{Ликс всегда был влюбчивым, и никогда - серьезно. Ему нравился кто-то новый буквально каждую неделю, и даже совсем не обязательно знакомиться с объектом симпатии. Просто всегда нравилось чувствовать этих стократ опошленных бабочек в животе, тепло в груди, радость от случайных взглядов. И нравилось, что в этих мимолетных чувствах получалось отыскать вдохновение. Одна такая лёгкая, ни к чему не обязывающая влюблённость - и уже полтетради новых стихов}
Полтетради стихов. О Чанбине. После того разговора Ликс стремительно ретировался из квартиры Со, сославшись на срочные дела, хотя и он, и Чанбин понимали, что это очень неумелый пиздёж. Единственным срочным делом Феликса в этот момент было охуеть от жизни, с чем он неплохо справлялся и сидя в студии. Тем не менее, уговаривать остаться друг не пытался, проводил и пожелал хорошо добраться, будто не было этого странного разговора несколько минут назад. Но он был, и Феликс ощущал, как невысказанные слова застряли где-то в глотке и больно царапают, а куча мыслей, от которых больше не получалось абстрагироваться, норовили взорвать голову. Квартира встретила холодной пустотой. Хёнджин, видимо, перед уходом курил и не закрыл окно, так что Ликса даже пробрало до мурашек, когда он снял куртку. Написать Хвану о том, что едет, когда сел в такси, увязнув в потоке мыслей, Ликс забыл. Стало стыдно. Однако в следующую секунду эта эмоция утонула в сотне других более сильных, ведь от Чанбина пришло смс: "Не думай слишком много и просто отдыхай, Ликси" с блядским синим сердечком в конце. Чанбин всегда ставил это проклятое сердечко, и Феликс не обращал внимания, будто так и должно быть, а в тот момент обратил. И очень отчётливо почувствовал, что ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ. Ликс не должен хотеть услышать то, о чём попросил Со молчать. Не должен жаждать подтверждения своих догадок. Его не должно это всё так сильно волновать. Но оно волновало. И внутри ощущение, будто Феликс нарушил все законы разом, и ему грозит, минимум, расстрел, боролось с голосом разума, пытающимся поумерить разгорающийся пожар. Пальцы жадно сжали цепочку, что Хван подарил на Соллаль, будто она способна как-то помочь справиться с собственными неуёмными тараканами. Серебряная, со средних размеров звеньями и небольшой подвеской в виде странного, но изысканного завитка. Первое время из-за брака на застёжке она часто слетала, и Ли пару раз чуть не потерял, но потом сходил в мастерскую, где проблему решили. У Хёнджина была такая же, и он не снимал её даже в душе. Ликс свою тоже старался не снимать. Она, конечно, иногда душила во сне, если Ли неловко переворачивался, но была слишком важным символом. Напоминанием, что всё реально. Хёнджин, его любовь и забота, так неожиданно ворвавшиеся в жизнь и наполнившие её светом, безграничный океан привязанности и ласки, нежности и трепета, откровенность, искренность - всё это реально. Феликсу нравилось видеть сияющую ниточку на своей шее в зеркале, касаться её пальцами, чувствуя спокойствие и уверенность, будто она что-то доказывала. Что конкретно - неясно. Но от прикосновения к ней в груди каждый раз текло умиротворение. В тот момент наряду с ним странно жгло пальцы, но Ликс не отпускал подвеску, пытаясь по кусочкам разобрать собственные ощущения, разложить по полкам, чтобы потом шаг за шагом из них снова собрать себя, рассыпавшегося сегодня, как лего, что злобно пнули ботинком. Получалось из рук вон плохо. Просто, блять, отвратительно. В попытке усмирить бьющуюся комом в горле тревогу пять раз обошёл квартиру, цепляясь взглядом за каждую деталь. Коричневое колечко от кофейной чашки на столе, полароид с двумя широкими улыбками из парка развлечений на холодильнике, бутылка Le Labo Rose 31 на полке в ванной, мятая белая кофта с синим цветком на кровати. Уставший мозг отказывался держать внимание на чём-либо дольше пяти секунд, но и этого времени хватало, чтобы внутри стало только больше угарного газа, мешающего дышать. Сел за стол, достал блокнот со стихами и открыл на первой странице. Он уже был исписан наполовину, хотя Ликс купил его только пару недель назад, и весь - стихами о Хёнджине. Начал перечитывать собственный корявый торопливый почерк, кусая щёку с внутренней стороны. В груди загулял ветер, треплющий органы. Феликс любит Хёнджина. Куча страниц исписано стихами, и на каждой эта фраза между строк. Взгляд упал на зажатый между книгами на краю стола конверт, что Со подарил на Рождество. Голова закружилась. Ликс продолжил читать записи в блокноте. Бегло, большинство строк отлично помнил, потому что написал не так давно, некоторые страницы пропускал. Долистав до конца записей, замер. Глаза зацепились за ручку возле настольной лампы. Может, если записать эти ощущения, они исчезнут? Перенесутся на бумагу и останутся там после того, как Феликс закроет блокнот. Не будет проблемы, изводящей, пугающей, неожиданно свалившейся на его неподготовленную голову и спутавшей все карты. Она растворится так же стремительно, как появилась, и всё вернётся на круги своя. Ли взял ручку. Зачем-то обернулся на картину, подаренную Хёнджином на Рождество. Его портрет. Среди белых цветов с широкой улыбкой и горящими глазами. Впервые увидев картину, Ликс даже не поверил, что это он. Хван видел его иначе, чем он сам видит себя в зеркале: нежнее, светлее, радостнее. Изображение было очень похоже, но передавало совсем другого Феликса, с другими эмоциями и чувствами. Оно отражало лёгкость и небрежность. И спокойствие. И любовь. При взгляде на картину не оставалось сомнений, что художник искренне влюблён в того, кого изобразил, и Ли, даже если бы попытался объяснить, за счёт чего достигается такой эффект, не смог бы. Но, может, оно и не нужно. Он просто чувствует эту любовь. Сердце заныло так, будто сейчас треснет. Ликс ведь не сделал ничего плохого, ничего предосудительного, но почему тогда кажется, что он предал? С холста на него смотрел счастливый двойник, и в его глазах Феликсу виделось осуждение. Он должен это исправить, пока ничего не сломал. На бумагу легли первые корявые строчки, потом ещё и ещё. Феликс писал быстро, пытаясь не потерять ни одной ниточки