Контактный зоопарк

      Откуда-то издалека до Тигнари доносится размеренное тихое пиликанье. Что это такое? Юноша чувствует осторожное касание до своего запястья, но отдёргивать руку почему-то не хочется, пусть это и кажется странным. Тепло и как будто бы щекотно.       — Хорошо спится? О, ты так мечтал заснуть.       Голос в голове неожиданно рушит весь шарм спокойной тишины лишь с приятным миганием какого-то аппарата и звука, издаваемого им на периферии сознания. Вокруг всё снежно-белое и только далеко-далеко от места прибывания Тигнари светится маленькая синяя кнопочка. Кто с ним разговаривает?       Тигнари широко распахивает глаза, всё ещё лёжа в постели. Его не колотит от озноба по спине и нет того ледяного пота, от которого фенек с завидной частотой просыпается по ночам от кошмаров. Маленькая сценка, произошедшая во сне, вообще не похожа на привычные кошмары, но едва ли её назовёшь обыкновенным сновидением.       Тигнари елозит под одеялом, нечаянно перетягивая больший край на себя. Аль-Хайтам, повёрнутый к юноше спиной, даже не замечает каких-либо изменений, продолжая так же беззаботно видеть свои сны, вероятно, куда более интересные, чем у Тигнари. Зато фенеку теперь будет не так просто заснуть. И он даже забывает о странном видении; всё, что волнует Тигнари — это лежащий буквально под боком Хайтам, близко настолько, что затылком черноволосый чувствует лёгкое тепло чужого тела. Да как Тигнари вообще умудрился застрять в таком неловком положении? Чем он, несчастно влюблённый, думал, когда уютно засыпал рядом с Хайтамом? Хорошо, допустим, поначалу это не вызывало никаких конфузов, зато сейчас Тигнари чувствует, как что-то приторно-сладко жмёт в груди, грозясь вырваться наружу маленькими урчаниями. Его уши невольно поджимаются к макушке, ближе и ближе к чёлке, а затем парень и сам больно хватается за кончики пальцами, только бы вернуть себя в адекватное состояние. Но ничего не выходит и вот уже хвост буйно мотается под одеялом, наверняка задевая крайними шерстинками ноги Аль-Хайтама в его ужасно забавных домашних штанах по щиколотку. Боже, а чья вообще идея была засыпать под одним одеялом? Остаётся лишь молиться на то, что пепельноволосый спит исключительно крепко и не ощущает особо активной жизнедеятельности рядом.       Так нестерпимо хочется плюнуть на принципы и просто хотя бы попробовать обнять широкую спину сзади, вдобавок закинув на спящего худую ножку. Ну не потревожит же это Аль-Хайтама! А если и проснётся, можно просто сыграть неловко заснувшего и дело с концом. Хайтам никогда не был категорично против тактильного контакта, так что может оттолкнуть его от внезапно ластящегося Тигнари, в особенности, если лис сделается наивно хорошеньким? Риторические вопросы в голове словно убеждают Тигнари пойти на этот маленький «грех», но для окончания мыслительной схватки всё ещё необходимо финальное решение разума, не только воля сердца.       — Угомонись, дурак! — шипит сам на себя Тигнари, обнимая крепко изумрудно-чёрный хвост. Пальцы сразу же приятно утопают в ухоженной длинной шёрстке, а хвост волей-неволей начинает утихать в руках хозяина. Даже прожив так долго с пушистой конечностью, Тигнари ещё не научился всецело контролировать позывы чувств, что по цепной реакции за мгновение отдаются в собственный хвост, делая скрытность эмоций практически невозможной. Разумеется, иногда хочется дать окружающим понять свои чувства без слов, однако такие неудобные ситуации, как нынешняя — явно не тот случай. Фенек кулачками комкает шерсть на хвосте, абстрагируясь от наваждения фантазий. Это как по глубокомысленным советам Сайно представлять отнюдь не возбуждающих старушек во избежания стояка, благо последнего не наблюдается. Иначе проблем ему не счесть.       