Иной исход

Сперва Калеб увидел ее руки в своих, и отражение своей любви в ее глазах. Их свадьба состоялась и они были счастливы. Потом Калеб увидел остальное. Он долго обдумывал все варианты и теперь четко понимает, что придется сделать. Не состоится свадьба. Любовь не отразится нигде. Сердце его горюет, но перед глазами все еще жуткая зеленая масса стекает по стенам, кричат дети, кости мальчиков со вскрытыми грудинами тлеют среди золотых масок. Калеб вытирает капельки пота с виска, все еще лелея надежду, что он ошибся, что колодец показал ему неправду. С ней он поговорит после. Сперва он поговорит с ним. Филипп следил за пламенем под своими ретортами, считал капли, когда на негнущихся ногах вошел Калеб. Чуя беду, Филипп вскочил, задевая рукавом подложки и все рассыпалось, смешалось, раскатилось. Калеб сообщил о своем разрыве, изучая реакцию брата. Изо всех сил заставляя себя поверить, что Филипп не искренен в своем озадаченном сочувствии. Не выходит! Калеб не может! Потому что Филипп правда расстроен. Он хмурится, берет брата за руку, ищет во взгляде причины расставания, и Калеб испытывает гадостное чувство вины за ложь. Устроил брату проверку, которую сам не прошел. - Калеб, мне жаль, - выдавливает из себя Филипп. – Ты… как теперь? И не выдерживает. Привлекает брата к себе. Сбивчиво дышит, не умея подобрать слов утешения. Нельзя так сыграть. Чувства его настоящие. Калеб уверен. - Ты сейчас не захочешь слышать меня, но, может, все к лучшему? Ох, извини. Я не знаю, что сказать, в голове только глупости. Иди сюда, - Филипп обнимает крепче. – Все наладится. Наладится. Я тут, я с тобой. Калеб малодушно надеется, что Филиппу наплевать и все это лишь вежливость. Но он знает младшего брата слишком хорошо, читает его, как книгу. Страницы этой книги шелестят с едва скрываемой радостью. Колодец со слезами Титана показал правду – ревность. Боль. Оглушительную пустоту и одиночество. Все это на ресницах Филиппа Виттбейна, наблюдавшего, как Калеб снова дает обещание быть вместе навсегда. Не ему. И все же Калеб решает не рубить с плеча, а понаблюдать. На следующий же день и на все дни после Филипп совершенно преображается. Его лицо светится покоем. Он насвистывает, пока жарит на завтрак оладьи. Да он даже Флэпджеку на тарелку откладывает парочку. Калеб смиряется с судьбой. Ради младшего брата он жизнь отдаст. Вот и отдаст. Калеб выходит из дома, чтобы ложь сделать правдой. История его брата будет другой. О том, что и его история будет другой, Калеб запрещает себе думать. Свадьба, которую он планировал, оттолкнула от него Филиппа. Каким же одиноким и отвергнутым он ощутил себя, если решился создать, - Калеб стискивает зубы, - себе тоже Калеба?! Чернота отчаяния, неприкаянность, тоска Филиппа, - все это Калеб впитал из странного колодца Слезы Титана. Он хотел только заглянуть, успокоить ее тревоги. Его предупреждали, что черного зеркала воды нельзя касаться. Он и не собирался! Он всегда серьезно относился к запретам. И к магии. Но то, что он увидел, оказалось большим, чем мог вынести. Пожелав ответов, Калеб торопливо зачерпнул в ладони кипящую воду и отпил несколько мучительных глотков, до того, как его сбили с ног, с тревожными криками исцеляя и отчитывая. Как винить Филиппа, если все эти годы Калеб не замечал, что он страдает? Как винить Филиппа, ставшего палачом, если ты сам был его палачом долгие годы? Младший брат пережил настоящее предательство. Именно слепота Калеба обрекла его младшего брата на муки, хуже адских. И Калеб обязан был это исправить. Калеб любит брата. Он не даст ему скатиться в пропасть, даже, если придется скатиться туда самому. Поэтому однажды он сам кладет брату руку на плечо, приподнимается на цыпочки и они соединяются губами. Филипп не понимает, что произошло. Он моргает и видит лицо Калеба ближе, чем когда-либо. Моргает снова, а нежные губы на губах не растворяются. Он больше не смеет