мыслей. Вдруг, если что-то упустить, оно останется в голове, и его глупый план (кажущийся в этот момент подпитому сознанию просто гениальным) по избавлению от неугодных ощущений пойдёт крахом? Страницы наполнялись буквами, под носом чувствовался запах ручки, мизинец окрасился пастой от трения о исписанную страницу. Ликс жутко устал, и в голове загудело. Хотя, может, это из-за пива. Разбираться не было желания, вставать за таблетками тоже. Ещё пару строк. Ещё одну. И проблема исчезнет, ведь Феликс искренне в это верит. Закончив, спрятал блокнот подальше в рюкзак и вздохнул так глубоко, как мог. Холодный воздух квартиры обжигал, но хотелось вдыхать снова и снова. Наконец написал Хвану, что скоро будет, надеясь, что тот не стоит в этот момент под дверью и не сможет уличить его в этой маленькой необходимой лжи. Тот не смог, и когда приехал, светился таким счастьем, что вдруг стало легче. - Я скучал, - шепнул он, устроившись на груди Феликса под одеялом. - Я тоже скучал, Джинни. Стало легче от теплых рук, от родного запаха розы, от сонного голоса. Хёнджин прижался всем телом и перекинул через Феликса ногу, затем зарылся носом в ткань футболки на груди Ли и поцеловал. По рукам потекло нежное электричество, и Ликс закрыл глаза с улыбкой. Когда открыл, взгляд снова упал на рождественский подарок Хёнджина. Собственное лицо на холсте было почти неразличимо в образовавшемся полумраке комнаты, и Феликс был рад, что больше не видит того осуждения в масляных глазах, что видел ещё пару часов назад. Стало легче. Но ненадолго. - Детка, всё в порядке? - обнимая со спины, спросил Хван спустя пару дней. Феликс к этому времени был не просто не в порядке, а в полной заднице, потому что завернул себя в узел самокопания, апатии, бегства от самого себя и Чанбина, который, в общем-то, никакой погони не устраивал и слишком понимающе не писал ничего первым. Блокнот прожигал дыру в кармане рюкзака, и хотелось выкинуть, но недостаточно сильно, чтобы на это решиться. Тоска по вечерам в студии и улыбкам Со только крепче затягивала петлю осознания на шее. - Да, всё хорошо, - самозабвенно врал Ликс и молился, не зная молитв, чтобы его ложь казалась убедительной. Она не казалась таковой совершенно, к слову. - Ты можешь поговорить со мной, если тебя что-то волнует, - губы Хёнджина порхнули от макушки за ухо в несколько коротких нежных поцелуев. - Я знаю. Но Феликсу нечего было сказать. Он даже с самим собой обо всём, что с ним творилось, говорить отказывался. И поцелуи Хёнджина вдруг стали такими болезненно обжигающими, а от его касаний в горле появлялся солёный слёзный ком, что с огромным трудом каждый раз удавалось глотать. Наверное, отчасти из-за этой проклятой петли на шее. Сердце словно варилось в кипятке и ужималось, когда Хёнджин смотрел с грустью и сожалением. Это натурально больно - видеть его опущенные плечи, попытки поговорить, поддержать, понять. Больно до звёзд перед глазами. Ещё спустя пару дней петля на шее затянулась окончательно, и Феликс буквально начал задыхаться. Концентрировался на каждом чувстве, любой эмоции, кроме чувства вины, только бы не вязнуть в перманентной фоновой тревоге. Злость работала лучше других, но сейчас и она перестала помогать, ведь вот он, проклятый блокнот, прямо на столе. Корявые буквы тянутся по листам мелкой вязкой, и взгляд мечется по ним, будто пытается трением поджечь бумагу и спалить ко всем чертям. Было бы славно, на самом деле, жаль, никак не поможет. И стук ручки долотом в ушах, а губа уже кровоточит от постоянного кусания, злость выливается через края, но мысли всё равно здесь. Снова здесь. Он пытался исправить собственную вопиющую глупость, но вышло лишь раскрыть самому себе на неё глаза. Строчки на листах совершенно не избавили его от проблемы, а лишь сделали её серьёзнее. Сейчас казалось, что если бы он не записал всё, что чувствовал, оно бы развеялось дымом по ветру, и всё снова было бы хорошо. Не написано пером - и топором рубить нечего, но чёрт дёрнул записать, и Ликсу хотелось зарубить топором себя. Теперь перед ним буквально доказательство того, что он идиот, каких поискать и больше не найти. Уникальный долбаёб. Феерический. Это ненормально, неправильно, глупо, нечестно. Это просто полный пиздец. Ликс в ужасе, потому что он не готов к этому. Не готов разрушить то огромное счастье, что выстроилось в его жизни с появлением Хёнджина. Но слышит треск в собственных ушах, и бетонное крошево от ломающихся стенок сердца оседает в лёгких. Во что он вляпался? - Детка, я дома, - донёсся до спутанного сознания голос из прихожей. Феликс уронил ручку на стол и она, покатившись, рухнула на пол. Захлопнул блокнот, ощущая мурашки на спине, и сунул его в рюкзак. Пара судорожных вдохов, не способных унять противную дрожь в груди, и ноги сами подняли со стула. Хёнджин вешал пальто в прихожей, когда Ликс выглянул, натянув улыбку. - Я принёс ужин, - Хван стрельнул глазами, обернувшись к парню, а потом поднял с пола пакет и протянул Ли. - Иди разбирай. Феликс повиновался. В пакете оказалась не только его любимая еда, но и бутылка его любимого вина. Парень взял её в руки, читая этикетку, повертел, рассматривая рифлёное дно и изгибы горлышка. Стекло красиво блестело в тусклом свете лампы, переливаясь разными цветами, жидкость внутри мерно плескалась, и Ли нашёл это успокаивающим. Настолько, что застыл с бутылкой на добрых несколько минут и пришёл в себя, только когда Хван вошёл на кухню. - Ты чего тут застрял? - проговорил парень, подходя к столешнице. - Тебе ведь не нравится это вино, - проговорил Ликс, всё смотря на стекающие с внутренней стороны толстого стекла капли. Хван остановился рядом, пару мгновений смотрел, склонив голову, а после невозмутимо ответил: - Оно нравится тебе, - его ладонь легла на плечо, и Феликс повернул голову, чтобы посмотреть в глаза. - Хотел сделать тебе приятное. Глаза напротив лучились любовью. Чистой, нежной и искренней любовью. Болезненный узел в груди там, где должно быть сердце, запульсировал. Феликс вымученно улыбнулся сквозь жжение в горле и холодок, ползущий от пяток вверх, но сказать ничего не смог. Поставил бутылку на столешницу. Хван внимательно вглядывался, кажется, пару