Лиса в бамбуковой роще

Шаг. Шаг. Шаг и разворот. Движение — танец с мечом наперевес. Танец, в котором Шэнь Цзю не ведет. Шаг. Шаг. Еще один — взмах деревянного клинка прямо перед лицом. Сердце колотится под горлом. А потом замирает на бесконечно долгое мгновение. Шаг. Стук. И перед глазами — высокий потолок. … Шэнь Цзю кривится, силясь успокоить дыхание. Его тело воет от напряжения, как от унижения воет гордость. …он даже задеть этого придурка не смог! Лю Цингэ утирает рукавом подбородок — и его чуть блестящая от пота кожа — единственное свидетельство того, что мгновение назад они еще сходились в поединке. Руку он не подает — пусть Шэнь Цзю и не принял бы — и морщит лицо в недовольном выражении. — Грязные приемы тебе не помогут, — произносит, наблюдая, как Шэнь Цзю поднимается с пола. Тот в ответ кривит губы в прикрытом презрении. — Так уж? С тем, кто очевидно превосходит меня в силе и опыте, хитрость — единственный верный шанс. Что вообще может понимать этот выхоленный дурак? Тот, над кем с рождения тряслись учителя и родители, разумеется, будет свысока глядеть на тех, чья нравственность запятнана обстоятельствами. — Воин должен иметь честь и достоинство, — декламирует Лю Цингэ с лицом человека, искренне верящего в свою правоту, — иначе он ничем не отличается от разбойника. — Долго ли живут те, кто обладает слишком выдающимся достоинством? Имеющееся в избытке трудно сохранить. Лю Цингэ, сложив на груди руки, только головой качает. — Это не повод целиться мне в глаза. Шэнь Цзю ухмыляется. По крайней мере, он заставил этого несравненного мастера вспотеть — с одним лишь опытом, выращенным грязью улиц да сомнительной милостью Цю Цзяньло. — Господин Лю — умелый воин, — отзывается юноша чуть насмешливо. — Ему совершенно не о чем переживать. Лю Цингэ хмыкает и кивает серьезно на столь откровенный сарказм, и Шэнь Цзю тут же теряет всякое желание над ним посмеяться. Право, до чего простодушный человек — что и на уме, то и на языке. — Я увидел достаточно, — произнес, в конце концов, Лю Цингэ. — По крайней мере, держать меч ты в состоянии — для начала хватит. Ах, так это в самом деле была проверка. И юный господин Лю даже потрудился сам ее провести. Было ли это частым событием или особенным отношением, Шэнь Цзю, правда, не знал. Да и думать о том сейчас не хотелось — слишком много сил уходило на то, чтобы контролировать собственный язык. Когда то необходимо, Шэнь Цзю умел хранить молчание. Сейчас момент был именно такой. Впрочем, намолчал он уже вполне приемлемо. Иным образом слова Лю Цингэ можно было расценить как радушное позволение остаться. Чудно. Путь проложен. Осталось пройти. Шэнь Цзю со странной смесью противоречивых эмоций покинул учебную залу. Холодный воздух без промедления объял его разгоряченное тело, не желая оставлять, навязчиво проникая под грубую ткань тренировочной формы. Юноша поежился, коснулся переносицы и на мгновение прикрыл глаза. Что теперь? Возвращаться обратно не слишком хотелось. Где-то там его наверняка поджидала лисица, принявшая за цель окончательно разворошить хрупкое душевное