открывать глаза, только придерживает подбородок Калеба, если тот все же передумает, и отвечает на поцелуй со всей страстью, открываясь желаниям, которые не знал, что имел. Его сметает горячая волна обожания. Он вцепляется в брата, пожирая его порыв, его добрую волю, высасывая нежность. Он так напорист, что почти груб. Внезапно голубые глаза широко распахиваются, руки повисают вдоль тела, Филипп, пошатываясь, делает несколько шагов спиной к двери. Он слышит внутри себя голос Калеба. Калеб говорит, что братьев нельзя так целовать, это не принято. Давно говорил, неоднократно. Филипп покладисто перестал хотеть, подчиняясь желаниям брата. Его устраивало то, что он имел. И вдруг Калеб сам вовлек его в нечто безумное и прекрасное. Словно в голове спутанную паклю размотали в клубки мягкой шерсти, она заняла все пространство, и спасения от нее не существует. Калеб понимает, что не ошибся, что видения в Слезе не врали ни в чем. Филипп ответил ему так отчаянно, как не сумел бы, будь это все чем-то иным, не любовью. Калеб не знает, как произнести вслух правильные слова, да у него и нет таких. Если иной исход – чудовище с тысячей глаз, запертое в черных коридорах, то так не пойдет. Калеб не допустит. Его любви им хватит на двоих, а страсти Филиппа – на их обоих. Калеб не бросит брата. Опять. Под встревоженным взглядом Калеба, Филипп зажимает рот двумя руками и сгибается пополам. Он задыхается, задыхается, задыхается. Отпрянув в ужасе от протянутой руки, он вышибает дверь плечом и убегает в сторону деревьев. Не разбирая дороги, не ощущая себя, не оборачиваясь. Филипп сломя голову бежит, пока не падает. Не в силах подняться, он затравлено прячет в ладонях лицо и дышит часто, обжигая легкие, будто вдыхает отраву. А может, отрава находилась внутри него и сейчас, наконец-то покидает его тело? Филипп не сразу понимает, почему его тело трясется. И кто это громко смеется, пока ему так плохо. Он возвращается, когда совсем уже темно. Калеб греет какую-то еду и ловит взгляд брата, но Филипп бледный и причесанный, в мокрой, вычищенной одежде, избегает смотреть ему в глаза. Они едят молча. Молча убирают со стола. Молча запирают двери и опускают ставни. Они расходятся по комнатам и Калеб долго сидит в темноте, обхватив себя руками. Филипп на втором этаже сидит точно так же. Для братьев Виттбейн эта ночь стала самой длинной и мучительной с тех пор, как они попали на Кипящие острова. Даже в первые дни здесь смятение и неуверенность в грядущем не терзали их столь жестоко. Филипп пришел к нему ночью. Он мялся у кровати, не смея разбудить прикосновением, но Калеб не спал и поймал за руку, когда смелость ему уже изменила. - Я… ничего. Мне только нужно знать… - шепот Филиппа не скрывал, насколько он нервничает. Его дыхание теплое, а непокорная челка щекотит. Калеб подается вперед и кротко целует в ответ. Затем прижимает голову брата к своей, утыкаясь лбом в лоб, чувствуя движение ресниц Филиппа. Брат благодарит, разбивая этой робкой благодарностью сердце Калеба, и уходит к себе. Пройдет еще немало времени, прежде чем он осмелится прижиматься к Калебу ночью, как делал в детстве. Зато уж, когда смущение будет преодолено, как и в детстве, покидать кровать брата он будет только утром. А какие еще варианты? О, Калеб знает, какие. Но думает, что не Филипп заслуживает смерти. Только не Филипп! Он с детства обожал весь мир, принимая его гораздо ярче и щедрее, чем мир того заслуживал. Калеб верит в это, забывая, что Филипп едва ли любил кого-то еще, такого не может быть. Если Калеб не объяснил ему, не помог разобраться с чувствами, то это целиком его вина, как старшего. И если, кто заслуживает смерти, то только Калеб. Но он пил кипящий яд, он знает, что его смерть обрекла доброго Филиппа на годы, на века одиночества и скорби. Поступить так - эгоистично. Он обязан остаться с Филиппом, а не малодушно бросить его одного. Младший брат в нем