***
Ещё с мая стоит жара, за всё время было всего пару дождливых дней, которые при всём этом не славились прохладой, а наоборот, после них улицы окутывало духотой. Поэтому в деревне самые отважные начали ходить на речку уже в начале июня, Антон же с Арсением дошли до неё только к концу месяца, потому что Шастун наотрез отказывался вылезать из виртуального мира ГТА. Попов его не осуждал, но подумывал, что лучше бы подарил этот диск в конце августа, потому что ему катастрофически не хватает внимания Антона. Вот, наконец, тот уже пару дней не может победить каких-то пришельцев, поэтому он психанул, и они решили, что плюс тридцать — это прекрасная погода для купания. Главное занять хорошее место, и было два варианта: пойти рано утром, пока никто не набежал — а в деревне раннее утро – это не семь утра, это как минимум пять утра. А второй вариант — это пойти под вечер, когда все наоборот уже будут расходиться. Решили, что вечер подходит больше, тем более, меньше шансов обгореть, а вода за день прогреется сильнее. — Арс, надо было на великах ехать, — бурчит Антон всю дорогу. — У нас же их нет, — отвечает Арсений, пытаясь обойти большой куст. Если ехать на машине, то до речки всего минут пять, на велосипеде минут пятнадцать, а пешком все тридцать. Арсения даже радует эта прогулка: солнце уже не так жарит, а легкий ветерок треплет волосы и освежает вспотевшие подмышки. Только вот Шастун постоянно ворчит, что уже устал идти, и ему тяжело, а это они идут только десять минут. Проходят рельсы, даже прогуливаются немного по ним, хотя сначала Арсений и бубнит, что это не безопасно и не зря же взрослые запрещают, но только Антон хватает его за руку и тянет за собой. Больше он не сопротивляется. После, минуют большие поля с огромным ворохом полевых цветов, которые кучками разбросаны по всей поверхности пожелтевшей от постоянной жары, травы. Арсений даже собирает небольшой букетик, хотя и знает, что эти цветы даже до дома не доживут, уже все повянут, но решает побыть немного эгоистом — сейчас хочется. Преодолевая небольшую горку, они замечают озеро: люди всё ещё присутствуют, но их уже точно меньше, чем было бы днём, по крайней мере, пока они шли, им навстречу проехало две машины и трое взрослых людей на велосипедах, которых они не знают. Всё-таки зря говорят, что в деревне все друг с другом знакомы — это совершенно не так; Арсений, наверное, и половины не знает, может видел их где-то, но лично всё же не знаком. Находят место на пригорке, так, что к воде придётся спускаться. Стелют на месте, где трава особо щедро разрослась, плед, который Арсений нашёл у бабушки в шкафу, укладывают на его углы камушки, чтобы не комкался, и стягивают с себя ненужную одежду, оставаясь в купальных шортах. — Кто последний, тот лох! — как ребёнок кричит Антон и срывается с места в сторону воды. Арсений тоже не пальцем деланный, поэтому бежит следом, уже у самого берега хватает Антона за руку, пытаясь одёрнуть назад, тот пытается вырваться, и в итоге оба валятся в воду, отбивая себе задницу. Камни, которые находятся на дне возле берега, врезаются в пятую точку, отчего они взвизгивают. — Блять, — рычит Антон, — Арсений. — Что сразу Арсений? — главное сделать вид, что он вообще не при делах. — А из-за кого я отбил себе жопу? — будь они немного в другой ситуации, это было бы даже весело, а так Арсению и самому больно. Антон вдруг подскакивает на ноги и начинает брызгаться, только вот всё происходит на мели, и в Арсения летит не только вода, но и сопутствующий мусор со дна: мелкие камушки и песок. Арсений пытается увернуться от нападения, как вдруг «враг» исчезает, оставляя Попова всего в песке. Арсений встаёт, потирая попу рукой — побаливает, — а потом смотрит на уплывающую макушку Антона и решает, что самому точно нужно ополоснуться, потому что каким-то чудом песок завалился даже в шорты; ощущения так себе. Как оказалось, Шастун не очень-то и бежал от него, думая, что Арсений мстить не собирается, но он ошибается. Только Попов его догоняет, как сразу же кидается со спины на Антона, обвивая ногами живот, а руками хватается за плечи. Арсений заранее проверил, может ли стоять сам, чтобы быть уверенным, что он не утопит Шаста. Он наваливается грудью на спину Антону, протягивая руки вперёд, ныряет лицом в изгиб шеи и начинает брызгать прямо Антону в лицо, тот брыкается и визжит, как свинья, которую режут — так бабушка Арсения говорит. Он пытается отбиться руками от брызг и шатается из стороны в сторону, в попытке сбросить со спины Арса. — Всё! Всё! — визжит он. — Твоя взяла! Арсений победно ухмыляется, и после пары брызг останавливается, только от спины Шастуна отлипать совершенно не хочет. Он медленно проводит носом по шее, надеясь, что Антон подумает на какую-то особо нагретую каплю воды, а не на чужое тёплое дыхание. Шастун трёт глаза в попытке избавиться от попавшей в них воды, а Арсений обнимает его за шею и только крепче хватается ногами, чтобы его не скинули. На удивление, Антон даже не пытается, только сам тянется руками под воду и оглаживает щиколотки и выпирающие косточки, пуская по коже Арсений мурашки. Дыхание