Короткие истории с трагическим концом

      Стэн       Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Время поджимает. У меня три дня до Рождества. Завтра канун Рождества. Я все еще не придумал, что подарить Кайлу. Поскольку Биби в последнее время не говорила, что ему подарить, я думаю, что она что-нибудь придумала для него. Но я не могу спросить ее, что она ему подарит, потому что тогда она узнает, что я ничего ему не купил, а это приведет к тому, что она будет только пилить меня по этому поводу.       Часть меня откладывает этот вопрос, потому что я не хочу думать о том, как мало я знаю о Кайле. Не то чтобы я пытался узнать его получше. На самом деле, мы редко видимся. Когда мы видимся, происходят вежливые цивильные разговоры. Как будто я разговариваю с клиентом, совершенно формально и неловко, но это то, что я предпочитаю, чем сближаться с ним. Другая часть меня действительно слишком занята, чтобы думать об этом. Ресторан был безумно занят праздничными заказами, и то же самое можно сказать о «Вишневом поцелуе». Я не часто вижу Кайла, потому что он на работе, и я на работе, и когда наступает время ужина, я отправляюсь к Биби.       Я никогда официально не говорил ему, что больше не буду ужинать с ним, но он умный парень. Я знаю, что он догадался. Я перестал оставлять ему записки об этом, делаю это лишь изредка, и он не спрашивает. Я все еще готовлю ему ужины, и я все еще оставляю ему указания, как их разогревать. Между нами могло быть и хуже, мы могли бы вообще не общаться, но даже мне такая ситуация не нравилась. Эта новая ситуация устраивает меня больше. Мы справимся с этим соглашением, даже если оно убьет меня. Все, что мне нужно сделать для сохранения мира, это подарить ему что-нибудь на Рождество.       — Может быть, плакат?       — Мм? — я поднимаю глаза на парня, который со мной разговаривает. Я в очередном магазине, ищу все, что, по моему мнению, может понравиться Кайлу. Я отказался от идеи с книгой, когда понял, как много здесь классики.       — Плакат? Его любимой группы? Это достаточно просто, — продолжает парень, и я хмурюсь, качая головой.       — Я не знаю, какие группы ему нравятся… если он вообще любит группы… и даже если бы знал, он не из тех, кто любит плакаты, — добавляю я, вспоминая комнату Кайла. Несмотря на то, что мы будем жить в этой квартире совсем недолго, Кайл воспользовался всеми ее преимуществами. Его комната хоть и аккуратная, но индивидуальная. У него висят фотографии, и во всем помещении чувствуется… Кайл. Это немного странно, но никто не спутает наши комнаты, хотя моя выглядит почти одинаково. Судя по тому, что я видел, он не из тех, кто показывает свою любовь к музыке огромными плакатами.       — Тогда, может быть, диск?       Я нахмурился на продавца.       — Чувак, я только что сказал, что не знаю, какая музыка ему нравится.       — Тогда почему вы в музыкальном магазине? — он раздраженно огрызается.       Покачав головой, я выхожу и возвращаюсь на улицу. Я понятия не имею, почему я зашел в музыкальный магазин. Думаю, сейчас, когда на покупки остался только сегодняшний день, я впадаю в отчаяние.       Мои мысли перемещаются к тому, чтобы купить ему открытку, прежде чем я отброшу эту идею. Биби устроит мне резню, если это все, что я ему подарю. Бродя по улицам, я останавливаюсь перед местным магазином для отдыха и заглядываю в окно, засунув руки в перчатках в карман. Я изучаю ужасную сцену, нарисованную краской из баллончика, которая покрывает окна здания, прежде чем решаю войти.       Почему бы и нет? Я давно не разговаривал с этим ублюдком. Я могу хотя бы поздравить его с праздником.       Звонок возвещает о моем прибытии, и я вижу, как он поворачивается и смотрит на меня с того места, где он складывает большие сети для рыбы.       — Стэни!       — Не называй меня Стэни, тупой ублюдок, — рычу я на Крейга, а он смеется, бросает свою работу и идет ко мне. Я обнимаю его, прежде чем оттолкнуть.       — И они говорят, что у тебя депрессия, а мне кажется, что ты в порядке, — говорит он с однобокой улыбкой.       — Кто они? — спрашиваю я, уже прикидывая возможные варианты.       — Все, — отвечает он просто. — Итак, — продолжает он, складывая руки. — Теперь ты перестал избегать нас всех? Надоело дуться?       — Я никого не избегаю, и я не дулся, — тихо пробормотал я.       Крейг вздыхает и оглядывается по сторонам, наверное, чтобы посмотреть, заметил ли его босс, что он перестал работать.       — Чувак, ты должен был позвонить мне.       — Зачем, у тебя получается возвращать мертвых к жизни?       — Знаешь, он ведь тоже был нашим другом, — горько кусает меня Крейг.       — Да, я знаю, — тихо говорю я, глядя вниз. — Я просто… я не… я не хочу говорить об этом.       — Я не удивлен.       Я чувствую беспокойство Крейга по отношению ко мне, но я игнорирую это чувство.       — Я слышал, Кайл в городе, — говорит он, меняя тему. Я благодарно киваю. — Ну что ж? — спрашивает он после паузы.       — Что? — спрашиваю я в пустоту.       — Когда ты прекратишь забирать его себе? Остальные из нас были бы не против увидеть его снова.       Я фыркнул:       — Кайл работает в «Вишневом поцелуе», ты можешь зайти и увидеться с ним в любое время, когда захочешь, и я его не держу. Мы вообще мало разговариваем.       — Да ладно? — удивленно спрашивает Крейг, внезапно оттаскивая меня за полку, когда его глаза метнулись в сторону, увидев своего босса.       Я смотрю на Крейга, не веря, что он задает такой глупый вопрос.       — Зачем нам разговаривать?       — Эм, потому что вы раньше были связаны по рукам и ногам, вот почему.       — Да, пока он не бросил меня.       Крейг усмехается:       — Ты все еще держишь на него обиду? Чувак, Стэн, смирись с этим. Ему было девять. Дети делают глупости со своими друзьями; взрослые делают глупости со своими друзьями.       — Может быть, со своими друзьями, но мы были супер-лучшими друзьями, и, может быть, для тебя это ничего не значит, потому что у тебя никогда такого не было.       Крейг скривил губы в отвращении.       — Ты пришел сюда по какой-то другой причине, кроме как позлить меня?       — Мне нужен подарок для Кайла.       — Зачем, он же тебе даже не нравится.       — Он проводит Рождество с моей семьей и семьей Биби. Мы соседи по комнате, я не могу не подарить ему подарок.       Гнев на лице Крейга рассеивается.       — Ты имеешь в виду, что Биби устроит скандал, если ты не подаришь ему что-нибудь?       Я киваю. Он пожимает плечами.       — Очевидно, ты сам по себе. Я до сих пор не видел парня, а он здесь уже почти месяц. Если только он не остался точно таким же, как тогда, когда я видел его в последний раз, но у меня нет никаких идей. Но если он такой же, то я предлагаю новые кроссовки «Денвер Наггетс», по которым сейчас сходят с ума. Он ведь все еще любит баскетбол?       Я пожимаю плечами, откуда мне знать, любит ли он баскетбол?       — Но даже если и любит, я не куплю ему такие, они стоят больше двухсот баксов. И к тому же, этот Кайл… я не думаю, что кроссовки «Денвер Наггетс» — это его конек. Он живет в Калифорнии уже одиннадцать лет, чувак, у него все калифорнийское.       — Что, блядь, это значит?       Я нахмурился.       — Он носит дизайнерские лейблы с ног до головы, водит белый Гибрид.       — О… удачи тебе, Стэни, а мне пора возвращаться на работу, босс не сводит с меня глаз. Но приходи поскорее, хорошо? Ты и Кайл, можешь даже привести Биби, если нужно.       Я рычу на него, и он отступает, подняв руки в защиту.       — Просто приходи, мы вроде как скучаем по тебе, понимаешь? Перестань запираться в своей квартире и на работе, выходи и поиграй немного, хорошо?       — Хорошо.       Он улыбается и направляется обратно к сетям для рыбы, где его ждет босс, нетерпеливо постукивая ногой и пристально глядя на приближающегося Крейга. Стоя в стороне от магазина, я вздыхаю, оглядывая товар. Уже готовый уйти и направиться в книжный магазин, я решил закрыть глаза и взять книгу наугад, как вдруг что-то привлекает мое внимание. Я наклоняю голову, рассматривая их издалека.       Да, это подарок для Кайла.       Кайл       — Спасибо, девочки, — тихо говорю я, тронутый их добротой. Я беру маленький подарок, врученный мне Лексус. — Но Мерседес уже подарила мне шарф и перчатки, а я их так и не отдал.       — Я сказала тебе, что они твои, милый, но мы с девочками все равно хотели сделать тебе достойный подарок. Давай, открывай, — говорит Мерседес, ее глаза загораются. Я оглядываюсь на нескольких других посетителей, которые смотрят.       Я уже получил… удивительное количество подарков от постоянных клиентов, даже парни, которые имеют привычку приударять за мной, подарили мне что-нибудь на Рождество.       Я открываю маленькую коробку и вздыхаю, глядя на подарок, прежде чем подарить девушкам небольшую, слегка смущенную ухмылку. Положив коробку на стол, я протягиваю браслет всем желающим. Это маленький и довольно девчачий браслет с шармами. На нем всего четыре шарма — буквы М, Л, П и К.       Я слегка смеюсь:       — Спасибо, — говорю я, разглядывая его. Он милый, но, опять же, довольно девчачий.       — Надень его, милашка, — радостно говорит Порша, внимательно разглядывая меня, как и все остальные, пока я дебатирую, надевая его. Я не хочу их обидеть, и я тронут тем, что они вообще сделали мне подарок, тем более что я всего лишь их официант и никогда не видел их за пределами «Вишневого поцелуя». Но в то же время…       — Тебе не нравится? — внезапно спрашивает Лексус. Я внимательно смотрю на нее, она звучит немного обиженно, но в ее глазах пляшет веселье.       Отложив блокнот, я беру браслет и начинаю надевать его.       — Дай руку, Рыжик, — мурлычет Мерседес и наклоняется вперед, чтобы помочь мне застегнуть браслет. — Ну вот, разве он не очарователен?       Я вздыхаю и трясу запястьем, рассматривая висящие буквы. Он похож на то, что можно подарить подружке.       — Он так хорошо смотрится на тебе, дорогой! — визжит Порша, крепко обнимая Лексус, которая кивает в знак согласия. — И смотри! — внезапно все трое протягивают свои запястья, и я не очень удивлен, увидев на них три одинаковых браслета.       — Ну и кто я для вас троих, — бормочу я про себя, беря в руки блокнот. — Ну, спасибо еще раз, девочки, — говорю я, все еще глядя на браслет.       — Не за что! — говорят они вместе.       — Итак, — добавляет Мерседес, притягивая меня обратно к себе, прежде чем я успеваю уйти. — Что ты подаришь своему симпатичному соседу?       — Стэну?       — Кому же еще, милашка? — спрашивает Порша.       — Я… — я не собирался ничего дарить Стэну. Он вообще не говорил мне о празднике, хотя он уже через три дня. Это Биби позвонила мне, чтобы рассказать о поездке к Маршам со своей семьей и Стэном, и что они заедут за мной, так как им нужно будет сделать кое-какие дела в последнюю минуту. — Я еще не решил, — неубедительно закончил я.       — Ты еще не решил? — спросила Лексус в ужасе, — Рождество через три дня!       — Я знаю, я просто очень… хочу подарить ему что-то… особенное, — вру я.       — Что-то особенное, да? — говорит Мерседес больше для себя. — О чем особенном мы говорим, милый?       Остальные девушки с любопытством смотрят на нее, совершенно не понимая, о чем она говорит, но я смотрю на нее, слегка сузив глаза.       — Ничего такого, Мерседес, даже близко нет.       — Ничего такого — это какого? — Лексус и Порша переговариваются, глядя туда-сюда на Мерседес и на меня.       — Просто спрашиваю, Рыжик, — улыбается мне Мерседес. Она внезапно встает, и остальные девушки следуют ее примеру. — Ну, нам пора идти, девочки, мы опять отвлекаем его от работы. Мы рады, что тебе понравился наш подарок.       Кивнув головой, я смотрю, как они встают и собираются уходить.       — Просто купи ему что-нибудь, что тебе бы понравилось, — вдруг говорит Порша, когда они подходят к двери. — Это то, что я бы сделала, — продолжает она, подперев пальцем подбородок. Девушки уходят, и я смотрю им вслед, пока они переходят улицу. Мерседес поворачивает голову и смотрит в окно, когда они переходят на другую сторону, глядя прямо на меня. Даже отсюда я вижу, как она поднимает светлую бровь, и я впервые вижу задумчивое выражение на ее лице. Мне это не нравится.       Повернувшись спиной к девушкам, я переключаю свое внимание на клиентов, которые все еще находятся в ресторане. Пока я принимаю еще несколько заказов, я не могу не отвлечься, поскольку этот задумчивый взгляд Мерседес заполняет мою голову. Как она могла выглядеть такой знающей, когда ничего не нужно было знать?       — Ты в порядке, Кайл?       Я выныриваю из оцепенения и извиняюще улыбаюсь одному из завсегдатаев:       — Извините, я в порядке. Что вы хотите сегодня?       — Она задумчиво смотрела на меня, Шеф, — говорю я ему, когда мы начинаем закрывать ресторан немного раньше. Мы делаем это для того, чтобы он и повар могли пройтись по магазинам в поисках рождественских подарков.       — К чему ты клонишь, Кайл?       — Я хочу сказать, что она думала.       — Люди думают.       — Да, но думают ли девушки из «Изюминок»?       — Кайл, ты путаешь Мерседес с Поршей.       — О… точно.       — Почему именно это заставило тебя сжаться в комок?       — Если бы ты видел, как она на меня посмотрела, ты бы тоже был немного обеспокоен. Было похоже, что она знает что-то, чего не знаю я, и этот взгляд не подходит Мерседес, будь она Поршей или нет.       — И когда же она на тебя так посмотрела?       — …после того, как я сказал, что не купил Стэну подарок.       — И это все? — недоверчиво спрашивает Шеф, начиная расставлять стулья на столах.       — Да, это все.       — Хм, ну, насколько я понимаю женщин, они все еще загадочны, но в этом и есть половина их привлекательности. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не купил Стэну подарок?       Я пожимаю плечами, переставляя несколько приправ, чтобы освободить место для других.       — Я имею в виду, что не купил ему ни одного подарка. Я удивлюсь, если он подарит мне.       — Но мне казалось, ты говорил, что вы, парни, отлично ладите?       Я прекращаю наполнять контейнер с солью. Я чувствую, как Шеф медленно поворачивается ко мне лицом.       — Кайл, — медленно произносит он.       — Нет, Шеф, — тихо говорю я.       — Кайл, — повторяет он снова, прежде чем замешкаться. — Вы со Стэном ладите, не так ли?       Когда я ничего не говорю, я слышу, как он бормочет:       — О, дети, дети. Кайл, если вы со Стэном не ладите, зачем об этом врать?       — Я не хочу, чтобы все в городе знали, каким придурком я считаю Стэна, — я закрываю рот рукой. На самом деле я не хотел этого говорить… ну, ладно, отчасти хотел. Но я понимаю, почему он так себя ведет, и я очень хорошо слежу за тем, чтобы это была только моя проблема, и ничья больше. Я не хочу втягивать других в наши проблемы.       — Теперь он тебе не нравится, — медленно говорит Шеф, в его голосе слышится трепет. — Вы двое не выносите друг друга, да?       Я издаю небольшой смешок раздражения:       — У нас обоих есть свои причины, и дело не в том, что я не выношу Стэна, это он не выносит меня.       Шеф тщательно вытирает стол и двигает тряпку медленными методичными кругами, прежде чем снова заговорить.       — Ты все еще собираешься подарить ему подарок?       — Я должен, так? Это мое первое Рождество в жизни… я не хочу его испортить. Кроме того, я уже планирую купить подарок для Биби, Стэна и родителей Биби. Если я подарю им что-то, но ничего не подарю Стэну, не покажется ли это немного жестоким?       — …есть идеи, что ему подарить?       — Нет, — пискнул я и посмотрел на Шефа умоляющими глазами. — У тебя есть идеи?       Он размахивает руками и отступает от меня.       — Извини, Кайл, я не так хорошо знаю Стэна.       Я повесил голову в разочаровании. Вот что я получаю за то, что жду до последней минуты. Возвращаясь домой, сегодня я шел пешком, я вспоминаю, что Порша предложила подарить ему то, что мне понравится. Возможно, это была бы хорошая идея с другом из Калифорнии, но со Стэном это довольно глупая идея. Из того немногого, чем я видел Стэна заинтересованным, у него есть все, что он хочет, и у нас не такой уж длинный список сходств.       Единственный реальный интерес, который я видел, это кулинария, и у него есть все, что он может захотеть. Я видел только, как он ходит на работу, в колледж и готовит. Я думаю, он делал больше, когда Кенни был жив, но единственного человека, которого я мог бы спросить об этом, Кенни, больше нет. Наверное, я мог бы позвонить Биби…       Но нет. Я могу сделать это сам. Ладно, Стэну, похоже, не очень нравятся вещи, которые я делаю, но он не испытывает явного отвращения к тому, что у меня есть, так что… что мне нравится? Мне нравится все, что связано с поддержанием внешнего вида. Калифорния научила меня тому, что внешность значит охуеть как много. Но… я не думаю, что Стэн из таких парней. Если что, я уверен, что он будет так же счастлив получить еще одну простую белую футболку из Wal-Mart, как и простую белую футболку от Fendi. Я сомневаюсь, что он заметит разницу, я сомневаюсь, что его это волнует.       Может быть, я смогу подарить ему то, чего у него нет, но что он, возможно, захочет. Я медленно улыбаюсь, роясь в куртке в поисках мобильного телефона. У меня есть отличная идея. Нажав на цифру 8, я набираю номер моего старого знакомого старосты Фрея.       — Кайл, — автоматически произносит ровный веселый голос. — Как дела в Колорадо?       — Тут… холодно, — наконец говорю я. — Я нашел здесь работу.       — Работяга, я заинтригован. Чем занимаешься?       — На побегушках.       — На побегушках?       — Я официант в ресторане.       — Модно.       Я смеюсь:       — Извини, что не позвонил раньше, но у меня к тебе просьба, Фрей.       — Валяй.       — Три вещи. Как ты думаешь, ты сможешь достать мне платье bcbe шестого размера с подходящими туфлями, в размере… — я сделал паузу. Я не спросил Биби, какой у нее размер обуви. — Размере 7, — думаю я.       На другом конце линии на мгновение становится тихо.       — Платье bcbe, Кайл?       — Я знаю, что прошу многого, но я…       — Конечно, что-нибудь еще?       Я слегка нахмурился, я чувствую, как Фрей ухмыляется на своей стороне линии. Он специально сделал это, чтобы подразнить меня.       — Последнее — это рождественский подарок для парня, с которым я живу.       — О?       — Да, я хотел спросить, как ты думаешь, остались ли еще новые Дольче Габбана?       — Остались? Кайл, наверное, на этой планете не осталось ни одних. Даже если у меня есть одни, как я смогу убедиться, что ты получишь их вовремя? Что у меня есть? Два дня, чтобы собрать все эти довольно дорогие и редкие подарки?       — Ну же, Зи, — умоляюще говорю я, используя его прозвище. К этому имени я прибегаю только тогда, когда я в отчаянии.       Он весело вздыхает:       — Ты знаешь, что я могу достать их для тебя. Но, из любопытства, почему такие подарки? Что случилось с шарфами и перчатками?       — Это неакрасиво.       — Это дешевле.       — Это безлично.       — Ты проработал чуть меньше месяца.       — Ты мне должен, — огрызаюсь я.       Фрей смеется:       — Мой долг погашен. Какой адрес, по которому я могу все это переслать?       Я называю адрес квартиры и вешаю трубку. Я смотрю на свой телефон, крепко держа его в руке. Если кто и сможет помочь мне, так это Фрей. Он был моим старостой с первого курса Стэнфорда. Он как… второй старший брат, которого у меня никогда не было, но я бы всегда хотел. Он всегда рядом, и он всегда готов помочь. И ему помогает то, что у него больше связей, чем должно быть у любого 20-летнего парня. Однажды я спросил его об этом, он только улыбнулся, и я могу поклясться, что увидел странный блеск в его глазах.       Довольный мыслью, что о подарках Стэна и Биби уже позаботились, я начинаю искать какие-нибудь обычные подарки, чтобы вручить их родителям. Надеюсь, они не ждут от меня слишком многого, потому что мне и в голову не придет подарить им такие роскошные подарки, какие я приготовил для их детей.       Потратив целый час на покупки, я возвращаюсь в квартиру, довольный тем, что купил для них. Ничего причудливого, просто подарки, чтобы показать, что я ценю то, что они позволили мне провести с ними праздники. Часть меня немного нервничает из-за того, что я снова увижу Маршей. Они были как вторые родители, поскольку я всегда был либо у них дома, либо Стэн у меня. Мне было интересно, что они могут сказать мне, что они могут подумать о ребенке, который не хочет оставаться другом их ребенка.       Глубоко вздохнув, я отогнал эти мысли. Я уверен, что они будут относиться ко мне так, как будто я никогда не уезжал. Так уж они устроены.       Неудивительно, что когда я захожу в квартиру и бросаю свои вещи в сторону, чтобы разобраться с ними позже, мой взгляд сразу же падает на случайную, но обычную записку от Стэна.       У Биби. В духовке уже стоит запеканка. Она будет готова в 9, надеюсь, ты будешь дома, чтобы выключить ее, иначе у нас будут проблемы, когда я вернусь. Позвони, если что-нибудь понадобится.       Стэн       Я смотрю на часы, 8:53, отлично. Хотя он оставил мне что-то поесть, я все еще раздражен. Раздражен, потому что он знал, что я буду рядом, чтобы выключить духовку, потому что он знает, что мне больше нечем заняться, и мне некуда идти, кроме как на работу и возвращаться сюда. Я приседаю перед плитой из нержавеющей стали, прежде чем включить свет. Глядя на маленькую запеканку, приготовленную для меня, я не могу не задаться вопросом, что готовят Биби и Стэн.       Интересно, готовит ли Стэн вообще, ведь Биби из тех, кто любит готовить для своего мужа, жениха, кого угодно…       Я бы не сказал, что мы со Стэном теперь друзья. На самом деле, я бы даже не стал снова использовать слово на букву «д». Скорее… на самом деле… я не думаю, что есть слово для того, чем мы являемся. Мы сожительствуем и больше не ссоримся. Но часть меня думает, что это только потому, что Стэна больше нет рядом, чтобы ссориться. Теперь он всегда с Биби, а это… как все должно быть. Он должен был проводить время со своей невестой. Они бы поженились в следующем месяце, если бы не это соглашение.       Все равно… здесь становится… одиноко. И я бы подумал, ну… нет, я бы надеялся, что он мог бы приглашать меня поужинать с ними время от времени. Но он не пригласил, а я не осмелился спросить.       Таймер срабатывает, и я вскакиваю, чтобы выключить его и духовку. Разыскивая рукавицы для духовки, я открываю ее и достаю маленькое блюдо, ставлю его на одну из плит, чтобы остыло. Мне даже не нужно наклоняться над ним, чтобы почувствовать аромат, он мгновенно наполняет воздух, и я вздыхаю, слегка улыбаясь. Еще одно блюдо, которое мне придется ждать в предвкушении, пока оно остынет.       Когда я решаю, что оно достаточно остыло, через целую минуту или около того, я ставлю его на стол, беру вилку и напиток. Нет смысла тратить лишнюю посуду, если в этом нет необходимости. Я произношу краткую молитву и начинаю есть. В такие моменты, когда я совсем один в этом месте, я жалею, что мы не подумали купить телевизор или, по крайней мере, радио. Хоть что-то, хоть что-то, чтобы составить мне компанию.       Стэн       — Милый, ты уверен, что все подарки в этой коробке? — Биби спрашивает меня, наверное, в двадцатый раз за последние двадцать минут.       — Ради всего святого, Биби, да! — огрызаюсь я, спускаясь по лестнице, чтобы бросить коробку в машину.       — Я просто не хочу ничего забыть, не надо на меня срываться! — она сердито огрызается, закрывая за собой дверь квартиры. — Но, блин, мне кажется, что мы что-то забываем, — бормочет она про себя, но я делаю вид, что не слышу ее. Она делает это каждый год. Каждый год мы всегда опаздываем, чтобы попасть в дом одного из родителей на праздники, и каждый год она думает, что мы что-то забыли. Но за восемь лет нашего знакомства мы ничего не забыли. Она слишком много беспокоится.       — Биби, мы же не живем за сто миль, если мы что-то забыли, я могу приехать сюда и забрать! Мои родители живут на другом конце города! — взываю я к ней.       — Наверное, — продолжает она разговаривать сама с собой, прежде чем неохотно присоединиться ко мне в машине.       — Ты сказала, что твои мама и папа купили все по списку, который я дал тебе для завтрашнего ужина, так?       — Да, — говорит Биби, пристегивая ремень безопасности и с тревогой глядя на заднее сиденье. Я вижу, как крутятся ее мысли, когда она смотрит на все. Составляет мысленный список и отмечает все, что, как она знает, мы упаковали, чтобы отвезти моим родителям.       — Биби, все в порядке, — говорю я спокойно, протягивая к ней руку, чтобы слегка погладить ее. — Мы ничего не забыли.       — Я не знаю, в этом году это чувство действительно настолько сильное.       — Ты просто слишком остро реагируешь, потому что делаешь это каждый год.       — Я не делаю это каждый год, Стэн.       Я продолжаю поглаживать ее руку, а затем выезжаю на главную дорогу, направляясь к родителям. Мой папа и мистер Стивенс стоят на улице, готовые поприветствовать нас, как будто мы живем за сто миль отсюда. Они заталкивают Биби в дом, прежде чем взглянуть на все коробки с подарками и другие разные вещи, которые они собираются помочь мне занести в дом.       — Стэн, — тепло говорит мой отец, слегка обнимая меня. Я неловко обнимаю его в ответ, прежде чем отстраниться.       — Эм, привет, пап, — говорю я. — Ты уже начал пить? — спрашиваю я, и он хмурится, а мистер Стивенс смеется.       — Конечно, нет! Неужели я не могу обнять собственного сына в канун Рождества?       Я с подозрением поднимаю бровь.       — Шелли ведь здесь нет? Ты же не удивишь меня ею?       — Нет, конечно, нет, ты же знаешь, что она в Денвере со своим парнем, — отвечает он. — Но… как у тебя дела, сынок?       О, я понял. Я закатываю глаза и начинаю идти в дом с коробкой.       — Я в порядке. Мам! — восклицаю я, когда вхожу в дом, откладываю коробку в сторону и принимаю крепкие объятия матери.       — Стэн, как ты поживаешь?       — У меня все хорошо, — лживо отвечаю я ей. Я знаю, что она очень беспокоилась обо мне после аварии Кенни, и я не хочу давать ей повод волноваться больше, чем следовало бы.       — Правда, малыш? — мягко спрашивает она, пристально глядя на меня.       Я избегаю ее взгляда и киваю. Я слышу ее вздох, и она снова обнимает меня, прежде чем отстраниться, услышав протестующий голос отца.       — Понятно, значит, мама может обнимать тебя и спрашивать, как дела, а я не могу? Если я это сделаю, это будет подозрительно?       — Да, — говорим и мама, и я. Мы улыбаемся друг другу, и я прохожу мимо нее, чтобы поприветствовать миссис Стивенс, которая в это время обнимает Биби.       После того, как все подарки были разложены под елкой вместе с кучей других, которые уже были там, мы все расположились в гостиной.       — Итак, Стэн, где он? — моя мама ведет себя взволнованно, глядя на закрытую входную дверь.       — Где кто? — спрашиваю я в замешательстве.       — Кайл.       Внезапное осознание поражает меня, мои глаза расширяются, в то же время мой рот образует беззвучное «о», и я смотрю на Биби, которая бросает на меня обеспокоенный взгляд. Наши родители видят это, но выглядят немного растерянными. Мистер Стивенс первым улавливает суть.       — Вы не… забыли его, не так ли?       Я встаю, беру ключи и пальто и направляюсь к двери.       — Я сейчас вернусь, — бормочу я, и еще до того, как дверь открывается, мои родители и Биби разражаются смехом. Когда я закрываю дверь, я слышу, как Биби укоряет их.       — Это совсем не смешно! — говорит она.       