Короткие истории с трагическим концом

      Сидя на журнальном столике напротив него, я смотрю на свои руки. У меня есть несколько идей о том, о чем он может меня спросить, и хотя я не обязан отвечать на вопросы, я думаю, что все же отвечу.       — …Как у вас дела, Стэн… честно? — спрашивает мистер Занадачи после того, как мы уже потратили несколько минут на то, чтобы он молча смотрел на меня, а я смотрел на свои руки.       Слегка покрутив пальцами в предвкушении, я поднимаю на него глаза. Сходство между ним и его младшим братом, моим боссом, действительно поразительное.       — Я… справляюсь, — отвечаю я. Он ничего не говорит, но смотрит на меня с терпеливым выражением лица. Он ждет, когда я расширю свой ответ. — По-своему, — заканчиваю я.       — Значит, вы говорили об этом со своей невестой?       — …Не думаю, что Биби хочет об этом слышать.       — Правда? — спросил он удивленно.       — …То есть я не хочу ей об этом рассказывать.       — Почему бы и нет, она скоро станет вашей будущей женой.       — …Я люблю решать такие вопросы в одиночку, мистер Занадачи. Я способен справляться с проблемами в одиночку.       Он слегка покачивает головой, показывая мне, что он мог бы мне поверить, но не верит.       — В чем именно заключается ваш метод? Мне любопытно… Вы посещаете его могилу каждый день? Оставляете цветы? Или вы молитесь раз в день в надежде, что он обрел покой в загробной жизни? Или, может быть, вы говорите об этом со своими друзьями и находите в этом утешение?       — …Мне не нужно говорить с друзьями, мне хорошо одному, и… я бы не стал посещать его могилу каждый день, и… Кенни не особенно любил цветы… у него была аллергия на большинство из них, — я смотрю, как мистер Занадачи снимает очки и слегка протирает их, убирая мельчайшие ворсинки с линз, прежде чем надеть их обратно.       — Хорошо, значит, вы нашли способ справиться со своим горем… как вам живется с Кайлом? Я не мог не заметить напряжение за обеденным столом.       -… — вздыхаю я. — Кайл вмешивается в то, чего не понимает. Он не знал Кенни.       — Вмешивается? Разве не этого хотел Кенни, вмешательства с его стороны?       Я медленно качаю головой:       — Иногда я не понимаю Кенни. Он знал обо мне все, что нужно было знать, но иногда… я не знал, о чем он думает или почему он так думает. Он должен был знать, что я буду чувствовать по этому поводу.       — И на основании всего, что он мне рассказал, я предполагаю, что он знал. Но это не остановило его, не так ли? Придумать этот сложный план, чтобы заставить вас с Кайлом проводить время вместе, — мягко спрашивает мистер Занадачи.       Я пожимаю плечами и смотрю на Занадачи:       — Но почему? Он часто упоминал Кайла до того, как… — я облизываю губы. — До аварии… но это было неожиданно. За несколько недель до аварии Кайл не упоминался… Боже, я даже не знаю, как долго. Зачем сейчас, зачем заставлять меня проходить через это?       — Вы действительно думаете, что он сделал это, чтобы причинить вам боль, Стэн?       — Я знаю, что нет.       — Тогда почему вы относитесь к Кайлу как к своей личной доске для дартса?       Я фыркнул:       — Это то, что он вам сказал?       — Более или менее, но я сам добавил это слово, но даже если бы он мне не сказал… я вижу, что в нем что-то не так. Независимо от того, что вся эта неразбериха основана на несчастном случае, я вижу, что Кайл был обычно жизнерадостным человеком.       Я разминаю несколько пальцев, чтобы немного помолчать.       — Я не знаю, говорил ли он вам… Я сказал кое-что Кайлу несколько недель назад… довольно грубые вещи. Думаю, они были немного неуместны.       — О?       Я внимательно смотрю на мистера Занадачи. Его лицо слегка пустое; я могу различить лишь намек на любопытство. Может быть, Кайл не рассказал Занадачи о том, что я сказал ему две недели назад?       — Да. Я сказал ему, что мне не нужен еще один лучший друг, что я не хочу, чтобы он был в Южном Парке, и что он мне не очень нравится. Я также упомянул, что он мне не нравится потому, что он ведет себя как Кенни и потому, что он бросил меня, когда мы были детьми.       — Это все правда?       Я слегка ерзаю на кофейном столике. Я не уверен, почему я решил сесть здесь, это не очень удобно, и хотя я выбрал более непринужденную позицию, именно я чувствую себя беспокойно.       — Мне казалось, вы сказали, что это не будет чертовым допросом? — отвечаю я.       Занадачи улыбается мне, но ничего не говорит ни в ответ, ни против моего вопроса.       — Последние слова — правда, — бормочу я ему. — Он действительно ведет себя как Кенни… что, я знаю, глупо. Он ведет себя так, как ведет, он ничего не может с этим поделать. Но я могу признать, что его уход от меня, когда мы были маленькими, сделал меня немного… озлобленным по отношению к нему. Сейчас я должен это забыть. Если бы он не уехал, я бы, наверное, не узнал, каким замечательным другом мог бы стать для меня Кенни, и я ни за что не променял бы те годы дружбы с ним ни на что. Но по какой-то причине то, что сделал Кайл, причинило мне боль, и до сих пор причиняет. Я не знаю почему, — я внезапно потираю лицо руками. — Может быть, мне стоит обратиться к психиатру… из-за моего подавленного гнева и всего этого дерьма…       — Это все правда, — продолжаю я после секундного раздумья. — Я сказал все это не от вспышки гнева. Мне не нужен еще один лучший друг, я не хочу, чтобы он был здесь, и он мне не нравится. Это по-детски, это неправильно, и даже Кенни прочитал бы мне нотацию по этому поводу, но это то, что я чувствую. Я не могу себе представить, чтобы я чувствовал себя в этой ситуации иначе, чем сейчас.       — Тем не менее, вы обедаете вместе, — отмечает мистер Занадачи. — Кайл рассказал мне о вашем молчаливом отношении друг к другу, о том, как вы избегаете присутствия друг друга. Вы рассказали мне, как вы ко всему этому относитесь, но вы все равно готовите, и вы все равно едите вместе.       — Я люблю готовить, — говорю я прямо. — Мы оба любим есть.       — Вам не обязательно есть вместе.       Я начинаю постукивать пальцем по кофейному столику. Прошло уже больше десяти минут, а Кайл все еще не вернулся. Я пожимаю плечами:       — У меня нет ответа на это, — говорю я в ответ на его заявление.       Мистер Занадачи внезапно встает:       — Стэн, вы не обязаны быть его другом, он не обязан вам нравиться, и вы не обязаны хотеть, чтобы он был здесь. Но вы должны быть вежливым; вы не можете вымещать на нем свой гнев и свою боль. Кайл обидел вас, а теперь вы обижаете его. Вы хотите продолжать жить так в течение четырех месяцев? Ведь вы понимаете, что у вас еще четыре месяца, да?       Я качаю головой и смотрю, как он сам достает свое пальто оттуда, где Кайл положил его в боковой шкаф. Как только он оказывается в нем, он поворачивается назад, чтобы улыбнуться мне:       — Мне пора домой, жена, наверное, задается вопросом, что со мной стало.       Встав из-за кофейного столика, чтобы проводить его, он поднимает руку:       — Не нужно, я и сам могу открыть дверь, но спасибо, Стэн. Передайте Кайлу, что мы увидимся через две недели, хотя, естественно, не стесняйтесь зайти и поговорить, если вам или ему понадобится что-то.       Я киваю и смотрю, как он открывает дверь и уходит. Сев обратно на журнальный столик, я смотрю на улицу через окно. До сих пор я не обращал на него особого внимания, несмотря на то, что это огромная архитектурная особенность квартиры. С ним ничего не делали, нет ни занавесок, ни штор, потому что мы не смогли найти ничего достаточно большого.       