Светяшка

      На сцену Кэйа выходит уже взбешённый — и начинает петь раньше, чем включается микрофон. Лиза берёт с места в карьер; боковым зрением Альбедо видит её довольную улыбку и немного жалеет зрителей. Сегодня они жертвы, и Кэйа выжмет их досуха, не остановится, пока не насытится обожанием.       Дилюк со своего обычного места двигается ближе к краю сцены: без разогрева попасть в ритм Лизы тяжело даже ему. Только Беннет в своей стихии — в свете алого прожектора он с ликующей улыбкой бьёт по барабанам и фантастическим образом успевает подпевать в микрофон. За его спиной разлетаются искры, от дымовой установки клубами валит белый туман, острые лучи прожекторов мечутся по залу, и среди всего этого Кэйа, как демонический дирижёр, только подливает масла в общее безумие. Неудержимый, как капля ртути, он мечется вдоль кромки бушующей толпы, на его плечах и на бёдрах в круглых прорезях штанов мерцает текущий от пота глиттер, развевается подвешенная за спиной белая шкура. Двое ленивых охранников не собираются ничего делать с беспорядком в зале, и Альбедо не может их осудить.       Наверное, не стань Кэйа певцом, его эмоции нашли бы иной выход, далеко не такой мирный. Мать говорила, всем, в ком течёт каэнрийская кровь, следует как можно раньше посвятить себя созидательному делу и вкладывать в него все силы — иначе беды не миновать. Часами глядя на смертоносные механизмы, законсервированные в музеях, Альбедо склонен был с ней согласиться. Даже лишённые силы, заключённые в гигантских колбах, каэнрийские монстры время от времени просыпаются — и всех современных технологий не хватает, чтобы укротить их без жертв. Потрясающая воля к жизни — и ещё более невероятная тяга к разрушениям.       Бешенство Кэйи выплёскивается бурно, но и иссякает быстро. На смену песням о ненависти и мести приходят другие, о любви и потерях, о том, что нельзя вернуть, и драка в зале утихает сама собой. Только что толкавшие и пинавшие друг друга, зрители обнимаются, подпевают и плачут, и Альбедо не поверил бы в то, что людьми так легко управлять одним только голосом, если бы не видел сотни таких концертов из-за спины солиста.       Задумавшись, он отвлекается — Кэйа поёт, раскинув руки и воздев взгляд, и эти пару минут можно передохнуть, — а когда замечает движение, на сцену уже взбирается Аяка. Зрители подталкивают её снизу, один из рослых парней позволяет наступить себе на плечо, и она падает Кэйе прямо в руки.       — Поцелуй её! — доносится со всех сторон. Традиция целовать самого смелого везунчика из зала ушла с появлением сталкера, но, оказывается, фаны ещё не забыли о ней.       Альбедо не слышит, что Аяка говорит, но Кэйа улыбается и, поддев костяшками пальцев под подбородок, целует её в губы.       Аплодисменты и крики усиливаются; Аяка закидывает руки Кэйе на шею, зарывается пальцами во встрёпанные волосы. Альбедо направляет на них ещё два прожектора поменьше, и на сцену падают три обнявшиеся тени. Со второго этажа и лестницы начинают вопить громче.       Кэйа превосходит самые смелые фантазии зрителей.       — Перерыв, — хрипло усмехается он и, ткнув микрофон на стойку, уводит Аяку с собой за кулисы.       — Дальше будет самое интересное! — заливается смехом Лиза.       Альбедо выключает все прожекторы, кроме одного, и откидывается на спинку стула.       Перерыв предназначен для медитации, без которой невозможна ясность сознания и хорошая реакция. Это правило неизменно, а остальные подробности Альбедо всё равно узнает от Кэйи. Даже если не захочет.       

