Короткие истории с трагическим концом

      Когда я встаю, Стэна уже нет. Я предполагаю, что он в колледже, и предполагаю, что не увижу его, пока он не придет с работы, что означает, что я остаюсь один на двенадцать часов без машины. Зайдя на кухню в одних трениках, я с радостью чувствую, что не замерз и что Стэн, должно быть, включил отопление перед уходом.       Когда я собираюсь открыть холодильник, чтобы что-нибудь съесть, я вижу записку, написанную как курица лапой, оставленную на кухонном столе.       «Приготовил тебе на завтрак несколько блинчиков с малиной и сосиски. Они в холодильнике; просто разогрей блины в микроволновке в течение 45 секунд, 45 СЕКУНД, накрыв их БУМАЖНОЙ САЛФЕТКОЙ. Сосиски нужно разогревать на горячей сковороде около 30 СЕКУНД. Если это кажется тебе слишком сложным, просто положи ее в микроволновку на 45 секунд. Еще я приготовил тебе на обед куриный салат; смешай его с оставшимися макаронами. НЕ РАЗОГРЕВАЙ МАКАРОНЫ! Просто смешай все вместе так же, как ты видел, как я смешивал ингредиенты в миске вчера вечером. Я приготовлю ужин, когда вернусь домой. Ради всего святого, Кайл, не готовь, пока меня нет дома. Стэн».       Сначала я был немного рад, что Стэн был достаточно заботлив и добр, чтобы приготовить мне завтрак, но когда я продолжил читать письмо, моя рука начала дрожать, а брови насупились от гнева. Я знаю, как разогреть херню в микроволновке, и я знаю, как читать ебаные инструкции!       Скомкав записку в руке, я швырнул ее на пол, осознав, что у нас нет мусорного ведра.       Итак, я вскипятил воду и устроил небольшой невинный пожар в микроволновке, почему это значит, что я не умею готовить? Ладно, на самом деле я не самый лучший повар. Это не то, что я когда-либо по-настоящему умел, так как моя мать всегда отгоняла меня от кухни. Но я могу разогреть еду.       Ворча, я открываю холодильник и делаю все точно по инструкции, с триумфом сажусь за стол, когда все разогрето до совершенства.       Ем молча, осознавая, как тихо и одиноко здесь, когда внутри только я. Я не хочу больше заниматься универскими делами, они мне уже надоели. Может быть, я прогуляюсь и посмотрю, что смогу вспомнить. Думаю, пруд Старка находится где-то недалеко отсюда; может быть, я попытаюсь его найти.       Час спустя я принимаю душ, одеваюсь, надеваю солнцезащитные очки на волосы и иду в том направлении, где, как я надеюсь, находится пруд. Когда я поворачиваю налево и вижу, что это центр Южного Парка, я хмурюсь. Очевидно, я пошел не в том направлении, но раз уж я здесь, то могу и осмотреться. Сейчас позднее утро, поэтому, хотя улицы и не кипят от активности, они все еще относительно оживлены.       Идя в ногу с несколькими другими пешеходами, мне трудно притворяться, что я не чувствую взглядов и не слышу шепота. Наверное, в продуктовом магазине мне тоже доставалось, но тогда я больше концентрировался на том, какие продукты, по моему мнению, Стэн захочет съесть. Теперь, когда ничто не отвлекает мое внимание, я вспоминаю, как сильно я выделяюсь.       Я знаю, что Южный Парк — это все об уюте и тепле, а не о стиле и моде, но я думаю, что это немного нелепо. Стэн может носить те же вещи, что и все остальные, но он все равно выделяется. По крайней мере, для меня, и он не получает постоянных взглядов. Он немного выше среднего жителя, он даже на дюйм или около того выше меня, его черные волосы полностью контрастируют с белым снегом, а его пронзительные голубые глаза… он мог бы носить белую футболку и джинсы каждый день, но он все равно выглядел бы в них лучше, чем большинство людей, которых я знаю. Я уверен, что если бы он старался иметь чувство стиля, то хорошо бы смотрелся в Калифорнии.       Забежав в ближайшее здание, чтобы избежать пристальных взглядов, я вздыхаю, жду и немного слоняюсь вокруг, а потом подпрыгиваю от удивления, когда кто-то что-то говорит мне. Я перевожу взгляд на девушку и прошу ее повторить его вопрос.       — Я спросила, знаешь ли ты, когда будет готов наш заказ, милашка? — спрашивает она меня.       А? Я внимательно оглядываюсь вокруг и вижу, что я нахожусь в «Вишневом поцелуе», ресторане, которым владеет Шеф. Я нигде не вижу его, и кроме меня и девушки больше никто не стоит. Наверное, я похож на официанта.       — О, я здесь не работаю, — говорю я и оглядываюсь на улицу, чтобы посмотреть, продолжает ли большая часть толпы проходить мимо. Увидев, что так и есть, я слегка улыбаюсь девушке и потираю руки в новых дешевых перчатках, прежде чем сделать шаг к выходу.       — Кайл! — меня окликает другой, более низкий и мужской голос. Я поворачиваюсь и вижу, как Шеф, вытирая руки о фартук, подходит ко мне с улыбкой.       Сначала он обращается к девушке, говоря ей, что ее заказ будет готов через несколько минут, после чего она кивает, подмигивает мне и направляется к своему столику. Как только она усаживается, я вижу, как она и ее друзья тут же начинают разговаривать, поглядывая то друг на друга, то на меня, хихикая. Я сопротивляюсь желанию закатить глаза, но все же чувствую, как по моему лицу разливается жар.       — Привет, Шеф! — весело говорю я ему, поворачиваясь к мужчине передо мной.       — Какого хрена ты вернулся в город? Я думал, ты живешь в Калифорнии? — спрашивает он, увлекая меня дальше в свое заведение без моего полного осознания этого. Он усаживает меня за маленький столик, рассчитанный только на двоих, и начинает наливать мне кофе в кружку. — Парень, ты выглядишь так, будто замерз, — добавляет он, оглядев меня.       — Я немного замерз, — признаю я с небольшой улыбкой. — Спасибо, — добавляю я, когда он заканчивает наполнять мою чашку. Я хватаю приправы и начинаю их использовать. Пытаюсь понять, смогу ли я создать свой любимый напиток с теми ограниченными запасами, которые есть на его столах. — Я здесь на несколько месяцев, — говорю я и хмурюсь, делая глоток кофе. Это определенно не то, на что я рассчитывал.       — Несколько месяцев? С какой стати? И знаешь, я не видел тебя на похоронах Кенни, — начинает он, когда кто-то выходит из глубины кухни и машет ему рукой. — Кайл, мне пора возвращаться на работу, но ты оставайся, заказывай все, что хочешь, за счет заведения.       Я киваю в знак благодарности и смотрю, как он пробирается к задней части кухни. Продолжая молча потягивать кофе, я наблюдаю, как Шеф ходит туда-сюда, принимая заказы, помогая готовить, разнося заказы и проверяя людей. Как и в прошлый раз, когда я был здесь, я чувствую легкое облегчение. Здесь не слишком много народу, но достаточно, чтобы я понял, что это место пользуется популярностью и привлекает эклектичную публику.       Здесь есть мамы с детьми, люди в обеденный перерыв, подростки; здесь действительно есть все. Не то чтобы я был удивлен, у Шефа хорошее меню. Несколько классических блюд и куча вещей, которые, как я знаю, должны быть его творениями, учитывая названия.       — Эй, не возражаешь, если мы присоединимся к тебе? — я оглядываюсь, когда слышу позади себя голос той же девушки, что и раньше. Повернувшись, я вижу ее с двумя подругами, которые улыбаются мне.       — Эм, — я смотрю на еще один свободный стул за моим столом.       — Не волнуйся об этом, милый, мы не против немного сблизиться, — говорит одна из девушек. Они все хихикают, подтаскивая соседние стулья и усаживаясь вокруг маленького столика. — Я Мерседес, — добавляет та же девушка, коротко подмигивая мне и откидывая свои светлые волосы.       — Лексус, — говорит одна с рыжевато-каштановыми волосами.       — А я Порша, — говорит последняя девушка, цвет волос которой напоминает мне Стэна, потому что они такого глубокого черного оттенка.       Я даю им небольшую улыбку.       — Кайл, — говорю я им, пристально глядя на них. Они кажутся немного знакомыми, но я не могу определить, откуда, и они, кажется, не узнают меня, так что это, наверное, не важно.       — Мы не видели тебя здесь раньше, — говорит мне Мерседес.       — Да, я… только приехал в город несколько дней назад.       — А, ты здесь только проездом? — спрашивает Лексус, слегка надувшись.       Я немного колеблюсь.       — Я… вообще-то буду жить здесь некоторое время.       — Это здорово! Здесь не так много привлекательных парней, но ты определенно привлекателен, — говорит мне Порша, и я начинаю смеяться, чувствуя себя немного комфортнее.       — Вы трое раньше были девочками из «Изюминок»? — спрашиваю я их сквозь смех. То, как они говорят, напомнило мне о том, где я видел их в прошлом.       — Боже мой, откуда ты это знаешь? — удивленно спрашивает Порша.       — Я приезжал сюда несколько раз, когда был моложе, и даже когда переехал, не встретил другого такого ресторана, как «Изюминки», — честно говорю я им.       — Вот, девочки, держите, — прерывает нас Шеф, который пытается уместить три тарелки на столе, рассчитанном только на двоих.       — Спасибо, Шеф! — радостно говорят они вместе. Я смотрю на их тарелки и щурю глаза. Все они заказали одно и то же: обычный салат, состоящий буквально из одних листьев, и высокие стаканы с водой. Даже заправки нет.       — Я смотрю, вы, девочки, быстро расхватываете Кайла еще до того, как он устроился, — хихикает Шеф, и девочки смеются.       — Он красавчик, Шеф! — начинает Мерседес. — И он раньше был клиентом!       — Ты должен нанять его официантом, я буду приходить каждый день, если это будет означать, что меня будет обслуживать он, — добавляет Лексус с мурлыканьем. Девушки снова начинают хихикать, и я чувствую, как мое лицо пылает от смущения, но кое-что из сказанного ими привлекло мое внимание больше, чем откровенные заигрывания.       — Ты ищешь официанта? — с любопытством спрашиваю я его.       Он кивает.       — Да, разве не видно? Тут становится много людей, чтобы я мог все делать, а официант, возможно, поднял бы бизнес еще на одну звезду… — он с любопытством смотрит на меня. — Тебя интересует работа, Кайл?       Я думал о том, чтобы найти работу, и хотя официант — не мой первый выбор, выбор работы здесь, наверное, не очень разнообразен. А так я мог бы работать с Шефом и общаться с ним. Он всегда был как старший брат, сексуально озабоченный старший брат, но все же старший брат, и иногда он подхватывал отцовскую слабину, в которой мой отец иногда отставал.       — Да, — наконец говорю я ему. — Я пробуду здесь всего четыре с половиной месяца, поэтому я понимаю, что нанять меня, а затем обучить будет немного неприятно, но я знаю, что я…       — Ты нанят, — говорит он мне, и я удивленно смотрю на него, в то время как девушки вокруг меня визжат от восторга.       — Но, но, собеседование… или что-то в этом роде?       — Не, я знаю тебя с детства, я тебе доверяю. Ты можешь начать завтра, если ты не против?       — О, эм, конечно, — говорю я, пытаясь привести в порядок несколько мыслей. Я никогда раньше не работал официантом, не знаю, получится ли из меня толк, но Шеф кажется достаточно уверенным.       — Отлично, приходи завтра в семь утра, я помогу тебе заполнить кое-какие бумаги и сразу же начну обучение, — он похлопывает меня по спине. — Рад, что ты вернулся в город, Кайл.       Я тепло улыбаюсь ему.       — Спасибо, — говорю я ему, прежде чем он уходит к другому столику.       — Как интересно! — говорит Лексус. — Очаровательный официант, надо пойти и рассказать другим девчонкам об этом!       Мерседес и Порша кивают ей в знак согласия, хихикая. Я немного поболтал с девушками; они неплохие, даже если они не перестают флиртовать. Я не возражаю против этого и флиртую в ответ с легкостью, к которой привык за эти годы. Все это очень весело и для всеобщего удовольствия, и я даже немного разочарован, когда девушки встают, чтобы уйти.       — Ну, нам пора идти, милашка, но мы вернемся завтра, чтобы увидеть тебя снова, — говорит Мерседес, подмигивая мне. Я немного удивлен, когда каждая из них целует меня в щеку, а затем хихикает и уходит вместе. Когда они дошли до входной двери, Мерседес останавливается и поворачивается ко мне.       — Скажи, милый, почему ты не надел пальто потеплее и более модные аксессуары? Разве тебе не холодно? — спрашивает она громко, чтобы ее голос донесся до меня.       — У меня нет ничего теплее, и это все, что я смог достать в такой короткий срок, — я уже сказал девочкам, что я из Калифорнии, чем заслужил несколько визгов восторга и одобрения.       Я смотрю, как она игриво закатывает на меня глаза.       — Ну, сделай себе одолжение и сходи в магазин за хорошими вещами, а пока, — она роется в своей огромной сумке и достает кашемировый шарф и перчатки, а затем протягивает их мне. — Вот, — говорит она.       — Что это? — спрашиваю я, разглядывая вещи. Они намного толще, чем то, что я купил в аптеке, и выглядят и ощущаются довольно дорогими.       — На что это похоже, дорогой? Шарф и перчатки. К ним прилагается соответствующая шапочка, но было бы очень жаль закрывать твои великолепные волосы. Это был рождественский подарок для моего брата, но в них ты будешь выглядеть гораздо симпатичнее. Оставь себе.       Я странно посмотрел на нее. Кто может дарить свои подарки незнакомым людям? Конечно, я благодарен, но в то же время мы не так хорошо знаем друг друга. Я вопросительно смотрю на нее, пока держу вещи.       — Не волнуйся об этом, милый, и если ты действительно чувствуешь себя плохо из-за того, что принял их, ты всегда можешь вернуть их, когда купишь более подходящий набор, хорошо? — спрашивает она, склонив голову набок с нежной улыбкой.       — Хорошо, — говорю я, кивая. — Тогда я, наверное, так и сделаю.       — Как хочешь, — говорит она мне и поворачивается назад, туда, где двое других ждут ее.       Когда она доходит до двери, они все поворачиваются и машут мне.       — Пока, Рыжик! — говорят они вместе, прежде чем выйти за дверь.       Рыжик?       Когда толпа начинает расходиться, Шеф подходит к моему столу, чтобы убрать посуду, которую оставили девушки. Оставив ее на кухне, он возвращается и садится за одно из кресел.       — Ладно, Кайл, выкладывай. Что ты делаешь, зачем вернулся в Южный Парк, разве у тебя нет занятий в университете?       Я улыбаюсь ему и издаю короткий смешок.       — Из-за соглашения, — начинаю я и откидываюсь на стуле, чтобы рассказать ему суть моей ситуации со Стэном, созданной Кенни. — Итак, я здесь уже несколько дней, — заканчиваю я объяснение. — Довольно безумно, да? — спрашиваю я, одновременно проводя обеими руками по волосам, показывая свое легкое расстройство из-за этого испытания.       Шеф открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем задумчиво закрывает его, глядя в сторону и изучая что-то, чего я не вижу. Я наблюдаю, как он двигается на своем стуле и поднимает руку, словно собираясь высказать свое мнение, но затем опускает ее.       — Ты знаешь, Кайл, — начинает он, но быстро останавливается. — Иногда, — начинает он снова, но качает головой, складывая руки вместе. — Ну что ж, удачи, — наконец вырывается у него и он встает. — Не забудь быть здесь завтра в семь, — говорит он мне, направляясь к входу, чтобы принять заказ.       — Конечно, в семь, — решительно говорю я ему, вставая. Я машу ему рукой, прежде чем выйти из «Вишневого поцелуя» и вернуться на улицы, которых я пытался избежать ранее. Мой желудок урчит, как только я выхожу, напоминая мне, что я не ел с завтрака и ничего не заказывал в «Вишневом поцелуе». Впрочем, это я сделал специально, поскольку Стэн постарался приготовить мне обед.       