Кэйа выдавливает в него столько смазки, что внутри начинает хлюпать от малейшего движения. «Что с тобой сегодня?» — спросил бы Альбедо, но он и так знает — что. Ответ у Кэйи на левом плече, под татуировкой с сетью узловатых ветвей, в которые вплетены интейваты. И Альбедо может почувствовать его пальцами — четыре следа от ножа.
Поэтому он не мешает. Откровенно говоря, таким Кэйа нравится ему… по-особенному. В каждом его движении, в глубине глаз есть нечто уязвимое, нечто, рождающее песни об отчаянии и страсти, ведущей к смерти. Нечто, от чего люди в зале начинают плакать. Нечто, помогающее бесстрашно открыть другому своё сердце.
И надежда, что этот другой навстречу твоему сердцу откроет своё.
— Нравится?
Альбедо закусывает нижнюю губу, чувствуя, как длинные пальцы Кэйи проскальзывают внутрь, медленно сгибаются и разгибаются.
— Сейчас понравится ещё больше, — обещает Кэйа.
Он наклоняется к члену Альбедо, трогает языком влажную головку, нежно обхватывает губами и прикрывает глаза от удовольствия. Не моргая, чтобы не упустить ни секунды, Альбедо гладит его по щеке и невольно улыбается, когда Кэйа за ту же щёку нарочно берёт его член и улыбается уголком растянутых губ.
Невозможный человек.
— Я тебя люблю, — тихо говорит Альбедо, накручивая на пальцы его взлохмаченные после сна волосы. — Ты особенный, Кэйа.
Ответный польщённый взгляд из-под опущенных ресниц уже ближе тому Кэйе, который из любой мелочи способен устроить драму. Кэйе, к которому невозможно быть равнодушным — и легко возненавидеть, если сразу не попал под его обаяние. Но лишь единицы не попадают в сети его чар с первого взгляда. Кэйа мог бы вовсе не уметь петь, чтобы фанаты носили его на руках и целовали его сапоги.
И таким Кэйю Альбедо любит тоже, пусть и иначе. Этот Кэйа доставляет ему немало проблем, но…
…ради таких моментов с проблемами можно смириться.
Обхватив голову Кэйи ладонями, Альбедо медленно толкается в его расслабленное горло и смотрит, как острые скулы темнеют от румянца. Кэйа любит, чтобы его брали — особенно в такие моменты. Кэйа любит чувствовать себя нужным — нужным до отчаяния, до порога смерти, таким же нужным, как воздух.
И, когда он сжимает горло и с глубоким вдохом проталкивает член ещё глубже, Альбедо несколько мгновений уверен, что умрёт от наслаждения.
Просыпаясь, Дилюк тянет к себе того, кто должен лежать рядом, — и понимает, что под рукой подушка.
Не то чтобы он воображал, будто всё закончится по-другому.
— Ты уже проснулся. — Итэр бочком пробирается в его закуток и закрывает дверь ногой: у него в руках два больших стакана, а под мышкой бумажный пакет. — Я подумал, ты захочешь перекусить.
Дилюк изо всех сил пытается сдержать вздох облегчения, но, кажется, у него не выходит.
— Я бы не ушёл вот так. — Лицо Итэра становится серьёзным. — По крайней мере, не от тебя.
Пристыженный, Дилюк садится на кровати. Она не такая уж широкая, хватает места только на него и гитару.
На месте гитары свободно помещается Итэр.
— Это твой. — Он всовывает Дилюку в руку один из стаканов, а второй ставит на пол, чтобы разорвать пакет с едой и высыпать себе на колени пакетики поменьше. — И это тоже.
Ещё не пришедший в себя после сна, Дилюк заторможенно разворачивает бумагу. Внутри огромный сэндвич со слоями бекона, ветчины и сыра, щедро политыми соусом. Приткнувшись к Дилюку под бок, Итэр вгрызается в воздушную булочку и жмурится от удовольствия.
— Было здорово, — говорит он просто, и этого хватает, чтобы мгновенно вознести Дилюка куда-то к Селестии. — Я бы повторил.
Высота Селестии оказывается недостаточной.
— Правда? — осторожно спрашивает Дилюк.
— Конечно. — Итэр целует его в кончик носа. — Тебе же понравилось? Вот и мне.
Ошарашенный его словами, Дилюк поспешно отпивает из стакана — и удивлённо хмурится. Это не кофе, а какао с зимними специями. Дилюк, кажется, не пил его с детства — и даже не понимал, как скучал по этому вкусу. По чему-то, напоминающему о давно потерянном доме.
— Спасибо, — хрипло говорит он и, чтобы скрыть растерянность, вгрызается в сэндвич.
Итэр, уютный, как нахохлившаяся для сна птица, кажется, никуда не собирается уходить, и это чувство покоя в общем молчании тоже удивительно приятно вспомнить.