часов, хотя, конечно, прошло не больше нескольких секунд, а потом перенес ладонь с плеча Ликса на его щёку. Большой палец в трепетном жесте заскользил по коже, и Ли закрыл глаза, потому что объяснять подступившие слёзы у него не было никаких сил. Громко сглотнул боль, но уже спустя пару мгновений она снова поднялась по пищеводу. Потёрся о мягкую ладонь в надежде отвлечься от тошнотворного ощущения этим простым жестом. Он был уверен, что Хёнджин снова заговорит о его состоянии, что спросит, всё ли в порядке, что будет пытаться выпытать причину упадка сил, уже даже начал придумывать нелепые оправдания, но парень молчал. Погладил щёку, потом запустил руку в волосы, а вторую уложил на талию и затянул Ли в объятия. Перебирал позвонки сквозь ткань футболки, тёрся носом за ухом и молчал. И Феликс думал, что было плохо, когда Хван расспрашивал, но нет - плохо стало сейчас, когда он молча прижимал себе и поддерживающе ерошил шевелюру, будто всё понимает. Столько сил уходило на сдерживание рвущихся наружу рыданий, что ноги едва не подкашивались. - Я люблю тебя, детка, - наконец заговорил Хёнджин после, кажется, века тишины. Его шёпот возле уха был тихим, но барабанные перепонки Феликса готовы были лопнуть от того, каким громким эхом эти слова отскочили от стенок его пустой черепушки. Ли отстранился, потому что как никогда отчётливо ощутил необходимость посмотреть в глаза Хвана, и плевать, что в его собственных парень увидит слёзы. И плевать, насколько больно чувство вины вгрызается в затылок. Он знал каждую карюю крапинку, каждую эмоцию, что плещется во взгляде напротив, каждую счастливую морщинку в уголках, бугорок родинки под левым веком. Ладони легли на бледные щёки. Феликс знал изгиб носа, мягкие, блестящие бальзамом губы, их вкус и запах, каждый миллиметр наизусть. Знал, что Хёнджин любит легкие невесомые поцелуи под нижней губой, что вечно кусает нежную розовую кожу, что покупает скраб для губ с арбузом, а маску для лица - с персиком. Феликс знал линии скул и бровей, острый подбородок, стрелы ключиц, сильные плечи, тонкую талию, острые колени. Он знал всего Хёнджина, и каждая крохотная деталь вызывала в груди восторг. И от одной мысли, что он может это потерять, тело будто оказывается в полёте с высотки - захватывает дух, от ужаса кружится голова, и неминуемая смерть с каждым мгновением становится ощутимее по мере того, как приближается серый асфальт. Хочется плакать от беспомощности, потому что буквально ничего нельзя сделать - ты уже летишь с высотки. Нет, Феликс просто не может потерять Хёнджина. И петля на шее давит, больно давит, Ликс вот-вот потеряет сознание, но он готов сжечь каждую страницу проклятого блокнота и задохнуться от дыма в лёгких, только бы запах розы оставался в его квартире, только бы звонкий смех никогда не переставал отскакивать легким эхом от стен, только бы руки, сжимающие бока, никогда не отпускали. - Ёнбок, - выдохнул Хван взволнованно, конечно, заметив трясущуюся губу Ли. Феликс поднялся на носочки и уткнулся губами в губы напротив, ощущая горячие потоки слёз на щеках. Ещё не поцелуй - долгое прикосновение. Хёнджин замер на мгновение, и Ликс точно знал, что парень недоумённо хлопает глазами, несмотря на то, что его собственные были зажмурены. Он знает Хёнджина. Каждую его привычку. Феликс приоткрыл дрожащие губы и обхватил ими нижнюю губу Хвана, начиная поцелуй. Тот хотел отстраниться, но Ликс схватился за шею всеми оставшимися силами, вынуждая ответить. Хёнджин помедлил, но неуверенно, осторожно вобрал в рот верхнюю губу Ли, слишком нежно посасывая. Слёзы противно стекали по коже, размазываясь по щекам и капая на руки, с тремором сжимающие кожу под скулами Хёнджина. Ликс прошёлся языком между губами Хвана, и тот приоткрыл рот шире, впуская. Его руки держали бережно, оглаживая поясницу. С каждым движением языка и губ Феликса трясло сильнее, будто разгон на американских горках. Но он не хотел останавливаться. Пусть дышать от слёз нечем, происходящее ощущается операцией по удалению сердца без наркоза, а дрожь в теле достигла отметки двенадцать по шкале сейсмичности, Ликс не готов прекратить. Ведь пока он целует, в голове приятно пусто. Он так устал от тесноты мыслей. Лёгкие пошли трещинами, когда Хёнджин отстранился: - Детка, - он убрал от своего лица ходящие от дрожи ходуном ладошки Феликса и сжал на короткий миг, а потом отпустил и обхватил мокрые щёки Ли. Заглянул в глаза, поднимая самоопускающуюся голову на себя, и на его радужке отпечаталась жуткая тревога. - Боже, Ёнбок. Феликс упал в объятия, позволяя себе просто плакать и мелко вздрагивать в крепких руках. Он не был уверен, что знает, из-за чего конкретно безостановочно льются слёзы. Из-за любви, которой он не заслуживает? Из-за страха потерять её? Из-за собственной глупости? А может, из-за усталости, что лежала сверху бетонной плитой? Уже даже не было стыдно, потому что на стыд не хватало внутренних ресурсов. Как не хватало их и на мысли о том, что, когда эта истерика закончится, ему придётся объясниться. А ему придётся. И было бы неплохо придумать в качестве оправдания что-то весомее, чем "эмммм" и "хмммм", но сейчас он не способен на такие подвиги. Сейчас он не способен даже стоять без помощи.***
Хёнджин выпил бокал невкусного, но любимого вина Ёнбока почти залпом в надежде, что тепло от алкоголя растопит лёд, в который мгновенно обратился сад в груди от вида трясущегося в рыданиях парня. По позвоночнику дрожью полз ужас беспомощности. Сотня острых мыслей-сосулек вонзилась в голову, и ни одной хоть сколько-нибудь полезной. Хван не знал, что делать, что говорить и как помочь. Вся прошедшая неделя ощущалась пыткой, потому что Ёнбок не в порядке. Это было слишком очевидно, чтобы не заметить, и слишком болезненно, чтобы игнорировать. Опущенная голова, бегающий взгляд, залежи усталости под глазами. Хёнджин и сам иногда ловил хандру, это не нонсенс, всем иногда бывает паршиво, но попытки оправдать поведение парня таким образом разбивались об очень плохое предчувствие, бегающее мурашками по шее. Ликс не говорил, даже если спрашивали, притворялся, будто в порядке, но Хван чувствовал, что что-то очень сильно