На самом деле это было бы довольно смешно. Я бы смеялся, если бы это был любой другой человек, кроме Кайла. Но это Кайл, поэтому не так смешно. Когда я подъезжаю к нашей квартире, я вижу, что он сидит на нижней ступеньке, вокруг него куча завернутых подарков и маленькая сумка для ночевки. Он выглядит немного замерзшим, даже в перчатках, шарфе и куртке. Я не хочу думать о том, что он действительно сидел здесь и ждал… Я смотрю на часы, 45 минут. Бля, 45 минут? Почему он не позвонил или не зашел внутрь?       Я слегка посигналил, когда понял, что он меня не видит. Он смотрит вверх, собирая свои подарки, один выглядит немного крупноватым…       Я выпрыгиваю и открываю заднюю дверь, чтобы он положил подарки. Он ничего мне не говорит, даже не смотрит на меня. Когда мы возвращаемся в машину, я включаю отопление и наблюдаю, как он, кажется, немного согревается.       — Ты меня забыл, да? — спрашивает он наконец.       — …почему ты не позвонил? — говорю я после напряженной паузы.       — Я звонил, — отвечает он резко. — Я звонил и тебе, и Биби.       Когда я начинаю говорить: «Нет, не звонил», я достаю свой мобильный и вижу «3 пропущенных вызова». Мой телефон был на беззвучном режиме. Я уверен, что телефон Биби тоже, чтобы он не отвлекал нас, пока мы пытались вспомнить все, что нам нужно было привезти моим родителям. Это была дерьмовая помощь.       Я вздохнул.       — Прости.       Вдруг краем глаза я вижу, как Кайл вскидывает голову и смотрит на меня. В его глазах вспыхивает гнев и раздражение, это я вижу, но они быстро тают, когда он качает головой.       — Не бери в голову. Сегодня же канун Рождества, верно? Мы должны попытаться… действительно поладить. В духе праздников, верно? — он говорит с фальшивым энтузиазмом.       — Угу, — бормочу я ему в ответ. — Почему ты не сказал мне, когда Ханука?       Он опускается на свое место.       — Это была напряженная неделя для нас обоих. Что бы это изменило? Я все равно должен был все сделать, просто в этом году немного по-другому.       — А как насчет того, что все остальные знали про Хануку, кроме меня?       — Это не моя проблема, что все остальные обращают внимание на календарь, а ты нет.       Не обращая внимания на то, что я за рулем, я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Кайла. Его фальшивый энтузиазм уже исчез с лица.       Да, думаю, это не моя проблема, что я не взглянул на него. Это была напряженная неделя, и, учитывая то, что произошло, думаю, меня можно простить за то, что я не заметил, как она прошла. Но по какой-то причине меня все еще бесит, что даже Биби знала об этом. Биби, моя невеста, которая знает только даты Рождества, своего дня рождения, моего и своих родителей, знала, когда был еврейский праздник. Она сказала, что даже позвонила Кайлу, чтобы поздравить его с Ханукой.       — Моя мама будет рада тебя видеть, — резко говорю я, явно меняя тему разговора.       — Мне всегда нравилась твоя мама, — тихо отвечает Кайл, поворачивая голову, чтобы посмотреть в окно.       — Как и все, — продолжаю я через мгновение. — …и они все думают…       — Они все думают, что мы ладим как лучшие друзья, верно? — сухо спрашивает Кайл, глядя на меня.       — Да.       — Я могу притвориться, если ты можешь, — неубедительно заканчивает он.       Я не отвечаю, но киваю. Я уверен, что он это уловил.       Остановившись перед домом моих родителей, я помогаю Кайлу нести его подарки, а он берет еще несколько, плюс сумку для ночевки. Прежде чем я успеваю повернуть ручку входной двери, она распахивается, и там стоят моя мама, мой папа, мистер и миссис Стивенс.       — Кайл! — взволнованно говорят они все, и когда я прохожу мимо них, они набрасываются на Кайла с вопросами, объятиями и похлопываниями по спине и плечу. Как только я передал подарки Кайла Биби, я незаметно выхватываю оставшиеся у него из рук, пока его продолжают донимать мои родители и будущие теща с тестем.       — Они очень рады его видеть, — хихикает Биби, пока мы стоим в стороне и наблюдаем за представлением. Моя мама и миссис Стивенс уже суетятся вокруг внешности Кайла, а мой папа снимает с него куртку.       Я безразлично пожимаю плечами и хватаюсь за Биби, обхватывая ее руками и прижимаясь к ней сзади. Она прислоняется ко мне, пока мы продолжаем рассматривать сцену.       — Что ты ему подаришь? — пробормотала она мне. Мы не сказали друг другу, что подарим Кайлу, потому что этот вопрос еще не поднимался.       — Узнаешь.       — Думаешь, ему понравится?       — Кто знает. Что ты ему подаришь?       — Узнаешь, — насмешливо отвечает она, поворачиваясь и глядя на меня, а затем наклоняется и целует меня.       — Хватит об этом, дети, — зовет миссис Стивенс, и мы с Биби расходимся. — Пора выпить гоголь-моголь.       — Фу, — говорю я вслух, имитируя рвоту.       — И горячего яблочного сидра, — добавляет она, ухмыляясь.       — Намного лучше, — ухмыляюсь я в ответ. — Вообще-то, пока вы достаете кружки, я думаю, что отнесу все наши сумки наверх.       — Хорошо, милый, — рассеянно говорит мама. Она уже на полпути в кухню и тащит Биби за собой.       Удовлетворенно вздыхая, я опускаюсь вниз и беру свою сумку для ночевки, а также сумки Биби и Кайла. Прежде чем начать подниматься по лестнице, я внимательно смотрю на елку, теперь, когда все вокруг не загораживают мне обзор.       Это та же самая елка, что и каждый год. С более причудливыми украшениями, перемешанными с кусками мусора ручной работы, которые меня заставляли делать всю начальную школу. Одно на верхушке привлекает мое внимание, заставляя меня бросить пакеты и подойти к елке, чтобы рассмотреть ее поближе. Это маленькая рамка из картона красного и зеленого цвета. На самом деле она была сделана в 7 классе, почему она такая плохая, я никогда не узнаю. Но фотография внутри была моим ученическим билетом. Только она отличается, потому что на ней изображен Кенни. Он вскочил в последнюю секунду, как раз перед тем, как фотограф сделал снимок. Так что на моей школьной фотографии в том году был я, наполовину смеющийся, с частью лица Кенни, делающего глупое лицо. Это была определенно лучшая школьная фотография, которую я когда-либо делал. Я тихонько смеюсь, когда достаю ее, чтобы потрогать. Кенни получил за это два дня наказания, а я несправедливо получил один день. Учителя подумали, что мы это спланировали, и поскольку Кенни не видел никаких проблем в том, что я составил ему компанию в заключении, он не стал меня выручать, сообщив им, что это была его вина и что я не имел права голоса.       — Стэн? — я подпрыгиваю при звуке мягкого голоса Кайла и, услышав его, понимаю, что начал плакать.       Быстро вытирая глаза и вытирая влагу об джинсы, я наклоняюсь, чтобы поднять сумки.       — Что? — спрашиваю я его, направляясь к лестнице.       Кайл берет свою сумку из моих рук. Он смотрит на меня, а я смотрю в ответ, не решаясь спросить. В конце концов, он качает головой, ничего не говоря, и сопровождает меня наверх. Я включаю свет в коридоре и иду к своей старой спальне. Я бросаю свою сумку и сумку Биби внутрь, быстро закрываю ее и открываю ту, что напротив. Старая комната Шелли.       — Ты будешь в старой комнате Шелли, — говорю я Кайлу. — Мои мама и папа используют ее сейчас как комнату для гостей.       Кайл кивает и бросает свою сумку у изножья кровати, но оттуда не делает ни шагу. Я молча стою и смотрю на него.       — Ты правда хочешь снова в это ввязаться, Кайл? — мягко спрашиваю я.       Он колеблется:       — …это из-за того украшения ты расстроился?       Я усмехаюсь и направляюсь к его двери.       — Я думал, мы заключили молчаливое перемирие. Ты не пытаешься быть другом, а я оставляю тебя в покое.       — Я никогда не соглашался на что-то подобное, — мягко рычит он.       — Нет, соглашался, поэтому это и называется молчаливым перемирием. Я думал, ты понял условия, но поскольку, похоже, ты не понял, я просто скажу тебе. Ты не имеешь права спрашивать меня, как у меня дела, как я справляюсь, и прочее дерьмо, касающееся Кенни. Ты не будешь лезть не в свое дело, и в ответ я перестану срываться на тебе и относиться к тебе… — Как в вашей личной доске для дартса. — Как будто я тебя ненавижу, — заканчиваю я, когда слова мистера Занадачи эхом отдаются в моей голове.       — …Это украшение заставило тебя расстроиться? — Кайл повторяет через секунду, как будто он не слышал ничего из того, что я только что сказал.       Стиснув зубы, я бросаю на него взгляд и, крутанувшись на пятках, ухожу. Со странным чувством дежа вю я направляюсь в свою старую спальню, захлопываю дверь и запираю ее на ключ. Когда я слышу приближающиеся шаги Кайла, я напрягаюсь, но быстро сбрасываю дыхание, когда шаги продолжают идти мимо моей двери и спускаются по лестнице.       Кайл       — Что делает Стэн? — спрашивает Биби, когда я снова вхожу на кухню вместе с ней, Маршами и Стивенсами. Все они держат кружки с напитками по своему выбору, а миссис Марш протягивает мне чашку гоголь-моголя, которую я взял раньше, прежде чем пойти проведать Стэна.       Сначала я вошел на кухню вместе со всеми, даже после того, как Стэн объявил, что отнесет все сумки наверх. Только после того, как я сделал свой выбор праздничных напитков, я понял, что не хочу, чтобы Стэн забирал мою сумку наверх. Не иначе как потому, что я все еще был немного зол на него за то, что он забыл заехать за мной, и не хотел, чтобы он трогал мои вещи.       