Foreign Air — Free Animal

             — Кэйа, я… — шепчет Аяка.. Её сомкнутые ресницы трепещут, щеки горят ярче обычного, но этот румянец не имеет ничего общего со стыдом. — Я слышала, что женщины вас не волнуют…       — И слухи не врут. — Кэйа ведёт кончиками пальцев по её спине вниз, заставляя дрожать сильнее. — Я никогда не заходил дальше поцелуев…       Закинув голову, Аяка приоткрывает рот; Кэйа наклоняется, вкладывает палец ей между зубов, обводит языком мягкие губы. С еле слышным стоном Аяка прижимается всем телом, вцепляется Кэйе в бедро и свободной рукой высоко поднимает подол юбки.       — …пожалуйста, — пытается сказать она, не сжимая зубов, чтобы не сделать Кэйе больно. — М-м-м…       Кэйа медленно толкается языком ей в рот, ведёт ладонью вниз по её животу, вталкивает два пальца между сжатых бёдер. Всхлипнув, Аяка двигается навстречу, но даже не пытается расслабиться. Её тонкие трусики мокры насквозь, затвердевшие соски чувствуются даже через кожаный корсет, и Кэйа борется с желанием раздеть её, только чтобы увидеть что-то настолько красивое.       Увы, перерыв не вечен, а в гримёрке нет даже защёлки.       Прижав Аяку к стене, обклеенной рваными плакатами и истёртыми рекламными листовками, Кэйа сдвигает в сторону узкую полоску кружева, раздвигает влажные губы, и Аяка с глухим вскриком сама насаживается на его пальцы. Остаётся только согнуть их, прижимая клитор основанием большого пальца — и второй рукой подхватить Аяку под зад, потому что у неё подкашиваются колени.       — Кэйа… — стонет она, когда Кэйа поднимает её так, чтобы их глаза оказались напротив, и сама целует его. Теперь, когда стыд остался за границей страсти, из покорной она становится ненасытной — сама целует его, цепляясь за его плечи, сжимает его пальцы внутри, и её лицо, свободное от печати строгого этикета, становится во много раз привлекательнее.       Перед оргазмом она заходится криками, и Кэйе в ладонь брызгает горячая влага. Обхватив ногами, Аяка повисает на нём, тяжело дышит, и это время для благодарности за приятное время вместе или пары грязных словечек, но она говорит только:       — Я могу сделать что-нибудь для вас?..       — Да, — хрипло шепчет Кэйа, продолжая легко поглаживать её между ног, — бегите из Иназумы. Вы созданы для любви, а не для жизни в тисках.       На этот раз Аяка вспыхивает настоящим смущением. Вывернувшись из объятий, она стремительно исчезает в коридоре, и только сладковатый запах духов, тающий в душной взвеси табачного дыма, напоминает о её визите.       Кэйа заваливается в кресло, кладёт ноги на столик для грима и прикладывает к губам влажные пальцы.       Женщины его не волнуют, но Аяка — произведение искусства.              — Ну вот, сразу бы так, — ворчит Дилюк, когда Кэйа проходит мимо него, расслабленный и излучающий удовольствие.       — Госпожа Аяка имеет на него волшебное действие, — довольно усмехается Лиза. — В отличие от её брата.       — Это не он там на балконе? — спрашивает Беннет, доедая сэндвич. — Кажется, концерты нравились только его сестре?..       — Вряд ли он здесь ради музыки, — зло усмехается Дилюк. — Помнится, до перерыва на этом балконе было пусто.       — Что ж, дорогой, — Лиза легонько щёлкает его по носу, — покажи ему, на что способны твои пальцы.       — Я не собираюсь ничего доказывать! — возмущается Дилюк и перекидывает гитару на грудь. — И никому в этом зале! Я играю, потому что люблю музыку!       — Конечно! Разве кто-то сомневается? — Лиза отправляет его на сцену хлопком между лопаток и выходит сама. Беннет, подхватив её бас, выскакивает следом, размахивает рукой. У них есть пара минут, чтобы занять свои места, пока Кэйа кокетничает с подтягивающимися ближе зрителями.       — Конец перерыва, — шепчет Беннет, наклонившись к Альбедо, который всё ещё сидит с закрытыми глазами. — Ты в норме?       