8. Сплошная головная боль
13 августа 2022 г. в 17:00
Дилюк пытается не выдавать паники, но у него всё написано на лице — по крайней мере, для тех, кто его знает.
— Я в порядке, — слабым голосом заверяет Итэр, но ему даже Беннет не верит.
— Лежи! — возмущается он. — Я поведу!
— Нет! — в один голос восклицают все, кроме Альбедо.
— Я подменю Итэра, — предлагает Кэйа.
— Я мог бы… — неохотно вызывается Дилюк, но Кэйа качает головой и выходит.
— Лучше побудь с Итэром, — просит Альбедо.
Беспомощно осматриваясь, Дилюк ищет причину, почему ему не следует этого делать: он не любит выдавать свои привязанности. Альбедо терпеливо ждёт. Ни Лиза, уткнувшаяся в книгу, ни Беннет, тыкающий пальцем в повязку на своём ожоге, не выглядят как те, кто способен позаботиться о человеке с сильной головной болью.
— …хорошо, — сдаётся Дилюк и садится к Итэру на кровать. — Может, отдохнёшь у меня? Там лучше звукоизоляция. Если тебя сейчас раздражает шум…
Улыбка Лизы становится чуть шире, Беннет поспешно карабкается в своё заваленное вещами и помятыми нотами гнездо.
— Что-то я устал! — громко сообщает он.
Дилюк смотрит только на Итэра, и в этом он весь. В страсти, доходящей до одержимости.
— Спасибо, — Итэр бледно улыбается. Дилюк протягивает ему руку раньше, чем он договорит, помогает подняться и с величайшей осторожностью придерживает за талию.
— Итэру так будет спокойнее, — извиняющимся тоном поясняет Дилюк для всех, кто мог не понять, и прикрывает дверь, над которой в ту же секунду вспыхивает табличка.
Откинувшись на спинку кресла, Лиза заливается тихим-тихим торжествующим смехом.
— Не понимаю, что смешного, — ворчит Беннет и, свесив с кровати ноги, принимается ими болтать. Альбедо, не раз получавший ботинком в челюсть, делает пару шагов назад. — Сколько он может сохнуть по Альбедо?!
— По мне? — переспрашивает Альбедо.
— А разве он не на тебя так смотрит, будто ты пирожное? — Беннет жизнерадостно улыбается. — Ну, с Кэйей давно всё понятно.
— Беннет, — Лиза заливается громче; ей уже тяжело сдерживаться, и у Дилюка есть риск услышать её хохот во всём великолепии даже через звукоизоляцию. — Святые Архонты, Альбедо к твоим теориям не готов!
— Была бы отличная пара… — бормочет Беннет и заваливается на подушку. — Между прочим…
Альбедо выходит из трейлера, пока он не договорил. Хватит на сегодня безумных предположений.
Следующее открытие поджидает Альбедо на стоянке.
Вместо того чтобы заводить трейлер, Кэйа курит, с ногами забравшись на капот лимузина, настолько белого, что даже в сумерках больно глазам. По одному этому ясно, кто внутри.
— Так вышло, что наши маршруты совпали, — торопливо продолжает Тома явно длинную речь, — и господин и госпожа хотели бы…
— Если господин и госпожа хотели бы, — шёпот Кэйи угрожающий, как предупреждение гремучей змеи, — пусть скажут сами!
Он бьёт ладонью в лобовое стекло, за которым Аято с вежливой заинтересованностью на лице потягивает бабл чай.
— Что скажете, господин Камисато? — Кэйа скалится, склонившись так, чтобы их глаза были на одном уровне. Тома тревожно переводит взгляд с него на Аято, возможно, ожидая сигнала, и Альбедо стоило бы вмешаться, но он заворожён. Кэйа нечасто злится так. И в коротком списке вещей, которые Альбедо считает возбуждающими, взбешённый Кэйа на втором месте после момента, когда уникальное изобретение начинает работать.
— Это не ваша трасса, господин Альберих, — Аято дарит ему издевательски милую улыбку. — Пока я не нахожусь у вас в трейлере, я не нарушаю право на неприкосновенность вашей собственности.
— Брат, — тихо окликает Аяка с заднего сиденья и, громко хлопнув дверью, выходит. — Господин Альберих… Кэйа, прошу, примите мои глубочайшие извинения. Аято порой заходит слишком далеко в своих играх с людьми.
Перед Кэйей, курящим на капоте, её иназумский поклон выглядел бы комично, не будь тон настолько серьёзным и искренне виноватым.
— Вы вправе отказаться от нашей компании. Понимаю, что такое совпадение выглядит подозрительно в сложившейся ситуации, но, может быть… мы могли бы помочь?
Она выпрямляется. Альбедо видит только её спину, но по лицу Кэйи понимает, что конфликт исчерпан.
