.
— Хорошо, — быстро соглашается он и, подавшись вперед, быстро чмокает младшего в кончик носа, мгновенно отстраняясь. — Помогло?
Ибо рассеяно кивает, а Чжань стыдливо отводит взгляд в сторону.
— О, небеса, снеговик, — стараясь снять неловкость момента, старший отходит в сторону снежной заготовки. — Может, все-таки доделаем его?
— Обязательно, — хрипит в ответ младший. — Если бы кто-то не решил сделать снеговика из меня, мы бы давным-давно уже закончили.
— Эй, вообще-то, это ты первым решил, что я живая мишень! — парирует чунцинец.
— Туше, — прерывает спор Ибо. — И вообще, где ты так хорошо научился зимним забавам? Не припомню, чтобы Чунцин мог похвастаться снежными зимами.
— Он и не может, — смущенно начинает Чжань. — Мы часто Чуньцзе проводили у дяди, а живет он у меня в Хэйлунцене. А там, как ты понимаешь, согреться можно лишь посредством зимних игр.
— Тогда, ты должен быть готов к этому, — Ибо двигается настолько быстро, что не успевший вовремя среагировать старший в следующий миг взметнул в воздух и безболезненно нырнул в ближайший глубокий сугроб. Придя в себя от короткого полета, Чжань, притворно возмущаясь, быстро поднимается на ноги:
— Это было нечестно! — упрекает он, с преувеличенной тщательностью отряхивая снег с одежды.
— Закон бумеранга, сам говорил, — хохочет Ибо, буквально видя, как вертятся шестеренки в чужой голове в поисках плана мести.
Невинно улыбаясь, Чжань начинает движение в его сторону, но путается в своих же ногах и, теряя равновесие, плюхается на истоптанный белый покров. Старший хнычет жалобно и тянет руки в сторону Вана с немым кличем об одолжении.
— Конечно, я помогу тебе, — с готовностью отвечает Ибо, подходя ближе и обхватывая длинные пальцы своими. Именно такой реакции патиссье и ожидал и, ловко перехватив чужую руку, с силой дернул младшего на себя. Вновь упомянув всуе всех «тяо» и «пязэ», Ибо топориком полетел головой вперед, входя в субой по самые плечи.
— Никогда раньше не видел, чтобы люди добровольно зарывались головой в сугроб, — насмешливо сообщает старший, пытаясь отползти подальше.
— Я, блять, снежный страус, — отплевываясь от забившего рот снега, невесело шутит Ибо.
Последняя фраза настолько рассмешила Чжаня, что, заливисто хохоча, он практически скорчился от накрывшего веселья. Ослабевшие ноги вновь разъехались, и так и не поднявшийся мужчина опять упал, продолжая смеяться. Старший переводит взгляд на медленно приближающегося Вана с такой зловещей ухмылкой, что ему вдруг резко захотелось в дом, в Дублин, а лучше сразу в Китай, лишь бы подальше от неминуемой расправы.
— Не делай того, о чем потом пожалеешь, — предупреждает старший, принимаясь активно отползать на пятой точке. — Ибо, послушай… не смей! — с этими словами Чжань пытается перевернуться, чтобы придать своему телу ускорения, но не успевает. Его ловко перехватывают за щиколотку и подтягивают, повернув лицом к себе. Прижимаясь сильным телом и не давая возможности пошевелиться, Ван устрашающе нависает.
— Сдаешься? — угрожающе шепчет Ибо в смеющееся лицо.
— Да, да, да! — быстро соглашается Чжань.
— Тогда закрой глазки и поцелуй меня.
Страх, смущение, робость — все эмоции вихрем пронеслись одна за другой, уступая место предвкушению неминуемого, неизбежного, но прекрасного. Сердце заходится в безумном ритме в ожидании первого поцелуя. Их первого поцелуя! Без масок, повязок и надетых ролей.
Чжань безотрывно смотрит в горящие зрачки напротив, начинающие немного сужаться, открывая радужку карих глаз. Кто-то поэтично назовет их «цветом сладости», уподобляя с карамелью или шоколадом. Но мужчина уверен — они сравнимы с янтарной жидкостью бренди. Почему? Глаза пьянят. И это сводит с ума.
Дыхание прерывистое, тяжелое, одно на двоих. Уже нет смысла думать о прошлом, загадывать будущее, есть только здесь и сейчас. Во всем мире существуют только они. Ресницы Ибо медленно опускаются, прерывая транс, а губы неумолимо приближаются к чужим, влажным, чувственным, покрытым мелкими корками от частого облизывания на морозе. И Чжань обмякает, желает навсегда продлить момент, цепляется мертвой хваткой в сильные плечи, притягивая партнера еще ближе и отдаваясь ощущениям.