Из коридора доносится едва слышное шуршание, ещё сильнее сбивая ласковый пыл Тигнари. Даже когда квартира снова погружается в тишину, звук несколько секунд неприятно стоит в ушах. Оно всегда так бывает у черноволосого, в особенности если непонятные шумы будят посреди ночи, а он в помещении вроде как один. Только Тигнари решает попробовать снова уснуть, как дверь в спальню Аль-Хайтама тихонечко приоткрывается, а на пороге предстаёт вовсе не жуткий ночной гость, а прикрытый тенью силует маленькой девочки, босиком стоящей на прохладном полу. Нахида хлопает глазками, сонная птичка, озирается по сторонам, будто ожидает выследить кого-то, но в конце концов просто едва слышно шлёпает до широкой кровати брата.       — Мне нехороший сон снился.       Ребёнок выглядит скорее расстроенным, нежели напуганным кошмаром, но Тигнари всё равно сочувствующе прижимает уши и протягивает из-под одеяла руку, дабы осторожно сжать детскую ладошку.       — Ложись с нами, — шёпотом предлагает он, приглашающе отодвигаясь и давая Нахиде возможность лечь между ним и братом.       — Аля не разрешает спать с ним. Я уже взрослая, а плохие сны — это выдумки, о которых я не должна переживать, — делится с Тигнари девочка, отрицательно покачав головой.       Почему-то фенек думал об Аль-Хайтаме в ином ключе. По крайней мере, тот нередко помогал заснуть Тигнари после самых неприятных кошмаров, убаюкивая либо сочинёнными находу историями вполголоса, либо считывая научные статьи из случайно подвернувшейся книжки. А тут ребёнок…       — Он не будет против, к тому же это я тебе предлагаю, — выходит из положения фенек, крепче сжимая маленькие ручки. Может, Тигнари и ворчал на Аль-Хайтама, когда он забавы ради потешался над разницей их с Тигнари рук, зато теперь черноволосый частично признаёт это приятное ощущение кого-то более маленького и слабого, кого ты в теории можешь защитить. — Не отправить же мне тебя обратно в детскую?       Нахида вновь качает головой и, словно смирившись, лезет в постель, сразу же под одеяло. Сворачивается клубочком, становясь ещё меньше. Почему-то именно в этот момент Нахида сильно напоминает Тигнари его самого, но фенек не акцентирует на этом внимание, а уютнее устраивает ребёнка у себя под боком. Оставшийся край одеяла у Аль-Хайтама всё же приходится отобрать, Тигнари извиняется перед ним мысленно, когда уже приобнимает укутанную девочку одной рукой, накрывая её хвостом. От Нахиды пахнет деревенскими яблоками и ещё чем-то молочным, убаюкивающим и каким-то родным, детским.       Так жаль, что это сокровище тоже мучают нехорошие сны.       Уже сквозь подступившую сонную дымку Тигнари различает тихий голос.       — Брат никогда не разрешал другим девушкам ночевать с ним, — говорит Нахида отвлечённым шёпотом.       Что бы сказанное детскими устами ни значило, Тигнари с эгоистичным удовлетворением подмечает, что ему радостно услышать это. Он действительно дурак. Хайтам сделал его таким, не подозревая. Влюблённый дурак с неравными шансами.       — У него было много девушек?       Это просто незаконно — обсуждать чужую личную жизнь с ребёнком дошкольного возраста. Но Тигнари даже оживляется.       — Не знаю… Домой приглашал только одну… Она ругала меня за пустяки и говорила, что я должна слушаться её. Мне она не нравилась! — Нахида хмурится и ворочается в объятиях фенека, но когда нащупывает рядом пушистый хвост, то сразу замирает на месте. — Ты хороший. И брату ты тоже нравишься больше, чем она.       Тигнари предательски вспыхивает щеками, обвиняюще шикает на девочку за такие слова, пока та совсем по-взрослому улыбается лишь глазами.       — Ну всё-всё, — тараторит он, — лучше давай скорее спать.       — Тигнари стесняется… — задумчиво констатирует факт Нахида, но на удивление послушно прикрывает веки. Проходят какие-то незаметные тридцать секунд, дыхание ребёнка выравнивается и утихает, как угасающий огонёк в лампадке.       Тигнари уже ничего не стоит успокоить рвано бьющееся сердце и спокойно заснуть вместе с Нахидой, преследуя в голове красивые несбыточные картинки. Возможно, не такие уж и несбыточные. Нахида знала, что стоит сказать, чтобы плод размышлений плотно засел в ушастой макушке.