Быстро извинившись, я обернулся, чтобы последовать за ним, но обнаружил, что он не вышел из гостиной. Сумки все еще стояли на полу, а он смотрел на рождественскую елку. Сначала я подумал, что он просто любуется ее традиционной красотой, но когда он поднял руку и коснулся какого-то украшения. Одно, похожее на старый ученический билет, я понял, что он думает. Даже со своего места в другом конце комнаты я мог видеть, кто был на этой фотографии, и я видел, как опустились плечи Стэна. Он протянул руку к своему лицу, и хотя я не видел, что делает эта рука, я мог представить, и, не думая, я подошел к нему.       Ошибка с моей стороны, он чуть не убил меня за то, что я даже назвал его имя.       Как такая мелочь могла спровоцировать его? Признаюсь, из-за этих двух недель молчания я редко видел его, поэтому не знал, как он себя чувствует. В те редкие моменты, когда я его видел, он выглядел хорошо, и на какое-то время я даже забыл, что его что-то действительно беспокоит, кроме его неприязни ко мне, до этого момента.       Прошло около месяца с тех пор, как Кенни был рядом, но я думаю, что месяца недостаточно, чтобы рана перестала болеть.       — Он… он плохо себя чувствует, — в конце концов говорю я, поразмыслив. Это не совсем правда, но и не ложь.       — Правда? — миссис Марш и Биби одновременно обеспокоенно спрашивают.       — Биби, может быть, тебе стоит проверить его? — спрашивает миссис Марш больше для себя, чем для Биби.       — Знаете, я только что был с ним, и… — я удрученно вздыхаю. Они все любят его, они имеют право знать. — Стэн увидел украшение, на котором были изображены он и Кенни.       — Рэнди! — вдруг гневно воскликнула миссис Марш, поворачивая голову к мистеру Маршу. — Я думала, я говорила тебе не вешать ничего подобного!       — Но просто она такая смешная, это та, где Кенни прыгнул на фотографию к…       — Убери это, сейчас же, — мягко… опасно говорит миссис Марш. — Я не хочу, чтобы мой ребенок страдал в канун Рождества или в день Рождества.       — Шэрон, я правда не думаю…       — Убери это! — она громко кричит, приближаясь к мужу, который слегка отступает назад, прежде чем прочистить горло.       — Да, конечно, я не знаю, о чем я думал.       Как только мистер Марш уходит, гнев миссис Марш тает, а беспокойство, которое действительно всегда было на ее лице с той секунды, как я вошел в дверь, усиливается.       — О боже, почему в канун Рождества? — пробормотала она. — Идиот.       — Я пойду поговорю с ним, — мягко вмешивается Биби.       Она исчезает на целых пять минут, а затем возвращается, выглядя еще более расстроенной, чем миссис Марш.       — Он сказал, что с ним все в порядке, и что он не хочет портить праздник, поэтому пусть все идет без него, — шепчет она.       Словно огромная завеса опустилась над домом. Кружки с гоголь-моголем и яблочным сидром уже поставлены, и никто не смотрит друг на друга. Только бросают взгляды в сторону лестницы, надеясь, что Стэн спустится и будет выглядеть «в порядке».       — Ну, — говорит миссис Марш, нарушая тишину. — Я уверена, что он присоединится к нам, когда будет готов. Ужин почти готов, и я уже слышу, как на улице колядуют, а пока почему бы нам всем не собраться в гостиной и не поиграть в несколько игр?       Все послушно кивают, включая меня, хотя я не слышу ни малейшего звука пения ни с какой стороны.       Колядовщики, по сути, не появляются. Но мистер Марш достает старый проигрыватель и старый рождественский альбом, который разделен на три классических исполнителя: Бинг, Нат и Дин. Музыка разносится по дому, пока печется еда, ведутся разговоры и начинается простая игра. Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что мы все — счастливая семья, наслаждающаяся обществом друг друга, и над нами витает дух Рождества. Я бросаю еще один взгляд в сторону лестницы.       Да. Я киваю себе и встаю. К черту все это.       — Миссис Марш? — спрашиваю я, заглядывая на кухню.       — О, в чем дело, Кайл, у всех закончились напитки?       — Вообще-то, я просто хотел спросить, могу ли я захватить кружку яблочного сидра для Стэна? Я просто занесу ее ему.       Миссис Марш помешивала что-то в кастрюле, но на мой вопрос она подняла металлическую лопаточку над кастрюлей, чтобы изучить меня.       — Миссис Марш? — говорю я в замешательстве.       Она откладывает лопаточку и направляется к шкафам, тут же наливая в кружку яблочный сидр из половника. Когда она протягивает ее мне, у меня возникает странное ощущение, что мне вручают нечто большее, чем просто кружку яблочного сидра для передачи ее сыну. Когда я протягиваю руку, чтобы взять кружку, она встречает мой взгляд на пару секунд, прежде чем отпустить ее. Я нервно отхожу и незаметно пробираюсь обратно по лестнице в комнату Стэна. Постучав, я терпеливо жду, когда он заговорит, а когда он не заговорил, я стучу сильнее и дольше.       — Биби, — доносится усталый голос из-за закрытой двери. — Я сказал, что со мной все в порядке, пожалуйста, возвращайся вниз и веселись со всеми остальными.       — Это не Биби, — говорю я громко, чтобы убедиться, что он меня слышит.       Я слышу, как он делает паузу, и изнутри доносится легкий стук, прежде чем дверь открывается. Он выглядит не слишком плохо, немного угрюмо, но не похоже, что он плакал. Я протягиваю кружку.       — Яблочный сидр, — говорю я.       Он смотрит на кружку и тянется за ней. Я выхватываю ее из его рук, прежде чем он успевает взять ее.       — Если ты хочешь его, ты должен спуститься вниз и выпить его вместе со всеми.       — Я не хочу играть в игры, Кайл, — отвечает он и уже готов закрыть дверь, когда я протягиваю руку, чтобы остановить его. Он снова открывает дверь, и его лицо начинает понемногу ожесточаться. — Кайл, я сказал…       — Перестань быть ослом, — резко прерываю я его. — Сегодня канун Рождества, а ты всех беспокоишь. Спустись вниз, поужинай, поиграй в игры и сделай все, что все хотят. Потом ты можешь вернуться и запереться здесь. А завтра ты проснешься, откроешь подарки, будешь веселиться и благодарить за то, что большая часть твоей семьи все еще рядом, понял?       Он захлопывает дверь перед моим носом.       Я подавляю желание кричать или колотить в дверь; вместо этого я задерживаю дыхание и отсчитываю от десяти, медленно выпуская воздух. Я слегка сутулюсь, глядя на закрытый вход. Готовый признать свое поражение в этом деле, я поворачиваюсь и, как только делаю первый шаг вниз по лестнице, слышу, как открывается дверь Стэна.       Он надел толстовку и смотрит на меня. Я молча протягиваю кружку, и он проходит мимо меня, выхватывая ее у меня из рук, и спускается в гостиную. С верхней площадки лестницы никто не видит меня, и я не вижу их, но я слышу, как Стэна приветствуют его семья и Биби. Его голос звучит нормально, когда он отвечает им, и он даже смеется над чем-то, что я не услышал от миссис Стивенс.       Я опираюсь рукой на деревянные перила лестницы и слегка переставляю ноги. Улыбаясь про себя, я слегка помахиваю кулаком, прежде чем спуститься вниз, услышав, как миссис Марш зовет меня по имени.       Остаток вечера проходит без каких-либо происшествий. В то время как Стэн более или менее игнорирует меня, даже не удосуживаясь посмотреть в мою сторону, он все еще создает довольно хороший фасад для всех остальных. Я не думаю, что они действительно в это верят, но ради того, чтобы не было больше проблем, они пускают все на самотек.       Около десяти мы все решаем закончить вечер и расходимся по своим комнатам. Стивенсы даже ночуют с нами, хотя они живут всего в нескольких улицах отсюда. Думаю, это добавляет волнения, если все просыпаются в одном доме в рождественское утро. Умываясь в ванной, я пытаюсь отгородиться от бормотания Стэна и Биби. Честно говоря, я не очень хорошо их слышу, но если бы я попытался, то смог бы, а судя по тону их голосов, наверное, не захотел бы.       Погружаясь в одеяло, я решаю, что мой первый сочельник был довольно приятным. Я не очень люблю игры, но мне было весело играть со всеми. Ужин был хорошим, хотя и не самым лучшим из того, что я ел. Думаю, я избалован только стряпней Стэна, и беседа текла легко. Меня ни разу не упрекнули в том, что я уехал, и никто не упомянул об этом, что принесло мне мгновенное облегчение, когда я понял, что они не будут меня окликать.       Интересно, каким будет Рождество? Естественно, жиртреста не будет, но я еще никогда не сталкивался с тем, чтобы проснуться и пойти к елке, под которой лежат подарки. Я даже начинаю немного волноваться, что все подумают о подарках, которые я купил. Может быть, подарки Стэна и Биби слишком экстравагантны? Что, если Стэн подарит Биби то, что, по его мнению, ей понравится, а она будет только пялиться на платье? Что, если Маршам или Стивенсам не понравятся подарки, которые я им купил? Я знаю, что в них нет ничего особенного, но что, если они сделали для меня все возможное, а мои подарки окажутся неудачными?       Я бросаю взгляд на цифровые часы в комнате. Я лежу без сна уже более трех часов.       — Счастливого Рождества, — бормочу я про себя и перекидываю ноги на кровать.       Может быть, немного теплого молока поможет мне заснуть, или, что еще лучше, я видел, как мистер Марш ранее тайком пил пиво. Это, наверное, сработает лучше, и я уверен, что он не будет сомневаться в том, что пропала бутылка. Тогда ему придется признаться миссис Марш, что он пил в канун Рождества.       