не так. И сегодня надежды на то, что ему просто показалось, рухнули с треском, потому что обычная хандра не приводит к таким истерикам, какая захлестнула Ёнбока. У людей с обычной хандрой не такой взгляд. В его глазах какое-то жуткое болезненное отчаяние. Такое всепоглощающее, что Хёнджин едва не захлебнулся, заглянув в них. По спине пополз репейник беспомощности и страха от горячих слёз на веснушчатых щеках, от ненормальной дрожи хрупкого, маленького тела под пальцами. И хотелось бы защитить, да только неясно, от чего, забрать себе боль, но неизвестно, что стало её причиной. И единственное, что Хван мог, - прижимать к груди крепче, гладить, успокаивать, умывать покрасневшее, разгорячённое рыданиями лицо прохладной водой в ванне и быть рядом. Мозг перебрал миллион версий того, что могло так подкосить состояние Ли. Хёнджин анализировал каждую минуту того дня, с которого всё началось, как ему казалось. Может, он где-то проебался и обидел Ликса. Может, был недостаточно внимательным и не заметил, что случилось что-то плохое. Но сколько ни думал, тот день продолжал казаться совершенно обычным, да и собственное поведение тоже, и попытки докопаться до истины каждый раз заводили в тупик. И Феликс молчит, так что Хёнджин чувствует себя совершенно бесполезным. И каким-то покинутым. Это было даже эгоистично обидно. Ему казалось, что между ним и Ёнбоком не осталось пространства для недоверия. Они буквально срослись за месяцы, что живут вместе, делились всем, даже самым личным, стыдным или странным. Хван мог доверить Феликсу всего себя и был уверен, что тот сохранит, он буквально доверил ему своё сердце наутро после знакомства. Но Ли, видимо, того же не чувствовал, ведь доверяй он так же безоговорочно Хёнджину, как тот доверяет ему, точно рассказал бы о своих проблемах. От мыслей об этом сводит желудок, и совсем пропал аппетит, который был, вообще-то, зверским, когда парень только пришёл домой. Ликс тоже больше ковырял еду палочками, чем ел, растерянно хлопая опухшими веками. Влажные после вынужденных водных процедур волосы прилипли к щекам и скулам парня, губы и нос чуть припухли. Это выглядело странно и неуместно в гостиной, полной розовых лепестков и свечей, но Хёнджин, вообще-то, планировал романтический ужин. Если бы Ликс предупредил о приближающейся истерике прежде, чем пойти на кухню, Хван, конечно, не бегал бы по гостиной в судорожных попытках создать атмосферу. И сейчас не чувствовал бы себя ещё большим идиотом, чем прежде. Хёнджин смотрел за всё ещё подрагивающими маленькими ладошками и грыз себя за то, что, кажется, ведет себя как-то не так, делает что-то не то, раз его птичка боится ему открыться. Параллельно пытался придумать, как начать неизбежный разговор, чтобы не напугать сильнее, но в голову не лезло ничего, и в саду в груди всё ещё холодно, как в Арктике, и даже второй бокал вина никак не помогает. - Ёнбок, - не в силах выдерживать гнёт истерического безмолвия, позвал Хёнджин, хотя не был уверен, знает ли, что говорить. Ликс едва заметно вздрогнул и поднял помутневший от слёз и алкоголя взгляд. Отчаяние в нём стало лишь больше и заразительнее, и Хван прикусил язык на мгновение, ощущая, что никаких его слов сейчас недостаточно, ни одна фраза не будет правильной. Но что-то было нужно сказать, иначе эта тишина с привкусом безысходности убьёт их обоих. - Детка, я...не знаю, что случилось с тобой, - подбирать слова под пристальным, пусть и слегка поплывшим взглядом было сложно. Каждая буква давалась с таким трудом, будто это жемчужина со дна, за которой нужно нырять в глубь морскую без экипировки. - Но мне жаль, что это происходит. И жаль, что... "Ты не доверяешь мне настолько, чтобы рассказать", - вертелось на кончике языка. Эгоистичная противная фраза, и Хван проглотил её, потому что сейчас было совершенно не важно, что чувствует он сам. Вздохнул, собирая рваные куски слов по краям сознания. - Я хочу помочь. Очень хочу, Ликси, но я не знаю, как, - он уронил ладонь на колено Ли. - Просто скажи мне, как. Ликс опустил глаза и заморгал, облизывая раскрасневшиеся губы. Хвану стало тошно от осознания, что он своими словами совсем не помогает, а лишь делает хуже, но уже начал говорить, так что поздно сдавать назад. - Мы оба понимаем, что ты не в порядке, - длинные пальцы сжались на тонком колене, - и, кажется, не можешь поговорить об этом со мной, - Хёнджин чувствовал, как по спине крадутся болезненные липкие мурашки. Феликс устало выдохнул и поднял голову, хмурясь, хотел что-то сказать, но Хван продолжил быстрее. - Я не хочу давить и всё такое, но...может быть, если ты не хочешь говорить со мной, ты мог бы поговорить с кем-то ещё. От фразы, сорвавшейся с собственных губ, засосало под ложечкой и слегка защипало глаза. Скользкое, мерзкое чувство поднялось к горлу. Что-то между обидой и болью, ведь отчаянно хотелось, чтобы сад в его груди был для его птички домом, где не страшно, комфортно и свободно, но он не был. Феликс резко выдохнул и снова уронил голову, показывая Хёнджину светлую макушку: - Джинни, я не... - его голос был хриплым и измученным, и у Хвана заныло в груди сильнее. - Я...просто...я... - Просто подумай об этом, ладно? - Хёнджин поднял руку, отчего-то ставшую тяжёлой, и уложил на щёку парня, призывая поднять голову и посмотреть в глаза. Тот повиновался, и на радужке отпечаталась эмоция, которую Хван не смог распознать. - Всё будет хорошо. Я с тобой. Просто подумай об этом. Хорошо? Ёнбок закусил губу, помедлил пару мгновений и кивнул. Хёнджин кивнул тоже, а потом придвинулся к парню и обнял, вынуждая отложить еду и палочки в сторону. Он не знал, становится ли Ликсу от этих объятий легче, но больше ему нечего было предложить. И ему самому, вообще-то, сейчас нужны были эти объятия. На языке вертелась ещё куча слов, которые он не стал говорить, и они вызывали ноющее чувство в груди. "Может, Чанбину ты доверяешь больше и сможешь поговорить с ним?" - застряло колючкой в глотке. Мысль не была лишена смысла, ведь Ли с Со правда хорошо подружились, однако Хвана вменяемость этой мысли интересовала в последнюю очередь. На первом месте была глупая, неуместная ревность. Хёнджин чувствовал себя придурком, злился, что в нём такие эгоистичные чувства, когда по-настоящему плохо отнюдь не ему, а Феликсу, но сделать с ними ничего не мог. - Я люблю тебя и обещаю, что всё будет хорошо, - глотая гадкие эмоции, шепнул Хван в волосы Ликса, что нервно перебирал между пальцами ткань его футболки на спине. - Я всегда буду рядом с тобой, Ёнбок~и.***