мигом сбивается от тёплых касаний под водой, а член неопределённо дёргается — хоть бы Антон не заметил. Арсений тяжело сглатывает, и уже готов застонать, когда подушечка пальцев особенно нежно прошлась рядом с косточкой. Стон прерывает резкий смех, когда пальцы Антона перестают гладить, а начинают щекотать его стопу. Арсений только сильнее стискивает Антона руками, а вот ногами держится до последнего, но, не выдержав, отпускает его, продолжая истерично смеяться тому прямо в шею, издавая лёгкие «пуки», соприкасаясь губами с кожей. — Антон, — тянет «о», не переставая смеяться. — Моя месть сладка, — издаёт смешок, как злодей из диснеевских фильмов, а потом просто начинает хохотать. Они — если быть точнее, Арсений, — отлипают друг от друга, долго смеются, уже даже повода какого-то нет, но остановиться сложно. Арсению сейчас прямо вот очень хорошо. Он смотрит на смеющегося Антона и понимает, что жизнь состоит из таких вот моментов с ним, потому что во время учебного года, когда нет возможности видеться, он вспоминает именно такие дни. Антон тёплый, и не в смысле, что кровь циркулирует, и он живой, а в том смысле, что к нему тянет, а воспоминания, связанные с ним, согревают Арсения в самые морозные дни. Кажется, он зависим от этого тепла. Вдруг Арсений чувствует тепло рядом с лицом, а потом его прядь волос поправляют, убирая с глаз. Он поднимает глаза, и думает, что выглядит сейчас точно как школьница перед первым сексом, только он школьник и совсем не перед сексом, а жаль. — Ты красивый, — вдруг говорит Антон, заправляя другую отросшую прядь Арсению за ухо. Лицо мигом окрашивается в цвет наливных яблочек с огорода бабушки, уши становятся красными, как отваренные раки. Он, правда, смущается. Опускает глаза вниз и из-за горящих щёк не замечает чужие поглаживания на скуле, а когда поднимает глаза, то видит в Антоновых спокойствие. Арсений, как кот, тянется к тёплой ладони, только та резко пропадает, а сам Антон ныряет под воду, будто бы его тут и не было. Арсений даже в какой-то миг думает, что этого всего сейчас совершенно не было, это просто очередная фантазия, а он сам сейчас лежит в кровати и надеется не кончить во сне, потому что член до сих пор в полувозбуждённом состоянии. Вода ещё, как на зло, тёплая, как парное молоко — вообще не помогает. Арсений выплывает на берег, когда Антон уже развалился на пледе, пытаясь уловить последние солнечные лучи. Его мокрая светлая молочная кожа чуть ли не светится, как у Эдварда Каллена. Попов ложится рядом, лицом к небу, чтобы не было соблазна рассматривать Антона; он и так, кажется, палится конкретно. Только через пару минут вспоминает о привставшем члене, и всё-таки переворачивается на живот. Птицы стихают, последние люди уезжают с озера, оставляя их тут одних; тишина расслабляет. Арсений посматривает то на солнце, которое уже движется за горизонт, украшая небо розовыми и красными разводами, то на совершенно спокойного Антона. У того совсем впалый живот, который уже высох и вздымается на выдохе, а руками он блуждает по отросткам травы, выглядывающим из-под пледа. — Пойдём ещё искупаемся, — вдруг говорит Антон, открывая глаза и переводя их на засмотревшегося на него Арсения. Тот подвисает, смотря на выпирающие рёбра, по которым хочется провести подушечками пальцев и ощутить их рельеф. А всё ли у него хорошо, или Шастун вообще свёл его с ума? Он даже не сразу слышит вопрос. — Арс? — А? — поднимается глазами вверх, потому что лежит чуть ниже Антона, чтобы смотреть прямо в антоновы. — Пойдём, — очухивается он. Водная гладь встречает их спокойствием и отражением небесных узоров на ней. Теперь они вместе спокойно заходят в воду, чуть ли не держась за руки, хотя Арсению хотелось бы. Вода, кажется, стала ещё теплее, и без какого-либо дискомфорта пропускает их в глубь. Мокрые кудрявые волосы Антона лезут ему прямо в лицо, и Арсений всем своим существом хочет их убрать, только тот, как собачонка, отряхивается от воды, раскидывая пряди в стороны. — Насколько долго ты можешь задерживать дыхание под водой? — вдруг спрашивает Антон, подплывая чуть ближе. — Не знаю, — Арсений не то, чтобы увлекался такими подсчётами. В детстве, может, когда лежал с игрушками в ванной, то ради интереса нырял и задерживал дыхания отсчитывая секунды, но сейчас он и не вспомнит. — Давай проверим! — говорит Шастун, подплывая ближе. — Зач… — договорить не успевает, потому что Антон прыгает на него и давит на плечи, погружая под воду. Арсению вспоминается момент из третьего сезона сериала Skam, там тоже было что-то про задержку дыхания, а потом парни поцеловались прямо под водой. Попов улыбается своим мыслям, выпуская пузырь воздуха из рта, а потом решает открыть глаза, ну у Исака же получилось. Только он не Исак, поэтому Арсений не видит перед собой вообще ничего, не то, чтобы своего Эвана. Они взбаламутили песок со дна, поэтому его частички сейчас попали прямо Арсению в глаза — а они у него чувствительные. Он выныривает, отплывая к месту, где может стоять, и не открывая глаза начинает тереть их. Антон выныривает через несколько секунд и победно кричит «ура», пока не замечает