нуждается. Вот, в чем он убедился на века вперед. Калеб знает, что будущее не изменится с его смертью, будущее с его смертью только вскипит до кровавой пены, с неба сдерут кожу и земля пропитается скорбью. Поэтому он откладывает необычный клинок-молнию, и решает больше не оттягивать неприятный разговор с ней. У нее еще есть шанс найти… кого-то другого, Калеб чувствует, что не вынесет этого и трясет головой, но Филипп без него – обречен на смерть. Страшную, безжалостную смерть, венчающую годы, годы одиночества и страданий. Счастье Калеба - причина этому. Калеб чувствует себя не вправе платить такую цену. Она не поймет, но ей придется это принять. Сказать всю правду невозможно, всё же ведьмы – ее народ. Она захочет их защитить наверняка. Но ее вариант невозможен. Это же его Филипп! Он с ним в одном корыте сидел, ему нельзя навредить! Его нужно сделать…счастливым. За ним нужно… присмотреть. --- Теперь, когда Калеб должен, он замечает в Филиппе то, чего не замечал раньше. Задорный очаровашка стал высоким красавцем, с небрежной гривой кудрей. А глаза – все те же. Без дна, с сияющей звездой по центру. Калеб рад узнать Филиппа с другой стороны. Они не виделись целую вечность, и теперь у них вечность впереди, чтоб все наверстать. Он обещал всё сделать, если брат найдется, и вот брат нашелся. Время сделать всё. А Филипп не верит, что брат коснулся его сам. Коснулся вот так. Он привык, что брат едва отвечает на объятия и ласку, но у того причина была – не принято братьям вести себя подобным образом, Филипп запомнил. Что изменилось теперь? В мире ведьм все могут делать, что им вздумается? Или Калеб теперь чувствует к нему что-то новое? Филиппу странно понимать, что вся его жизнь, подчиненная запретам, оказалась неискренней. Но радостно ощущать, что теперь все изменится. Точнее, станет, как было. У братьев Виттбейн была жизнь, где касания не значили ничего запрещенного и поцелуи в губы грозили лишь нотацией брата. Она вернулась, жизнь. --- Все встало на места. Детские странности брата, его привязанность и смущающая телесность. И каждый поцелуй, на который Калеб не ответил поцелуем, а ответил строгим замечанием о его неуместности. Калеб думал, что Филипп перерос приставучий этап, а Филипп просто научился сдерживать себя, чтобы не портить жизнь брату. Это привело к катастрофе. Смертям. Смерти Филиппа. Калеб увидел, во что превратится брат, чувствовал его мысли. И неоформленные в слова желания захлестнули Калеба с головой, хотя он лишь проявил любопытство. Едва прикоснулся к опустошающей лихорадке, хранимой на самом донышке Филиппа Виттбейна под умом и добротой. Если Калеба трясет до сих пор, стоит лишь вспомнить увиденное в Слезе Титана, каково жить в этом века? Филипп нуждается в нем больше даже, чем когда был мальчишкой. Калеб любит брата, но оказалось, что Филипп любит Калеба гораздо сильнее. Сейчас Филипп спит и лицо его спокойно. Калеб тянет руку и в последнюю секунду удерживается от контакта. Он не на шутку встревожен пониманием, что теперь каждое их соприкосновение будет окрашено похотью. Филипп, наверное, тоже это чувствует. Он сдержаннее, чем обычно. Никаких звонких поцелуев в щеку от переполняющих эмоций. Не кусает за уши, коварно подкравшись. Ранит ли и его страх спровоцировать ненужное невинной забавой и лаской? Филипп не жалуется. Ему будто хватает их слегка прохладной нежности, но можно ли быть счастливым, вечно пропуская каждый свой порыв через призму уместности? За свой выбор старший брат должен держать ответ. И идти до конца. Калеб проводит пальцем по каштановой брови от переносицы и обратно, тревожа короткие волоски. Филипп хмурится, во сне стряхивает его руку и разворачивается спиной. Калеб не рад, что чувствует облегчение. Поэтому он прижался щекой к затылку Филиппа, обхватывая его. Филипп что-то сонно бормочет и кладет ладонь поверх замка рук брата. И мир не дрогнул, катастрофы не произошло.