Отсутствие советов от Шефа меня удивляет. Но я не думаю, что мне действительно нужен совет, просто было приятно рассказать обо всей этой ситуации кому-то из Южного Парка, кто еще не вовлечен в нее напрямую. Вернувшись в квартиру, я готовлю обед, следуя указаниям Стэна, и снова сажусь в тишине, чтобы съесть его. Я решительно киваю сам себе. Безусловно, это отличная идея — найти работу. Одиночество в течение всего дня в этом месте свело бы меня с ума, а выход в город сегодня только доказал мне, что, где бы я ни находился, мне нравится быть в обществе. Терпеливо ждать, пока Стэн вернется домой каждый вечер, — это определенно не та роль, которую я хочу выполнять.       — В чем проблема? — это первое, что Стэн говорит мне, когда поздно возвращается с работы.       Я растянулся на диване, свесив одну руку.       — Я умираю с голоду, — бормочу я ему, уткнувшись головой в подушки дивана. Мой желудок урчал уже несколько часов, но каждый раз, когда я заходил на кухню, чтобы что-нибудь съесть, на меня выпрыгивала записка Стэна. Как ни странно, я либо не купил ничего, что можно было бы легко съесть так, как мне нравится, либо просто не смог найти. Все так плотно упаковано, что мне не хотелось ничего искать.       — Почему ты ничего не приготовил? — слышу я его слова.       Я медленно поднимаю голову с дивана, понимая, что что-то не так в его тоне. Я выглядываю из-за дивана и вижу, как он бросает куртку на пол и практически срывает ботинки. Он бросает свою сумку на пол и топает на кухню, разрывая холодильник, заставляя меня напрячься от его действий.       — …потому что я не умею ничего готовить, а в твоей записке было сказано не готовить, — выплевываю я, вспомнив о записке. Я решаю не говорить ему о факторе моей лени в его нынешнем состоянии. Я сажусь и смотрю на него, когда он захлопывает холодильник.       — Ты обычно позволяешь себе голодать и почему у тебя такой злой вид?       Моя челюсть немного отвисает.       — Что, блядь, с тобой не так? — нахожу в себе силы ответить.       — Кайл, сделай себе одолжение и перестань лезть в подробности моей жизни, я не хочу, чтобы ты был здесь, и поэтому я могу перестать притворяться, что хочу.       Я вскакиваю с дивана, сжимая кулаки.       — Что я сделал не так? — рычу я.       Стэн вдруг вздыхает и потирает виски.       — Ничего. Это был плохой день. Извини.       Я киваю в знак согласия с его извинениями и медленно сажусь обратно, но потом колеблюсь.       — Тебе помочь приготовить ужин?       — Нет, — вырывается у него.       — Отлично, — тихо бормочу я про себя.       Когда приготовление ужина закончено, мы садимся за стол на те же места, что и вчера вечером. Думаю, мы уже определились, кто где сидит. Я накладываю себе порцию гарнира и уже собираюсь отдать Стэну порцию, так как он держит что-то еще, когда он отмахивается от моей руки.       — Я могу сделать это сам, — хмурится он.       — Извини, — бормочу я и ставлю тарелку на место, предоставляя ему делать то, что он хочет. Откусывая от еды, я удовлетворенно вздыхаю и сдерживаю стон одобрения. Даже если Стэн — ублюдок, он все равно может приготовить офигенно вкусную еду. — Ну, как дела в колледже? — спрашиваю я.       — Отлично.       — А как на работе?       — Нормально.       — Что нормально?       Он пожимает плечами.       Я крепче сжимаю вилку в руке.       — Ну… что вызвало твое такое настроение?       — Ничего.       Ничего? Ничто не вызвало его настроения? Он злится по прихоти, потому что ему так захотелось?       — Тебя кто-то разозлил на работе? — спрашиваю я.       — Нет, но сейчас ты меня бесишь, можем мы просто поесть в тишине?       Если бы у нас были часы, или если бы в Южном Парке были сверчки, то их клишированные трещание и тиканье были бы сейчас единственными звуками. И я знаю, что я ему уже порядком надоел, но я не могу не задаться вопросом…       — …кто-то сказал что-то о Кенни?       Я подпрыгиваю от неожиданности и испуга, когда Стэн опускает стакан, который держал в руках. Часть стакана разбивается в его руке, и я вздрагиваю, увидев немного крови. Он пристально смотрит на меня, и я сглатываю комок в горле.       — Господи Иисусе, — бормочу я ему. Когда он моргает, он смотрит на свою руку, как будто только что осознав, что он сделал. Выпустив напряженный вздох, он встает и направляется в ванную.       Пока он удаляется, я даю ему немного времени, чтобы успокоиться, прежде чем оттолкнуться от стола и самому направиться в ванную. Дверь широко открыта, Стэн стоит перед зеркалом и смотрит на себя. Порезанная рука висит в воздухе, а другая поддерживает большую часть его веса, когда он наклоняется к зеркалу, наблюдая за своим отражением.       Повернувшись, чтобы пойти на кухню за салфеткой, я возвращаюсь в ванную и вижу, что он пересел на унитаз.       — Я принес тебе салфетку, — уныло говорю я, протягивая ее ему. Ничего не говоря, я наклоняюсь на пол и беру его кровоточащую руку. Он слегка морщится от моего прикосновения, но не убирает руку. — У нас нет пластыря или чего-нибудь еще, — говорю я ему, осторожно поглаживая порез после того, как осмотрел его руку и определил, что в ней нет стекла.       — Будь здесь, — говорю я, вставая и направляясь обратно на кухню, чтобы взять весь пакет салфеток и вернуться в ванную. Стэн не двинулся с места, не то чтобы я думал, что он двинется, и я снова опускаюсь на колени на пол после того, как промокнул салфетку и смахнул излишки. Я промываю порез водой, затем высушиваю его и прикладываю к нему компресс, чтобы остановить кровотечение. Держа свою руку на его руке, я поднимаю на него взгляд, он устало смотрит на меня.       — Ты не можешь прекратить? — неожиданно спрашивает он, его голос отдается эхом в ванной, так как его голос нечем поглотить.       — Прекратить… что? — спрашиваю я в замешательстве.       — Вести себя как он.       Мне не нужно спрашивать, на кого, по его мнению, я похож.       — Всегда спрашивать, как прошел мой день, и выглядеть так, будто тебе не все равно, что я отвечу. Так заботиться обо всем, что я делаю, идти на компромисс, быть вежливым со мной, когда я веду себя с тобой как задница, а потом поворачиваться и кричать на меня, когда я кричу на тебя… заботиться о моих порезах… кем ты пытаешься быть? Ты пытаешься быть другом? В своем письме к тебе Кенни просил тебя об этом? «Будь другом Стэна, ему это нужно?» Или Биби попросила тебя? Или они оба попросили тебя?       Я проверяю порез Стэна, чтобы убедиться, что кровь перестала идти. Нет, поэтому я снова накладываю повязку.       — Они оба тебя спросили, — отвечает он сам себе.       — Тебе не кажется, что ты немного переигрываешь? — тихо спрашиваю я, не поднимая головы. — Да, они оба более или менее попросили меня, и знаешь, почему? — я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Потому что они оба заботятся о тебе, — я хочу потереть глаза от усталости, но последнее, чего я хочу, это показать Стэну, насколько он может меня утомить.       — Сегодня я гулял по центру города, — начинаю я снова со свежей и совершенно другой темы. — Я зашел в «Вишневый поцелуй», ресторан, которым владеет Шеф, и ты смотришь на его нового официанта. Я подумал, что мог бы найти работу, раз уж я здесь так надолго, это даст мне занятие на весь день. Я начинаю завтра. Я никогда раньше не делал ничего подобного, но… это не должно быть слишком сложно. О, и самое странное, ты помнишь девушек из «Изюминок»? Хм, — я сделал минутную паузу, размышляя о них. — Наверное, помнишь, раз они живут здесь, во всяком случае, трое из них были там. Мерседес, Лексус и Порша, и вообще-то, — я немного смеюсь. — Думаю, они мне нравятся, они милые девушки. Немного слишком ревностные в области флирта, но все равно очень милые, и их характеры не сильно изменились…       Я замолкаю, когда снова поднимаю взгляд на Стэна. Он закрыл глаза, и я не думаю, что это для того, чтобы отгородиться от меня. Я смотрю, как одна слезинка капает из его глаза и скатывается по щеке. Я молча тянусь вверх свободной рукой, пытаясь стереть ее, когда его другая рука внезапно ловит мою и останавливает ее. Когда он открывает глаза, они становятся красными и влажными.       Как только он делает огромный глубокий вдох и отпускает мою руку, он смотрит на меня.       — Давай просто разберемся с этим, хорошо, Кайл?       Я с нетерпением жду заявления, которое, как я знаю, мне не понравится.       — Мне не нужен еще один лучший друг. Я не хочу, чтобы ты был здесь. Если говорить прямо, ты мне не нравишься. И не только потому, что ты ведешь себя как Кенни, а потому, что ты думаешь, что можешь бросить своего старого лучшего друга, забыть о нем, а потом вернуться, как будто ничего не произошло. Думаю, в письме Кенни об этом не говорилось, но я держу обиду, Кайл. Моя самая большая… на тебя.       Встав, заставив меня слегка откинуться назад, он уходит, и я слышу, как он уходит в свою спальню, закрывая дверь. Я оглядываюсь на ванную. Мне придется убрать салфетки, разбитый стакан и еду, которую мы оставили на обеденном столе. Стэн снова не доел свое, а я не доел свое.       Я всегда считал себя сильным человеком, но я думаю, что кем бы ты ни был, будет больно, если кто-то, с кем ты пытаешься найти общий язык, скажет тебе в лицо, что ты ему не нравишься.       Когда 11 лет назад я уехал из Южного Парка, я безумно скучал по всем своим старым друзьям. Я так долго злился на маму за то, что она забрала меня от них, особенно я скучал по Стэну. Именно папа предложил мне пригласить его провести с нами неделю летом. Тогда я не был в Южном Парке восемь месяцев, но когда Стэн приехал, мне показалось, что я отсутствовал гораздо дольше. В то время у меня уже было несколько друзей, не таких, как те, которых я оставил, но я все равно влился в их компанию.       Перед его приездом я рассказал всем своим новым друзьям о своих старых друзьях. В частности, я рассказал им о Стэне, поскольку он был моим лучшим другом. О том, как мы все делали вместе, я даже рассказал им о некоторых наших приключениях. Канада, тропический лес, Ирак, военные интервенции… Я рассказал им обо всем. Они были потрясены, и это заставило меня почувствовать гордость за моего лучшего друга, они были особенно впечатлены, когда я рассказал им, что у Стэна есть девушка, даже если он и Венди не вместе. Они так же, как и я, ждали приезда Стэна в Калифорнию, и когда он приехал… как только он сошел с трапа самолета. Мне показалось, что я смотрю на своего кузена Кайла, а не на своего лучшего друга Стэна.       