Кайл решил, что это все равно не имеет значения, поскольку эта сторона квартиры выходит на горы. «Кроме того, здесь все равно нет ничего, за чем стоило бы подглядывать», — сказал он. Отвернувшись от окна, я направился на кухню и начал складывать оставшуюся посуду в раковину. Остатков еды не осталось, и это хорошо, в холодильнике все равно нет места для них. Повезло, что мистер Занадачи зашел, чтобы доесть оставшееся.       Засучив рукава, я беру средство для мытья посуды и губку, затем лезу под раковину и вытаскиваю сливное устройство. У нас есть посудомоечная машина, но я никогда ею не пользуюсь, и я никогда не видел, чтобы Кайл ею пользовался. Я думаю, потому что, учитывая наше молчаливое отношение друг к другу, мытье посуды вручную дает больше поводов не разговаривать; это позволяет скоротать время вечером, поскольку делать особо нечего. Мы больше не разговариваем, и мы так и не купили телевизор. Я понятия не имею, почему, но Кайл не поднимал шума по этому поводу, и я тоже.       К тому времени, когда он возвращается в квартиру, я все еще мою посуду и оставляю ее сушиться в сушильном шкафу. Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но слушаю, как он закрывает замок и кладет ключи на стол. Я слышу, как он вылезает из пальто и кладет его в шкаф.       — Мистер Занадачи уехал? — спрашивает он.       Я киваю на раковину, беря еще одну тарелку.       — Я могу домыть, — снова говорит он, и я оглядываюсь, видя, что он стоит прямо перед кухней. Он смотрит на посуду.       — Нет, все в порядке, — говорю я ему, возвращаясь к мытью.       — Но ты готовил… — начинает он в легком протесте.       — Я сказал, что все в порядке, — отрезаю я. Уголком глаза я вижу, как он отступает. — Тебя не было дольше десяти минут, — резко говорю я ему. Я чувствую, как он колеблется, где бы он ни находился в квартире.       — Я подумал, что вы с мистером Занадачи захотите поговорить дольше, чем десять минут, — отвечает он, вероятно, из ванной, так как его голос звучит странным эхом.       Не могу сказать, что он ошибся, если бы он вернулся вовремя, то прервал бы мой разговор с адвокатом Кенни. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы он услышал последнюю часть нашего разговора, да и вообще любую часть. Конечно, я уверен, что он может представить, о чем мы говорили.       Закончив мыть посуду, я вытираю руки. Вытираю столешницу и стол и прерываю эту скудную работу, когда Кайл возвращается в гостиную с книгой. Он ничего не говорит мне, и я наблюдаю, как он опускается на диван, натягивая черное покрывало, которое он купил на прошлой неделе. Оно не подходит. Оно не подходит к нашей квартире, как черная ваза, которую мы игнорируем и о которой не говорим, но, по крайней мере, от него может быть польза.       Я уже собираюсь спросить, что он читает, но тут мне на глаза попадается название — «Большие надежды».       Я вспоминаю слова Занадачи. Мне не нравится наша ситуация, и я дал это понять и Кайлу, и адвокату, но, как и допрашивал меня мистер Занадачи, я не хочу жить так, как мы жили последние две недели.       — Что читаешь? — спрашиваю я его, хотя уже знаю.       Кайл поднимает взгляд и смотрит на меня, удивление на его лице очевидно, и я стараюсь не подавать виду, что мысль о том, что я задаю ему вопросы, вызывает такое удивление на его лице. Не может быть, чтобы я действительно вел себя так плохо.       — «Большие надежды» Чарльза Диккенса, — отвечает он.       — Это для универа?       Он странно смотрит на меня, прежде чем ответить, и я сажусь на стул за обеденным столом, который он обычно занимает. Я сажусь на него спиной вперед, упираясь передней половиной тела в спинку.       — Нет… мне просто нравится. Я читал ее уже несколько раз, это одна из моих любимых книг.       — Хм, — отвечаю я и смотрю, как он почти неохотно возвращается к чтению своей книги. Я не спрашиваю его об этом, я знаю, о чем она. Я встаю и направляюсь в свою спальню на ночь.       — Ты идешь спать? — окликает он, как только я оказываюсь в коротком коридоре.       — Да, — отвечаю я и открываю дверь.       — О… — тихо произносит он. — Тогда спокойной ночи, Стэн, — говорит он мне, и я останавливаюсь у своей двери, заглядывая в свою комнату, прежде чем повернуться и посмотреть назад в сторону гостиной. Отсюда я его не вижу, но могу представить, как он сейчас выглядит. Он, наверное, перестал читать, его книга висит в воздухе, он смотрит прямо перед собой, ожидая, что я что-то скажу, но, наверное, зная, что я этого не сделаю.       — Спокойной ночи, — тихо отвечаю я и иду в свою комнату, закрывая дверь.       Мы начали. Молчаливое гражданское перемирие.       Я переодеваюсь в треники и начинаю рыться в своем шкафу, перебирая коробки. Я еще не все распаковал. Я все еще думаю, стоит ли беспокоиться, если это продлится всего четыре месяца. Но когда я начинаю перетаскивать коробки и просматривать одну из них, я решаю, что стоит. Со временем это будет только раздражать, если мне придется рыться в коробках для всего.       Вытащив то, что мне нужно, я отнес это к своей кровати и забрался в нее, накрывшись большим пуховым одеялом, которое у меня есть. Я открываю книгу и проскакиваю мимо введения, которое до сих пор так и не прочитал, хотя книга была у меня уже более пяти лет.       Фамилия моего отца была Пиррип, а имя, данное мне при св. крещении, Филипп. Из этих-то двух имен еще в детстве вывел я нечто среднее — Пип, похожее на то и на другое. Так-то назвал я себя Пипом да и пошел по белому свету. — Пип да Пип, меня иначе и не звали.       Мне всегда казалось забавным, что в моей любимой книге «Большие надежды» главный герой назван в честь мальчика, которого я терпеть не мог в детстве, того самого мальчика, которого никто не мог терпеть. Даже Шеф.       Я встаю раньше, чем когда жил с Биби, чтобы приготовить завтрак и обед для Кайла. После случая с пожаром в микроволновке и того, что он положил в морозилку продукты, которым там не место, я лично решил, что он слишком большой идиот, чтобы готовить еду на моей кухне.       Несмотря на то, что мы не разговаривали до вчерашнего вечера, я все равно продолжал готовить ему еду. Это больше для моего блага, чем для его. Это хорошая квартира, даже если я делю ее с ним, и было бы жаль, если бы он ее сжег. Утром после того, как я порезался, я удивился, что он ушел раньше меня. Но потом я вспомнил, что он что-то говорил о том, что можно устроиться на работу к Шефу в его ресторан, но я не мог вспомнить, что именно. Не зная, что делать, я ничего не приготовил ему в тот день. Но когда на следующее утро я собрался продолжить свой день, я увидел, что он все еще спит, и я снова приготовил ему еду.       Я не знаю точно, когда он уходит на работу, но он возвращается немного позже меня, и когда я готовлю ему завтрак и обед, их всегда нет, так что я предполагаю, что он их ест. Думаю, он может выбрасывать их на работе, так как я не вижу их в нашем мусоре, но это не похоже на то, что сделал бы Кайл. Кроме того, я чувствую, что ему очень нравится моя стряпня.       Как только я закончил готовить его обычные блюда и приготовил себе завтрак, я принял душ и приготовился отправиться в колледж, а потом на работу. Когда я уже собрался уходить, в моей голове всплыло еще кое-что из сказанного Занадачи.       «Вам не обязательно есть вместе», — сказал он мне. И он прав, мы не обязаны. Набросав записку, которая отличается от той, что я обычно оставляю ему, — указания, как долго все разогревать и готовить, — вместо этого я оставляю ему записку о том, что пойду на ужин к Биби.       Бросив ручку и подняв сумку, я оглядываю квартиру, гадая, не забыл ли я что-нибудь. Мой взгляд автоматически останавливается на вазе и пледе, поскольку они — язва в комнате. Решив, что у меня есть все необходимое, я отправляюсь в колледж.       