Иной исход

Не ко времени Калеб вспомнил, как велел младшему брату не показывать язык соседке. Сейчас язык Филиппа неожиданно длинный и подвижный проник внутрь Калеба, заставляя выгнуться с постыдным стоном и часто прерывисто дышать. Выбившиеся из хвоста прядки щекотали раздвинутые бедра. Калеб только научился существованию со скользящими ласками внутри себя, как они остановились и пальцы тронули его там, где только что был язык. К горлу Калеба подступил огонь. Он заерзал в попытках отодвинуться, тело сжалось, сопротивляясь, он забыл останавливающее Филиппа заклинание, нужно что-то сказать… А внутри него аккуратно расширялось пространство под похоть и стыд. Калеба словно выкинуло из самого себя. - Филип, - не с первого раза дозвался он, встречая влажный блестящий взгляд Филиппа, пьяного страстью, но не глухого. - Филипп. Остановись. Филипп несколько секунд собирался дерзко ответить и продолжить с удвоенным пылом, что было видно по его лицу, но он прервался. Вытянулся вдоль Калеба, позволяя сдвинуть колени. И устроил голову на груди старшего брата, демонстрируя готовность выслушать. Пока Калеб собирался с мыслями и благодарно ласкал брата по растрепанным кудрям, Филипп обхватил его член и осторожно тер. Калеб ахнул, когда часть его тела отреагировала против его мыслей. - Сверху ты говоришь остановиться, а снизу не против продолжить, - Филипп растекся улыбкой, довольный придуманной фразой, но брат не оценил, от слов он бледнеет и прижимает ладони к лицу. - Расслабься. Я ничего ужасного не сделаю. Никак не наврежу, - Филипп оказывается сверху быстрее, чем Калеб успевает ему отказать. На глаза ложится повязка. Шейный платок Филиппа, кажется. От ткани приятно пахнет и она нежная, но Калеб тянется ее сорвать, потому что играть в такое не собирается. - Тебе стыдно, когда ты смотришь, - уговаривает его Филипп. - Это поможет тебе перестать тревожиться из-за ерунды. Ты мне не доверяешь? Калеб облизывает губы и кивает, соглашаясь. Мысленно он даже торопит процесс, вряд ли он когда-нибудь свыкнется с тем, что во спасение младшего брата вынужден совершать, но Филипп прав. Повязка поможет. Филипп целует его в губы, в щеку, в шею. И захватывая кожу зубами, оттягивая, присасываясь, оставляя на бледной коже пламя своего желания, продвигается вниз. Он желает брата, никогда не желал так яростно и четко, но, если поторопиться, Калеб снова остановит его. Не быть жадным, не быть нетерпеливым, получить все. Филипп прикусывает сосок, наблюдая за реакцией. Рядом с белой тканью повязки щеки Калеба смотрятся еще ярче. Губы красиво дрожат. Он всасывает магию увиденного и она распаляет его кровь. - Я могу тебя поцеловать? Я хочу, даже, если не вижу, - Калеб робко улыбается, будто просьба его – за гранью, будто Филипп откажет. Калеб тянет лицо брата к себе и улыбается, когда поверх его рук ложатся руки Филиппа. Он всегда так делает. - Филипп. Только медленно, - умирая от стыда, просит Калеб в самые губы. И на мгновение Филипп видит брата с заткнутым ртом. Если рот завязан, то он не произнесет слов «нет» и «нельзя». Филипп уверен, что Калебу понравится, если он разрешит, но не всегда удается пробиться через его смущение. Еще лучше - руки связать. Вот на это Калеб точно не согласится. Филипп отгоняет навязчивое видение, как воспользовавшись ситуацией, он связывает Калебу руки, туго, чтоб веревки вмялись в плоть. Связанные запястья с трогательно подрагивающими пальцами. И как он подныривает под них, втискивается в заставленные объятья, которые не разомкнуть по желанию. Что Калебу останется делать? Раздвинуть ноги, согнутые в коленях и принять брата к телу? Если лишить его возможности сопротивляться, снять лепестками чувство вины, отслоить мысли, что он не должен, то в сердцевине останется только жажда удовольствия. Никакого смысла нет, Калеб уже под ним. Стиснул зубы и придумывает себе грядущие муки, вполне на них согласный. Обездвиженный он смотрелся бы более… волнительно. Не смог бы соврать, что тело этого не желает. Но потом пришлось бы обещать так больше не делать, и так больше не делать. Филипп прикрыл глаза, стирая краски с желания. Невидящий брат добровольно в его власти хорош до боли, до истомы в горле. И веревка – та грань, которая рассечет добрую волю, значит – никакой веревки. Филипп чувствует дорожку капельки пота от виска до шеи. Нет. Может, позже. Не жадничать. Не спешить. И как тут, скажите на милость, не жадничать? Калеб выталкивает из себя воздух, смешанный со стонами, и Филипп встречает их едва уловимой ухмылкой вокруг его члена. Движения языка замедлились, губы сжались плотнее. Он всасывает член глубоко, с