Разве Стэн так выглядел? — спросил я себя. — Всегда ли он выглядел как… слово «деревенщина» прозвучало в моей голове. Я смотрел на себя со стороны, пока Стэн приветствовал моих родителей и Айка. Я уже был хорошо погружен в калифорнийскую культуру. Моя старая шапка, перчатки, куртка — все это уже исчезло. Я выбросил их после первого дня в школе в Калифорнии. Все, что я носил сейчас, было от популярного дизайнера, и я думал, что выгляжу великолепно.       Я не хотел, чтобы Стэн познакомился с моими новыми друзьями. Так я думал, когда он поприветствовал меня улыбкой, полуобъятием и «Привет, чувак! Блядь, сколько лет, сколько зим!».       Всю дорогу домой я нервничал, я сказал своим новым друзьям встретиться у меня дома, а сразу после мы все пойдем куда-нибудь поесть. Стэн добродушно болтал обо всем, чего мне не хватает в Южном Парке, но я не слушал. Я следил за дорогой, за первым видом моих друзей, надеясь, что, может быть, они забыли об этом. Мне не повезло: они тусовались на моем крыльце возле боковой дорожки, когда мои родители въехали на подъездную дорожку.       Стэн спросил, кто они такие, открывая дверь, и я затаил дыхание, когда он впервые увидел их. Стэн повел себя как обычно, поздоровался с ними и представился. Они колебались, смотрели друг на друга и на меня, прежде чем тоже представились.       Мы пошли поесть, сходили на пляж и немного показали Стэну окрестности. В тот момент я почувствовал облегчение, решив, что Стэн им понравился и они увидели в нем те качества, которые я всегда видел. Но когда Стэн отлучился, чтобы сходить в туалет, начался разговор, и то, чего я опасался, сбылось. Стэн им не нравился, они считали его забавным маленьким фриком, который ничего не знает о реальном мире. Всю ту неделю я мучился над тем, что они сказали о Стэне, но, конечно, ничего ему не сказал.       Насколько я знаю, он прекрасно провел время и сказал, что не может дождаться, чтобы приехать снова, но в следующий раз я должен приехать в Южный Парк. Он хотел чередовать поездки.       Наша далекая дружба вернулась к обычным письмам и телефонным разговорам, пока моя семья не переехала в другой район Сан-Франциско. По какой-то причине мы не могли сохранить тот же номер телефона, и Стэн узнал бы об этом, только если бы я позвонил.       Но я не звонил.       Я по-прежнему получал его письма, так как они были пересланы, но не отвечал на них. Письма были такими же, как обычно, он спрашивал, как дела в Калифорнии. Он даже спрашивал, как поживают мои новые друзья. Он рассказывал мне обычные сплетни о Южном Парке, но через некоторое время в письмах перестали появляться подобные сообщения. Сначала он спрашивал, все ли у меня в порядке, все ли в порядке с моей семьей, в этих письмах звучала легкая паника. Но в конце концов он стал спрашивать, почему я не отвечаю на его письма и в чем, блядь, моя проблема. Потом такие письма стали редкими, и последнее, которое я получил от него, было на одной странице и написано огромными черными буквами, которые гласили: ТЫ — МУДАК!       Насколько он знал, я мог умереть и поэтому не отвечал, но Стэн знал меня и по праву обвинил меня в том, что я есть. После того письма я сказал себе, что позвоню и объяснюсь с ним. Я всегда говорил себе это и всегда говорил, что позвоню. Но прошел год, потом еще один, потом пять, потом одиннадцать, а я так и не позвонил ему. У меня не хватало смелости после этого. Я откладывал это так долго, что через некоторое время я пожалел, что вообще откладывал, и пожалел, что не позвонил после того первого года. Да, он мог бы разозлиться, но он бы справился с этим, потому что он был таким парнем.       Но после одиннадцати? Как это можно пережить?       Думаю, никак.       На следующий день я встаю и выхожу раньше Стэна, чтобы провести свой первый день в «Вишневом поцелуе». Сам ресторан открывается только в одиннадцать утра, но Шеф хочет, чтобы я заполнил необходимые налоговые формы и ознакомился с тем, чем я буду заниматься. В течение дня я совершаю несколько ошибок, но ничего такого, что заставило бы меня переосмыслить свою новую должность.       Как и обещали вчера, Мерседес, Лексус и Порша возвращаются и заказывают то же самое, что, как я заметил, они заказывали вчера. Шеф не выглядит недовольным, когда Лексус усаживает меня, чтобы посидеть с ними немного и поболтать, пока они едят, тем не менее, я быстро извиняюсь перед ним, на что он со смехом отмахивается.       — Пока они покупают еду и не мешают тебе делать свою работу, я не возражаю. И, может быть, тебе стоит попробовать такой подход с другими клиентами; другие девушки ревниво посмотрели на тебя, когда ты сел не с ними.       — Правда? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам и понимая, что, возможно, Шеф прав.       Я не совсем застенчив, но немного нервничаю, поскольку никогда раньше не занимался ничем подобным, но я стараюсь быть таким же непринужденным с другими клиентами, как и с девушками, и доволен, когда кажется, что мое отношение хорошо воспринимается. Бесчисленное количество флиртов в мою сторону, пока я принимаю заказы и доставляю их. Подмигивания, румянец, названные номера, хихиканье, даже очень тихий свист, когда я прохожу мимо клиента-мужчины. Это я предпочитаю игнорировать, но мне приходится быстро бежать в подсобку, пока никто не заметил, как я покраснел, после того как я так спокойно отнесся ко всем остальным флиртам.       