Попова, которому сейчас вообще не весело. — Арс, что случилось? — Песок в глаза попал, не могу, щиплет, — обиженно, не пойми на кого, наверное, на песок, говорит он. — Надо промыть, пойдём, — и не дожидается ответа, находит под водой руку Арсения и тянет его за собой к берегу. Арсений слепо идёт за Антоном. Первая их преграда предстаёт в виде возвышенности, по которой в неведенье вообще сложно подняться, поэтому Шастун предлагает взять Арсения на руки. — Ты дурак? Я тяжелый, — протестует Попов. Только его не слушают. Антон наклоняется и подхватывает его под коленями, а вторую руку оставляет на спине. — Я тебе «да» не говорил, — трагично тянет Арсений. — А это свадьба по расчёту, твой отец сказал «да» вместо тебя, — совершенно спокойно говорит Антон, будто бы они шутят такие шутки постоянно. — Вот и женись на моём отце! — неожиданно для себя выпаливает Арсений. — Дурачина, — Антон опускает его на ноги уже возле самого пледа. — Садись, — ещё и командует. Арсений всё же в каких-то моментах остаётся ребёнком, поэтому сейчас ему очень хочется надуться и отвернуться от Антона. Только тот тянет его на себя и просит посмотреть на него. Арсений видит через приоткрытые глаза, сидящего перед ним на корточках Антона, а в руках у него бутылка питьевой воды и его футболка. Он льёт на край жёлтой футболки воду и выжимает лишнюю. — Посмотри вверх, — просит он, а потом подносит мокрую ткань к глазам и ведёт ею от внешнего края век к внутреннему уголку. — Не больно? — Нет, всё хорошо. Взволнованный голос Антона и его забота греют всего Арсения внутри. Когда он переходит на второй глаз, то Попов чувствует себя тягучим мёдом, потому что потихоньку стекает ниже, как тот с ложки в кашу. Шастун льёт водой ему на руки и предлагает умыться, а потом пьёт её же — многофункционально. Арсений некоторое время лежит с закрытыми глазами, давая им небольшую передышку, а когда открывает их, то солнце уже совсем скрывается за горизонтом. — Нормально? — всё так же обеспокоенно спрашивает Антон. — Да. — Зачем ты глаза-то открывал под водой?! — возмущённо тянет он и садится рядом. А что говорить, ну хуй. Как объяснить Антону, что он открыл глаза в надежде на поцелуй, как в сериале? — Думал подводный мир посмотреть, — вдруг выдаёт он и понимает, что в глазах Антона сейчас, скорее всего, выглядит полным ослом. — Арс, ну ты и дурной — смеётся он, — Надо тогда было попросить у меня маску для подводного плаванья. Я правда с собой её не брал, но в следующий раз тогда возьму! Они ещё какое-то время наблюдают за появившейся над водой луной, а потом решают, что пора бы возвращаться домой. Вот на обратном пути на велосипеде доехать было бы неплохо, потому что тащиться куда-то уже совсем не хочется.***
Конечно же, тот поход на озеро не прошел для Арсения бесследно. Уже на следующий день глаза опухли и покраснели — любимый арсеньевский конъюнктивит вылез. Бабушка заставила по старинке промывать глаза крепким чёрным чаем и запретила выходить из дома, чтобы снова не занести какую-то гадость. Антон тогда ближе к вечеру пришёл с пакетом вкусняшек из местного магазина: кислые, похожие на языки, пластинки, чипсы со вкусом белых грибов — в городе такие найти сложно, — скиттлс и апельсиновый сок, потому что Попов не любитель газировки. Они устроились перед телевизором, включив какой-то фильм, связанный с марвел — Арсений уже запутался, но вроде бы какую-то часть мстителей. Так они провели несколько дней: в течение дня Антон где-то пропадал, а когда Попов спрашивал у него, то тот говорил, что дома весь день провёл. Арсений сначала поверил, пока не увидел, как Шастун уходит из дома с утра пораньше, а потом, не заходя домой, сразу идёт к нему, поэтому вечерами они торчали вместе перед теликом. В один из таких вечеров оба заснули почти на середине фильма, на утро проснулись рядом, потому что бабушка с дедушкой решили их не будить. Арсений потом весь день счастливый ходил, и даже на прощание поддался порыву и обнял Антона — обычно они такое не делали, но уж очень захотелось. Арсений — ранняя пташка, но всё же сейчас каникулы, поэтому он решает, что может вставать не раньше десяти утра. Только сегодня, кажется, кто-то этого совершенно не хочет. По окну кто-то стучит, то ли птицы, то ли… Антон? Попов потирает сонные глаза и зачёсывает прилипшую от ночного пота чёлку. — Антон, — шепчет он охрипшим голосом, — Что ты тут делаешь и который час? — Сейчас пять утра, — шаловливо улыбается он. — Я должен тебе кое-что показать. Одевайся и выходи, — он уже хочет отойти от окна, даже не дождавшись ответа, — А, и кофту накинь, а то прохладно ещё, — и уходит. Арсений одевается и решает, что в такое время для шорт ещё рано, поэтому надевает помимо кофты штаны с дырками на коленях. Перед выходом он заглядывает в комнату бабушки с дедушкой — на удивление, те ещё спят. Антон ждёт его на крыльце, копается что-то в своём телефоне, а когда замечает на пороге сонного Арсения, то хватает его за руку и тянет за собой. Прохладный ветерок обдувает и бодрит, а птичье пение кажется совсем громким, хочется заткнуть уши и обратно плюхнуться на постель. Арсений совсем не