Кислорода становится мало, и Ибо нехотя отстраняется, долго смотрит плывущим взглядом, вынося вердикт:
— Надо было раньше тебя поцеловать, знал же, что так будет теплее.
— Эй, — Чжань, с притворной обидой на разрушенную магию, пихает младшего в плечо, скидывая с себя.
Ван поднимается на ноги сам и помогает встать Чжаню.
— Думаю, мы наконец-то можем всерьез заняться снеговиком, — младший подходит ближе к бесформенной груде снежных комьев.
— Да, теперь ничто не будет нас отвлекать, — быстро соглашается старший.
Ибо кивает и опрометчиво поворачивается к чунцинцу спиной, принимаясь за творчество, а в следующее мгновение увесистый снежок самым наглым образом врезается в его спину.
В заставленном милыми безделушками камине весело пылало яркое пламя, отбрасывая красноватые отблески на расположившуюся в теплом пледовом коконе пару. Целый день, проведенный на улице, и вкусный сытный ужин, приготовленный в две пары рук, отзывались в телах разнеженной усталостью. Рука Ибо, в начале их каминных посиделок небрежно покоившаяся на спинке дивана, теперь обнимала сидящего рядом человека, крепко прижимая к себе. Чжань же, удобно устроившись в уютных объятиях, задумчиво смотрел на танцующие языки пламени. Как бы мужчина ни был убежден, что прошлое должно остаться в прошлом, а Ван Ибо, пусть и желанный, но совершенно не подходящий ему человек, жизнь доказала обратное. И нужно быть полным глупцом, чтобы не воспользоваться щедро даренным вторым шансом. Чунцинец пока не знает, как и куда приведет их это воссоединение, но очень хочется, чтобы к счастью, такому похожему на другие, но исключительному, неповторимому и только их двоих…
— О чем задумался? — внезапно спрашивает Ибо, легонько шевеля волосы на его макушке.
Чжань с улыбкой отрывает голову от широкой груди, кивая головой в сторону панорамного окна:
— О нашем снеговике, — они обязательно поговорят о происходящем между ними, но не сейчас, позже. — Раньше всегда думал, что снеговики должны нести радость и добродушие, а наш получился каким-то монстром.
— Значит, — невозмутимо парирует Ибо, с гордостью взирая на смутные очертания снежной скульптуры сквозь толстые стекла, — будет отгонять непрошенных гостей.
— Кстати о гостях, — встрепенулся Чжань, — ты точно уверен, что вечеринку следует проводить здесь? Боюсь, что переправа через дабу негативно скажется на общем впечатлении.
— О, не переживай об этом, — ухмыляется Ибо, — к дому есть еще одна дорога.
— И почему мы добирались не по ней? — недоуменно спрашивает старший.
— Потому что… эта просто, ммм… живописная. Да точно, дорога, по которой мы ехали, более живописная.
— Иными словами, ты подверг себя опасности только из-за красот окружающей природы, а не из-за личного пшютизма?
— Ну, Чжань, — жалобно канючит Ибо, смотря взглядом неповинно избитого щенка. — Я же обещал, что больше так не буду, — и заметив, как предательски дернулись уголки чужих губ, умоляюще добавляет. — Поцелуй меня. Пожалу…
Последнюю фразу договорить он не успевает — теплые губы ненасытно прижались к его губам. А Ибо едва не стонет от наслаждения, отпуская себя, позволяя телу, повинуясь первобытным инстинктам действовать самостоятельно. Большие ладони жадно проникают под пушистый свитер, лаская нежную кожу и тонкую талию, пока язык и губы сплетались в страстном возбуждении. Пальцы, продолжая ласкать тонкое податливое тело, продвигались все ближе и ближе к груди. Чжань застонал, его тело пульсировало, требуя непременного удовлетворения сумасшедшего желания. Он, слегка отстраняясь, принялся избавлять их от такой ненужной сейчас одежды, а младший единым махом укладывает его на прохладную обивку дивана.
—У тебя есть, — с трудом разрывая поцелуй, бормочет чунцинец.
А для Ибо эти тихие и желанные слова были словно ушат холодной воды. Так в жизни он еще ни разу не проебывался! Нет, у него нет: ни презервативов, ни смазки. И если без контрацептивов еще можно как-то обойтись, то заменять лубрикант на первое лучшее подручное средство… Не в этот раз. Ни с Сяо Чжанем.
Он отрицательно машет головой и, отстраняясь, оставляет легкие поцелуи в затвердевшие вершинки, прикрывая Чжаня сброшенным в порыве страсти на пол пледом.
— Мы можем и без… — длинный палец прижимается к припухшим губам, заставляя замолчать.
— Нет, — жестоко обрывает Ибо. — Нет, не можем. Ты самый лучший. И я никогда…
— Ибо, ты слишком много думаешь, — лукаво усмехается Чжань. — Я тебе разрешаю.