спокойствие, с таким трудом возводимое Шэнь Цзю последние три дня. Раздражение мгновенно поднялось в груди. Юноша тряхнул головой, пытаясь насилу выгнать из сознания навязчивые мысли, но те, точно клещ, впились намертво — никак не выдрать. Он сам себе казался помешанным. Иной раз закрадывалась мысль, что Шэнь Юань его своими чарами демоническими околдовал — да только в этом случае Шэнь Цзю не страдал бы бесполезными переживаниями и рухнул бы послушно прямиком в открытую пасть. С радостью даже, может быть. Но радости не было, как и желания идти на поводу у чувств. Чувств, наличие которых отрицать было уже бесполезно. Шэнь Цзю не мог лишь понять, когда, как вообще умудрился!.. В мужчину. В демона. В бесстыдного идиота с неясным намерением и помелом замест языка! Влюбиться. Слово это ложилось на язык чем-то чужим, незнакомым. Чем-то, что, казалось, совершенно чуждо Шэнь Цзю. Это ведь смешно. Он — и любовь? Он — и нежная привязанность? Он — и желание? Даже представить тяжело. Шэнь Цзю не мог отделаться от мысли, что ему просто… не подходит любить. Не подходит быть любимым. Пускай последнего он и алкал, хотя и боялся. В конце концов, Шэнь Цзю был живым человеком — и стремление к теплу, что душевному, что физическому, являлось для него естественным. Но было ли правильным искать это самое тепло в объятиях демона? Не столь важно даже, что они оба были мужчинами. Шэнь Цзю мог бы и дальше порицать, плеваться, но все его внутренние пререкания рушились перед лицом очевидных фактов: в тот вечер Шэнь Юаня он поцеловал сам и по собственной воле. И отчаянно желая ощутить хотя бы каплю отвращения, вновь потерпел поражение. Противно не было. Было страшно, волнительно… горячо. И Шэнь Цзю прекрасно понимал, что это значило. Прекрасно понимал он и то, что ни за что не испытал бы подобного порыва к другому знакомому мужчине. Или женщине. Отторжение, что поднималось внутри от одной лишь подобной мысли, за себя говорило само. Он мог бы и дальше отворачиваться, притворяться слепым, но, в конце концов, в яму шагнул самовольно — и закономерно провалился. Шэнь Цзю чувствовал, что его каким-то образом обдурили. Он короткой тропой возвращается к длинному флигелю, расположенному неподалеку от учебных залов и тренировочных плацев. «Зал сотни битв» наглядно оказался комплексом из более чем шести дворов, того же количества залов, соединенных между собой большим числом переходов и крытых галерей. Ни в какое сравнение с поместьем Цю, сколь бы кичливыми они не пытались казаться… Каким состоятельным должен быть клан Лю, чтобы в свое не самое лучшее время быть способным поддерживать и обслуживать комплекс такого масштаба? …стоит отдать должное Шэнь Юаню. Он умел заводить полезные знакомства. Руководствовался ли демон этим своим чутьем, снисходительно решив подсобить парочке беспризорников? Шэнь Цзю и по сей день было до конца непонятно, почему он не бросил их на произвол судьбы. Неужели, даже вытащив из пожара, продолжал чувствовать себя должным? Долг платежом красен — так значилось у лис. Что отдашь — то и получишь. А отдал ли Шэнь Цзю достаточно?