понимает, куда его тащат, но не противится. Разговаривать совсем не хочется, потому что он ещё не проснулся, а вот Антон, похоже, и не ложился. Вчера они не виделись, поэтому чем тот занимался весь день, Попов не знает, но его покрасневшие глаза и ошалевший взгляд дают понять, что точно не сном. Они приходят к какому-то старому сарайчику на окраине деревни. Арсений топчется на месте и неуверенно смотрит на полуразваленное сооружение. — Ты мне доверяешь? — спрашивает Антон. Арсений только согласно кивает, потому что пошёл бы за ним хоть куда. Моментами ему кажется, что он та самая влюблённая девчонка, которая сделает для возлюбленного всё что угодно, пойдёт за ним куда угодно — это даже пугает. Потому что такие истории редко заканчиваются хорошо. Оказывается, что сарайчик этот двухэтажный, поэтому Антон сначала сам кое-как залезает, потому что как таковой лестницы нет, а потом помогает Арсению. Такая утренняя разминка бодрит получше всяких там зарядок. На полу оказывается раскидано сено, и Антон укладывается прямо на него, кивает рядом с собой, приглашая лечь. Арсений думает, что ради такого надо было надевать штаны постарее. — Смотри, — указывает он на потолок, когда Попов устраивается рядом с ним. Арсений думает, что он ему сейчас покажет паутину с пауком и его жертвой, иначе, что ещё может быть на потолке такой рухляди? Только он ошибается, потому что, подняв глаза, Попов видит что-то, напоминающее небесное созвездие. — Что это? — заворожённо спрашивает Арсений. — Созвездие южного полушария земли, — улыбаясь, говорит Антон и переводит взгляд на Арсения. — А откуда оно тут? — Я сам сделал; вспомнил, что ты как-то говорил о том, что было бы прикольно увидеть звёзды, когда все видят солнце, вот и придумал это, — пожимая плечами, отвечает Антон, будто бы это вообще пустяк. — А ещё я тебе подарок обещал на день рождения, ну, и вот. Арсений правда так говорил, только он это говорил про Антона: он видит в нём ночами солнце, а днями — звёзды, которые указывают путь. Потому что тот постоянно его поддерживает и не даёт сдаться, отказаться от театра, и Арсений слушает его так, как кто-то слушает гороскопы или расклад карт таро. Он правда сильно влюблён. — Вон, смотри, — указывает пальцем на кучку звёзд, похожих на крест, — Это созвездие Лебедь. А это, — переводит палец в сторону, где находится дырка больше остальных, — Самая яркая звезда этого созвездия — Денеб Фак. — Мирфак. — А? — Денеб Мирфак — она. — А, ну, да, — посмеиваясь говорит он. Арсений наблюдает за тем, как через дырки разных размеров льётся свет, и правда создавая эффект ночного звёздного неба. Антон рассказывает ещё о созвездии, о его мифах и легендах. Его так интересно слушать, что Арсений посвятил бы этому всю свою жизнь. Наблюдать за жестикуляцией его рук — одно удовольствие, от которого Попов никогда не откажется. — Антон, — тот разворачивает голову к нему, и их лица находятся в сантиметрах десяти друг от друга. — Спасибо, для меня такого никто и никогда не делал, это очень красиво, — искренняя улыбка вырывается у обоих, и это правильно, да. Подвисают. Смотрят глаза в глаза. Улыбка потихоньку улетучивается с губ обоих, а потом происходит то, чего Арсений не ожидал, но ждал когда-нибудь. Чужие губы накрывают его, медленно и мягко целуют нижнюю губу, а потом сразу же исчезают. Арсений так и лежит — в ахуе. Моргает, как идиот, и смотрит на «звёзды». — Прости, прости, прости, — затараторил Антон, отстраняясь. Он садится и поджимает колени к себе, зарываясь лицом в колени. Арсений же пытается прийти в себя: это его сейчас Антон поцеловал, или это всё очередной сон? Во сне, обычно, Антон после поцелуя начинает его раздевать, но точно не извиняться. — Антон, — тихо зовёт его Арсений, привстаёт и касается чужого плеча. — Антон. — Прости… — снова начинает он и всхлипывает. — Остановись, — поглаживает его по плечу. — За что ты извиняешься? — Арсений не дурак, понимает, за что, только не понимает, почему. — Нет, даже не так, почему ты за это извиняешься? — Потому что накинулся на тебя. Ты доверился мне, рассказал, что гей, а тут я без предупреждения решаю тебя поцеловать. То, что ты гей, не даёт мне права целовать тебя без разрешения, — заканчивает тираду всхлипом. — Какой ты дурак, — усмехаясь говорит Арсений. — Посмотри на меня, — Антон какое-то время машет головой, отказываясь, но потом всё-таки поднимает покрасневшие глаза на Арсения. — Задай мне свой вопрос, — Шастун растерянно хлопает глазами, но потом всё же спрашивает: — Можно тебя поцеловать? — Да! — вскрикивает Арсений и сам подаётся вперёд. Накрывает антоновы губы своими в совсем невинном поцелуе, отрывается на пару секунд, чтобы увидеть расплывшееся в улыбке губы Антона, а потом снова припадает к ним. Целует медленно, тягуче, садится на колени, чтобы было удобнее, руки укладывает на щёки и большими пальцами очерчивает линии скул. Сердце бешено стучит, будто бы сейчас к чертям разорвёт грудную клетку и вырвется наружу. Антон укладывает свои руки ему на талию и тянет ближе, обнимая и прижимая к себе. Оба привстают на коленях, чтобы стоять так вплотную друг к