— Чжань, пожалуйста, — буквально скулит Ван, прижимаясь лбом к чужому. — Я хочу, чтоб все было идеально. Сделать все правильно в этот раз. Понимаешь?
Старший сдавленно кивает.
— Тогда, наверное, стоит пожелать тебе спокойной ночи.
— Я все же обидел тебя, — Ибо выпрямляется, с силой оттягивая волосы назад. — Черт!
— Нет, что ты, — Чжань усаживается рядом, ластясь к теплому боку. — Посмотри на меня, — нежно прикасаясь к чужой щеке, просит старший. — Ты ни в чем не виноват. Это я. Я не уверен в себе, что смогу сдержаться.
— Ох, я…
— Все в порядке, — Чжань легко прикасается к чужим губам в невинном поцелуе и поднимается, удаляясь в сторону лестницы, возле первой ступени он резко оборачивается. — Приятного путешествия в мир грез, пусть тебе привидятся сладкие сны.
— Чжань, — стонет Ибо, понимая, что под «сладкими» старший явно завуалировал «мокрые». — И тебе.
— Что и мне? — коварно усмехается Чжань.
— И тебе вкусных сновидений.
— Надеюсь так и будет, — хмыкает чунцинец уходя.
А Ибо буквально падает на диван, счастливо пища, словно школьница от нахлынувших эмоций, и тут же подрывается в поисках своего телефона. Ему срочно нужно отправить заказ секретарю.
Еще раз придирчиво оглядев себя в зеркале и пригладив и без того идеальную укладку, Чжань обернулся к лежащей на кровати кошке:
— Орешина, как думаешь, я не перестарался? — мужчина медленно кружится, демонстрируя наряд из светлого с треугольным вырезом свитшота, мягко подчеркивающего рельефы его субтильного тела, и обтягивающих, словно латексная перчатка, голубых джинсов. Получив одобрительное «Мур» от любимицы, воодушевленный мужчина решительно вышел из своей комнаты.
Слыша чужие тяжелые шаги и отголоски разговора, притаившийся кондитер замирает на последних ступенях, прислушиваясь, — не хотелось бы прервать важный разговор.
— … да, это оказалось куда проще. Клиент готов, — не сошедшая с чжаневых губ улыбка застывает холодной маской, а ядовитая стрела чужих слов глубоко вонзается в мягкую ткань сердца. — Нет, не должно быть никаких проблем. Да и очарование домика со счетов скидывать не нужно. Далековато, но главное не сбежит… Угу. А они не подождут? — Ван отходит на кухню, начиная греметь кофеваркой.
А Чжань, медленно сгорая изнутри, тихими шагами пробирается к входной двери. Не глядя, он всовывает ноги в первую попавшуюся пару обуви и, накинув верхнюю одежду, выходит прочь. Разбитое сердце — отличный учитель, если ты урок не уяснил сразу, тихим звоном разбивающегося хрусталя оно повторит неусвоенный материал еще раз.
— …что ж ты пристал со своим мистером Брауном, — пыхтит недовольно в трубку Ибо, выставляя на стол свежее сваренный кофе и сладости к нему. — Говорю же, с ним не должно быть никаких проблем. В случае чего есть тяжелая артиллерия в виде Сяо Чжаня. Да тот самый… Да помирились… Ой все заткнись… Ты лучше не забудь привезти то, что я просил вчера… Все я бросаю трубку, — все еще улыбаясь, Ван нажимает кнопку завершения вызова. Пора будить его счастье.
Ибо выпрямляется, краем глаза замечая в окне силуэт. Он подходит ближе, щурится, пытаясь рассмотреть фигуру, движущуюся навстречу надвигающейся буре, неверяще шепча:
— Чжань?
🎀 💝 🎀
Наши дни
— Чжань! — словно сквозь вату мужчина слышит свое имя.
Он пытается открыть глаза и тут же с болезненным стоном тянется руками к ушибленной голове. Несколько секунд Чжань лежит неподвижно, пытаясь сориентироваться и понять, как его сюда занесло. Он пробует подняться, тщетно — оглушенное падением тело отказывается подчиняться. Но холод мотивирует похлеще любого коуча, и исключительно благодаря инстинкту самовыживания ему все же удается принять сидячее положение и воспроизвести недавние события… Он жив? Чжань наспех ощупывает себя похлопывающими движениями, напоследок щипая себя за щеку, и тут же ойкает. Так и есть — жив. Не до конца веря в свое фатальное везение, мужчина оглядывается по сторонам и тупо уставляется на происходящее внизу: в нескольких метрах от него бурный горный поток, на поверхности которого красной змеей извивается зацепившийся за какую-то корягу его шарф, а Ван Ибо крича его имя сильными гребками приближается к тому самому кашне…
— Чжань! — в очередной раз выкрикнул он, ныряя.