И в колледже, и на работе мне стало лучше. На меня по-прежнему иногда бросают обеспокоенные взгляды, и люди все еще спрашивают, как у меня дела, но они стали оставлять меня в покое. На работе почти то же самое, но разница в том, что никто не спрашивает, как у меня дела. Я думаю, что Занадачи им пригрозил, но я не совсем уверен.       Когда позже вечером я сижу у Биби на диване, я слышу, как она весело напевает себе под нос, пока готовит. Я переключаю каналы телевизора, останавливаясь, когда дохожу до спортивных новостей. «Денвер Наггетс» удивляет всех в этом году, поднимаясь по лестнице из ямы, в которую они позволили себе упасть.       Слушая комментарии одного из спортивных репортеров, я фыркаю в знак согласия с тем, что он о чем-то говорит, прежде чем у меня звонит мобильный телефон. Я смотрю на него и вижу номер Кайла. Я беру трубку.       — Привет, Стэн? — слышу я его нерешительный голос. — Это я, Кайл.       — Я знаю, на большинстве мобильных телефонов есть определитель номера, — отвечаю я, все еще наполовину слушая телевизор.       — О, точно, — слышу я его бормотание. — В любом случае, у меня есть небольшой вопрос по поводу ужина, который ты мне приготовил.       Я внезапно хмурюсь:       — Тебе не нравится? — спрашиваю я его.       — Дело не в этом, он пахнет и выглядит очень вкусно. Я просто… — он вздыхает так тихо, что я едва слышу, а потом что-то бормочет.       — Что? — спрашиваю я его. — Я тебя не расслышал.       — Я сказал, что не знаю, как долго его разогревать… я не хочу ничего испортить.       — Десять минут в духовке при 400 градусах. Но дай духовке нагреться минут двадцать, прежде чем ставить его, — быстро говорю я.       — …спасибо, и спасибо, что приготовил мне, хотя ты собирался на ужин к Биби. Ты не должен был.       — Ага, — отвечаю я ему. — Но не за что, я не хотел, чтобы ты голодал, — я чувствую, как на моем лице появляется небольшая улыбка. Это то, что я заметил в Кайле. На кухне мы противоположности. Я могу приготовить практически все, а Кайл — практически ничего.       — Я бы не голодал, — говорит он мне довольно обиженно. — Я бы пошел за едой, ты знаешь.       — Стэн! Ужин готов! — Биби зовет из кухни.       — Ты ее слышал, я уверен, — говорю я Кайлу в трубку, выключая телевизор.       — Да… что вы едите? — тихо спрашивает он.       Я нюхаю воздух.       — Сырую рыбу.       — Что?       — Суши, Биби только что купила набор для приготовления суши, и она проверяет свои навыки на мне.       — Звучит неплохо, — говорит он небрежно, — приятного аппетита.       — Спасибо, но я предпочитаю вареное мясо, — говорю я и кладу трубку. Оставив телефон на диване и сев за стол, я устало смотрю, как Биби накладывает роллы и суши. Она садится следом и улыбается мне.       — Так, вон та тарелка — это магуро, тунец, — показывает она. — Эта называется «кани», это краб, а последняя — «хамачи», это… — она замешкалась. — Блин, я забыла.       — Это желтый хвост, — говорю я ей и осторожно беру один и кладу на свою тарелку.       — О, точно, — говорит она, улыбаясь. — Желтый хвост. Ну, ешь!       — Да, — отвечаю я, тыкая в один кусок, который я взял. Я смотрю, как она берет кучу и начинает с удовольствием есть. Кажется, ей нравится. — Биби? — спрашиваю я, прекращая прощупывать мертвую рыбу, украшенную, чтобы стать пригодной для еды.       — Хм? — спрашивает она, пережевывая.       — Почему ты так много приготовила? — спрашиваю я, оглядывая все тарелки. Слишком много, особенно потому, что я, наверное, заставлю себя съесть достаточно, чтобы она подумала, что мне это нравится, прежде чем я остановлюсь и пойду в ванную, чтобы все пережевать.       Она проглатывает свой кусок.       — Когда ты сказал, что придешь на ужин, я подумала, что ты приведешь Кайла. Он ужинает с кем-то еще?       — Нет, он в квартире.       — Ты должен был пригласить его; уверена, он любит суши, он из Калифорнии и все такое. Хотя мы все равно можем, — добавляет она после размышлений. — Почему бы нам не поставить для него тарелку?       