Светяшка

      Людей в зале едва ли полторы сотни, но Кэйа выкладывается на полную — так, будто с каждого хочет собрать внимания за десятерых. И ему удаётся: к выходу на «бис» белья, кажется, не остаётся ни на ком из зрителей. Мужчины и женщины, немолодые и совсем юные, все подпевают в голос, пока Кэйа ходит вдоль края сцены, игриво поддевая носками ботинок валяющиеся на пути трусы и трусики всех возможных цветов. Пульт осветителя сегодня невысоко, и Альбедо видит, как с Кэйи течёт от жары и духоты, как дрожит микрофон в руке, — и тем удивительнее, что голос становится только глубже и выразительнее. Будто в него уходят все силы.       Взамен Кэйа получает то, что нужно ему сильнее всего — волны обожания, желания и поклонения. Его хочет каждый, попавший в ореол сверкающего обаяния. Каждый счастлив смотреть на него и вязнуть в его песнях, как в зыбучем песке.       Ох, Кэйа.       — Дайте выдохнуть пару минут, — хрипло шепчет он, поднеся микрофон к губам, и Лиза подыгрывает ему, пританцовывая на своих высоченных каблуках. Альбедо отлично знает, что после она ещё день не сможет нормально ходить, но останавливать это бесконечное самоповреждение бесполезно, он давно перестал пытаться. — Дам пару автографов. Дилюк за мной присмотрит, правда, Дилюк?       Зал аплодирует, задыхающиеся от криков фаны прыгают, а Альбедо думает, сколько из них сегодня, придя в клуб просто потанцевать и немного выпить, увидели Кэйю впервые — и пропали.       К его удивлению, Дилюк на предложение Кэйи реагирует без обычного недовольства. Он кивает, поднимает кулак в сторону зала и сдержанно улыбается на ответный визг. У него немало фанаток, но он относится к этому факту с философским безразличием.       Альбедо ждёт, пока вся группа с благодарностями откланяется и простится, и только потом уходит за кулисы. По пути ему бросается в глаза серебристая коса, но сразу пропадает из виду.       Скорее всего, совпадение.              Дверь в гримёрку распахнута. Кэйа и Лиза полулежат в креслах напротив, закинув ноги друг другу на колени, Беннет поливает Кэйю из бутылки с водой, заливаясь смехом, у него на плече свежий ожог, майка ещё тлеет. Дилюк, сидя рядом с ними на корточках, пытается натянуть на гитару новую струну.       Альбедо обводит их взглядом, пытаясь решить, с кого начать, но его логические выкладки прерывает деликатный кашель.       — Добрый вечер, — говорит Тома, — не хотел бы прерывать вас, но у меня есть личная просьба.       Все замирают: Дилюк с мотком струн в зубах, мокрый Кэйа, дымящийся Беннет и Лиза в задранном до талии платье.       — Чем могу помочь? — спрашивает Альбедо, хотя помочь в первую очередь стоило бы Беннету.       — Я… — кашлянув ещё раз, Тома протискивается мимо Альбедо, вынимает у Беннета из руки бутылку и льёт ему на майку и плечо. — Ох. Простите, даже дышать стало легче. Дело в том, что моя госпожа здесь, и она бы… она не решается попросить вас об автографе и фото, поэтому я прошу за неё.       — …хорошо… — после паузы тянет Кэйа и кивком отбрасывает со лба мокрые волосы. — Что-то ещё?       Помявшись, Тома поворачивается к Дилюку.       — Пока представился случай… я хотел сказать… — Он заливается краской до самых волос. — Ваша игра на гитаре — лучшая, какую я слышал. Я хотел бы выразить словами то, что я чувствую под ваши аккорды, но… Простите, может быть, я излишне откровенен, но… просто знайте, что вы настоящий музыкальный гений.       Он торопливо выходит в коридор, оставив группу в смятении.       — Займёмся ожогом, — решает Альбедо и расстёгивает стоящую у двери сумку.       Аптечка всегда лежит сверху — а на ней свёрнутый лист, по традиции перевитый лентой.       Несколько секунд помолчав, Альбедо садится на пол и закрывает лицо ладонями.       — Как же он меня заебал, — слово в слово озвучивает Кэйа его мысли. — Прочитаем потом.              На постконцертных встречах всё как обычно: толпа мокрых от танцев фанов облепляет Кэйю, Дилюка окружает стайка девушек, в которой на этот раз для разнообразия возвышается Тома, а Альбедо и Беннет сидят на ступеньках сцены и наблюдают.       — Видел Итэра? — с грустью спрашивает Беннет. Плечо у него залеплено свежей повязкой с антисептиком, но Альбедо уверен, что поверх этого ожога завтра появится новый. — Я думал, он придёт послушать. Может, ему не нравятся наши песни?       Он вешает нос, рассматривает свои ботинки, и Альбедо легонько толкает его коленом.       — У него много дел и мало времени на отдых. Почему бы тебе не спросить у него самого?       — Об этом я как-то не подумал, — признаётся Беннет, вздохнув, и Альбедо мысленно бьёт себя рукой по лицу. — О! Да вот же он!       За спинами людей, ждущих своей очереди, чтобы сделать с Кэйей смазанное фото на мобильник, мелькает Итэр — он куда-то спешит, и Альбедо, охваченный внезапной идеей, жестом просит Беннета остаться и присматривать за Кэйей, а сам направляется в ту же сторону, где мелькнула светлая футболка и распущенные золотые волосы.       Итэр приметный — не составляет труда держать его в поле зрения, даже оставаясь на порядочным расстоянии. Как Альбедо и думал, Итэр идёт не к трейлеру. Он деловито покидает клуб через выход для персонала, пересекает замызганный задний двор, без всякого труда перелезает забор выше своего роста, и Альбедо приходится поспешить, чтобы проследить, куда он свернёт.       Не сбиваясь с шага, Итэр сворачивает на узкую аллею, стучит в дверь неприглядного дома, и ему открывают. Кто, Альбедо не видит: щель между криво прибитыми досками не даёт достаточно обзора.       Что Итэр говорит неизвестному обитателю дома, тоже неясно, но ему что-то кладут в ладонь. Покивав, Итэр уходит дальше по улице. Альбедо прикидывает, что там его уже не догнать без риска попасться на глаза, а пока вина не доказана, портить отношения в группе — себе дороже.       Всё увиденное Альбедо оставляет при себе. К его возвращению жаждущая толпа вокруг Кэйи редеет, а рядом с Беннетом на ступеньках сидит Тома. У него между колен бумажный пакет с эмблемой в иназумском стиле, а Беннет набивает рот онигири.       — Альбедо! — Тома поднимает руку в приветственном жесте, будто они не виделись полчаса назад. — Ваша автограф-сессия такая долгая. Я решил, что вы захотите перекусить.       Мысли о том, что еда отравлена, Альбедо отметает сразу. Желай господин Камисато что-то сделать с группой, сделал бы сразу — у таких людей для этого достаточно инструментов, и ни один из них не настолько… примитивный.       — Спасибо, — искренне говорит Альбедо и забирает из его рук коробочку с моти. — Я умираю от голода.       — Ваш помощник не заботится о том, чтобы вы вовремя ели? — Похоже, Тома этим всерьёз расстроен. — Простите, я не знаю, в чём заключаются обязанности ваших помощников, я так привык следить, чтобы госпожа не пропускала завтраки и ужины, что, мне кажется… возможно, у меня небольшая фиксация на том, чтобы кормить людей.       — Кэйе вы бы не понравились, — улыбается Альбедо. — Он постоянно боится не влезть в свои концертные штаны.       — Думаю, к концу выступления они с него падают. Я каждый раз поражаюсь, сколько у него энергии. — Заметив, что Беннет расправился со своими онигири, Тома кладёт ему на колени бокс с такояки. — Он как будто растворяется в песнях. Когда госпожа впервые привела меня на концерт, и я увидел ваше выступление вживую… Ох, я думал, в жизни господин Альберих совсем другой.       — О нём часто так думают, — соглашается Альбедо. Беннет суёт ему одну из шпажек с такояки, едва не обжигает ему руку и не обжигается сам, но Тома спасает их обоих, подставив бумажную салфетку. — О. Спасибо.       — Простите, — Тома поднимается. — Кажется, Дилюк собирается уходить. Вы не могли бы попросить его со мной сфотографироваться?       — Конечно. Дилюк! — Альбедо взмахивает рукой, и Дилюк сворачивает к ним, весь немой вопрос. — Нет, ничего не случилось. Сфотографируешься с Томой?       — Да, конечно. — Всё ещё напряжённый, Дилюк оглядывается в поисках подходящего фона. На выбор есть закиданный мусором зал, Кэйа, на котором виснут сразу пять девушек, пока шестая делает коллективное фото, жующий Беннет и тёмная сцена. — Хм. Может быть, подойдём ближе к свету?..       — Минутку. Сейчас будет свет. — Держа в зубах свою шпажку с остатками такояки, Альбедо забирается на сцену и включает верхний прожектор. Попавший в круг света, Кэйа инстинктивно вскидывает голову, и его фанатки радостно вскрикивают. — Так лучше?       — Не стоило… — смущённо бормочет Тома, но Дилюк становится рядом и складывает руки на груди. Его обычная поза — он сама суровость, и тем милее на его фоне выглядит Тома, по иназумской традиции поднимающий телефон повыше и округляющие глаза. Глядя на экран, Дилюк невольно улыбается — и, должно быть, фото удаётся, потому что Тома снова краснеет.       — Спасибо! — Он сжимает плечо Дилюка. — Я бы не решился, но… госпожа здесь! Простите, я должен идти, ещё раз благодарю!       Наклонив голову к плечу, Беннет задумчиво смотрит ему вслед.       — Они там все такие? — спрашивает он. — Альбедо, ты же был у них в этом… имении?       Альбедо вздыхает.       — Тома ещё самый нормальный, — убито признаётся он.              Аяка подходит последней, когда Кэйа с трудом отделывается от подвыпившей парочки, навязчиво предлагавшей ему стать третьим.       — Вы ждали так долго? — спрашивает Кэйа. — Почему не зашли к нам в гримёрку?       — Я не хотела помешать. — Аяка говорит так тихо, что Кэйе приходится наклониться к ней. Она тотчас вспыхивает румянцем. — Простите, что занимаю ваше время. Я… только решилась поблагодарить вас за ваш голос… и за самоотдачу…       Она поднимает голову, и в её огромных глазах, полных почтения и страха, Кэйа будто видит свои крошечные отражения в ореолах света. Может, у него снова адреналиновый приход после концерта. Во всяком случае, это возможно, учитывая, что он до сих пор держится на ногах, а не лежит ничком, как Лиза.       — Я хотела… — Аяка торопливо опускает глаза, но горящие уши её выдают. — Я…       За её спиной вырастает Тома, и Аяка, молча сунув ему заклеенный пакет, делает несколько шагов в сторону, а потом стремительно бросается бежать.       — Госпожа! — взволнованно окликает Тома и, поклонившись, вручает пакет Кэйе. — Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа очень робкая в личном общении. Госпожа!       Он бросается следом, а Кэйа, взвесив пакет в руке, разрывает его посередине.       Ему в ладонь падают насквозь мокрые шёлковые трусики, такие же белоснежные, как корсет Аяки, только что стоявшей рядом.       — Что это? — Альбедо подходит к нему с полупустой коробкой моти в руках, вопросительно смотрит на пакет. — Тебе что-то передали?       — В Иназуме, — наставительно сообщает Кэйа, подняв свою добычу на указательном пальце, — бельё не кидают звезде в лицо, а, как воспитанные люди, передают в пакете из рук в руки.       Беннет со ступенек выслушивает его с приоткрытым ртом.       — Правда? — доверчиво спрашивает он.       — Понятия не имею. — Кэйа запихивает трусики обратно в пакет. — Но пока это самое трогательное, что мне дарили.       Альбедо переводит взгляд с него на закиданную трусами сцену, которую ещё никто не потрудился убрать.       — Важно не что преподносить, а как, — со значением объясняет Кэйа и, прихватив у Альбедо парочку моти, запихивает их в рот и наконец удаляется за кулисы. — Церемонии! Все каэнрийцы падки на церемонии!       Озарённый внезапной догадкой, Альбедо застывает на месте.       — Каэнриец, — потрясённо шепчет он. — Наш сталкер каэнриец!       Если бы ещё это заключение могло ему как-то помочь.              — Спасибо, — мурлычет Лиза, пока Кэйа на руках несёт её к трейлеру. Следом Беннет почтительно несёт её шляпу и бас, за ним идёт Дилюк с сумками оборудования и гитарой, а Альбедо с аптечкой замыкает шествие. — Ты был невероятен. Я выложилась на двести процентов.       — Сделаю тебе компрессы, — усмехается Кэйа. — Такие ноги нужно беречь, дорогая.       — Они переживали и не такое. — Лиза беззаботно свешивает руку у Кэйи с плеча и подмигивает Альбедо. — Я заметила этот фокус с серебряным светом. Я хорошо выглядела?       — Потрясающе, — честно говорит Альбедо. Дилюк обиженно сопит. — Ты выглядела как колдунья.       — Я и есть колдунья! — Лиза отбирает у Беннета шляпу и надевает набекрень. — Я могла бы неплохо зарабатывать в гадальном киоске на ярмарке, а?       