Накинув толстовку, я тихо открываю и закрываю дверь, а затем тихо спускаюсь по лестнице, слегка вздрагивая, когда наступаю на скрипучую доску.       Сейчас в доме практически кромешная тьма. Единственный свет — от тусклых звезд и полумесяца снаружи, и он почти не освещает мой путь.       Повернув за угол лестницы, я замираю, увидев, как что-то движется в темноте. Оно тоже издает какой-то звук… похоже на… Я задерживаю дыхание.       Стэн.       Я вижу только самые мелкие очертания его фигуры, но он лежит лицом вниз на одной из диванных подушек. Он делает слабый вздох, и я вижу, как его тело слегка содрогается. Одна его рука сжимает край диванного подлокотника, а другая, похоже, обхватывает тело. Когда он издает легкий придушенный звук, мое лицо мрачнеет. Я не должен быть здесь, я должен вернуться наверх. Очевидно, он вышел из своей комнаты, чтобы побыть одному. Он, наверное, спустился бы в гостевую, но Стивенсы там.       Но я не могу вернуться наверх. Он обязательно услышит меня, если я это сделаю, и что тогда? Он издает еще несколько тихих звуков, подавляемых рыданий. Может быть, он плачет во сне… как он делал это раньше. Когда он заснет, тогда я вернусь наверх.       Я медленно опускаюсь и сажусь на нижнюю ступеньку, стараясь вести себя как можно тише, чтобы не насторожить Стэна. Мне кажется, что я не должен это слышать, я не хочу быть здесь и слушать его, потому что он не засыпает. Если на то пошло, он становится немного громче и плачет немного сильнее, и это… пугает меня, очень сильно. Он пугает меня до смерти, потому что не может остановиться. Остановится ли он, способен ли он остановиться?       И я чувствую себя самым большим дерьмом, потому что единственное, что я могу сделать, это сидеть здесь в темноте и неловко смотреть на него. Это угнетает меня, и мне грустно не только от того, что Стэну больно, мне грустно от того, что у него есть кто-то, кто может его так сломать, у меня нет таких друзей в Стэнфорде. Я хотел бы горевать так же, как он о Кенни, то есть я знаю, что это должно быть ужасно больно. Но я не чувствую такой печали, как он, а я почти хочу. Я хочу почувствовать, насколько близки мы с Кенни могли бы быть, если бы я оставался на связи, и тогда, возможно, мы со Стэном могли бы горевать вместе, а не сидеть здесь в неудобном положении.       Он все еще лежит лицом вниз на диване, подтянув колени, одной рукой держась за живот, а другой сжимая подлокотник дивана. Я знаю, что сказал Кенни, что позабочусь о нем, но… что я могу сделать, что я могу сказать? Пока что ничего не помогает; он продолжает игнорировать мою помощь и отталкивать меня. Я вздыхаю и начинаю медленно отступать, наверное, будет лучше, если он просто выложит все. Мне нужно выбраться отсюда.       Забыв о своей решимости оставаться на месте, пока он не заснет, я начинаю подниматься обратно по лестнице, естественно, я наступаю на скрипучую половицу, и Стэн вскакивает в темноте. Я почти могу разглядеть его лицо. Он дико озирается по сторонам в поисках причины шума, и я жалобно вздыхаю, когда его лицо наконец находит меня. Мои глаза привыкли к темноте, но я пытаюсь сделать вид, что не замечаю красного лица и опухших влажных глаз. Боже, он выглядит ужасно. Он отводит глаза и откидывается на спинку дивана.       — Что ты хочешь, Кайл? — мягко спрашивает он, его голос слегка дрожит.       Он просто догадался, что это я, или он видит меня почти так же хорошо, как я вижу его?       — Я, — начинаю я и тут же останавливаюсь. Сжав руки в кулаки, я набираюсь смелости, которая, как я знаю, у меня есть. Когда я подписал соглашение, я обещал Кенни позаботиться о нем, и я должен это сделать. — Я… спустился, чтобы взять что-нибудь, что поможет мне заснуть, но потом я увидел тебя… и услышал тебя… Я просто хотел узнать, в порядке ли ты.       Интересно, рассмеется ли он над моим абсурдным вопросом? Любой, кто хоть одним глазом видел, что он не в порядке, но Стэн, как обычно, принимает это близко к сердцу и огрызается на меня, как обычно.       Он фыркает и устало трет глаза, а затем проводит рукой по своим взъерошенным волосам.       — Я что, блядь, нормально выгляжу? Мне не нужна твоя жалость, Кайл, иди обратно в свою комнату.       — Я не жалею тебя! — я вздрогнул от звука своего голоса и успокоил себя. — Я просто пришел, чтобы…       — Посмотреть, все ли в порядке, я понял. Можешь уходить.       — Ладно, ты неблагодарный уебок; я только пытался помочь! — я поворачиваюсь на пятках и направляюсь к двери.       — Никто тебя об этом не просил! — это заставляет меня замереть на полпути назад по лестнице. Потому что Стэн, конечно, ошибается, кто-то попросил меня об этом, тот самый человек, по которому он плачет.       Я делаю глубокий вдох; я должен быть большим человеком. Я просто должен повторять себе, что причина, по которой Стэн ведет себя как дерьмовый мудак, в том, что он оплакивает потерю Кенни.       Я повторяю это про себя несколько раз, прежде чем обернуться и увидеть, что он уже рухнул обратно на диван, спиной ко мне. Теперь он намного тише, возможно, потому что я сказал ему, что слышал его, но его тело все еще дрожит.       — Стэн… — тихо начинаю я, и он снова поднимает на меня глаза. Его лицо все такое же, но теперь он выглядит немного рассерженным.       — Ты что, не слышал меня? Я сказал тебе уходить! Уходи и оставь меня в покое!       Не обращая на него внимания, я осторожно сажусь на край дивана, наблюдая, как он смотрит на меня своими влажными голубыми глазами.       — Кайл, клянусь Богом, если ты не оставишь меня в покое, я… — он остановился на полуслове, вероятно, от шока.       Я наклонился и с силой схватил его, притянув к себе так крепко, как только смог. Наполовину для того, чтобы убедиться, что он не сможет вырваться, а наполовину потому, что я знаю, что ему это действительно нужно. Когда его первоначальный шок проходит, он пытается вырваться, почти бьется об меня, ругается не хуже любого ирландца, но я держу его крепко. Я не отпущу его.       Кажется, что прошла целая вечность, но в конце концов он, похоже, устал. Помогает то, что его плач, наверное, немного вымотал его заранее. Он все еще напряжен, и просто сидит здесь, как картофельный мешок, не прикасаясь ко мне. Его руки прижаты к бокам, он сердито вдыхает воздух, и я чувствую, как горячо его лицо.       — Боже, дыши нормально, Стэн, — бормочу я ему, чувствуя, что он слишком часто дышит.       Кажется, что при звуке моего голоса он напрягается еще больше. Если он будет продолжать в том же духе, то он точно потеряет сознание, и я почти приветствую это, потому что мои руки начинают уставать. Когда я уже собираюсь сдаться, я слышу, что его дыхание меняется. Оно не становится спокойнее, но переходит от бешеного гнева к напряженному иканию, и я понимаю, что его гнев угасает и сменяется преобладающей болью. Его дыхание становится неконтролируемым и странным, непоследовательным, и я почти замираю от удивления, когда чувствую, как его руки медленно начинают обнимать меня за плечи. А потом, как будто он всегда хотел, чтобы я был рядом, он притягивает меня к себе еще крепче и начинает всхлипывать у меня на шее, прижимаясь ко мне так крепко, что мне становится интересно, понимает ли он, кто я такой.       — Это будет мое первое Рождество без него, — процедил он.       Я прикусываю губу и медленно провожу руками вверх и вниз по его спине, пытаясь успокоить его как можно лучше. Я сам удивляюсь, когда слышу успокаивающие звуки, образующиеся в моем горле.       Я едва знаю, как долго он остается в таком состоянии: он крепко прижимает меня к себе, а я яростно сдерживаю его, пытаясь донести до него безмолвное послание, что я его не оставлю.       В конце концов он выбивается из сил, и плач прекращается. Я отстраняюсь от него настолько, что могу видеть его лицо, и с ужасом понимаю, что он заснул на мне.       — Блядь, — шепчу я.       Может, ему и удобно на мне, но мое тело болит от желания встать или лечь, а это не так-то просто на диване. У меня возникает мысль просто разбудить Стэна, но я не буду этого делать. Я не думаю, что у него была нормальная ночь отдыха после смерти Кенни, и он выглядит довольно выбитым из колеи.       Скривившись от тугой боли, я медленно поправляю свое тело так, чтобы сидеть прямо, а Стэн лежал на мне, а не был полулежа. Посмотрев на свое положение, я решаю, что могу выбраться отсюда. Медленно и осторожно я начинаю отрывать руки Стэна от моего плеча, где они уже не цепляются за меня, но все еще лежат.       Плохой ход. Он шевелится, но во мне мелькает надежда, что он может отодвинуться и рухнуть на другую сторону дивана. Он опускает руки с моих плеч, но вместо того, чтобы упасть на другую сторону дивана, он толкается ближе к моей груди, заставляя меня задыхаться, когда я падаю спиной назад на диванную спинку, а верхняя часть тела Стэна падает на меня. Он даже не шелохнулся при этом.       Что ж, я получил свое желание, — угрюмо думаю я про себя. Теперь я лежу, и… все не так уж плохо. Тепло тела Стэна довольно теплое и успокаивающее по сравнению с одеялом. В Южном Парке всегда зима, и поскольку я ни за что на свете не смогу сдвинуть Стэна с себя, чтобы он не проснулся, тепло тела — лучшее, что можно придумать.       