другу, жмутся, но поцелуй ни один не углубляет. Внизу живота скручивает, дыхание сбивается, Арсений обвивает руками чужую шею, чтобы попытаться быть ещё ближе, только ближе совершенно некуда, только если врасти в Антона. — Арс, — отрываясь на мгновение шепчет Антон. — М? — выдыхает прямо в губы. — Как давно? — отстраняется, только из цепких рук не выпускает. — С прошлого лета, — хотелось сначала притворится дураком, что типа я не я, и хата не моя, но какой смысл? — Почему не говорил? — Не знал как, — Арсений сам выпутывается из объятий, — Не хотел рушить дружбу. — Даже если бы твои чувства не были бы взаимны, то я бы не перестал с тобой дружить! Арс, ты же невероятный, вообще не понимаю, как от тебя можно отказаться. — А ты когда начал, что-то чувствовать ко мне? — всхлипывая от переполняющих его чувств, спрашивает Арсений. — Честно, не знаю. Я просто думал, что это у нас такая дружба — близкая — а потом, после прошлого лета, заметил, что с Димкой — другом ещё с детского сада, — я совершенно не так общаюсь, вот тогда начал об этом очень много думать, и вот мы тут, — вырывается нервный смешок. — Идём ко мне. Раскрывает руки в приглашающем жесте и укрывает своими длинными конечностями всего Арсения, а потом совершенно взрывает его — целует в лоб; вроде уже и было это между ними, но сейчас чувствуется совершенно по-другому. Они ещё какое-то время не выпускают друг друга из объятий, а потом снова заваливаются на раскиданное сено и следят за тем, как солнце движется и их «звёзды» перестают сиять. Арсений чувствует дикое умиротворение, когда Антон рядом начинает сопеть, и во сне двигает Шастуна ближе к себе. Улыбка сама появляется на лице и скрывать её даже не хочется — он счастлив. Сам проваливается в сон. Его будят мокрые поцелуи, которые он чувствует по всему лицу. Сонно разлепляет глаза и видит перед собой светлую макушку, чувствует прикосновение теплых сухих губ к шее, морщит нос в смущении. Он начинает смеяться, когда Антон делает «пуки» — выпускает воздух в кожу, создавая характерные звуки и пуская щекотные волны по телу Арсения. — Хватит! — пищит Арсений, пытаясь оттянуть Антона за плечи от своей шеи. — Ша-а-аст, — смеётся и выворачивается. Шея мокрая от чужих слюней. — Ну, всё! Всё! Антон отрывается от шеи и возвышается на локтях над Арсением, смотрит внимательно своими зелёными глазами, следит за тем, как Арсений облизывает высохшие губы, а потом подаётся вперёд и оставляет мимолётный поцелуй на арсеньевских губах. — Ты прекрасен, — шепчет, отстраняясь на пару сантиметров, так, что его дыхание ощущается на влажных губах. Арсений не может удержаться и поддаётся своему желанию — обвивает Антона руками и ногами, заставляя того завалиться на себя. Крепко-крепко сжимает в объятиях и проводит носом по его шее, вдыхая запах дома. — Ты не спал этой ночью? — обеспокоенно спрашивает Арсений и выворачивает руку, которая застряла между ними, убирая отросшую кудряшку за его ухо. — Нет, доделывал тут всё, — улыбается так ярко, что солнцу пора начать переживать — конкурент достойный. Оказывается, что поспали они всего ничего два часа, и деревня только-только ожила, из-за чего, выходя из этого сарайчика, приходится отпустить руки друг друга и идти так, будто бы они не целовались и не смотрели на звёзды, а крушили здание сильнее. Хотя в каком-то смысле они разнесли здание Арсения, а точнее, его фундамент, из-за чего сейчас надо полностью переосмыслить происходящее. Он на самом деле до сих пор не верит в то, что было там; возможно, он надышался пыли, и всё это были галлюны. Расходятся на перекрёстке, желание поцеловать на прощание разрывает, но нельзя: вокруг дома и любопытные соседи; Арсений даже обнять не рискует, только, кажется, Шасту пофиг, и он притягивает его для объятий, шепчет что-то не разборчивое на ухо и, перед тем, как отстраниться, чмокает в хрящик. Арсений, как влюблённая нищенка, с чувством эйфории возвращается домой и на бабушкины вопросы отвечает тихое «потом», валится на кровать вниз лицом и хочет орать от переизбытка чувств и эмоций. Это точно не сон? Щипает себя, чтобы проснуться, но только айкает от того, что сильно сжал кожу, а потом бабушка зовёт на завтрак — аппетита совершенно нет, но для вида поковыряться в тарелке приходится.***
Если раньше они и так постоянно ходили вместе, то сейчас и вовсе не остаются порознь. Всё чаще ночуют друг у друга, целуются под одеялом, чтобы вдруг бабушка Антона не спалила, только совсем не думают, как это странно смотрится со стороны — одно шевелящееся одеяло и два парня под ним. Обнимаются ночами в туалете у Арсения, потому что все знают об антоновом страхе темноты, вот они и вместе пошли. На утро просыпаются со стояками, и первое время оба неловко откатываются на края, чтобы второй не заметил, а потом забивают. Арсений просыпается и чувствует на себе закинутую ногу Антона; его стояк недвусмысленно упирается в арсеньевскую ногу, а потом тот то ли во сне, то ли просто так начинает тереться о неё. У Попова у самого стоит так, что проведи он сейчас пару раз вверх-вниз — кончит. Поэтому он тяжело вздыхает и выпутывается из тёплых объятий: Антон