Ликс был уверен, что не заснёт этой ночью. Выплаканные слёзы никак не помогли избавиться от гнетущего страха, болезненной вины и тревоги, грызущей плечи, разболелась голова, и ощущение, будто сверху проехался асфальтоукладчик, только усиливалось с каждой минутой. Мысли гремели и гремели в голове до ужаса назойливо. Однако, едва тепло одеяла обняло ноги, а под щекой запульсировало сердце в родной груди, Феликса просто выключило. И сон был без картинок, желанно пустой. Парень многое бы отдал, чтобы так было всегда, потому что последняя неделя оказалась богатой на психоделические сновидения, кошмары и ночные неожиданные пробуждения. Утро ощущалось менее приятным, чем вакуум дрёмы, потому что тревога вернулась, едва Ли открыл глаза. Хёнджин сопел под боком (пар сегодня не было, работы тоже, так что хорёчиться будет минимум до обеда), и его милые причмокивания губами делали состояние не таким невыносимым, каким оно могло быть, но неуёмные мысли всё равно сверлили мелкие дырочки в голове. Ликсу казалось, что у него уже решето вместо черепа. "Мы оба понимаем, что ты не в порядке". Не в порядке. Удивительная фраза, умещающая в себе состояния от "немного хуёво" до "ёбаный пиздец". Феликс уже, кажется, подошёл к верхней границе этой фразы и вот-вот шагнёт за пределы. Что следует за "ёбаным пиздецом", выяснять не слишком хотелось, но едва ли вселенная предоставила ему выбор. Ликс не думал, что бывает так невыносимо. Горит уже не только всё внутри, но и кожа, каждая косточка ноет, суставы сводит и выворачивает, будто собственное тело отвергает непутёвого паразита. Хотя Ликс такого мудака, как он сам, тоже бы отвергал, чего греха таить. Особенно тяжело стало после вчерашнего разговора с Хёнджином, который и разговором-то назвать сложно, ведь Феликс сказал впечатляющее нихуя, и только Хван произносил одно разбивающее сердце слово за другим. "...если ты не хочешь говорить со мной, ты мог бы поговорить с кем-то ещё". Горько во рту, липкий холод меж рёбер, горло скребёт всё сильнее, и хотелось бы что-то сказать, как-то объяснить, но ни звука не сорвалось с губ. Только всё глубже пропасть, под ногами тонкое стекло в сети трещин, сквозь которые проглядывает бескрайняя тьма, а над головой гигантский пресс, готовый размазать, как комара по лобовому. Феликс жалкий и маленький. Глупый и виноватый. Хёнджин весь для него, весь его, всё о нём и ради него, а он взамен только хлопает глазами и плачет над собственной беспомощностью и тупостью. В глазах Хвана острая печаль пополам с волнением и ни грамма осуждения. Феликсу, может быть, было бы проще, если бы оно там было, хотя он и не знает, как это поможет. Будто он, блять, сам себя осуждает недостаточно. "Просто подумай об этом, ладно?". Но думать нихуя не просто. Феликсу сейчас казалось, что ядерная физика проще, чем это. Что угодно проще, чем принять всю эту жуткую неразбериху и понять, что с ней делать. Правда, что делать? По-хорошему, Хёнджин прав - поговорить об этом хоть с кем-то, кроме несчастного блокнота, для начала, но Феликс не представлял, с кем. Точнее, он отлично знал, с кем стоит поговорить, но игнорировал эту мысль очень отчаянно. Потому что боялся до ужаса. Боялся буквально любого исхода этого разговора. "Я люблю тебя и обещаю, что всё будет хорошо". Феликс, конечно, верит. Смотрит на разметавшиеся темные волосы Хвана, его исполосованную следами от подушки кожу, подрагивающие ресницы, звёзды родинок на лице и верит. Несмотря на то, что каждая мышца в теле скручивается тревогой. Несмотря на проклятый ком в горле, что, кажется, сегодня стал больше. Несмотря на перманентное желание раствориться в воздухе, только бы не было больно. Верит, потому что к другим исходам он не готов. И вставать с кровати не готов. Стоило бы подняться и привести себя в порядок до пробуждения Хёнджина, ведь лицо наверняка отекло после вчерашней истерики, но Ликс не мог пошевелиться. Вглядывался в детали идеального лица Хёнджина, будто ещё не знает каждую из них до миллиметра, слушал размеренное дыхание, улыбался себе под нос тому, как мило Хван елозит во сне, и на мгновение даже представил, что всё и правда хорошо. Подумал о совместном походе в кино несколько недель назад, когда Хёнджин так растрогался концовкой фильма, что шёл домой, всхлипывая и крепко сжимая ладошку Ликса. О том, как болели ноги наутро после ночного свидания на катке. О сладкой выпечке, что Хван принёс, когда Феликс чуть приболел, чтобы поднять ему настроение. О перешёптываниях во время занятий и милых смешках, спрятанных в ладошке. О совместном прослушивании музыки под пледом в гостиной. О том, как Хёнджин читал вслух свои любимые стихи. Об игре в "Я никогда не..." только вдвоём, чтобы узнать друг друга лучше. Эта игра стала ещё одним маленьким символом, ведь с неё всё началось. Первые открытые взгляды, улыбки, провокации, а после жаркие касания и поцелуй, который Феликс никогда не забудет. Те эмоции всё ещё были живыми и красочными в груди, хотя утекло уже много воды. Тот запах, что исходил от Хёнджина, его огненный взгляд, резко контрастирующий с нежностью движений губ и языка, ощущение ладоней на бедрах и дыхания за ухом. Ликсу до ужаса боязно было сломать те воспоминания, испачкать их этой своей глупостью. Хотелось спрятать куда-то каждый миг с Хёнджином и закрыть на ключ, чтобы не дай бог не испортить. Он не простит себе, если разрушит всё это. Он не простит себе, если не исправит то, что уже натворил, пока не натворил больше. Рука затекла, и Ликс счёл это знаком встать. Спина протестующе треснула, но парень проигнорировал, протёр глаза и выскользнул из спальни так тихо, как мог. Принялся за завтрак один холодный душ спустя, но Боги кулинарии, видимо, разгневались на него придурка, потому что нож неожиданно полоснул по пальцу, кипящая вода едва не обожгла руку, а брызги