Незаметно для себя моя рука снова начинает растирать спину Стэна и добирается до его волос. Я молча наблюдаю, как его черные локоны проникают сквозь мои загорелые пальцы. У него действительно хорошие волосы; он не моет их кучей средств для волос, как большинство моих знакомых. Думаю, самое продвинутое средство, которое он использует, — это что-то вроде «le shower watér».       Я вздыхаю, отводя руку в сторону, так как мои глаза начинают тяжелеть. Мне действительно стоит попытаться сдвинуться с места, тем более что мы находимся в гостиной дома его родителей, но мне так удобно, и Стэну так удобно, что я легко засыпаю.       Что-то будит меня через несколько часов, и я не удивляюсь, когда вижу, что Стэн ушел. Я удивляюсь тому, что больше не лежу полулежа на диване, упираясь ногами в пол, а верхней частью тела опираюсь на подлокотник дивана. Меня явно переместили. Теперь на мне лежит тяжелое одеяло. Сидя, я смотрю на часы, они показывают 6:37 утра. Устало потирая глаза, я встаю и потягиваюсь, морщась от ломоты в спине и руках. Стэн, наверное, вернулся в свою спальню.       Поднимаясь обратно по лестнице, я нерешительно смотрю на комнату, которую они с Биби делят, и при мысли о нем ко мне возвращаются слезы. Надеюсь, Стэн не слишком разозлился, что я проигнорировал его замечания оставить его в покое.       Я открываю дверь их спальни еще до того, как осознаю это. Стэн лежит на стороне, ближайшей к двери, и я спокойно смотрю на него. Он снова заснул, прижавшись спиной к груди Биби. Я прикусываю губу от этого зрелища и медленно закрываю дверь, чтобы не разбудить никого из них. Я снова тру глаза, которые почему-то немного жжет, и возвращаюсь в свою временную спальню. У меня есть еще несколько часов отдыха, прежде чем все остальные проснутся, и у меня будет мое первое настоящее Рождество.       Стэн       — Как думаешь, что я подарю тебе на Рождество в этом году? — уныло спрашиваю я Кенни.       — Наверное, что-нибудь глупое, — отвечает он, улыбаясь мне.       Я хмурюсь.       — Да, это довольно глупо, но знаешь, что еще глупее?       — Что?       Я раздраженно смотрю на него и складываю руки.       — Сегодня канун Рождества.       — Вообще-то, — он смотрит на часы. — Сейчас Рождество.       — Ты прав. Сегодня Рождество… а ты в тюрьме… снова.       — Я знаю, что за люди вызывают полицию на кого-то на Рождество?       — Кенни, — прорычал я немного раздраженно. — Биби сказала, что я должен был оставить тебя здесь.       Улыбка Кенни спадает, но он ничего не говорит.       — Я заложил твой рождественский подарок, чтобы получить деньги под залог.       — Нет, не заложил, — отвечает он с новой забавной улыбкой на губах.       Я прекращаю притворство; я просто не могу злиться на этого засранца.       — Ладно, я не заложил твой рождественский подарок.       — Ты заложил подарок Биби?       — Нет, придурок, а теперь вставай и пошли. Нам нужно пробраться ко мне домой, чтобы Биби не подумала, что я уехал за тобой.       Кенни встает и обходит полицейского, кивая ему.       — А она не поймет, что ты меня забрал, когда проснется и увидит меня у тебя дома?       — Мы просто скажем, что тебя освободили раньше времени.       Мы с Кенни выходим на холодный ночной воздух, направляясь к моему дому и оставляя позади полицейский участок.       — Что ты вообще сделал, ты не сказал? — спрашиваю я его.       — Хм, — он на секунду отводит взгляд, прежде чем снова встретиться с моими глазами. Кенни улыбается. — Мне стало скучно ждать, пока ты заберешь меня, и я поехал кататься… на чужой машине.       — Это мелочно с твоей стороны.       — Да, но это весело. Я не собирался ничего делать с машиной и собирался вернуть ее обратно. Знаешь, это реально вина владельца, что он оставил машину за 80 000 долларов припаркованной на моей улице. Он должен благодарить меня. Думаю, если бы я не взял ее, это сделал бы кто-то другой, и он не был бы так добр.       — Ты такой святой, — хмуро говорю я, но тут же бью его по руке.       — Эй, что мы будем делать на Новый год? — неожиданно спрашивает он, меняя тему.       Я странно смотрю на него.       — Почему бы нам просто не сделать то, что мы делаем каждый год?       — Напьемся до смешного на вечеринке Крейга?       Я киваю, и он улыбается, засовывая руки в карманы.       — Звучит как план. Крейг все равно должен мне пятьдесят баксов.       — Крейг должен тебе деньги, да еще и пятьдесят долларов?       — Да.       — За что?       — Мы поспорили.       — И на что? — спрашиваю я с любопытством.       Он задумчиво смотрит на меня, затем поднимается и похлопывает меня по плечу.       — Ты хороший друг Стэн, ты никогда меня не подводишь.       Я растерянно поднимаю брови, ожидая, что он расскажет об этом подробнее или, по крайней мере, объяснит обстоятельства спора, но он так и не делает этого, и мы продолжаем идти к моему дому в тишине. Я не уверен, забыл ли он, что я спросил, или не забыл, но не собирается рассказывать. Я склоняюсь к последнему варианту.       Слегка потираясь о тело, лежащее подо мной, я улыбаюсь, уткнувшись лицом в грудь. Я не спал так хорошо с тех пор, как умер Кенни. Больно думать о нем, но то, как меня утешали… как будто сам Кенни утешал меня, только лучше.       — Ммм… — пробормотал я про себя, мои глаза все еще закрыты. — Би, с каких это пор твоя грудь стала такой красивой? — говорю я, все еще полусонный, и после этих слов мой мозг решает догнать меня.       Я почти кричу и вскакиваю, но Кайл все еще крепко спит подо мной и выглядит побитым.       Бля. Я медленно поднимаюсь с Кайла и очень осторожно встаю с дивана, стараясь не слететь с него. Когда, блядь, это произошло? Когда я уснул на Кайле?       Я провожу рукой по волосам, заставляя свой мозг проснуться больше, чем он хочет сейчас.       О… о.       Когда я смотрю на Кайла, на мою грудь словно наваливается огромный груз. У меня был ебаный срыв, и Кайл насильно обнял меня, и я реально принял это. Должно быть, я заснул, пытаясь отбиться от него. Вот почему он так выглядит…       Бля! Как неловко! Не только то, что он видел, как я плачу, но и то, что я ревел, как двухлетний ребенок! Я стиснул зубы. Потом мне пришлось засыпать на нем…       Я решаю, что сейчас я очень бодрствую и что я мог бы пойти и сделать что-нибудь продуктивное. Может быть, я начну разделывать лосося на завтрак. Включив маленькую лампу, которая не должна его разбудить, я стараюсь не думать о прошлой ночи и начинаю направляться на кухню, когда слышу, как Кайл ворочается во сне. Я смотрю, как он вздыхает и сворачивается в клубок.       Глядя на него, я закусываю губу, решая, что делать. Решительно кивнув сам себе, я возвращаюсь к кровати и не спеша, как можно медленнее, накидываю плед на тело Кайла, после того как поднимаю его ноги. Как только тепло накрывает его, его спящее тело разворачивается и возвращается в более естественное и спокойное положение. Я задумчиво смотрю на него какое-то время, пока он спит. В том, как он спит, есть что-то манящее и в то же время жуткое. Это потому, что он выглядит так, будто еле дышит, а в некоторых случаях — будто вообще не дышит. Биби делает огромные глотки воздуха, когда спит. Кайл выглядит умиротворенным и довольным. Наблюдая за ним, я начинаю замечать, что его ресницы — светло-рыжие, и, мягко ложась на его загорелое лицо, они еще больше выделяются.       Он действительно изменился; я не помню, чтобы он когда-либо выглядел так привлекательно. Я расширяю глаза, неужели я только что подумал — неужели я… еще слишком рано. Я должен лечь спать… я вернусь в свою постель с Биби.       Шатаясь, я возвращаюсь к лестнице, выключаю лампу и зеваю, прежде чем повернуться лицом к спящему Кайлу.       Я смотрю по сторонам, прежде чем позволить себе полностью принять его.       — Спасибо, — шепчу я и направляюсь наверх в свою спальню. Забравшись под одеяло, я отворачиваюсь от Биби и направляюсь к двери.       Когда я просыпаюсь через несколько часов, еще довольно раннее утро, но мне нужно успеть приготовить завтрак до того, как все встанут. Я выползаю из-под одеяла, слегка паникуя, когда понимаю, что нахожусь не в своей постели и не в своей комнате. Потом все вспоминается: мой срыв, комфорт Кайла и тот факт, что я сплю в своей старой спальне, когда я был ребенком.       Боже, я потираю лицо руками. Как я должен встретиться с ним сегодня? Несмотря на то, что я только что решил встать и двигаться, я снова ложусь на кровать и смотрю на свой потолок.       Как я мог допустить, чтобы это произошло? Я должен был вести себя тише, должен был попытаться оттолкнуть Кайла, когда он не отпускал меня. Я не должен был таять в его объятиях и плакать сильнее. Но это было трудно; меня никогда раньше так не обнимали. Он был так решительно настроен не отпускать меня, и сначала это меня немного разозлило, но мой гнев длился недолго.       Потому что я почувствовал такое облегчение.       Он был таким успокаивающим, таким теплым и таким нежным со мной, какой не может быть Биби. Не имеет смысла, чтобы он был так нежен со мной. Я был такой сволочью по отношению к нему все это время, отталкивая его всякий раз, когда он хотел поговорить со мной о Кенни, всякий раз, когда он предлагал мне утешение, а я делал все возможное, чтобы игнорировать его. Все свои ужины я проводил с Биби, даже зная, что мог бы легко пригласить его к себе, чтобы ему не пришлось ужинать в одиночестве.       