— Спасибо за ваше предложение, Аяка. — От прежней агрессии и следа не остаётся, Кэйа улыбается; эта улыбка искренняя и даже благодарная. — Мы бы не отказались от помощи.
Аяка всплёскивает руками от радости, и это на контрасте с её церемонной речью… неожиданно и удивительно мило.
— Я сделаю всё, чтобы вам помочь. Не как ваша фанатка, а как… как, может быть, сделал бы друг.
— Если бы у меня были друзья вне группы, — заканчивает Кэйа и соскальзывает с капота. — Вряд ли я могу что-то предложить вам взамен.
— Разве что… автограф… — потупившись, застенчиво говорит Аяка и тут же ныряет на своё место в машине.
— Простите, Кэйа, — шепчет Тома и так же торопливо садится за руль. — Господин, куда мы направляемся?
— Мы остаёмся здесь, — повелительно говорит Аято — тихо, но его слышит каждый. — Нет никакой спешки.
Кэйа стискивает кулаки и широким шагом направляется к трейлеру.
— А мы уезжаем! — раздражённо бросает он через плечо. — Альбедо, ты едешь?
— Еду, — спокойно отзывается Альбедо.
Он сказал бы «не бесись», но у Кэйи, на самом-то деле, всегда холодная голова. Даже если он злится, это всегда спланированное действие. И чего бы он ни хотел добиться…
Краем глаза Альбедо ловит довольную усмешку Аято и вздыхает.
…Кэйа это получит. Может, уже получил.
Дыхание Итэра тихое — даже в закрытом отсеке его едва слышно. Боясь пошевелиться, чтобы не разбудить, Дилюк лежит рядом и жалеет только о том, что не видит его лица. Почему каждый раз они оказываются рядом в темноте?
Не просыпаясь, Итэр двигается ближе, утыкается лбом ему в плечо, и Дилюк, посомневавшись, опускает ладонь ему на затылок, ласково гладит сзади по шее. Длинные волосы льнут к пальцам, цепляются за кожаные браслеты, и Дилюк оказывается в ловушке — чтобы отцепить Итэра и не сделать ему больно, нужна вторая рука, на которую Итэр улёгся.
Его сон стоит того, чтобы потерпеть.
Положив руку так, чтобы его не побеспокоить, Дилюк прикрывает глаза. Каждый концерт выматывает его — но сейчас усталости будто бы нет, и спать не тянет. Перебирать мягкие прядки сродни медитации, сути которой Дилюк никогда прежде не понимал — лишние мысли уходят, остаётся только покой, и в этой неожиданно наступившей чистоте разума кристаллизуется открытие, которое больше пугает, чем радует.
Похоже, в этот раз для него всё серьёзно.
Почему, — думает Дилюк, — почему я всегда выбираю тех, кому не буду нужен?
Итэр трётся носом о его шею, перекидывает руку через грудь, и Дилюк думает: с самого начала, с первого взгляда не было выбора.
Спать с Кэйей в фургоне — та разновидность мазохизма, когда страдают обе стороны. За время путешествий с группой Альбедо просыпался в самых причудливых позах, но новое утро бьёт рекорд: Кэйа спит на пассажирском сиденье, привалившись макушкой к лобовому стеклу и закинув одну ногу на руль, а вторую Альбедо на колени.
Учитывая любовь Альбедо спать в позе эмбриона, для последнего Кэйе явно пришлось приложить фантастические усилия, но он, разумеется, справился.
— Сколько времени? — спрашивает Кэйа, не открывая глаз.
— Десять. Дилюк, наверное, уже проснулся. Пойду узнаю…
Кэйа перекладывает ногу с руля ему на плечо. Альбедо вздыхает.
— Что?
— Он выходил хоть раз?
— Я спал.
Наклонившись к нему, Кэйа шепчет:
— Посмотри-ка, кто нас догнал.
В зеркале бокового вида отражается белый лимузин, дремлющий на обочине сразу за фургоном.
— Что будем делать? — спрашивает Альбедо.
— Ну, — Кэйа невыносимо изящно прочёсывает волосы пальцами и сладко зевает, — больше людей — больше свидетелей.
— Я не говорил. — Альбедо хмурится, вспомнив, что привело к вчерашним событиям. — Итэр смог прочитать письмо сталкера. Возможно, для него самого это стало неожиданностью.
— Он каэнриец?
— Не думаю. Зрачок-звезда — доминантный ген. Я не унаследовал его только из-за особенностей своего происхождения. Мать приложила немало усилий к тому, чтобы я не отличался от современных тейватских народов.
— А Итэр? Он может быть… как ты?
— Не исключено, но… — Альбедо качает головой. — Не думаю. Таких, как моя мать, единицы. Вероятно, я бы о нём знал. Просто потому что такое не утаить.