масла испортили футболку. Игнорирование проблем - новое хобби Феликса, так что он просто продолжил свои попытки сделать из продуктов что-то съедобное, параллельно ухмыляясь комичности собственной жизни: в голове бардак, сердце в болячках, его мир трещит по швам, а он стоит и режет морковку. Хёнджин встал спустя часа полтора, когда еда уже была готова, а Феликс предпринимал попытки заклеить не перестающий кровоточить палец. - Доброе утро, - прохрипел Хван сонно, войдя на кухню, и прочистил горло. - Доброе, - бросив быстрый взгляд на парня, улыбнулся Феликс. Он пытался победить упаковку с пластырем, но она оказалась сильнее. - Что случилось? - Хёнджин нахмурился и мгновенно оказался возле Ли, забравшегося на кухонную тумбу задницей. - Порезался, - дернул плечами тот, - ничего страшного. Хван посмотрел взволнованно, забрал из маленьких пальцев упаковку, с легкостью открыл и в несколько быстрых движений заклеил рану. Затем поднёс руку к губам и оставил на коже несколько невесомых поцелуев и короткое "Будь аккуратнее, пожалуйста". Феликс кивнул и притянул парня в объятия, вдыхая аромат сна от его волос полной грудью. - Как тебе спалось? - шепнул Хёнджин куда-то в шею. - Хорошо, - Феликс даже не соврал. - Хорошо, - кивнул Хван и несколько раз поцеловал за ухом. Феликс искренне не хотел вопросов о собственном самочувствии, и Хван, будто прочитав его мысли, не стал их задавать. Привычно зацеловал, задарил комплиментами его утренний сонный вид, расхвалил завтрак и гладил ногой лодыжку Ликса под столом, говоря о ерунде, пока они пили кофе. Такое обычное утро, будто и не было рыданий, неудобных разговоров и взволнованных взглядов вчера. Ли был благодарен Хёнджину за это, но не замечать его задумчивое разглядывание собственных пальцев не мог, и оно отзывалось этой дикой болью между шестым и седьмым ребром. - Чем хочешь заняться сегодня? - Хёнджин очаровательно хлопнул ресницами дважды, и этот жест, такой простой и непреднамеренный, пустил по спине Феликса мурашки. Парень пожал плечами. В его планах было самокопание, уныние и тревожность, но рассказывать об этом не хотелось. - Есть предложения? - А ты открыт для них? Феликс нахмурился и внутренне сжался. Хотя ничего плохого Хёнджин не сказал, слюна во рту вдруг стала вязкой. - Нет, я имею в виду, - поспешил пояснить Хван, заметив реакцию, - если ты хочешь побыть один или типа того, я могу поехать к Крису, только скажи. У Хёнджина удивительным образом своей заботой и вниманием получается заставлять Ликса чувствовать себя только хуже. Пульс участился, по спине поползли проклятые противные мурашки, и смотреть в эти глубокие глаза, полные волнения и желания помочь, стало невыносимо. Но Феликс смотрел, назло самому себе не отводил взгляда, пытаясь собрать слова в хоть какое-то возражение. Он должен был возразить. Не хватало ещё, чтобы из-за его глупой проблемы Хёнджин искал пятый угол и уезжал из дома. - Я не обижусь, Ёнбок~и, правда, всё в порядке, - снова заговорил Хёнджин раньше, чем Ликс сформулировал свою размытую мысль. Его ладонь накрыла руку Феликса на столе. - Если тебе нужно время и...пространство, я дам тебе столько, сколько нужно. Только бы тебе стало лучше. Ликсу на секунду показалось, что он сейчас побежит и выплюнет весь завтрак, который с таким трудом в себя засунул, в унитаз. Он не заслуживает этого. Не заслуживает этой любви и заботы, искренности, поддержки, и от собственной никчёмности тошно. Хочется куда-то деться, что-то сделать, только бы не сидеть на месте, потому что от статики только сильнее укачивает. - Джинни, не надо, - громко сглотнув, наконец заговорил Феликс и помотал головой. Повисла пауза, потому что заговорить-то Ликс заговорил, но что именно сказать, не придумал. Сердце стучало уже как будто во всём теле сразу. - Мне лучше, когда ты рядом. И это правда, но такая, какую обычно говорят родителям после вечеринки. "Мы не пили" - говоришь ты, а мысленно добавляешь "безалкогольные напитки". "Я не курю" - уверенно заявляешь, мысленно продолжая фразу "по три сигареты за раз". Правда с огромным НО. У Ликса этим огромным НО было то, что ровно настолько же, насколько рядом с Хёнджином ему лучше, ему и хуже. Потому что его чувства нечестные, неправильные, ужасные, и сам он ужасный, так что чувствует себя последним подонком, смотря в родные глаза. Но когда не смотрит в них, жизнь вообще как будто теряет всякий смысл. Феликс закусил щёку с внутренней стороны. Хёнджин слабо улыбнулся, переведя взгляд на собственную ладонь, что переплела пальцы с пальцами Ли: - Я рядом.~
Чанбин, кажется, даже не удивился тому, что Феликс приехал в его студию после недели молчания, не написав ничего предварительно. Открыл дверь, как делал это всегда, улыбнулся, будто всё по-прежнему (хотя, может, для него всё и по-прежнему, это только Ликс учудил полную хуйню, перевернувшую жизнь) и попросил чувствовать себя как дома. Ли даже в собственной голове теперь не чувствовал себя как дома, но от комментариев по этому поводу тактично воздержался. Он до сих пор не был уверен, почему всё же решился приехать. То ли слова Хёнджина оказали на него влияние, то ли безысходность вынудила сделать хоть что-то. В любом случае, он здесь, не знает, что говорить и как вести себя, а сердце от терпкого запаха в носу подпрыгивает, больно ударяясь о заднюю стенку горла. Он в ужасе. Панику сдерживает только знакомое и привычное ощущение спокойствия, исходящее от Со, но страх давит на виски тем не менее сильно, и растерянность достигла такого уровня, какого не достигала даже на парах по философии. Днём было легче, когда лежали в кровати с Хёнджином, смотрели глупую комедийную дораму, обнимались и дарили друг другу тепло и умиротворение. Ну, Хван дарил умиротворение, а Ликс старался не слишком плеваться тревогой. Сердце даже улеглось, пришло в подобие нормы от ощущения родных рук на талии, пусть они и немного обжигали, взгляда влюблённых глаз, улыбки самых сладких губ на свете. Но зачем-то Хёнджин спросил, поедет ли Феликс к Чанбину, выбивая из-под ног землю со всё той же заботой и теплом. "Ты ведь обычно всегда ездишь на выходных", - аргументировал свой интерес Хван, и Ликсу нечего было возразить, потому что да, ездил. Не говорить ведь, что сейчас даже мысль о том, чтобы увидеть Со, стала каким-то немыслимым испытанием. И мог бы сказать, что сегодня не поедет, потому что...