Я более или менее оставил его искать компанию для себя, и все равно, все равно он так держался за меня.       Наверное, лучше всего было бы сделать вид, что ничего не произошло. Я не могу говорить об этом с ним, это пиздец как стыдно. Я замираю, когда чувствую движения Биби во сне, почти мгновенно расслабляюсь и ругаю себя. Я встаю и спускаюсь по лестнице, чтобы приготовить завтрак.       Обычно на рождественский завтрак я готовлю большую американскую традиционную еду: блины, яйца, бекон и тому подобное. Однако недавно я наконец-то освоил копченого лосося, которого мне пришлось коптить в ресторане Занадачи, поскольку у меня нет коптильни, и я хочу попробовать его. Сверху рогалики и сливочный сыр, думаю, всем понравится.       Я почти проскакиваю милю, когда вижу Кайла, сидящего на диване, свернувшись калачиком в том же пледе, который я накинул на него прошлой ночью. Он смотрит какой-то рождественский выпуск новостей и смотрит на меня, наверное, услышав, как я подпрыгнул от испуга.       — Счастливого Рождества, — говорит он прямо.       Остановив себя от того, чтобы подозрительно сузить глаза, я киваю и бормочу это ему в ответ, прежде чем пройти мимо и направиться на кухню. Взяв лосося из холодильника, куда я положил его вчера, когда мы приехали, я начинаю доставать рогалики и сливочный сыр. Остальные в доме должны быть на ногах относительно скоро, и первым делом мы завтракаем и садимся вокруг елки. Едим и открываем подарки одновременно, мы не любим тратить секунды на то, чтобы сначала сделать одно или другое.       — Что мы будем есть?       Я роняю рогалик при звуке голоса Кайла. Нахмурившись, прежде чем поднять его и выбросить в мусор, я отвечаю.       — Копченый лосось с рогаликами со сливочным сыром, — я поднимаю бровь, наблюдая, как он морщит нос. — Ты пробовал такое? — спрашиваю я резко.       — Нет.       — Тебе понравится.       — Рыба и сливочный сыр?       — Это вкусно.       — Я поверю тебе на слово.       Кивнув в знак благодарности, я продолжаю резать рыбу на небольшие кусочки.       Кайл не уходит, он продолжает прожигать дыру в моей спине.       — Да? — жестко спрашиваю я. Ради всего святого, не вспоминай о прошлой ночи, — мысленно повторяю я.       — Тебе нужна помощь? — спрашивает он.       — Нет.       — Хорошо, — без лишних слов Кайл возвращается в гостиную, а я наблюдаю из кухни, как он снова садится на диван, укутывается в плед и смотрит на телевизор.       Как раз когда я заканчиваю завтрак, я слышу топот ног и понимаю, что все остальные наконец-то встали. Когда они достигают нижней ступеньки лестницы, раздается хор поздравлений с Рождеством, смех, и Кайл весело говорит им в ответ.       — Счастливого Рождества, милый! — говорит Биби, забегая на кухню, обнимая меня и чмокая в щеку.       — Счастливого Рождества, Би, — отвечаю я, слегка улыбаясь.       Я получаю такое же приветствие еще четыре раза, и мой папа первым комментирует запах рыбы, а не запах бекона.       — Я знаю, я хотел попробовать что-то другое, — я показываю на рогалики, которые я положил на сливочный сыр и тихоокеанского северо-западного лосося. — Попробуй, у меня ушло больше двенадцати часов на копчение лосося, так что вам всем должно понравиться, — добавляю я сурово, но не могу сдержать улыбку. Я смотрю, как каждый из них осторожно откусывает по кусочку, и на моем лице появляется улыбка триумфа, когда их лица расплываются в улыбках.       — Ммм, Стэн, ты каждый год что-то делаешь вкусное, — одобрительно говорит моя мама.       Улыбаясь ей в ответ, я беру свой рогалик и откусываю от него. Неплохо, на мой взгляд. Уголком глаза я наблюдаю, как Кайл надкусывает свой. Его лицо, как и у всех остальных, загорается от первого вкуса, и его следующий укус от рогалика намного больше, чем первые несколько.       — Я знал, что тебе понравится, — бормочу я про себя.       — Хм? — спрашивает меня Биби.       — Ничего, давайте открывать подарки! — говорю я, и все соглашаются, направляясь в гостиную.       — Итак, Кайл, что мы делаем: садимся вокруг елки, на пол, на стул, как тебе удобнее, и Рэнди раздает подарки. Потом мы открываем их одновременно, — объясняет мама Кайлу, который, похоже, внимательно слушает.       Мой папа начинает раздавать подарки, и я с любопытством наблюдаю, как большой подарок, который я видела у Кайла раньше, вручают Биби. Что же он ей подарил? Я беру у него подарок поменьше и смотрю, как он принимает подарок, который я купил ему. Несмотря на то, что я купил ему подарок, я удивлен, что он купил и мне, учитывая то, как я себя вел. Когда все подарки были розданы, все начинают их открывать. Звучат несколько удивленных возгласов, больше смеха и хихиканья, чем чего-либо еще. Когда я потянулся за подарком Кайла, меня остановила мама.       — О, подождите! — говорит она, вставая. — Я хотела сфотографировать, как Стэн и Кайл открывают свои подарки друг от друга! Давайте я принесу камеру.       Вздыхая от удовольствия, мы все ждем, пока мама вернется. Когда она возвращается, она разрешает нам открыть наши подарки. Осторожно разворачивая его, я чувствую себя странно, что все перестали открывать свои подарки, чтобы посмотреть на нас. Даже Биби еще не открыла свой подарок от Кайла. Я смотрю, как только снимаю бумагу и достаю предмет из маленькой коробки. Раздается тихий щелчок и вспышка фотоаппарата.       Когда я поднимаю взгляд на Кайла, то вижу, что он уже смотрит на меня, ожидая, пока я открою свой подарок, прежде чем он откроет свой.       — Что думаешь? — весело спрашивает он.       Я беру солнцезащитные очки и смотрю в окно на сильный снежный день.       — Они дизайнерские! Новые Дольче Габбана, мне пришлось попросить друга достать их, и даже в это время года шансы найти такие очки практически невозможны. У них ультрафиолетовые линзы, которые темнеют при ярком свете! Я не был уверен, что тебе понравятся голубые линзы, но ты носишь много голубого.       — …точно. Спасибо.       Кайл хмурится.       — Открой свой, — говорю я ему.       Он кивает и смотрит на упаковку, прежде чем вскрыть ее.       — …что это? — наконец спрашивает он.       — Что это? На что это похоже, на новые снежные ботинки. Я проверил твой гардероб, и ни одни из твоих ботинок не предназначены для снега. Хорошая идея, да?       — …да. Спасибо, — говорит он мне. Мне кажется, я также слышу, как он бормочет, что они не очень модные, но я не совсем уверен. Он рассматривает их, вертит в руках и даже проводит рукой по серой резине.       — О, эм, отличные подарки, мальчики! — говорит моя мама, прерывая неловкость.       — Правда, Биби, почему бы тебе не открыть один из своих подарков, — обращается миссис Стивенс к своей дочери.       Биби кивает и берет большой подарок, который ей подарил Кайл. Раскрывая его, я вздрагиваю, как и большинство других, когда она издает высокочастотный визг.       — Платье и подходящие туфли! — смеясь от радости, Биби перепрыгивает через меня и обнимает Кайла, даже несколько раз целует его в лоб.       — Биби, я здесь, — тихо прорычал я.       Кажется, она меня не слышит, но, по крайней мере, у Кайла хватает порядочности выглядеть совершенно смущенным из-за этой ситуации.       — Это ничего, Биби, правда, — бормочет он.       — Ничего? Ничего! — визжит она. — Кайл, у меня единственное платье bcbe, наверное, во всем штате! АХ! Я должна позвонить Хайди! — она спрыгивает с Кайла и направляется к телефону на кухне.       Мои родители и Стивенсы смеются, когда все они берут платье и рассматривают его.       — Красивое платье, — говорит миссис Стивенс, перебирая пальцами кружево. — Подожди, это шелк?       — Да, — отвечает Кайл, цвет его лица возвращается к нормальному, когда он подходит ближе к миссис Стивенс и платью. — Здесь даже туфли с шелковыми вставками.       — Не очень практично, да? — спросила моя мама, заинтересовавшись. — Шелк в туфлях?       — Ну, нет, но это платье — это не практичность, это выход за обычно ограниченные рамки в определенной моде. Это замечательная вещь, я счастлив, что оно нравится Биби. Еще больше я рад, что она знает, что это такое, и понимает его ценность, — говоря это, он украдкой взглянул на меня, а затем повернулся к моей матери и миссис Стивенс, которые продолжали задавать вопросы о нем.       Мой взгляд снова падает на подарок, который он мне подарил. Солнцезащитные очки. Они красивые, я полагаю, и, судя по тому, как Кайл говорил о них, я догадываюсь, что это важные солнцезащитные очки для индустрии моды. Я бросаю взгляд на уже забытые снежные ботинки, которые я подарил Кайлу. Тогда это казалось хорошей идеей, они ему действительно нужны. Они ему действительно нужны, я думал, он будет благодарен, я бы не отказался от новых ботинок.       Может, в этом и проблема. Я не против новых ботинок, а Кайл не против новых дизайнерских солнцезащитных очков. Неважно, что происходит между нами, все остается неизменным. Мы не знаем друг друга. Мы больше не незнакомцы, и то, что Кайл сделал для меня прошлой ночью… это не то, что я бы позволил сделать кому-либо. Но… в то же время… солнцезащитные очки?