обожающим удовольствием. Ему нравится, что Калеб не смеет снять повязку, как мечется его голова по подушке. Как он стонет от каждого движения, зарываясь пальцами в его волосы, пока он заглатывает его член. Все нравится. Обожание переполняет видеть закинутый подбородок Калеба, его шею в пятнах, это до восторга больно. - Медленнее? – уточняет Филипп, пропечатывая слова на розовой головке. О, Калеб. Всегда умолял не спешить, а теперь передумал. Калеб совершенно потерян. Его напряженный член обласкан, на шее и плечах пылает любовь, Филипп сводит его с ума всем, что делает. И поэтому Калеб ничего не говорит, когда Филипп закидывает его ногу себе на пояс. Пусть произойдет. Калеб принимает, что лавину нельзя попросить сходить, как ей положено, но при этом - не губить дом на ее пути. Это невозможно. Брат его – необузданная страсть, копившаяся всю жизнь, он проявляет чувства всем собой, это не изменить... Любовь разрывает его изнутри. Нет чувства прекраснее и больше. Филипп вылизывает Калеба и жадно сглатывает, когда Калеб стонет от удовольствия, он готов отдать ему себя целиком. Он и отдает. Глубоко медленно погружаясь в Калеба, еще медленнее, угождая тихим мучительным мольбам искусанных губ. Физиологически Калеб не предназначен для Филиппа, но он готов принять его в себя все равно. Филипп, в свою очередь, с ума сходит от того, что брат желает его вопреки импульсам своего тела сжаться. Калебу приятно, это очевидно, но тесноту его приходится завоевывать силой, преодолевая сопротивление мышц. Филипп бы остановился, не желая сделать больно, но Калеб так сладко дышит, выражая однозначное разрешение не останавливаться, что Филипп рад его удовлетворить. Не похоть – то, что он чувствует. Это любовь, любовь к Калебу. Он готов ради брата на все, но сейчас, когда они в одной кровати, Калеб беспомощен и подчинен, у Филиппа нет иных инструментов доказать брату силу своих чувств. Лишь сжимать сильнее, целовать жарче, проникать глубже, выдирать крики и благодарные стоны чаще и громче. Потом, когда Калеб поймет, вылизать его, обласкать, занежить. Если, не выдержав массив любви, Калеб завтра не поднимется с кровати, окружить его внимательной заботой. Калеб обязательно поймет, что чувствует Филипп. Они это разделят на двоих. Филипп вздрагивает от восторга незапрещающей тишины, когда головка наконец помещается в Калебе. Зрелище упоенное. Калеб впился зубами в свою руку, этому он уделит внимание позже, а пока… Еще немного усилия. Член пульсирует, готовый кончить прямо сейчас, но Филипп глубоко вдыхает и успокаивается. Под ним расслабляется Калеб, впуская еще глубже. Когда член оказывается внутри, Калеб позволяет себе тихий выдох облегчения. В ответ на него Филипп делает бедрами рывок, довгоняясь до основания. Калеб вскрикивает и дергается, с ужасом обнаруживая пальцы Филиппа на своих бедрах. Филипп никуда не отпускает, не дает отодвинуться, он знает, что делает больно, и продолжает делать. Но когда Калеб обрел способность дышать, он почти не верит, что между ними произошли те жуткие секунды. Брат только нежен, только ласков. Он двигается внутри скользяще и бережно, с каждым толчком разжигая в брате пожар. Филипп весь – просьба простить свою вспышку необузданного желания. Но, если потом Калеб, оглушенный оргазмом, забудет о краткой боли, Филипп хорошо запомнит, как чудесно выглядит брат, когда страдает. Поэтому много подобных секунд на двоих у них еще впереди. То, что Калеб сочтет плохо управляемой импульсивностью, для Филиппа – идеально выбранный момент. А пока – только влажные движения и теплая накатывающая волна после, накрывающая с головой. Филипп чувствует, как сладкой пульсацией любовь перемещается из его тела в тело брата. Как он может не рваться навстречу, натягивая бедра на себя, чтоб не пролилось ни капли? Все для Калеба. И брат сжимается вокруг него, тонко скулит, звук стекает по его губам и Филипп слизывает его. Жарко. Тела склеиваются в одно, и, кажется, что голова раскроется, как бутон, от переполняющего ее чувства. Чувства общности и принадлежания. Вибрации возникшие в висках, продвигаются по костям вниз к барабанным перепонкам. Калеб снова дрожит от волны удовольствия. Филипп любуется мурашками на обнимающих его руках. Он обожает подбирать способы сделать Калебу приятно. Самого брата обожает и принимает его зажатость без раздражения. Калеба на все приходится уговаривать. Но почему бы и нет? Филиппу приятно ласково переставлять вешки разрешенных границ, руками ли, зубами ли. Стоны и крики у Калеба выходят очень благодарными, хотя угодить ему непросто. То быстрее, то медленнее…Ох, Калеб. Что в твоей голове?