Я опираюсь рукой на стол.       — Я ужинаю здесь, потому что у меня было мало времени наедине с тобой. Я не хочу, чтобы он приходил сюда.       Щеки Биби краснеют, и она с улыбкой смотрит в свою тарелку. Мы продолжаем есть, и я проглатываю много риса и зеленого чая, на котором она настояла для достоверности, чтобы облегчить себе поедание суши. Я умею готовить, но это не значит, что мне нравится вкус всего. Я могу оценить суши и понимаю их полезные свойства, но для меня они все равно на вкус как сырая рыба, несмотря на водоросли с привкусом морской воды, острый имбирь и клейкий рис.       — Ну как? — спрашивает она, когда мы заканчиваем и оба начинаем уносить тарелки на кухню.       — Суши — это не совсем мое, — честно отвечаю я ей. — То есть, все было хорошо и все такое, — тороплюсь я, когда вижу, что ее лицо начинает мрачнеть. — Я просто не думаю, что это то, что я хотел бы есть каждый день… или когда-либо еще, — бормочу я про себя.       — Думаю, я бы тоже не хотела, — говорит она через мгновение. — Но было приятно попробовать что-то другое, верно?       Я просто киваю.       Когда мы заканчиваем на кухне, мы возвращаемся в гостиную, Биби прижимается ко мне, и я обхватываю ее рукой, гладя ее волосы по лицу.       — Я скучала по тебе, — тихо говорит она.       — Я знаю, я тоже по тебе скучаю.       — Если бы мы иногда не сталкивались друг с другом в колледже, я бы не видела тебя несколько дней, Стэн.       Я вздыхаю:       — Я знаю… почему бы мне не ужинать с тобой с этого момента?       Она смотрит на меня, заставляя меня поднять голову от ее волос.       — Но как же Кайл? Разве он уже не будет проводить весь день один?       — У Кайла теперь есть работа в «Вишневом поцелуе», я уверен, что у него появилось много друзей, — говорю я без обиняков. — Кроме того, ты моя невеста, я хочу проводить время с тобой, а не с ним.       — Интересно, стоит ли мне сказать, что я тебе это говорила, — говорит Биби, прислоняясь спиной к моей груди.       — Ты только что это сделала, — отвечаю я, фыркнув. — И о чем ты мне говорила?       — Я сказала тебе, что вся эта затея с переездом к Кайлу просто смехотворна. Мало того, что в этом нет никакого смысла, так еще и в последнее время мы редко видимся.       — Это не из-за соглашения, а потому что мы просто не успели увидеться. Значит ли это, что ты будешь готовить мне ужин каждый вечер после того, как я приду с работы, пока я не смогу переехать к тебе?       Я вижу, как она улыбается.       — Думаю, я могла бы… — ее улыбка исчезает. — Ты уверен, что можно оставить Кайла?       — С ним все будет в порядке, — мы все равно не разговариваем, но я не добавляю. Я не сказал Биби, как у нас дела, и не собираюсь.       — Ну хорошо, если ты так говоришь, — между нами воцаряется комфортная тишина, прежде чем Биби снова заговорила. — О, Стэн, моя мама хотела спросить, будешь ли ты в этом году снова готовить рождественский ужин?       Рождество.       Я совсем забыл. Теперь, когда я думаю об этом, Южный Парк украшен уже неделю, и даже в ресторане есть праздничные украшения. Как я умудрился проигнорировать все вывески, я могу только представить. Естественно, из-за этого я не делал никаких праздничных покупок, у меня нет ни малейшего представления о том, что я должен подарить Биби или кому-то еще.       — Стэн?       Я выныриваю из своих мыслей и смотрю вниз на Биби.       — Да, в этом году я снова приготовлю ужин, если никто не возражает.       — Конечно, никто не возражает, милый, — говорит Биби, ухмыляясь. — Эй, как ты думаешь, что мне подарить Кайлу? Я не очень хорошо его знаю, но ты жил с ним, у тебя есть какие-нибудь идеи? Я хотела позвонить и спросить тебя.       — Что подарить Кайлу? — спросил я в ответ.       — Ну да, ты сказал мне какое-то время назад, что в этом году он проведет Рождество здесь с нашими семьями, так как он не поехал домой на Хануку… или ты думаешь, что это неуважительно по отношению к его религии? — Биби нахмурилась. — Знаешь, я правда не знаю, но я звонила ему, чтобы поздравить его с Ханукой.       — …что?       Биби вздыхает с досадой и отходит от моей груди, чтобы посмотреть прямо на меня.       — Что с тобой происходит, Стэн? Только не говори мне, что ты забыл, что Кайл — еврей?       — Конечно, я не забыл, что Кайл — еврей, — легкомысленно огрызаюсь я. — …когда была Ханука?       — Ты даже не знаешь? — смущенно отвечает она. — Восьмой день был вчера. Разве Кайл не говорил об этом?       Нет, но с другой стороны, зачем ему это? Он ничего от меня не ожидал.       — Возможно, да, — лгу я. — В любом случае, это был его выбор — остаться здесь на Рождество, так что я не думаю, что он будет возражать, если ты купишь ему подарок.       — Это правда, — бормочет она про себя. — И что же ты собирался ему подарить?       Я не решаюсь ответить. До этого момента я вообще забыл о существовании Рождества, а теперь Биби спрашивает меня, что я планирую подарить Кайлу на праздник. Действительно ли я должен сделать ему подарок? Наверное, стоит, больше из традиции, чем из чего-то еще. Раз Биби планирует подарить ему что-то, мои родители и Стивенсы тоже должны думать о том, что подарить ему, даже если они до сих пор его не видели. Они не хотели бы, чтобы он чувствовал себя обделенным.       — Я… не решил, — говорю я Биби, и она понимающе кивает.       — Но о чем ты думал?       Боже, как я хочу, чтобы она сменила тему. Откуда мне знать, что ему подарить? Я ничего о нем не знаю. Мы не сказали друг другу ни слова за две недели. Я постукиваю ногой и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь, к чему он проявлял интерес. Не так уж много. Моя готовка, работа, его занятия в Интернете… и, наверное, чтение. Нельзя ненавидеть читать, если можешь пройти через «Большие надежды», даже я знаю, что есть некоторые части, когда ты реально хочешь воскресить Диккенса из мертвых, чтобы дать ему пощечину или две, пока кричишь на него. Спросить его, почему он так долго рассказывал историю.       — Может быть, книгу, — бормочу я наугад.       — О, а что он любит читать? — спрашивает она с любопытством.       — Думаю, ему нравится классика, — отвечаю я. Это само по себе может быть полным дерьмом. Я видел только, чтобы он доставал одну книгу.       — Хм, — задумчиво говорит Биби. — Это идея.       Пока Биби продолжает размышлять вслух, я пытаюсь решить, действительно ли я подарю Кайлу книгу. Это кажется немного безвкусным и безличным; учитывая, что я почти ничего не знаю о его выборе жанра. Но это наши отношения, так что, возможно, книга — отличная идея.       Биби убеждает меня остаться на некоторое время, хотя я говорю ей, что не могу остаться на ночь. Я не хочу рисковать и делать что-то, что может нарушить соглашение, которое я заключил с Кенни. Он сказал четыре с половиной месяца. Не четыре с половиной месяца минус несколько дней здесь и там.       После того как мы поговорили и обсудили подарки для наших родителей и нескольких наших близких друзей, я позволил Биби почти затащить меня в спальню. Не то чтобы я не хотел этого, просто я не очень-то готов к этому. Даже после, когда Биби уютно прижимается ко мне, мои мысли все еще где-то в другом месте. Может быть, ей это и понравилось, но я все равно чувствовал, что чего-то не хватает, это просто не то же самое. Мои мысли были слишком заняты другими вещами. Вся эта рождественская интрига, обстоятельства с Кайлом, и Занадачи недавно сказал мне, что будет большая конференция с покупателями по поводу открытия второго ресторана в другом штате. Так что, хотя все было хорошо, могло быть и лучше.       Когда Биби заснула, я встаю с кровати и натягиваю на себя одежду. Поцеловав ее в лоб, я возвращаюсь в гостиную, чтобы взять свои вещи и отправиться домой.