***

Юэ Ци потер переносицу, пытаясь унять головную боль. Короткий свист и стук отвлекли его от тяжелящих душу мыслей — и юноша поднял взгляд. Небо пасмурной серостью растеклось над головой. Ветер шевелил влажные черные стволы обнаженных деревьев, высаженных вдоль высокой ограды. Опять свист — опять стук. — Сяо Цзю талантлив во всем, к чему прикладывает руку, — со слабой улыбкой произнес Юэ Ци. В ответ — привычное хмыканье. Шэнь Цзю молча натянул тетиву простецкого лука, прищурился и отпустил стрелу. Та мчится стремительно и попадает в цель — правее центра цуней на пять. До официального вхождения в число учеников Зала сотни битв еще половина луны, но им уже дозволили посещать основные тренировочные площадки, а из гостевых покоев переместили в комнаты общежития. Насколько Юэ Ци успел понять, несмотря на одинаковые условия, происхождение большинства учеников Зала сотни битв было, мягко говоря, лучше того, каким располагала пара названных братьев. Обучение не накладывало обязательство платить, но негласным правилом для любого семейства, отдавшего свое чадо в чужой именитый клан, была его финансовая поддержка. В конце концов, это объясняло, откуда у семьи Лю средства на содержание кучки подростков, их мастеров, учителей — и нужд всех вышеперечисленных. Вполне естественно, пара подброшенных птенцов кукушки — не тот статус, к которому другие ученики отнесутся с пониманием. Учитывая норов Шэнь Цзю, Юэ Ци не имел сложностей с тем, чтобы представить, какие проблемы у них могут возникнуть в будущем… Вряд ли это будет сильно отличаться от выживания на улице. Когда-то им приходилось драками выбивать возможность просить милостыню на более людных улицах, а сейчас… Что ж. В этот раз незванными вторженцами были они. Стрела вновь со свистом рассекла воздух и, тронутая ветром, вонзилась в край цели. Шэнь Цзю цыкнул раздраженно и направился к мишени. — Может, пойдем? Темнеет. — Иди, — Шэнь Цзю вырвал из деревянного круга стрелу. — Сяо Цзю, — Юэ Ци вздохнул, — этот брат надеялся, что ты, в конце концов, расскажешь, в чем проблема, но… делать вид, что не вижу подавленного состояния сяо Цзю, право, этому Ци-гэ становится тяжело. — Так не смотри. Юэ Ци вновь вздохнул. Опасение подтвердилось — что-то действительно произошло. Но, покуда Шэнь Цзю сам не захочет, вытянуть из него признание не получится, как ни пытайся. — Мы пропустим ужин. Шэнь Цзю в ответ что-то проворчал, но стрелы принялся вытягивать быстрее. Хорошо. По крайней мере, необходимость и дальше здесь прозябать, наконец, отпала. На ужин они успевают, и Юэ Ци в желании чуть улучшить расположение брата отдает тому свою маньтоу, под подозрительным взглядом заявляя, что и без того насытился. Шэнь Цзю лишь плечами жмет и, кажется, на обратном пути его настроение в самом деле становиться чуть-чуть благостнее. Но радоваться Юэ Ци долго не приходится. Знакомые голоса они слышат даже прежде, чем видят фигуры. Лю Цингэ широким и решительным шагом пересекает небольшую площадку перед тренировочной залой. За ним шагает Шэнь Юань, и на лице того — непривычная смесь возмущения и обреченности. — Ну почему ты так упрям?! Юэ Ци замечает, как мрачнеет лицо Шэнь Цзю. Как его взгляд быстро оценивает окружение, словно в попытке найти обходной путь, но для этого им необходимо вернуться или слиться со стайками слуг да парочкой учеников. Вот только разницы уже нет — Шэнь Юань на середине своей гневной тирады вскидывает взгляд и без труда вычленяет их скромные фигуры в полутьме вечерних сумерек — фонари только-только начали зажигать. — Твой страх не имеет оснований, — тем временем отвечает ему Лю Цингэ не менее раздраженно, а оттого достаточно громко. — Я благодарен за заботу, но примерять на себя роль моей матери излишне. Шэнь Юань кривит губы и беззвучно ругается. За ними, отставая