будет спать до двенадцати, они вчера поздно легли. Арсений идёт в летний душ: там вода прохладная и свидетелей меньше, всё-таки стоит он на заднем участке, максимум ёж за забором из леса услышит его скулёж. Вода оказывается теплее, чем он ожидал, потому что в девять утра солнце палит невозможно. Это лето вообще особенно жаркое. Он закрывается шторкой и открывает самодельный кран, пуская маленькие струйки воды; член всё так же стоит на полдень. Он гладит себя по груди, щипает соски по очереди, думает о том, как Антон бы цеплялся зубами за бусинки сосков, тяжело выдыхает и спускается ниже. Оглаживает плоский живот, пока не доходит до лобка, и думает, как бы хорошо там смотрелась светлая макушка. И рукой сразу же хватается за основание члена, проводит пару раз по всей длине, а потом большим пальцем трёт головку, прикусывает губу, чтобы не застонать в голос. За закрытыми глазами антоновы руки блуждают по всему телу. Ускоряет движения рукой, и белёсая жидкость выплёскивается на деревянную стенку. Буквально, раз, два, три — кончил. Тело мигом расслабляется, и напряжение утекает так же, как сперма со стены. Душ и правда помог; только он вспоминает, что на месте своих рук представлял чужие, холодные, окольцованные и от этого из груди вырывается тяжёлый вздох. Им надо поговорить. Бабушку с дедушкой Арсений застаёт возле калитки: они с утра ездили в город за продуктами, там и цены пониже, и выбор больше; они раз в месяц делают такие поездки, и Арсений безмерно благодарен, что сегодня был именно этот день. Не хотелось бы, что его поймали за дрочкой после ночи с другом. Арсений помогает бабушке с дедушкой с пакетами, а потом будит на завтрак Антона, тот неловко прячется за одеялом; знал бы он, что происходило час назад. В этот день они не говорят, и на следующий тоже, даже спустя неделю Арсений молчит. Так же дрочит в душе, закрывает глаза и мечтает, что когда откроет их, то перед ним будет Антон. Они идут на недо-пикник, потому что Арсению нужно прочитать школьную литературу — всё-таки десятый класс не за горами, — а Антон хочет погулять, именно поэтому они берут плед, свежесваренный из клубники компот в двухлитровой пластиковой бутылке из-под колы и пирожки с картошкой. Приходят к качелям, на которых когда-то познакомились, и прямо за деревом, чтобы их точно не было видно — хотя собирать урожай с поля ещё рано, поэтому в эту часть деревни вряд ли кто-то пойдёт, — стелют плед и заваливаются. Арсений вслух читает Гранатовый браслет, точнее дочитывает последние пятнадцать страничек. Антон, честно, старается не мешать, но то сорвёт какой-то цветочек и щекочет им стопу Арсения, то начинает целовать шею, прикусывает так, чтобы без следов, а потом и вовсе зализывает. Член сразу же реагирует на такие жесты, а сам Арсений старательно игнорирует неоднозначные потирания об его бедро — опять. Думает, что сейчас спокойно дочитает оставшиеся тридцать три страницы, но у Антона на этот счёт совершенно другие планы. — Шаст, — выдыхает Арсений, когда чувствует укус на линии челюсти. — М? — он лижет потную кожу за ухом, трётся носом об отросшие волосы и глубоко вдыхает. — Ну перестань, я же читаю, — врёт. Читать уже давно не получается, все мысли сосредоточены на стояке в штанах и горячих губах на шее, а буквы растекаются, не желая собираться в слова. — Книга интересней меня? — Да, — выдыхает он, в надежде, что стон не прорвётся. Рука Антона забирается под футболку, оглаживает позвоночник, щипает за бока, а потом и вовсе ныряет ей между пледом и животом. Гладит низ живота, только ремень на шортах не даёт ему пролезть дальше. Но как говорится: вижу цель, не вижу преград. Именно, поэтому он трогает вставший член прямо через ткань. — А твой член говорит об обратном, — ухмыляется он. Арсений не понимает, откуда у Шастуна столько смелости и, как ужаленный, подпрыгивает и садится на край пледа. Книга, которую теперь никто не придерживает, самостоятельно листает страницы. Антон вздрагивает, испугавшись быстрой перемены настроения, отстраняется. — Нам надо поговорить, — смотрит на Антона, тот кивает и принимает позу лотоса — внимательно слушает. — Я ещё не готов, ну… к… в общем к… — Проникновению, — договаривает Антон за него. — Да, — выдыхает. — Я этого и не требую, не уверен, что я сам готов, — только Арсений хочет раскрыть рот и что-то сказать, Антон его останавливает. — Не перебивай, пожалуйста. У нас есть альтернативы: совместная дрочка, как каждый себе, так и друг другу, минет, и на крайний случай — межбедренный секс. Я тебя ни за что не заставляю, но мой молодой организм требует разрядки примерно раза два в день, а рядом с тобой это требуется в два раза больше, — заканчивает с улыбкой и тянется к Арсению. А тот в ахуе сидит от того, насколько Антону легко дался этот разговор. — Я не против дрочки друг другу, — двигается ближе и падает в объятия, — Пока что, потом посмотрим, — утыкает носом в шею и вдыхает жар чужого тела. — Тогда может? — спускается вниз по спине, пока не доходит до ямочек на пояснице, не скрытых футболкой. Вместо ответа Арсений целует солёную шею, прикусывает ключицу и оставляет на ней