Иной исход

Когда их пригласили на гуляния, Калеб не думал, что Филипп согласится. Он и не согласился. Точнее, он угрюмо уставился на пустые стеклянные шары с притертыми колпачками, выстроенные в ряд на разъеденной столешнице, и развел руками. В дистилляционном кубе все активно булькало и в спиральных перемычках бурлило весьма задорно, но из носика янтарные капли зелья появлялись в час по чайной ложке. А то и медленнее. Филипп намочил чистую тряпицу в холодной воде и протер бок прозрачной чаши, соединенной с другими. Пена внутри нее осела по охлажденной стенке, но стоило Филиппу повернуться к брату, как жидкость снова вскипела и начала захлестывать горлышко. Раздраженно махнув рукой на приглашение, гуляния и брата, Филипп вернулся к своему агрегату. У него ушла куча времени, чтоб собрать его, еще больше, чтоб заставить работать. Процесс растягивался на сутки, Филипп плясал вокруг колб и реторт, как курица над цыплятами. Медленно же наполнялся янтарной жидкостью его цыпленок. Калеб закатил глаза. И все ради того, чтоб не покупать зелья у ведьм. Готовить их самостоятельно выходило дороже и дольше, но Филипп уперся, тут уж ничего не поделаешь. Сам так сам. Калебу нравилось увлечение брата алхимией, так как оно связывало его с этим миром. Но на праздник пришлось идти одному. Одному быть не пришлось, общая радость увлекла его в хоровод. В воздухе пахло яблочным сидром и порохом фейерверков, Калеб с удовольствием рассматривал украшенную площадь и ряженых, и тут в толпе заметил очень знакомую прическу. Взгляд его жадно выцепил ее силуэт, задорный профиль и улыбку, от которой он отказался. Улыбалась она не ему, спутник запросто придерживал ее за талию, и явно ни от чего отказываться не планировал. Калеб не мог не смотреть. Чувства же никуда не исчезли, и разлука порой оглушала, раскрывая в душе разлом, но Калеб знал, что брат чувствовал то же самое, чувствовал дольше, чем живет человек. Из-за него. --- На странный стук Филипп открыл дверь с суровым лицом. Он весь день провел за работой, не заметил даже, как наступила ночь. Перед глазами бликовали рыжие капельки, не хотел он видеть никого совершенно и уже готовился рявкнуть на незваных гостей, но за порогом мялся Калеб, странно придерживаясь за косяк. Второй рукой он помахал. С очень глупой улыбкой. Сдвинутые брови взлетели на лоб, когда Филипп понял, что брат пьян в стельку. Воротник его рубашки держался на двух нитках, штаны измазаны в грязи, на щеке расцветал синяк. И не ясно, ввязался ли миролюбивый Калеб в драку с живыми противниками, или путь домой оказался сложнее, чем он ожидал. Филипп посторонился, но Калеб все равно задел его плечом, не вписываясь в проем. Кажется, вопросы стоило попридержать. Филипп никогда не видел старшего брата в таком состоянии. Он усадил Калеба на стул, сбегал к дистиллятору, снял пенку, вернулся, а брат все еще не мог сообразить, как развязывают шнурки. Ну и дела. Филипп присел между раздвинутых ног и взялся за дело сам. Калеб следил, как Филипп помогает ему разуться, и чувствовал, что внутри растет отчаянная решимость. Он знал, что перебрал, может, теперь хватит смелости предложить Филиппу что-то большее, чем скованный ответ на поцелуи? Брат отставил обувь в сторону и посмотрел снизу вверх, преисполненный тревоги. И, возможно, некоторой доли любопытства. - Вижу, хорошо повеселился без меня, - сказал он. Калеб неопределенно повел плечами и чуть не упал со стула. - Устал? - тихо спросил Филипп, кидая нетерпеливый взгляд в сторону своего аппарата. - Пожалуй, - выдавил из себя Калеб. - Тогда иди в кровать, мне еще есть, над чем поработать. - Иди со мной. Калеб покраснел с ушами вместе. Сидр приглушил стыд хуже, чем хотелось. Но он повторил слова как приказ и надеялся, что большего не потребуется, что Филипп поймет. И как-то все произойдет. Оно. Филипп замер с тряпкой в руках, не донеся ее до чаши. Он пристально