Беннет, оставшийся без важной миссии, в панике пытается отобрать что-нибудь у Дилюка, чтобы помочь, и в коридоре случается заминка — Дилюк отнекивается, Беннет настаивает, Альбедо топчется за их спинами, наблюдая, как покачивающаяся шляпа Лизы уплывает всё дальше.       — Дилюк, я просто хочу помочь! — продолжает Беннет, вместе с Дилюком вцепившись в одну из сумок. — Тебе тяжело!       — Я справлюсь, — убеждает Дилюк. Альбедо задумывается о том, чтобы попросить Беннета помочь со своей сумкой, и вспоминает про письмо. Бросив сумку на пол, он расстёгивает молнию и разворачивает свиток.       — Дилюк, — упавшим голосом говорит он, и борьба среди коридора мгновенно затихает. — За Кэйей, быстро. Его нельзя оставлять без присмотра.       Сунув сумки и гитару Беннету, Дилюк бегом кидается дальше по коридору. Беннет, спотыкаясь, припускает за ним.       «Корни оплетают всё сущее. Корни вернут тебя к родной земле. Корни приведут тебя к истокам. Корни, прорастающие вновь, — вот ответ, который ты ищешь».       — Корни, — повторяет Альбедо, снова и снова пробегая взглядом по строчкам. Кем бы ни был этот человек, он пишет на мёртвом языке так искусно, будто не знает другого. Если подумать, это имеет смысл в свете теории о каэнрийском происхождении сталкера.       Если бы в Тейвате существовал реестр каэнрийцев, возможно, Ордо Фавониус смогли бы сузить круг подозреваемых до пары тысяч, но, увы, такого реестра никогда не было. На примере матери Альбедо убедился, что пережившие море огней способны появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Никто лучше них не заметает следы. И если Кэйа намеренно или случайно перешёл дорогу одному из таких… Сможет ли Альбедо что-нибудь сделать? Сможет ли хоть кто-то помочь?       В это мгновение слабости Альбедо близок к тому, чтобы предпринять очередную бессмысленную попытку выйти с матерью на связь. Ему как никогда нужна её помощь. Хотя бы крупица знаний, которыми не владеет больше никто в Тейвате. Но…       Нет. Бесполезно. Альбедо никогда не был даже близок к её гению. Ему не перехитрить её и не переиграть. Если она сказала, что не позволит себя найти, пока Альбедо не станет достоин, так и будет. А он не достоин.       — Альбедо?.. Ты в порядке?..       Итэр встревоженно смотрит ему в лицо, переводит взгляд на свиток в руке. Может, виновата задумчивость, но Альбедо не слышал шагов и не уловил мгновения, когда рядом появился другой человек. Не похоже на него.       — Что это? — Итэр заглядывает ему через плечо. — Корни? О каких корнях речь?       Альбедо ошарашенно моргает.       — Ты знаешь каэнрийский?       Итэр хмурится.       — Это каэнрийский? Я… даже не задумался, что это какие-то незнакомые буквы…       Он выглядит растерянным, и только это не позволяет Альбедо схватить его за горло и ударить о стену с требованием признаться, кто он, Бездна его забери, такой.       — Я… — Пошатнувшись, Итэр трёт лоб. — Голова заболела. Не понимаю, что со мной…       Стиснув зубы, Альбедо говорит себе успокоиться.       — Идём. — Он закидывает руку Итэра себе на плечи, суёт скомканный свиток в карман куртки и поднимает с пола сумку. — Здесь очень душно. На улице должно стать легче. У Лизы есть травяной чай, хорошо приводит в себя.       — Спасибо… — шепчет Итэр и роняет голову ему на плечо. Он едва переставляет ноги, и если это притворство, то не отличимое от правды. Волнистые волосы накрывают грудь и спину Альбедо как плащ, и что-то от их вида отзывается в памяти — может, гравюры из книг матери. Принцы и принцессы Каэнрии, с металлическими крыльями за спиной и сверкающими мечами, летящие впереди механического воинства. У матери воинственно раздувались ноздри, когда она говорила Альбедо о тех временах.       Едва ли сейчас хоть кто-то кроме него вспомнил бы эти сказки. Остатки утерянных технологий легли в основу современных, а мифы ушли — или остались только среди тех, кто ещё помнил их как настоящее, что почти одно и то же.       И вот бы кто-нибудь объяснил Альбедо, почему эта мысль кажется такой горькой.