засос. Руками цепляет низ антоновой белой майки и тянет её наверх; она явно сейчас лишняя. Майка летит на другой край пледа, а Антон ложится спиной на покрывало, утягивая за собой Арсения. Тот руками блуждает по открывшимся участкам кожи, сминает бока, пальцами оглаживает бусинки сосков, вырывая из Антона тяжёлые вздохи. Рука ложится на недвусмысленный бугорок в районе паха, поцелуи спускаются ещё ниже. Арсеньевский язык очерчивает грудь и идёт к соскам. Лижет ореолы, чувствуя бугорки желёз. Антон стонет и зарывается пальцами в волосы Арсения. Лижет рёбра, проходясь по каждому, от легкого ветерка у Антона по телу бегут мурашки. Попов присасывается к коже под рёбрами, оставляя там пару засосов. Поднимает глаза наверх, отслеживая реакцию Антона. У него глаза закрыты, щёки красные, рот открыт и дыхание быстрое-быстрое, будто бы стометровку пробежал, и он всё так же поглаживает затылок Арсения. Попов разрывается между умилением и рвущим его шорты стояком. Антон открывает глаза и удивлённо смотрит на застывшего Арсения. — Ты чего? — с хрипотцой говорит он. — Я сейчас может быть глупость скажу, но я… — мнётся, потому что не уверен. Не уверен ни в своих словах, ни в реакции Антона, ни в том, что сейчас это вообще нужно говорить. — Я люблю тебя, — глаза опускает вниз и привстаёт на руках, выпрямляя раннее согнутые в локтях руки. — Эй, — нежно тянет Антон, тоже привстаёт и рукой проводит по щеке, — Я тоже люблю тебя, Попов Сеня Сергеевич. У Арсения, кажется, в этот момент вообще всё обрывается и сердце начинает стучать ещё сильнее, чем до этого. Он много читал книг про любовь и смотрел фильмов, и, кажется, сейчас он чувствует себя героем одно такого произведения искусства. Главное, чтобы финал был хорошим. Они улыбаются друг другу пару секунд, а потом Антон притягивает Арсения ближе и жадно целует, сразу же сплетая их языки. Антон хозяйничает в чужом рту, оглаживает ряд нижних зубов, лижет нёбо, а потом лезет языком глубже, буквально трахая рот Попова своим языком. Арсений стонет и потирается пахом о бедро Антона, руками хватаясь за его плечи. Поцелуй разрывают всего на несколько секунд, пока снимают футболку с Арсения. Руками исследуют тела друг друга, шастуновские пальцы сминают упругие ягодицы Арсения, он расстёгивает его шорты и проникает под ткань, чтобы кожа к коже, чтобы ближе. Попов скулит в поцелуй. Оба встают на колени и держат друг друга мёртвой хваткой, Арсений расстёгивает антоновы джинсовые шорты, спускается поцелуями на шею, ключицы и грудь, опуская шорты вниз. Антон жадно глотает воздух, когда на его члене оказывается чужая рука, ткань трусов совсем не снижает чувствительность. — Можно? — лизнув линию низа живота, говорит Арсений. — Мгм, — выдыхает Шастун. Арсений, недолго думая, лижет член сквозь светлую ткань трусов, вырывая из Антона стон. Проходится языком по всей длине, и надеется, что это выглядит не хуже, чем в порно. Присасывается к месту, где натекла смазка, кончиком языка слизывает её, слышит сверху одобрительные стоны. Наконец-то, стягивает шорты и с себя, потому что хоть они и расстёгнуты, всё равно неприятно давят на вставший член. Смотрит снизу-вверх на поплывшего Шастуна и тянет его трусы вниз, непроизвольно облизывает нижнюю губу и, не отрывая глаз от антоновых, целует головку, слизывая предэякулят. Вообще, Арсений не знает, куда делось стеснение, и откуда взялось столько уверенности, но ему это определённо нравится. Антон стонет, а ноги трясутся. Поэтому Попов на пробу проходится языком по всей длине и отстраняется. Смелость смелостью, а к минету он ещё не совсем готов — всё же откусить член Шастуна совсем не хочется. Он целует антоновы губы, жадно вылизывает рот, тот совершенно не брезгует, а потом стягивает трусы и с себя. Антон отстраняется и демонстративно лижет ладонь, сплёвывает, и член Арсения сразу же оказывается в кольце пальцев. Большим пальцем давит на уздечку, и Арсений несдержанно стонет, утыкаясь ему в шею, кусает, когда рука проходится по всей длине. Они перекладываются, и теперь оба лежат на боку, лицом к лицу. У Антона взгляд дикий, тёмные зелёные глаза напоминают самые потаённые уголки джунглей, из которых на тебя сейчас выпрыгнет неведанный зверь. И он выпрыгивает, когда Арсений хватается за чужой член, когда он медленно проводит по всей длине, когда он ускоряется и оттягивает крайнюю плоть, когда он пальцем водит по уздечке и сам тяжело дышит от антоновых действий. Тот полностью зеркалит его действия. Воздуха совершенно не хватает, жара на улице вообще не помогает, пот бежит по вискам и щекочет подбородок. Оба изнывают от возбуждения, которое слишком долго хранили где-то внутри себя, и плавятся от прикосновений. Антон слизывает испарину над верхней губой и тянется за поцелуем. Выцеловывает всё лицо, губами собирая арсеньевские капли пота, отчего Арсений жмётся к нему ближе и сам толкается в чужую руку, а своей ускоряет движение. Арсений кончает первым, случайно сжимает член Антона сильнее, вырывая из него болезненный стон. Сбивчиво шепчет извинение, а потом сам не ожидая от себя, сгибается в три погибели и лижет головку, проникает языком