ну, понятно почему, однако решил, что это буквально пинок под его тощую трусливую задницу, и нужно, пожалуй, принять его, чтобы сделать с этой ебаной ситуацией хоть что-то. Знать бы ещё, что. Теперь успокоившееся днём сердце опять заскакало степным козлом, вынуждая нервно теребить край толстовки. - Чай? - буднично спросил Чанбин, когда Ликс плюхнулся на диван в студии. Между пойти выпить чай и повеситься ему сейчас, конечно, ближе было второе, но он кивком согласился на первое, потому что верёвку не предложили. - Из еды ничего особо нет, но могу заказать, если ты голодный, - добавил Со, уже направляясь на кухню. Феликс был сыт по горло всей той хуйнёй, что бродила внутри, так что даже завтрак едва смог переварить. Хёнджин во время обеда смотрел с волнением на то, как Ли ковыряет еду, не отправив в рот ни кусочка, но ничего не сказал, за что Ликс был просто безмерно благодарен. Помотал головой, и Со поджал губы, скрываясь за дверью. - Как дела? - неловкое молчание в течение минут десяти после того, как чашка с чаем появилась перед Феликсом, видимо, утомило Чанбина, и он решил его нарушить. Ликс всё это время пялился куда угодно, только не на друга, ощущая на себе пристальный взгляд и борясь с желанием вскочить и убежать прочь из квартиры. Вопрос вызвал неконтролируемую усмешку, потому что, ну, жизнь у Ли сейчас, очевидно, очень смешная. Ёбаный анекдот. Боковое зрение уловило, как Со настороженно склонил голову. Он молчал, то ли ждал ответа, то ли просто не знал, что сказать, какое-то время, а потом задал ещё один вопрос: - Хочешь виски? Феликс всё же поднял взгляд на парня. Тот смотрел так, будто всё понимает, и у Ликса едва не заскрипели зубы. Почему все смотрят на него так, будто всё понимают? Он один в этой ситуации не понимает ровным счётом нихуя и даже меньше? Вряд ли, конечно, алкоголь поспособствует просветлению разума, но, может, пара стопок хотя бы приведёт в чувства. Однако тут вопрос, насколько Феликсу это надо. Его бы из чувств вывести, потому что их слишком много на одно его маленькое тело. В любом случае, Ли дважды кивнул. Чанбин поднялся, сходил на кухню и вернулся с кубиками сыра в тарелке, красивой синей бутылкой и двумя стаканами. Налил и заменил одним из них кружку в руках Феликса. Выпили молча, сначала Бинни, потом Ликс. Во рту зажгло от того, что парень слишком долго не мог проглотить жидкость из-за кома в горле. Закуска не спасла ситуацию. Говорить не хотелось. Феликс, конечно, не молчать сюда пришёл и напиваться, однако именно такой план ему очень импонировал. При других раскладах нужно было думать, а ему это плохо удавалось. Чанбин не торопил, больше ничего не спрашивал, скоро налил вторую порцию алкоголя, и она пошла в разы лучше первой. Ситуация странная и глупая. Как и все ситуации в жизни Ликса, впрочем. Сидят, молчат, будто это что-то значит, пьют, будто это помогает, правда, непонятно чем или от чего. Феликс в попытке зацепиться размякшим мозгом хоть за что-то начал рассматривать бутылку. Его на геометрии в школе не учили таким фигурам, в форме которой она была. Оченьмногоугольник с круглым горлышком. Серебристые буквы разными шрифтами тянулись по лицевой стороне, и Ли захотелось потрогать, вдруг, объёмные. Но он не пошевелился, тупо глядя на параллельные грани корпуса, играющие в свете лампы бликами. - У Сынмина с Чонином скоро выступление, - в очередной раз ворвался в безмолвие Со, видимо, смирившись с тем, что Феликс дал обет молчания на веки вечные. - У меня есть знакомые ребята в одном кафе, замолвил словечко. Ликс посмотрел на парня немного удивлённо. Не тем, что он сказал, а неожиданным осознанием, что, вообще-то, жизнь не остановилась вопреки его собственному ощущению. У его друзей она идёт своим чередом, и, не будь Феликс так увлечён страданиями, может, знал бы детали. Стало стыдно. Он за прошедшую неделю не то что не написал никому сам, даже не отвечал на сообщения. Может, среди непрочитанных есть весточка от Сынмина или Чонина. С Джисоном парень хотя бы виделся в универе аж два раза, пусть и мельком, а вот с ними - ни одного. - Это...классно, - закивал Ликс, вздохнув. - О, так ты говорящий, - ухмыльнулся Чанбин, снова открывая бутылку и наливая по ещё одной порции выпивки. Ли стыдливо поджал губы. Он и правда за всё время здесь не проронил ни слова. Со продолжил свою мысль о грядущем выступлении друзей: - Пока не очень понятно с датами, но, скорее всего, через пару недель. Думаю, они будут рады, если ты придёшь. Феликс сделал мысленную пометку перестать быть ушлёпком и написать друзьям завтра утром. Ещё выпили. Голова чуть поплыла, и вдруг стало в два раза меньше тяжести на плечах. Ликс, кажется, начал понимать людей, запивающих проблемы - это правда помогает. Вопрос о том, надолго ли, остаётся открытым, но ему сейчас на это совершенно плевать. - Я приехал не просто так, - вдруг сказал Ли, и удивился собственной смелости. И тупости, потому что сам до конца не знал, зачем же всё-таки приехал, но подписался на то, чтобы это объяснить. - Я знаю, - ответил Со, и Ликс метнул на него взгляд. Внутренности вдруг похолодели. Он понятия не имел, что значила эта фраза, но вызывала она недюжинную тревогу. - Что? - Предлагаю не притворяться, будто мы оба не понимаем, что происходит, - Чанбин склонил голову вправо, смотря в глаза. - Так будет проще. Феликс, вообще-то, не то чтобы притворялся, но возражать не стал, надеясь, что Со сейчас ещё что-то скажет. И он сказал: - Тот вечер был...