на пару шагов, тенью следует высокий молодой человек. На поясе — меч, а лицо до странного знакомо. Юэ Ци припоминает: не тот ли это солдат, остановивший их компанию по дороге от сгоревшей деревни? — Лю Цингэ, ты не имеешь понятия, с чем собираешься связаться! Молодой мужчина останавливается, хмурит прямые брови и разворачивается к другу. Тон его суров и не терпит возражений: — Я знаю, что люди, чья безопасность — мое обязательство, подвергаются нападкам. В четвертый раз, — чеканит. — Я не трус и не слепец, чтобы игнорировать это. Очевидно — это личная претензия, и я готов выслушать ее, если это будет значить, что невинным более не придется страдать. — Не трус, не слепец, — кривится Шэнь Юань, — а просто глупец. Толку от твоего благородства, если шагаешь прямиком в ловушку. Напрасная, неоправданная, бессмысленная жертва! Лю Цингэ жестом отдает какое-то указание юноше, и тот, понятливо кивнув, уходит вперед. Сам же господин клана Лю опять смотрит на возмущенного друга в очевидном желании избавиться от его компании поскорее. — У меня есть опыт, сила и люди, — поясняет он, словно маленькому ребенку. — По меньшей мере, я должен там быть, чтобы оказать поддержку пострадавшим. Демон же и вовсе может не явить себя. Шэнь Юань трет переносицу и молчит короткое мгновение, чтобы в итоге уверенно произнести, отметая формальный тон окончательно: — Я отправлюсь с тобой. Лю Цингэ кажется удивленным. Он оглядывает человека перед собой со столь откровенным скепсисом, что становится малость неловко. — Ты будешь мешать. — Друг мой, должно быть, ты полагаешь, что этот мастер тяжелее книг ничего в жизни не держал. Спешу разубедить: моих навыков достаточно, чтобы защитить себя. Тем паче на месте моя осведомленность может тебе пригодиться. Сомнение задерживается на лице Лю Цингэ, но, в конечном итоге, он лишь качает головой. — Нет. И, развернувшись, быстро удаляется в том же направлении, где недавно скрылся его солдат. Шэнь Юань остается стоять в том же месте, пару мгновений прожигая исполненным негодования взглядом чужую спину. Лю Цингэ везет, что не буквально — думается Шэнь Цзю. Шэнь Юань кажется расстроенным. Всерьез. Разозленным, разумеется, в гораздо большей мере, но чувства его все же очевидны — лис позволяет себе такую вольность. Скрывается за веером чуть погодя и оглядывается по сторонам, щуря глаза — стылый янтарь с поразительной простотой напоминает зазевавшимся свидетелям случившейся сцены о насущных делах. Шэнь Цзю не особенно удивляется, когда взгляд демона останавливается на нем. Не удивляется, когда тот подходит. Они знакомы, в конце концов, и пояснения лишними не были бы. Шэнь Цзю совсем не горит желанием оставаться в месте, где орудует обозленная лисица. Попасть под раздачу в его планы не входит. — Мастер Шэнь? — Юэ Ци в недоумении хмурит брови. — Что происходит? — Идемте, — Шэнь Юань кивает им в сторону лунной арки — выход в сад, откуда, как Шэнь Цзю знал, быстрее всего добраться до отведенного гостям двора. Он не ошибается, и требуется лишь половина палочки благовоний, чтобы они оказались в комнатах Шэнь Юаня. Тот стаскивает теплый плащ и беспечно бросает на фигурную спинку стула. Шэнь Цзю оглядывается. Не может не отметить, что прием лису оказывают здесь более чем радушный. Тут светло, тепло. На низком длинном столе — прекрасная композиция из ветви сливы и цветов камелии. Несколько фарфоровых ваз стоят по обе стороны от круглой арки, ведущей не иначе, чем к спальному месту. Пейзажи на стенах — туманные горы. Пейзажи на белом экране бумажной ширмы — бамбуковая роща. Весьма изысканные убранства для места, роскошь в котором ощущается отошедшей от дел. Шэнь Юань усаживается за стол, жестом приглашая присоединиться. Лицо его сейчас кажется спокойным — не чета тем ярким эмоциям, которые он демонстрировал Лю