под крайнюю плоть и вылизывает естественную смазку. Антон перебирает отросшие пряди, короткими ногтями царапает кожу головы. Только Арсений хочет вобрать головку полностью, как слышит: — Арс! Арс! Сейчас, — пищит Антон и оттягивает Попова от себя, и выплёскивает белёсую жидкость себе на живот. Стонет так громко, что может сбежаться пол деревни — им такого не надо, поэтому Арсений тянется к нему и затыкает рот своим. — Пиздец, — выдыхает Антон, как только Арсений отстраняется, и заваливается рядом с ним на спину. На цветок рядом с Арсением садится чёрная бабочка, а рядом с ухом жужжит пчела. По зелёному стеблю ромашки ползают мелкие жучки и в центре всего это лежат два максимально расслабленных, счастливых и испачканных в сперме голожопых подростка.***
Остаётся ещё — или всего — две недели до того момента, как они разъедутся на целый год по разным городам, а единственным источником связи останется интернет. В планах было торчать вдвоём каждый день в том сарайчике, без звёзд, но зато никто не мешает. Только планы не всегда можно осуществить. Они совершенно забыли о внешних факторах, которые на протяжении этих двух недель позволили только одну личную встречу. Бабушка Антона заболевает. Обычная простуда, но из-за возраста она совершенно без сил ложится на кровать, и за ней требуется уход. Антон кружит вокруг неё с таблетками, готовит еду и постоянно звонит родителям, чтобы те сказали, какие таблетки нужно давать и в какое время. Когда температура поднимается до тридцати девяти и четырёх, Арсений с дедушкой едут в город, чтобы привезти доктора, потому что по всем канонам России в этом мелком городишке единственная машина скорой помощи оказалась сломана. Врач их успокаивает, что ничего серьёзного, но говорит, что лучше бы полежать в больнице под надзором врачей. Звонят родителям Антона, и те дают согласие, а после говорят, что уже через два дня приедут. Бабу Катю увозят в тот же день, Антона с Арсением не берут, оставляя одних. Тогда Шастун не выдерживает и ревёт. Арсений в этот момент думает, что Шастун со всеми своими Воронежскими замашками всё же совершенно необычный: он позволяет себе плакать, он доверяет эти слёзы Арсению. — Арс, я боюсь, — всхлипывает он, утыкаясь Арсению в шею. — Всё будет хорошо, — перебирает пряди пшеничных волос, чешет за ухом — Антон так любит, — в попытке успокоить. Они так и уснули в обнимку, склеенные соплями Антона. На утро Шастун поговорил с бабушкой и настойчиво попросил передать трубку врачу, потому что её «всё хорошо» не внушало доверия, но и тот сказал, что ничего страшного, просто в больнице она быстрее вылечится. Арсений помогает Антону в огороде: вместе пропалывают клубнику, собирают малину и вишню, поливают грядки с морковью и свёклой, а затем убираются и в доме. Отпрашивается на ночёвку у Антона; бабушка сначала настаивает на том, чтобы они остались оба у них, но Антон не хотел. Ночуют у него. В тишине смотрят телевизор. Антон лежит у него на коленях и пальцами выводит узоры на согнутых коленях; Арсений же гладит его по голове и мечтает, чтобы бабушку Антона поскорее выписали. Только он знает, что дело не в обычной простуде, он подслушал разговор бабушки и дедушки и понял только то, что там что-то с сердцем. Антону он об этом не скажет. Тот на его коленях всхлипывает и затылком прижимается к животу, руками обнимает талию, так и засыпает. Его родители приезжают на следующий день, дают час на сборы и прощания. — Арс, я тебя люблю, спасибо за это лето! — выдавливает улыбку. Арсений не обижается. — Ты будто бы навсегда прощаешься, — смеётся, чтобы атмосферу разрядить. — Я тебя тоже люблю, до следующего лета? — обнимает его, пока родители Антона разговаривают с его бабушкой и дедушкой. Слышит сдавленное «ага» от Шаста, а потом чувствует горячий поцелуй на виске. Антон уезжает на неделю раньше, чем планировалось, он все те семь дней проводит в больнице с бабушкой, оттуда пишет Арсению, что они решили перевезти её жить к ним. Потом рассказывает о том, что у бабы Кати не просто простуда, а перикардит. Они много говорят и вместе читают об этой болезни, а с началом учёбы общения становится меньше. Оно и понятно: школа, десятый класс, где уже двадцать четыре на семь говорят только о ЕГЭ; у Арсения — театр и завал с домашкой, у Антона — баскетбол и больная бабушка. Арсений каждый день пишет «доброе утро», получая в ответ целое ничего, спрашивает: «как дела?», и в ответ прилетает сухое «норм». Он честно не знает, чем может помочь, поэтому пишет большой текст с словами поддержки и извинениями. Антон читает, но не отвечает. Общение прекращается. Попов себе места найти не может, ходит весь хмурый и с заплаканными глазами, потому что с недавних пор слёзы стали его ночным ритуалом. Он совершенно не понимает, что произошло, и даже думает, что вдруг у того бабушка умерла, и он просто не хочет ни с кем общаться. Только Арсений позвонил своей бабушке и узнал, что бабе Кате даже лучше становится. Это была действительно хорошая новость, только понять почему Антон его игнорирует он не мог. Им было шестнадцать, когда Арсений понял, что точно любит, а Антон пропал.