— Хм. — Кэйа откидывается назад, сложив руки на груди, и снова зевает. — Тебе не кажется, что каждый новый день всё страннее?
Альбедо пожимает плечами.
— Всё ещё в пределах допустимого.
— Чокнутый богач на тачке размером с наш трейлер входит в допустимое, или ты его не посчитал?
— Сталкеры, пишущие на мёртвом языке, встречаются реже.
— Почему ты такой отвратительно логичный? — поймав пальцем за воротник, Кэйа тянет его к себе, медленно обцеловывает его губы. — Не пойму, люблю я в тебе это или ненавижу.
— Любишь, конечно, — фыркает Альбедо и, поцеловав его в ответ, всё-таки выбирается из машины. — Разузнаю, что есть на заправке.
— Возьми мне что-нибудь пожевать, — просит Кэйа и, сложив ноги на водительском сиденье, снова закрывает глаза.
Кэйа ненавидит ходить пешком, а для Альбедо прогулки — отличный способ привести мысли в порядок. Сунув руки в карманы плаща, он перебирает монетки и несколько мелких камушков, катает их в пальцах, стараясь сосредоточиться.
Картина не клеится. Слишком много новых элементов, которые только всё запутывают. Раньше гипотез не было, теперь их слишком много, и ни одна Альбедо не нравится.
Положа руку на сердце, он бы не хотел, чтобы Итэр оказался подозрительным типом. Да и Аято… пусть странный, не кажется злодеем. И всё же столько совпадений не могут быть случайностью…
Альбедо останавливается, сжимает виски ладонями.
Как много в мире людей, способных читать на каэнрийском? Как много живущих ныне видели настоящий интейват? Как много потомков проклятого народа смотрит на мир глазами-звёздами?
Никто не сможет дать ответа. Даже мать, скорее всего, не располагает достаточно полными данными. Может быть, Алиса…
Нет, Алиса даже не возьмёт трубку.
Закинув голову к небу, Альбедо смотрит на низкие серые облака и смотрит, как, кружась, ему прямо в лицо летит снежинка.
До зимы не так уж далеко.
Сложно сказать, к чему должна вести эта мысль. К полузабытым картинкам из детства, когда Альбедо ещё считал себя единственным любимым сыном, к воспоминанию о первой встрече с Кэйей, такому яркому, будто всё случилось вчера, или…
Альбедо открывает рот, и снежинка падает ему на язык. Очередной уникальный водяной кристалл, сотканный природой, чтобы во всём своём великолепии исчезнуть навсегда.
Иногда у происходящего нет ни причин, ни следствий. Иногда следы ведут в никуда. Иногда люди появляются и исчезают, уходят и остаются без объяснений. Иногда…
Вздохнув, Альбедо набрасывает капюшон и отправляется дальше.
Изорванное полотно не спешит стать целым. Значит, ещё не время.
Возвращаясь к трейлеру, Альбедо с пугающей ясностью понимает, что готов ко всему. К тому, что густеющий туман унёс белый лимузин вместе со всеми пассажирами. К тому, что Итэр и есть таинственный сталкер, втирающийся в доверие, чтобы… чтобы что?
Какая у него цель, у этого загадочного человека, оставляющего письма, которые не способен прочитать даже его адресат? К чему ведут его намёки?..
Да какая разница, — сам себе отвечает Альбедо и продолжает идти. Горячий капучино примиряет его с утренним мызглым холодом и пылью, летящей в лицо. Всё это не идёт ни с какое сравнение с постоянным страхом потерять Кэйю или ещё кого-то из группы.
Начиная с ними работать, Альбедо и не думал, что способен к кому-то так привязаться.
Белый лимузин всё ещё на месте, за рулём никого. Должно быть, внутри достаточно места, чтобы спать с куда большим комфортом, чем в трейлере.
К лишениям Альбедо давно привык и перестал расценивать их как что-то, достойное внимания, и всё же укол зависти оказывается сильнее, чем он ожидал.
— Кэйа, — негромко окликает он и пару раз стукает в стекло кабины. Изнутри слышится недовольный стон, и дверца открывается. — У меня есть печенье.
— Так давай его сюда, — ворчит Кэйа и наконец прибирает свои бесконечные ноги, чтобы Альбедо мог сесть. — До города далеко?
— Пара часов, если верить карте.
— А до горячего душа?
— Насколько я помню, Итэр бронировал отель.
— Если в этом отеле нельзя поваляться в горячей ванне, я перестану настаивать на заключении контракта.
Хмыкнув, Альбедо бросает ему пачку печенья и шоколадный батончик.
— Тебе не нравится всё, что нравится Дилюку?
Кэйа с хрустом разрывает упаковки, вытряхивает печенье себе на колени и откусывает от батончика.
— От какао я отказаться не смог.
— Что насчёт Итэра?