***

      Надоедливый свет зимнего солнца впервые за долгое время будит Тигнари. И пусть он долгое время противится этому пренеприятному давлению с улицы, то зарываясь носом в край хвоста, то пряча зажмуренные изумрудно-кофейные глаза за безмятежно спавшую Нахиду — умиротворение так и не приходит. Тигнари ворочается сладко, словно ленивый домашний кот, вытягивается в струнку, никак не желая покидать нагретое уютное местечко. Аль-Хайтам с сестрой беззаботно спят, совершенно не чувствительные к движениям беспечно нежившегося томящегося в одеяле фенека. Так не хочется вставать и идти на работу в морозный день, оставляя этих двоих видеть предутренние блаженные сны!       Тигнари откидывается на подушку и мельком глядит на Хайтама, по-прежнему повёрнутого к ним спиной. Затем на малышку Нахиду с растрёпанными светлыми волосами, робкой волной раскинувшимися вокруг девочки. Серьёзно, дети никогда не занимали ни малейшего кусочка в сердце Тигнари, но теперь им отделена добрая половина. Нахида сродни маленькой облачной пташке, зяблику, сладко сопит во сне, хмурит время от времени пушистые бровки.       Тигнари напоследок легко целует её лоб, оставляя сонную маленькую улыбку на детском лице. Хайтаму поцелуев не достаётся, как бы сам фенек ни мечтал пепельноволосому их подарить.       Принимать ванну в гостях оказывается слишком чуждо Тигнари, непривычно, но от того отнюдь не плохо. Со свежим телом и светлым сознанием он всё-таки делает лососевые тосты на троих и заваривает пакетированный чай в две большие кружки и маленькую чашечку со стилизованным изображением котят на ней. Будить спящих оказывается сложнее, чем Тигнари предполагал. Точнее, Аль-Хайтама надо просто растолкать и дело в шляпе, зато Нахида отмахивается руками и ногами. Вяло, лениво и сонно, но успешно. Приходится Тигнари взять этот калачик на руки и проходить с ней по квартире, пока Нахида окончательно не проснётся. Удивительно, что Аль-Хайтам не предъявляет и даже ничего не спрашивает по поводу сестрёнки, спавшей с ними в комнате.       — Мамочка Тигнари, — с серьёзной физиономией бросает Хайтам, вышедший из ванной и тут же ускоряет шаг, дабы избежать сочный пинок.       Тигнари скалится ему вслед.       И крепче обнимает Нахиду.       За столом практически не разговаривают. Не до конца проснулись. Нахида клюёт носом, молчаливо жуёт свой бутерброд и будто на автопилоте теребит пальчиками края лаймовой вязаной подставки под горячее. Аль-Хайтам и вовсе про всех забыл: с щепетильным интересом читает книжицу небольшого размера в затёртом ветхом переплёте. Но Тигнари всё равно находит удовлетворение в этом утре. Всяко лучше, чем в одиночестве пялить в окно.       Входящий видеозвонок от Сайно невольно побуждает всех троих переглянуться. Тигнари тут же вскакивает из-за стола, попутно мазнув по кнопке принятия вызова, чуть не путается ногами в хвосте, но всё-таки отвечает другу с самой приветливой из своих улыбочек.       — Доброе утро! — Тигнари машет рукой экрану, но натыкается на испепеляющий алый в глазах Сайно.       — Ты где?       — Ты о чём? — и Тигнари действительно не сразу въезжает в вопрос.       — У тебя в квартире нет белых шкафов и полок, Тигнари. Не верится, что ты решил обновить интерьер и даже не сообщил.       Что ж, Сайно даже по такому пустяковому поводу звучит чрезвычайно категорично. Зато до Тигнари, наконец, доходит.       — О, ты об этом, — фенек единым кликом поворачивает обзор Сайно в другую часть кухни, где притаились Нахида с Аль-Хайтамом. У последнего даже книжка на стол перекочевала. — Я в гостях.       — Нари, он показал мне средний палец! — через пару секунд по-детски возмущённо звучит Хайтам, рискнувший в приветствие помахать Сайно. Такого же милого жеста он, увы, не получил.       — Сайно!       Тигнари виновато дует губы, убегая в соседнюю комнату, и начинает шептать в микрофон с такой импульсивностью, что на кухне не услышать каждое слово невозможно.       — Ну зачем ты за старое?!       Тигнари чуть не воет жалобно, но Сайно всё с таким же непробивным и убийственным выражением лица смотрит в ответ. Если бы взгляд мог убить, то для Тигнари уже можно было бы искать место на кладбище.       — Здесь ребёнок, в конце концов! Ты бы ещё на три буквы его послал!       — Вернись в кухню и уж поверь, я сделаю это. С удовольствием.       — Сайно, прекращай, пожалуйста, — Тигнари вздыхает, ладонью приглаживая распушившийся хвост. — Зачем вообще звонить с утра пораньше по видео? Простого сообщения достаточно!       — Значит, ты боишься, что я застукаю вас за непотребствами?       — Ты ведёшь себя, как тот самый гиперопекающий родитель, которого боится любой адекватный ребёнок. Мне за двадцать, серьёзно, я разберусь.       — Ладно.       Воцаряется тишина, но Сайно всё так же смотрит в камеру, даже не думая сбрасывать звонок. Кажется, он перестал моргать, а Тигнари такое всегда неимоверно пугает. Зачастую это значит две вещи: либо друг неимоверно зол, либо он обиделся. Если учитывать ситуацию, могло быть ужасающее комбо.       — Всё в порядке, Сай. Обещаю, нет поводов для переживаний, но я обязательно скажу тебе, если таковые появятся.       Сайно дважды моргает. Слава богу.       — Договорились. Я вообще звоню сказать, что тебе на работу пора собираться.       — С каких пор ты прописался в мои будильники?       Уголок покусанных губ Сайно слегка приподнимается, но расслабленная полуулыбка тут же сменяется на грозный вид.       — Видимо, с сегодняшнего дня, чтобы я мог мониторить, когда ты прохлаждаешься в доме этого маньяка-заучки и его странной сестрицы.       Друзья опять играют в длительные гляделки, в то время как Аль-Хайтам с Нахидой за столом фактически делают то же самое. Ну, это же он не серьёзно говорит, правда? Тигнари решается озвучить всеобщий вопрос вслух.       — Ты же сейчас шутишь?       Тишина.       — Шучу.       Шутки у Сайно всё ещё паршивые.