Увидев, как чужие плечи и голова скрылись под толщей ледяной воды, шестеренки в голове повара наконец-то стали на свои места, заставляя мыслительные процессы течь в привычном русле. Он пытается подать знак, прокричать, что он здесь, живой и невредимый, но из открытого рта вырываются лишь тихие хрипы.
Вынырнув за очередным глотком воздуха, Ван снова попытался дозваться до Чжаня, вновь исчезая под расходящейся кругами толщею воды. Секунда, две, три… Вдруг возле полузатопленного ствола дерева показывается темная макушка и широкие плечи Ибо. Чжань испускает облегченный выдох, он и не заметил, что не дышал все это время. Ван тем временем выбирается на берег и, пошатываясь, направляется к своей скинутой верхней одежде. Но вопреки доводам рассудка он не надевает ее на себя, а брезгливо отбросив подальше, безвольно опускается рядом на землю.
Панический ужас охватывает Чжаня, он не знает, что предпринять и с трудом подползает к краю уступа. Ничтожных три метра кручи без единой лазейки безопасного спуска отделяют его от берега реки. Он мысленно возносит молитву всем известным богам и, не найдя лучшего варианта, кулем сваливается вниз, надеясь на мягкость сугроба.
Мгновение и он корявой звездочкой резко входит в рыхлый снег. Барахтаясь, словно рыба на дне лодки, Чжань пытается выбраться из хладных объятий, и ценой невероятных физических усилий он переворачивается на живот, опираясь на колени, а в следующий миг натужно ползет в сторону Вана.
Он приближается, попутно подхватывая встречаемые вещи.
— Ибо, пошли домой, — еле слышно сипит он, протягивая куртку.
Ибо медленно оборачивается и с лицом полным неподдельной скорби и безнадежности невидяще уставляется на него. А Чжань вдруг понимает, что ему все равно. Все равно, сколько раз Ибо прогонит его душу через мясорубку, вырвет сердце из его груди — это ничтожная плата за возможность хоть короткое мгновение побыть рядом с ним. Глотая запоздалые слезы раскаяния, мужчину едва не разрывает от переполняющей нежности и любви к этому человеку. Подрагивающими руками он самостоятельно пытается натянуть на безвольное тело теплую вещь, не прекращая бормотать:
— Ибо, пожалуйста!
Безрезультатно. Ван никак не реагирует. Пытаясь подавить рвущиеся рыдания, Чжань судорожно прижимается к синеющим губам, пытаясь вдохнуть тепло в остывающее тело.
— Пожалуйста! — продолжает умолять он, чувствуя подступы накатывающей истерики. Он не сможет один, не сможет без него. — Ибо, милый, прошу тебя, помоги мне. Вставай, пожалуйста, умоляю тебя!
На мгновения Чжаню показалось, что прижимаемое им тело отяжелело, словно у человека, теряющего сознание:
— Ван Ибо, не смей засыпать! — обхватывая чужие плечи, Чжань принимается тормошить Ибо, умоляюще скуля. — Прости меня. Мы сейчас пойдем домой. И ляжем в кровать. В одну кровать. Вместе. Я так хотел этого вчера, что даже испугался того, как сильно я этого хочу. Но мы сделаем это сегодня. Просто помоги мне, Ибо, —просит он и, игнорируя боль в ушибленном теле, пытается придать им обоим вертикальное положение. — А потом, потом мы опробуем все плоские поверхности в доме, а под конец будем любить друг друга перед камином. А после, прижавшись к тебе, я признаюсь, как сильно я тебя люблю. Ты ведь тоже хочешь этого, Ибо, ведь так? — наконец Чжаню удалось принять более менее устойчивое положение, и, поддерживая безжизненно обмякшее тело, он на пробу делает несколько нерешительных шагов. — Ибо! Я же не смогу самостоятельно вытащить нас обоих. И если ты мне не поможешь, я останусь умирать рядом с тобой. Неужели ты хочешь этого? Ибо, милый, прошу, помоги! Не дай
нам погибнуть!
Спустя еще несколько бесконечных секунд и вялых шагов Чжань ощутил, как швартуемое им тело начинает возвращаться к жизни.
— Небеса! — сипло хрипит Чжань. — Ибо, любимый, давай пойдем домой, где мы, наконец-то, сможем согреть друг друга.
В глазах Ибо все то же бессмысленное выражение, а движения неловко путающихся ног затруднены, но продолжающему без конца бормотать Чжаню все же удается вытащить их на возвышенность.
— Ибо, ты такой молодец, — как заклинание тараторит он, — ты почти довел нас до дома.