— Отлично выглядишь, милашка, — усмехается Лиза. Небрежно скрученные в жгут, её волосы перекинуты на грудь, и это единственное, что создаёт иллюзию скромности: короткий пеньюар достаточно прозрачный, чтобы отсутствие любого белья было очевидно. Итэр не подаёт вида, что заметил. — Наконец-то отдохнул?
— Спасибо, — вежливо кивает Итэр. — Выезжаем через пятнадцать минут, всё по плану?
— Насколько я могу судить, все на месте. — Лиза стучит в дверь Кэйи, и в ответ доносится недовольный стон. Дверь распахивается, наружу показывается рука Кэйи — и безвольно повисает. — Похоже, даже самый беспокойный элемент.
— Я уже иду, — говорит Альбедо. Дверь открывается шире, и Итэр прячет улыбку, глядя, как Альбедо пытается вытащить из-под Кэйи свои джинсы. Разумеется, Кэйа, зарывшийся в подушки, не делает ничего, чтобы ему помочь. — Техническая заминка.
— Детка. — Лиза хлопает Кэйю по руке. — Не будь жадиной, твоя задница всё равно не поместится в его штаны.
— Хммф, — откликается Кэйа и отползает в глубину своего отсека, целиком занятого кроватью. — Я уже встаю…
— Нет уж, будь добр, спи, — хохочет Лиза и доверительно сообщает Итэру: — Мы могли бы все уместиться в фургон, если бы не его концертные шмотки.
— Ложь! — возмущённо бормочет Кэйа. — Это всё барабаны!
— Барабаны вон там. — Лиза указывает в сторону, где спит Беннет. — Они бы влезли в багажник.
Итэр даёт волю смеху.
— Если ещё есть время, сходить тебе за завтраком?
— Спасибо, милый, я воздержусь. — Лиза ласково треплет её по щеке, и Итэр понимает, что в негласном рейтинге помощников группы его позиция только что повысилась минимум на одну ступень. — Но если погреешь мотор на пару минут дольше, кое-кто успеет покурить.
Бросив окурок в изящную карманную пепельницу, она удаляется в трейлер. Итэр обходит трейлер, проверяет колёса, забирается в кабину, заводит мотор. В дрожащем зеркале заднего вида появляется Дилюк, поспешно щёлкает зажигалкой. Мимо него проходит Альбедо, даёт пять и торопливо отправляется к своему фургону.
Уверенный, что его никто не видит, Дилюк зажимает сигарету зубами, приподнимает футболку, смотрит на красные пятна от поцелуев Итэра, трогает их кончиками пальцев и смущённо улыбается. Сложив руки на руле, Итэр с улыбкой наблюдает за ним. Может, он бы удивился, что Дилюк такой, но — нет. Он видел, как этот человек играет на гитаре. В точности так, как…
Мысли Итэра прерывает странное чувство — будто что-то
не отсюда появилось рядом. Что-то, что он порой встречал в Тейвате, и что, может быть, приведёт его к Люмин.
Распахнув дверь кабины, он выскакивает наружу, оглядывается, ища, куда
оно делось, ловит испуганный взгляд Дилюка.
— Ты что-нибудь видел? Или кого-нибудь?
Дилюк качает головой, делая вид, что это совсем не он только что с нежностью рассматривал оставленные Итэром засосы.
Итэр бы утешил его поцелуем, но сейчас не до этого. Он снова обходит трейлер, ища что угодно, любой след. Взгляд цепляется за открытую дверь и за свиток бумаги на ступеньках. Там, где несколько минут назад свисала рука Кэйи.
— Лиза! — окликает Итэр. — Здесь!
Лиза появляется мгновенно. Взглянув на свиток, она захлопывает дверь в отсек Кэйи, хладнокровно выдёргивает из коробки пару стерильных перчаток.
— Беннет, пакет!
В трейлере грохочет — похоже, Беннет в спешке падает с кровати.
— Что ж, посмотрим. — Неся свиток двумя пальцами, Лиза спускается на стоянку, снимает тонкую синюю с золотым ленту, разворачивает плотную до хруста бумагу. — «Время вспомнить о своих обязательствах». Кэйа, милый, у тебя есть обязательства?
— Не блевать в трейлере… — слышится в ответ.
— Значит, всё в порядке. — Лиза бросает свиток в любезно подставленный Беннетом пакет, а самого Беннета поворачивает к себе и пристально рассматривает свежую ссадину у него над бровью. — Ох, дорогой, не стоило так торопиться. Пойдём, я наклею пластырь.
— Вдруг бы это было что-то опасное… — бормочет Беннет и широко зевает.
— Он опять, — говорит Дилюк так, будто только что видел мертвеца. — Он где-то поблизости. Он…
Подойдя ближе, Итэр сжимает его руку с потухшей сигаретой, привстаёт на носочках, и Дилюк неловко целует его первый.
— Если он и был здесь, сейчас его нет. И мы уезжаем.
— Что ему нужно от Кэйи? — Дилюк скрипит зубами. — Почему он вообще к нам привязался?