посмотрел в мягкие глаза брата, лицо его заострилось, как у хищника. – Конечно, - произнес он ласково. – Дай мне несколько минут. Когда Калеб вовсю спал, даже не раздевшись, Филипп плотно закрыл дверь в его комнату, чтоб бульканье и звон не мешали брату. Потом вернулся за стол. Большая часть стеклянных шаров уже была наполнена и запечатана. Столько Филиппу было и не нужно, вендигоморфоза не возвращалась, но рынок зелий ты не захватишь, если зелий у тебя нет. Продавать же подкрашенную воду не позволяла совесть. На Том Свете выспится. Филипп зевнул и привычно подумал, что он уже – на Том Свете. Подумал фоново ответом на свои мысли. Без отчаяния. --- Калеб проспал завтрак. Если бы не громкое ворчание Филиппа и возмущенный свист Оладушка, спал бы дольше. Он спустил ногу на пол, удивляясь, что комната не кружится и голова не болит. Сколько он выпил? Явно больше, чем следовало. И не последует расплаты? Хорошо местные варят сидр, ничего не скажешь. Калеб опустил вторую. На простыне отпечаталась грязевая полоса со штанов. Досадливо подумалось, что Филипп мог бы с него штаны и стянуть. И тут стыд накрыл Калеба шерстяным одеялом. Он четко вспомнил, чего захотел и что сказал, и понял, что Филипп просто не посмел снимать с него одежду, боясь, что брат его неправильно поймет. Горящие щеки не потушили даже влажные ладони. А базар на кухне не утихал. Калеб выглянул. Оладушек сидел на пустой блестящей тарелке и требовательно стучал по ней клювом, покрикивая. Мило, что эти двое наконец нашли общий язык. Оладушек был норовистой птицей, но теперь, когда Филипп кормил его запрещенными Калебом оладьями, сменил гнев на милость. Прикинув, как укрупнился палисман за эти недели, Калеб решил, что неплохо бы повторить запрет. Пусть птица летает и сама охотится, нечего баловать. Все еще незамеченный, он услышал шипение брата. - Будто мне жалко! Будь моя воля, я бы всю сковороду тебе отдал, но тогда у нас обоих будут проблемы. Иди, полетай, жадина. Ты в семье не один. Калеб вздрогнул. Да, они семья. И были семьей. Что не так? - О. Калеб. Доброго, - брат приветственно кивнул. - Усмири свою животину, пока она не оставила нас без завтрака. – В чириканье Оладушка явно слышался смех. Филипп потер глаза и зевнул. Видимо, ночь у него выдалась длинная, но он все равно поднялся раньше, чтоб сообразить завтрак, как обычно делает. И то ли воздух сегодня другой, то ли свет так падает на стол, но Калеб вдруг понял, что ощущает счастье - и каждое привычное действие доставляет огромное удовольствие. Филипп делал вид, что ткнет Оладушка вилкой, если тот не прекратит. Оладушек на лету выдергивал пряди из его прочесанного хвоста. - А не думал о собственном палисмане? Филипп разворачивается полностью. Огонь горит в его взгляде. Но потом он косится на Оладушка и тихо говорит: - Не стоит. У нас есть палисман. На эти его слова Оладушек немедленно подлетает и трется клювом о висок, растроганно посвистывая, пока Филипп строго велит ему не подлизываться. И все же будто невзначай отодвигает от себя тарелку с недоеденной оладьей, больше на нее не претендуя. Птица счастлива. У Калеба от увиденного перехватывает дух. Он напрочь забывает, что палисманы не питомцы, что они – отражение души и стремлений, и не хотеть посмотреть, какую форму примет маленький друг – неожиданный выбор для исследователя. Калеб лишь умилен, что брат ставит чувства других выше своих желаний. «Люблю его. Люблю братишку. Не отдам», - думает Калеб. Он одновременно видит маленького мальчика, молодого мужчину, надменного старика и кошмарного монстра с переломанными костями в луже слизи. И губы кривятся от скорби по Филиппу, которого он бросил. Филипп радушно принимает внезапные объятья. Приятно чувствовать тепло кожи, знать, что маленький брат под защитой и никогда не испытает той боли, что была ему отмерена. Калеб не знает, можно ли менять судьбу, но Калеб знает, что поменяет.