Шеф со смехом похлопывает меня по спине, когда я делаю глубокий вдох.       — Если ты собираешься здесь работать, тебе придется привыкнуть к такому обращению, Кайл. Ты стал собственной знаменитостью Южного Парка, и мужчины ценят привлекательное лицо и отношение.       Кивнув, я принимаю заказ для третьего столика и возвращаюсь на главный этаж. Дело не в том, что ко мне никогда не приставали представители моего пола, совсем наоборот, дело в том, что ко мне никогда откровенно не свистели представители моего пола.       Остаток дня проходит так же, как и первые часы, но в конце концов мы готовы к закрытию, и я со вздохом опускаюсь на стул, пока Шеф запирает дверь.       — Это было утомительно, как ты раньше все это делал сам? — спрашиваю я его, пока он опускает шторы.       — К этому привыкаешь, не говоря уже о том, что мне никогда не приходилось иметь дело с не очень сдержанными комментариями, — он поворачивается ко мне и ухмыляется. — Думаешь, ты хочешь продолжать делать это изо дня в день?       Я даже не колеблясь киваю с огромной улыбкой.       — Да, думаю, хочу.       Неделю спустя, вместо того, чтобы меня разбудил будильник моего мобильного телефона, к чему я привык с тех пор, как у меня появилась работа, меня будит настоящий звонок.       — Счастливой Хануки! — я слышу возбужденные возгласы мамы, отца и Айка, как только беру трубку.       Я протираю глаза и смотрю на часы. Мне казалось, что там должно было быть на час раньше.       — Счастлив… ой Хануки… — бормочу я в ответ.       — О, Бубочка, проснись, — слышу я резкий голос мамы. — Мы все знаем, что ты не любитель утренних посиделок, но ты никому не звонил с тех пор, как приехал.       Потому что мне уже практически двадцать, и мне не нужно переписываться с родителями, вот что я не говорю. Незачем устраивать ей скандал так рано утром. Я сажусь и прислоняюсь спиной к изголовью кровати, прежде чем громко зевнуть.       — О, правда, Кайл, не зевай в телефон, это грубо, — слышу я ее слова. Я смаргиваю слезы, вызванные зевотой, и потираю глаз. — Так вот, милый, твой отец, Айк и я послали тебе посылку, там даже есть маленькая менора. Она должна прийти сегодня, так что нет причин не устроить свой личный маленький праздник.       Прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы ответить, она продолжает говорить:       — Мы позвонили только для того, чтобы поздороваться, но твоему отцу и Айку нужно идти в школу и на работу, а Айк настаивает на разговоре с тобой.       — Тогда дай ему трубку, — устало бормочу я и слушаю, как телефон передают из рук в руки.       — Кайл? — слышу я голос своего младшего брата.       — Да, что ты хочешь? — вырывается у меня. — Но сначала, как ты мог позволить маме звонить мне так рано утром?       — Ты же знаешь, она делает то, что хочет, — шепчет он в трубку, что означает, что она слушает его. — В любом случае, я просто хочу спросить, как ты там поживаешь? Стэн снова твой старый лучший друг?       Фу.       — Не в таких выражениях, Айк. Что-нибудь еще?       — Да, — в его предложении наступает пауза, и я слышу, как закрывается дверь. Полагаю, он отошел от моей матери, чтобы уединиться. — Когда ты пошлешь мне снег? Ты приберег его в качестве подарка на Хануку? Поэтому я его до сих пор не получил?       — О, черт возьми, — простонал я, — нет, Айк, просто вылетело из головы. Но я займусь этим на восьмой день, хорошо?       — Ладно, — ворчит он, явно раздраженный. — Мне пора идти, но удачной Хануки!       — И тебе тоже, — бормочу я и захлопываю телефон, забираясь обратно под одеяло, чтобы поспать еще несколько часов.       Когда меня разбудит будильник, я приму душ, прежде чем позавтракать. Как только я оказываюсь в столовой, я вижу, что Стэн оставил на столе пакет с моим именем. Он похож на пакет, о котором мне рассказывала мама. Открыв его во время еды, я достаю маленькую менору и еще несколько праздничных угощений и вещей, которые она упаковала для меня. Ценя этот жест, даже если я не сказал ей об этом, я устанавливаю менору на подоконнике, чтобы вечером зажечь ее.       Я никогда раньше не оставался один на Хануку, и мне странно осознавать, что я буду делать все сам. Ища ключи от машины, я напеваю ханукальную песню, собираясь на работу. Решив сегодня сесть за руль — машину я получил пару дней назад, — я паркуюсь на заднем дворе, где находится парковка для сотрудников, и иду внутрь, взяв ключи, которые дал мне Шеф. Я не вижу его сразу, но слышу, как повар Майк работает на кухне. Зарегистрировавшись, я беру фартук «Вишневый поцелуй», который мне приходится надевать, и направляюсь к входу, чтобы посмотреть, нет ли там Шефа.       — Эй, Ше… — я останавливаюсь, когда вижу это место. Шеф уже развесил рождественские украшения еще до того, как я начал здесь работать, но сейчас я наблюдаю, как он прикрепляет последнюю звезду Давида, а затем отступает назад, чтобы все осмотреть. Он поворачивается ко мне.       — Что думаешь, Кайл?       — Это… удивительно, — отвечаю я и оглядываю только что перемешанные ханукальные украшения. Я тепло улыбаюсь ему. — Спасибо, Шеф, это много значит для меня.       — Не хотел, чтобы ты чувствовал себя обделенным, ведь скоро Рождество.       Я пожимаю плечами.       — Я привык к этому, — говорю я, начиная убирать стулья со столов.       Он что-то ворчит.       — Взгляни на меню, — говорит он, и я смотрю на него.       — Ты добавил суфганийот и латкес… — тихо говорю я, прежде чем снова посмотреть на него. Из всех обычаев Хануки, поедание традиционной еды было тем, в чем я не думал, что смогу принять участие. Мама не прислала мне ни одной порции, так как их нужно есть свежими, а я бы не осмелился попробовать приготовить что-то, что должно быть сделано в горячем масле, и, конечно… я не буду просить Стэна. — Спасибо, Шеф, правда, спасибо… — говорю я снова.       — Только не начинай плакать от счастья, — смеется он. — Мы должны закончить сервировку.       Я киваю и еще раз просматриваю меню, прежде чем приступить к обязанностям по открытию.       — Что такое суфганут? — смущенно спрашивает Порша, глядя на меню и видя разницу.       — Суфганийот, — поправляю я ее, записывая их обычный заказ. — Это желейные пончики, жаренные в масле, а латкес, — продолжаю я, прежде чем Лексус успевает спросить, что это такое. — Это жареные картофельные оладьи.       — Почему все это жареное? — спрашивает Мерседес, сморщив нос при мысли о жареной еде.       Я поднимаю бровь.       — Потому что это традиционная ханукальная еда, и мы едим ее в память о чуде с маслом, которое длилось восемь ночей.       Девочки смотрят на меня с недоумением, поэтому я сажусь, подсаживаю Мерседес, чтобы вкратце объяснить, что такое Ханука.       — Боже, ты еврей, это так здорово! — восклицает Порша.       — Знаешь, милашка, ты не очень похож на еврея, — задумчиво говорит мне Лексус. — Разве у них не должны быть огромные носы?       — Это стереотип, — почти рычу я на них. Они выглядят ошеломленными, и я встаю. — Извините, я принесу ваши заказы… кто-нибудь из вас хочет попробовать ханукальную еду?       — Нет, спасибо, — говорят они вместе.       — …что, если мы разделим ее?       Девушки обмениваются взглядами.       — …ты будешь есть с нами? — Мерседес медленно задает вопрос.       — Конечно, так как сейчас не слишком много народу.       Девушки оглядываются друг на друга, и я вздыхаю с улыбкой, пока они шепчутся между собой.       — Хорошо, — говорит Лексус, когда они прерываются. — Один сав-стаф… ну, ты понял, милый.       Кивнув с улыбкой, я поворачиваюсь и приношу заказ Майку, прежде чем направиться к нескольким другим столикам. Девушки не первые, кому я объясняю эти два новых блюда, я практически объясняю их каждому клиенту, и, на удивление, большинство готовы попробовать, особенно после того, как я упоминаю, что я еврей. Я не знаю, пытаются ли они угодить мне или нет, но я чувствую себя счастливым от осознания того, что делюсь частичкой обычаев своей религии с людьми, родившимися и воспитанными думать о красном, белом и зеленом.       Когда Шеф зовет меня на обеденный перерыв, я сразу же копаюсь в том, что оставил мне Стэн, и проглатываю огромную порцию, когда звонит мой мобильный телефон. Подумав, что это Айк, я даю ему позвонить еще некоторое время, прежде чем посмотреть на него. Номер я не узнаю, но все равно отвечаю.       — Алло?       — Счастливой Хануки, Кайл! — говорит бодрый голос Биби.       Я хихикаю.       — Спасибо, Биби, я не знал, что ты знаешь.       — Я узнала! Как проходит твой день?       Я смотрю на улицу в сторону главного здания и любуюсь украшениями, людьми, которые едят жареную пищу, смехом.       — Все идет очень хорошо. А как твой?       — Я вся в делах! Я позвонила только для того, чтобы поздравить с Ханукой.       — Спасибо, — отвечаю я, искренне восхищаясь ею. — Тебе действительно не нужно было этого делать.       — Я хотела, ты единственный еврей в Южном Парке, и я не хотела, чтобы ты думал, что кто-то забыл о тебе.       — Я вовсе так не думаю, — говорю я, наблюдая, как кто-то впереди впервые ест латкес. Его лицо искажается от отвращения, и я смеюсь.       — Что смешного? — спрашивает смущенный голос Биби.       — Ничего особенного.       — О, ну тогда тебе придется как-нибудь зайти. Я не видела тебя с первого дня, когда ты приехал сюда.       Я сделал паузу, услышав ее приглашение. Разве она не знает, в каком напряжении мы со Стэном сейчас находимся?       — Да… — наконец нерешительно говорю я.       — Замечательно! Тогда скоро поговорим с тобой, Кайл!       — Конечно, спасибо, что позвонила Биби.       — Без проблем, пока! — она кладет трубку раньше меня, но я делаю это позже, аккуратно положив телефон на стол, за которым ем.       Как мало Стэн говорит Биби? Неужели она действительно не знает, что мы со Стэном не…       Я вздыхаю. Если я буду думать об этом, это только испортит мне настроение, а поскольку все сегодня такие добрые и авантюрные, я не хочу падать духом. Слегка покачав головой, чтобы не думать о мыслях, которые беспокоят меня каждый раз, когда я нахожусь в квартире, я доедаю свой обед и возвращаюсь на работу.