— Мы обязательно узнаем, — тихо говорит Итэр. — И мне будет проще, если я услышу историю с самого начала.
Кивнув, Дилюк идёт к кабине вместе с ним и садится на соседнее сиденье.
— Не то чтобы эта история была длинной, — раздражённо усмехается он.
***
Интейваты считались утраченным видом. Всё, что учёным и алхимикам удалось воссоздать — отдалённое их подобие, выведенное на основе долгой селекции сесилий. Альбедо видел эти цветы только в книгах по истории и биологии, когда ещё планировал связать свою жизнь с наукой. С наукой не сложилось, а знания остались. Видимо, только для того, чтобы пригодиться в этот самый момент.
— Красиво, — усмехается Кэйа у него за спиной и протягивает руку, но Альбедо перехватывает её. На столике для грима, под интейватом — настоящим, не нарисованным в книге интейватом, — лежит свёрнутая записка. — Что? Нельзя?
— Это интейват, — говорит Альбедо, развернувшись к Кэйе, и тыкает ему в плечо. — Интейват, как у тебя на татуировке, понимаешь?!
Всё ещё не в себе после двухчасового выступления, Кэйа с видимым усилием пытается сложить один и один.
— Их никто не видел пятьсот лет, Кэйа!
— Что здесь происходит? — Дилюк заглядывает в гримёрку. У него гитара на плече, по лицу стекает подводка: Кэйа, брызгая на себя из бутылки, слишком разошёлся. — Что-то случилось?
— Интейват! — повторяет Альбедо как одержимый. — Это не может быть ошибкой! Я помню, как они выглядят! Эта форма лепестков, аромат, который невозможно объяснить словами…
Дилюк старательно тянет носом.
— Я ничего не чувствую, — соглашается с ним Кэйа и протягивает вторую руку. По ней Альбедо уже бьёт. — Ауч!
— Не трогай, — повторяет Альбедо. — Это… странно.
Подвинув Дилюка, в гримёрку входит Лиза.
— Мальчики, всё в порядке?
Выдохнув с облегчением, Альбедо указывает на столик.
— Интейват. — Кажется, это слово уже успело навязнуть у него в зубах. — Смотри, Лиза, это настоящий…
— Я вижу. — Лиза отодвигает и его, тюбиком туши смахивает цветок в сторону, разворачивает записку. — Хм. Это каэнрийский. Можешь прочитать?
У Альбедо мороз идёт по позвоночнику, когда он смотрит на буквы, которые мать заставила его выучить раньше принятого в Тейвате алфавита. Забытый язык дался ему легко — потому что для тех, кто невольно поспособствовал его появлению на свет, он был родным.
— «Мне нужно лишь три ответа, — задыхаясь, вслух читает Альбедо. — Наш сад выжжен, но цветы, которые тебе пристало носить в волосах, всё ещё благоухают на могилах богов».
— Что это? — хмурится Дилюк. — Угроза?
— Угроза? — восторженно повторяет Лиза. — Кэйа, теперь ты настоящая звезда!
Кэйа смотрит в записку Альбедо через плечо. Он не знает ни одной буквы на каэнрийском, и Альбедо этому рад. Может, было бы спокойнее не понимать, что здесь написано.
Слово «угроза» разлетается по гримёрке, наполняет воздух, и, пока Альбедо напряжённо смотрит на записку, будто на ней от этого проступят ещё какие-нибудь слова, способные объяснить всё происходящее, Кэйа берёт со стола интейват и затыкает за ухо.
— Мне идёт, — глядя в заляпанное зеркало, говорит он.
***
— С тех пор было много писем, — угрюмо продолжает Дилюк, глядя на свои сцепленные пальцы. — Все на каэнрийском. Только Альбедо мог их прочесть. Иногда к ним прилагались какие-то странные вещи. Исчезнувшие с лица планеты цветы. Страницы из древних книг. Алхимические ингредиенты. Было даже украшение, мы отдали его на экспертизу в Ордо Фавониус, когда сообщали о сталкерстве. Что-то вроде заколки. Они всё ещё ждут ответа из Сумеру, только там эксперты способны определить, подделка это или нет. В Ли Юэ не смогли дать ответ, хотя их ювелиры лучше всего разбираются в металлах и драгоценных камнях. Словом… мы ничего не знаем. Не знаем даже, что ему нужно. По запискам непонятно, угрожает он Кэйе или нет. Но никто из нас не хочет, чтобы Кэйа встретился с ним один на один. Кто знает, что ещё у него есть. Может, какой-нибудь древний ритуальный нож…
— И вы никогда его не видели?
— Кроме того раза в курилке. — Дилюк заметно смущается, и Итэр, улыбнувшись, касается его руки. — Почему он явился именно тогда?
— Наверное, мы однажды узнаем, — успокаивает Итэр.
Почему-то он нисколько не боится загадочного незнакомца с татуировками на руках. Куда страннее то, что следует за ним.