Цингэ. Это странно — то, как много открытых, честных чувств показывает этот демон в последнее время. Сейчас. И раньше — еще в Сюэшань… Шэнь Цзю кажется это глупостью, но разве не после его собственных слов Шэнь Юань начал вести себя иначе? Будто в попытке обуздать извечное притворство, будто приняв во внимание брошенные в упрек слова о его наглости, несерьезности. Стал ли Шэнь Цзю принимать за действительность желаемое? Желаемое… Он против воли пальцами касается своих губ. Вскидывает взгляд на Шэнь Юаня — и тот, разумеется, смотрит. Иначе ведь быть не могло. Но рядом Юэ Ци. Юэ Ци ничего не знает. Шэнь Юань прикрывает веером лицо — и в мягком желтоватом свете янтарь теплеет, становится тягучим медом, тишиной говорящим гораздо больше, чем могли бы поведать слова. Шэнь Цзю чувствует, как горят уши, и отворачивается. — Ваша ссора с господином Лю… — подозрительно косясь то на брата, то на Шэнь Юаня, подает голос Юэ Ци, не уловив атмосферы, и присаживается на подушку за стол из темного дерева. — Это не было ссорой, малыш Юэ, — улыбается Шэнь Юань, наконец, отводя взгляд. — Этот мастер лишь попрекнул его некоторой самоуверенностью… безрезультатно, как вы, полагаю, могли заметить. — Так… Мастер Шэнь отправится с господином Лю? — вновь спрашивает Юэ Ци — и получает согласный кивок. — Опасность в самом деле так велика? — …что ж. Кто знает? Он не говорит о Ша Хуалин вслух — так, кажется, звали ту деву? С того вечера Шэнь Цзю ее ни разу не видел — оставалось лишь догадываться, чем увлечена сумасбродная лисица сейчас, чьи намерения, верно, не отличаются благожелательностью. Шэнь Юань, кажется, знает ее. Поэтому отпустил? Они вели речь о повелителе… о господине Шэнь Юаня, стоит полагать. Эту часть разговора Шэнь Цзю понял не слишком, но о текущих событиях мог судить, что лисица Ша не из любви к прислуживанию ошивалась в Зале сотни битв. Однако, если пожары были устроены ее руками, то какова же цель? Помимо деревни, подверглись осквернению отдельно взятые места — скрывалась ли в этом выборе какая-то логика? Или все было проще, и объединяет их протекция клана Лю? Была ли и сейчас месть — причиной всех этих случаев? … и почему же Шэнь Юань не остановил девчонку, раз так печется о своем дружке? — Этого мастера терзает скверное предчувствие, — произносит Шэнь Юань в какой-то момент, разглядывая лепесток сливы, неспешно опустившийся на ровную поверхность стола. Алая капля на темном фоне — точно зловещее предзнаменование, вторящее его словам. — Ша Хуалин — юная и сумасбродная, у нее прекрасный потенциал, но опыта и самоконтроля, увы, не достает. Однако ее отец — ценный союзник моего господина, ныне особенно. Допустить ее смерть или разоблачение, еще хуже — охоту… не стоит. Шэнь Юань прикрывает веером нижнюю часть лица, но Шэнь Цзю успевает заметить, как недовольно кривятся его губы с ответом на их повисший невысказанный вопрос. — Боюсь, если наткнется на Лю Цингэ, может и хвоста лишиться. — Мастер Шэнь будет защищать… своего сородича? — чуть смутившись собственного вопроса, спросил Юэ Ци. Шэнь Юань фыркнул. — Этот мастер не станет принимать сторон. Если они сцепятся — пострадают оба. Смерть Лю Цингэ меня… расстроит, полагаю, — произнес он медленно, задумавшись. — Смерть Ша Хуалин подарит уйму забот, но и ограничивать ее этот мастер не может. — Почему? Шэнь Цзю не было понятно. Неужто какой-то… демонический кодекс чести? Судя по ухмылке Шэнь Юаня, последнее он сказал вслух. — Лисье достоинство в расплате той же монетой, которой платят нам. И если Ша Хуалин кому-то мстит, я не могу в это вмешиваться. — Не можешь? — Шэнь Цзю вскинул бровь. — Или просто не станешь? Шэнь Юань повел плечом, прислушиваясь к шуму с улицы, и нахмурился, поднимаясь из-за стола. — Не стану. До тех пор, пока это не заденет границы моего интереса.