***

      Рабочий день проходит до отвращения скучно. Может, Тигнари и был уверен в том, что он ярый поклонник стабильности и размеренности каждого дня, но дурачиться вчера вечером понравилось ему куда сильнее, нежели просиживать штаны в несчастном цветочном ларьке. Самым главным минусом всё ещё остаётся отсутствие Аль-Хайтама рядом с ним. Конечно, он сейчас тоже усердно работает, но тем не менее хочется ощутить хотя бы его присутствие. Задумываясь над этим, Тигнари в который раз понимает, что смог полностью довериться и привязаться к человеку, хотя ранее посчитал бы такое недопустимым.       Он действительно полюбил.       Невероятно странное чувство, осознание которого всерьёз поменяло для Тигнари любой аспект их взаимодействий.       Почему-то влюблённость ему откликается обречённой радостью, так абсурдно. Тигнари начал всё чаще грустно улыбаться в никуда, заламывая пальцы, хотя вместо этого давно пора постараться сделать шаг навстречу и испытать свою судьбу. Как люди вообще сходятся? Это же чертовски неловко вот так взять и признаться напрямую в своих слабостях. Иногда Тигнари кажется, что он готов сделать это лишь в том случае, если случайный уличный психопат приставит к кадыку раскладной ножик и предложит сказать последние слова любому абоненту. Уж тогда Тигнари точно за ответ переживать не будет.       Он улыбчиво прощается с милой дамой, когда телефон вдруг вибрирует входящим сообщением. Даже не глядя на дисплей фенек нутром чувствует отправителя — ещё одна забавная побочка любви, срабатывающая инстинктивно и практически без промахов. haitham: Доброго дня, Нари!       У Тигнари от такого деловитого тона сообщения аж брови ко лбу подлетают. Спасибо хоть, не «Сказочного полудня» желает, впрочем, Хайтам иногда и такое может выкинуть. Не успевает черноволосый напечатать коротенький ответ, парень выливает в чат целую тираду. haitham: В общем, тема. Меня школьный приятель приглашает скромно и культурно потусить. По-взрослому! Под этим я имею в виду, никаких буйств и шумных матерящихся компаний, которые ты так ненавидишь, не будет) Все приглашённые очень цивилизованные люди, я, конечно, не всех знаю, но доверился комментариям Кавеха. Он буквально побожился за это! Я думаю, немного разбавить напряжение никому не помешает, так чтооо… Пошли вместе, пожалуйста:)       Тигнари мрачнеет с каждым прочитанным словом. Почему-то не верится ему в возможность развлекаться «по-взрослому» в компании и не нажраться в хламину. В себе-то он не сомневается — от капли алкоголя его воротит. Однако находиться трезвым в кругу пьяных людей отнюдь не предел его мечтаний. По понятным причинам. А что ответить? Чувства очень двоякие. Если бы Аль-Хайтам пригласил его вдвоём культурно выпить, тогда Тигнари, возможно, согласился бы. Возможно. И, возможно, парень даже не поворотил нос от добавления в сок чуточку алкоголя. Но, стоя на перепутье совершенно иной ситуации, Тигнари не уверен в своём ответе. haitham: Никто тебя не обидит, лисёнок! Серьёзно тебе говорю, ни у кого и рука не дрогнет в твою сторону. Да и вообще, мы не напьёмся! Посидим просто.

tighnari: Допустим я согласен…

      Сам для себя Тигнари твёрдо решает, что если компания и её развлечения окажутся ему не по душе — он уйдёт не глядя.       Колокольчики на двери оповещают о прибытии нового клиента.