— Ты ревнуешь? — Глаза Кэйи вспыхивают восторгом. — Правда?
— Я исследую вероятности. Мне нужна степень твоей к нему симпатии по шкале от одного до десяти.
— Семь. Минус два за то, что он всю ночь седлает не меня.
Рассмеявшись, Альбедо отнимает у него печенье и принимается обкусывать уголки.
— В границах моих предположений.
— Ты рассчитывал на большее?
— С учётом твоей злопамятности? Нет.
— Ты слишком хорошо меня знаешь. — Кэйа прячет улыбку за очередным зевком. — От тебя хоть что-нибудь можно утаить?
— Да, и легко. Я так и не нашёл у тебя в подушках свою футболку.
Кэйа снова смеётся, и этот звук делает утро в сотню раз лучше.
Понаблюдаю, — думает Альбедо. — Других вариантов всё равно нет.
Дилюка будит поцелуй в угол челюсти, и это самое приятное пробуждение за очень долгое время.
Через приоткрытые жалюзи пробивается рассеянный свет, и Итэр в нём выглядит волшебно.
— Как ты? — сипло спрашивает Дилюк.
— Лучше, — улыбается Итэр. Дилюк чувствует его руку на бедре, потом на резинке пижамных штанов, и резкий выдох вырывается сам собой. — Не могу спокойно лежать с тобой ря…
Он пытается нырнуть под одеяло, вскрикивает, и Дилюк вспоминает про браслет.
— Прости! Подожди, я тебя отцеплю. Совсем забыл…
Притянув Итэра к себе на грудь, Дилюк по прядке осторожно отцепляет его волосы от пряжек. Вина жжёт в груди, но Итэр не выказывает недовольства. Он ласково целует Дилюка в ключицы, в шею, довольно вздыхает, и Дилюк держится на последней крупице здравого смысла, которая говорит ему сначала сделать дело, а потом предаваться удовольствиям.
— Готово.
Итэр не отстраняется. Вместо этого он закидывает ногу на Дилюка, вталкивает колено между бёдер, прижимается теснее. Дилюк точно укладывал его в постель в одежде. Куда она только успела деться?
— Дилюк, — шепчет Итэр и поворачивает его к себе, — не двигайся. Он здесь.
Отвечая на его влажный, громкий поцелуй, Дилюк осторожно косится на окно.
Расчерченный светлыми полосками жалюзи, человек в низко надвинутом капюшоне стоит за стеклом неподвижно, будто кто-то притащил к трейлеру картонную фигуру. Миг — и он исчезает.
— Ушёл. — Приподнявшись на локте, Итэр смотрит Дилюку в глаза. — Ты ничего не почувствовал?
— Нет. — Дилюка пробирает холод от этой мысли. — Я бы и не заметил его, если…
Итэр прижимает его к постели, не позволяя вскочить, и наклоняется к губам.
— Его уже нет. Всё равно не догоним.
Дилюк прикрывает глаза и позволяет втянуть себя в новый поцелуй.
Он и правда никуда не хочет идти. Пусть сегодня Кэйа для разнообразия разбирается сам.
Споткнувшись на ступеньке, Беннет всё-таки успевает ухватиться за перила и не скатиться кубарем.
— А я неплох! — хвалит он сам себя и, сделав ещё шаг, летит на асфальт. — Ай-й!
— Милый, ты в порядке? — Лиза выглядывает из трейлера и сводит брови. — Что это?
— Не знаю. — Усевшись на земле, Беннет рассматривает невесть откуда всявшийся камень, из-под которого что-то торчит. — Может, ставили под колесо?
С измождённым вздохом Лиза неторопливо спускается и носком домашней туфельки толкает камень в сторону.
Смятый белый цветок, распластанный в пыли, и сложенный лист рядом говорят сами за себя.
— Святой Барбатос, — Лиза вынимает из кармана халатика сигареты, закуривает и бросает пачку Беннету на колени. — И не лень же ему было сюда тащиться.
Беннет переводит взгляд с письма на фургон, где Кэйа и Альбедо по очереди пьют из большого стакана.
— Будь добр, — Лиза небрежно пинает письмо на середину дороги, и ветерок сдувает его с обочины на противоположной стороне, — сохрани для меня этот маленький секрет.
— Думаешь, так будет лучше? — недоверчиво спрашивает Беннет.
— Мы третий месяц вязнем в этом дерьме, тайна не двигается к разгадке, никто из нас не понимает эти закорючки, кроме Альбедо, травмированного своей создательницей, Дилюк психует, а у меня портится настроение. Я ненавижу, когда у меня портится настроение. — Прищурившись, Лиза смотрит на машину клана Камисато. — Нам и без этого типа хватает нервотрёпки. Если хочет нас напугать, пусть наберётся смелости действовать. Посмотрим, кто по-настоящему опасен, когда я встречу его лицом к лицу.