показательным, - парень перевёл взгляд куда-то в угол комнаты, но смотрел будто сквозь пространство. - Ты ведь тоже так думаешь? - снова на Феликса. Тот вечер показал Ликсу огромную задницу, вот что он думает. С каждым словом Со паника поднималась вверх от кончиков пальцев ног к горлу, медленно и противно, с ощущением, будто ногтем по стеклу, но сбегать уже хотелось не так сильно. - Ещё более показательно то, что ты пропал с радаров на неделю, - не дожидаясь ответа, продолжил Чанбин, а затем грустно усмехнулся: - А я ведь просил не думать слишком много. Феликс смотрел в глаза, не моргая и пытаясь не дрожать, сжимал в руке стакан, будто искал в нём поддержку. - Почему ты не писал? - фраза с акцентом на "ты" вылетела быстрее, чем Ликс успел обдумать, и это, кажется, теперь нормальное состояние парня в присутствии Со - говорить, не думая. - А ты бы ответил? - снова усмешка. Без злости или осуждения, скорее с поволокой печали. Феликс стушевался, опуская взгляд на свои пальцы. - Ага, и я об этом. - И что ты понял? - пробубнил Ли, прочистив горло. Задавать вопросы оказалось проще, чем отвечать. - Уверен, что хочешь, чтобы я сказал? - Со закинул локоть на спинку дивана. Феликс снова поднял на друга взгляд. В тёмных глазах читался ни то вызов, ни то просто любопытство. - В прошлый раз- - Да, - твёрдо и, кажется, громче, чем было нужно, ответил Ли, не дав договорить. Паника подступила к горлу, и тошнота стала слишком назойливой. Что он творит, одному Господу Богу известно. - Понял, что нравлюсь тебе, - без колебаний, спокойно проговорил Чанбин и совсем не изменился в лице, будто эта фраза была самой обыденной на свете. Феликс же чуть не захлебнулся воздухом. - А ты понял, что нравишься мне. И тебя это напугало, мы оба знаем, почему. Хотел услышать это, Ли Феликс? Отлично, вот тебе, пожалуйста, кушай, не подавись. Знакомая дрожь запульсировала в груди. Взгляд упал на стакан в подрагивающей руке, и стало очень обидно, что он пустой. Со заметил и потянулся за бутылкой. Его лицо невозможно было прочитать, и Ликс впервые с таким столкнулся за всё время их общения. Парень всегда был открытой книгой, бери, смотри, все эмоции, как на ладони, но не сейчас. Сейчас - лишь белый лист, и это пугало. Хотя, конечно, не сильнее, чем то, что только что было озвучено. Чанбин и правда это сказал. Вот так просто. И Ликс, вроде, уже знал всё прежде, но всё равно охуел. По спине рассыпались мурашки, и сложно было определить, приятные или противные. Стакан наполнился алкоголем. Феликс выпил, не закусывая. Со выпил тоже. Тишина повисела пару мгновений, а после Чанбин заговорил: - Скажи что-нибудь. Глаза защипало. Не хотелось позорно расплакаться перед Чанбином, но вселенной на желания Феликса похуй, это давно ясно. Что он мог сказать? Что уже практически отъехал из-за всего этого? Что устал так, словно держит на плечах небесный свод? Атлант ёбаный. Он даже себя в руках держать не в состоянии. В голове рой, гудящий слишком громко, в груди безводная раскалённая пустыня в трещинах. Феликс жалкий. Отвратительно беспомощный перед собственными чувствами, рвущими слабое, маленькое тело на куски. - Я не знаю, что делать, Бинни, - на грани шёпота проговорил Ликс после продолжительного молчания и закусил губу до боли, пытаясь держаться, но слеза всё равно покатилась по щеке. Чанбин поджал губы со вздохом, придвинулся и обнял. Этого было достаточно, чтобы слёзы потекли потоком. Горячий стыд жёг щёки, но Ли прижался в ответ так крепко, как мог. - Ну, тише-тише, - шептал Бинни в ответ на громкие всхлипы, вырывающиеся из груди Ли. - Всё хорошо. Всё будет хорошо. Феликс подобным оптимизмом похвастаться уже не мог. И до истерики смешно было то, что, даже рыдая, в объятиях Со он обжигающе чувствовал его кожу, аромат духов и зуд внизу собственного живота. Ни одной мысли о том, как быть, в голове не было. - Я так устал, - крайне неразборчиво проговорил между всхлипами Ликс, но Чанбин понял: - Я знаю, Ликси, знаю, - его ладонь бережно гладила спину, и этот жест ощущался маленьким островком спокойствия. - Ты говорил с Хёнджином? Ликс замотал головой. От упоминания родного имени слёзы полились сильнее. Чанбин тяжело вздохнул, помолчал, а после заговорил прямо в ухо: - Тебе нужно послушать меня, ладно? Послушать, что я скажу, - Феликс кивнул в плечо парня, снова громко всхлипнув. Концентрация была довольно сложным испытанием. - Тебе придётся что-то решить, и я никак не смогу тебе с этим помочь. Это должно быть твоё решение, понимаешь? Я могу только попросить очень серьезно подумать, - Со чуть отстранился, чтобы взять лицо Феликса в ладони и заглянуть в заплаканные глаза. - Тебе нужно очень серьёзно подумать о том, чего ты хочешь. Ликс хотел сейчас только одного - спокойствия. Тишины, не разрываемой собственными всхлипами, тепла одеяла, темноты и отсутствия навязчивых мыслей вкупе с болью за ребрами. Хотел, чтобы всё было хорошо. Просто быть в порядке. - Я понимаю, что тебе тяжело, но послушай, - продолжил Со. - Ты не виноват. Ли протестующе замотал головой в ладонях Чанбина. Конечно, виноват. Феликс ломает собственную жизнь, жизнь Хёнджина, жизнь Бинни. Феликс одними своими проклятыми чувствами рушит всё вокруг. Он делает больно тем, кого любит, делает больно себе. Он жалкий. И он виноват, потому что позволил себе эти неправильные чувства. - Нет, Феликс, слушай меня, ты не сделал ничего плохого, - Чанбин стёр большими пальцами слёзы с щёк Ли, но новые сразу же снова потекли по коже. Он говорил медленно, вкрадчиво, будто объяснял, как решать задачу по физике. - Ты не виноват в том, что чувствуешь. Это нормально - чувствовать. Ты просто человек. От заботливых касаний, взгляда, полного поддержки и понимания, тёплых слов сердце сжималось, и хотелось ёрзать от того, как болезненно и одновременно приятно это ощущается. Ликс вдруг осознал, насколько сильно скучал. - Ликси, ты не должен делать что-то только потому, что чувствуешь вину, - Чанбин закусил губу, и Феликс заметил, что его глаза тоже блестят. - Ты должен думать о себе. Только о себе. Ты никому ничем не обязан. За этими словами точно стояла какая-то личная история, о которой Ли ничего не знал. Ну, или образование психотерапевта. В любом случае, Ликс вдруг почувствовал, что может дышать. Удавка на шее не исчезла, но ослабла. - Я буду рядом, если буду нужен, и не стану мешать, если нет, - будто ставя точку в своём монологе, проговорил Со. - Ты мне нужен, - всхлипнул Феликс. Слова снова опередили мысли. - Феликс, - голос стал ещё строже, чем был, - скажи, что услышал меня. Ли прикрыл глаза и кивнул со всхлипом. Он чертовски устал. - Дай себе время, - шепнул Чанбин и снова затянул Ликса в крепкие объятия.