Альбедо кивает и выпрямляется. Он выглядит мрачным, но Беннет не решается спрашивать. Сев за установку, он привычно касается палочкой всех тарелок, осматривает зал и поднимает большой палец, пусть в его сторону никто и не смотрит.       Из-за его хронического невезения развалилось столько групп, что считать страшно. Беннет так и сказал, когда его пригласили играть в «Кавалерию», но Кэйа только засмеялся и ответил, что никакая неудача не может скосить неверующего каэнрийца.       Может, это и была шутка, но всё же Беннет до сих пор здесь, и каждый новый концерт — повод поблагодарить архонтов. Все эти люди, какими бы странными и эксцентричными они ни казались, стали его семьёй, и…       Единственный смотрящий по сторонам, он замечает тёмную фигуру на последнем пустующем балконе, прямо над сценой.       — Кэйа! — вскрикивает он, вскочив. Кэйа оборачивается — и прямо над его головой пролетает что-то, завёрнутое в лист бумаги, и тяжело катится к Альбедо под ноги.       В зале вскрикивают, кто-то начинает громко угрожать сталкеру, но балкон предсказуемо пуст.       — Ещё один перерыв, — сухо объявляет Кэйа в микрофон. — Если кто-то из вас увидит этого человека, пожалуйста, сообщите нам.       Беннет оборачивает новое послание шейным платком, и вся группа возвращается за кулисы, на этот раз вместе с Альбедо.       — Читай, — требует Кэйа.       Альбедо, натянув перчатки, открывает послание. На бумаге ничего, внутри только серый камень. Возможно, из того самого парка.       — И что это? — недовольно интересуется Кэйа. — Очередной знак, который нам не понять?       — Возможно, он пытается привлечь наше внимание более активно… — Альбедо вздыхает. — Нет, у меня нет идей.       У Дилюка начинает звонить телефон, и все удивлённо переводят на него взгляд: те, кто обычно ему звонит, в полном составе стоят рядом.       Смутившись, Дилюк принимает вызов.       — Я слушаю, Итэр, — говорит он и, изменившись в лице после ответа, продолжает: — Да. Мы сейчас будем.              Итэр только кажется слабым. За жизнь ему пришлось пробежать и пройти немало — и он со многими может потягаться в выносливости.       В отличие от остальных, на него чары сталкера не действуют. Он отлично видит высокого человека, спешащего прочь по боковой лестнице клуба, ведущей на стоянку, видит кончики светлых волос, торчащих из-под капюшона. Видит, куда он бежит, — и не собирается отступаться, пока не упадёт от изнеможения.       Сталкер замечает его сразу. Пытается уйти переулками, но расстояние достаточно мало, чтобы Итэр слышал шаги и чувствовал присутствие. Его не обмануть резкими поворотами и прятками в нишах. Через пару минут погони сталкер начинает задыхаться. Он сворачивает в заросший двор, плечом выбивает дверь в заколоченный нежилой дом. Итэр врывается следом, останавливается перед двумя лестницами — в подвал и наверх. Куда бы сталкер ни пошёл, он таится, даже не дышит, чтобы его не нашли, но он всё ещё поблизости.       Не моргая, чтобы не пропустить ни движения, Итэр вытаскивает телефон и звонит Дилюку.       — Дилюк, — быстро говорит он, — выход на стоянку, направо по улице до первого перекрёстка, налево, дыра в заборе, заброшенный дом. Я его нашёл.       Даже если Дилюк решит, что Итэр пошутил, возможно, сталкер запаникует и попытается бежать. а значит, выдаст себя.       План срабатывает — наверху слышатся шаги. Итэр прыгает вверх по ступенькам, цепляется за перила, подтягивается, валится грудью сразу на пол второго этажа, перекатывается и успевает схватить сталкера за ногу в последний момент, уже у окна, изо всех сил дёргает на себя. Сталкер валится на спину, переворачивается на живот, пытаясь выкрутиться из хватки, — и это ошибка. Итэр бьёт его под колено, с размаху наваливается сверху и заламывает ему обе руки.       Вопреки его ожиданиям, сталкер не пытается сопротивляться. Он лежит, тяжело дыша, только продолжает прятать лицо.       — Ты видел мою сестру, — хрипит Итэр. — Где она?       — Я не знаю.       — Откуда ты знаешь про цветы? Откуда ты знаешь меня?       — Тогда вас все знали.       Итэр зубами стаскивает с него капюшон. Светлые волосы рассыпаются по плечам, обнажая мерцающие татуировки. С затылка усыпанные каэнрийскими звёздами ветви уходят на щёку и под воротник футболки.       — Где Люмин? — повторяет Итэр злее. — И что тебе нужно от Кэйи?       — Не от него.       — А от кого тогда?! — Итэр сильнее сжимает его запястья, тянет за локоть и слышит отчётливый хруст. Сталкер скрипит зубами, но всё ещё не вырывается. — Говори, или я…       — Итэр! — окликает Дилюк снаружи. — Ты здесь?       — Сюда! — отзывается Итэр.       Дилюк взлетает наверх первым.       — Это он? — Его взгляд темнеет, кулаки сжимаются. На шаг оставший Кэйа успевает схватить его в последний момент перед рывком.       — Дилюк, нет! Его нельзя бить!       — Он тебе угрожал! — Дилюк дёргается, но Кэйа обхватывает его поперёк груди. — Он пытался тебя убить!       — Это не доказано, Дилюк!       — Отпусти меня!       Несмотря на яростное сопротивление, Кэйа продолжает его держать. Альбедо протискивается мимо, подходит к сталкеру и, опустившись на колено, заглядывает ему в лицо.       — Кто ты? — тихо спрашивает он.       — Это я должен преклонить колено, — шёпотом отзывается сталкер. — Отпустите меня. Я здесь, чтобы исполнить свой долг.       — Какой долг?       — Отпустите его, — приказывает Лиза, неторопливо пройдя к единственному окну. — Пусть скажет, что ему нужно. Теперь не сбежит.       Итэр неохотно встаёт. Поднявшись с пола, сталкер с хрустом вправляет правое плечо и гордо вскидывает голову. Его правый глаз такой же бледный, как у Кэйи, и тонкие линии вытатуированных ветвей и созвездий расходятся от него к скуле и виску.       — Я готов использовать общее наречие, — начинает сталкер, обведя всех долгим взглядом, — хоть великая книга традиций и считает это недопустимым. Но здесь присутствуют несведущие, — он недобро смотрит на Кэйю, — из увядшей ветви.       — Только тронь его! — рычит Дилюк, но Лиза трогает его за плечо.       — Пока нам никто не угрожает, милый. Кэйа, отпусти его.       Кэйа подчиняется с заметным облегчением. Скрипя зубами, Дилюк всё же берёт себя в руки.       — Продолжай! — вызывающе требует он.       — При удобном случае, — сталкер степенно открывает поясную сумку, — твой отец завещал передать тебе это.       Он протягивает Кэйе отделанную металлом повязку на глаз с тонкой блестящей вышивкой в виде каэнрийской звезды, и Кэйа недоверчиво берёт её за ремешок.       — Мы носим своё проклятие как знамя, — со значением добавляет сталкер и, склонив голову, поворачивается к Альбедо. — А вам, — его тон меняется, исполняется глубочайшего уважения, — когда вы найдёте свой путь, ваша мать просила вручить знак отличия и признания. Вероятно, вы двигаетесь в верном направлении, потому что истинные звёзды и артерии земли безошибочно вели меня по вашим следам.       Из той же сумки он вынимает железный венец с зубцами-звёздами и, встав на колено, подносит его Альбедо.       — Ваше королевство в руинах, ваше высочество, но всё, что несёт его печать, покорится вам, будь то культиваторы или, — он косится на Кэйю, — немногие выжившие из вашего народа.       — Что?.. — потрясённо переспрашивает Кэйа. — Альбедо принц?!       — Госпожа Рэйндоттир использовала для создания его высочества генный материал древнейшей королевской династии, — сообщает сталкер так наставительно, будто этот факт входит в школьную программу. — Полагаю, он единственный из ныне живущих, кто может носить этот титул.       — А я? — недовольно спрашивает Кэйа.       — Ты, как и твой отец и я, принадлежали к дворцовой страже, — отмахивается сталкер. — Не вижу смысла далее рассуждать об этом.       — Тогда зачем ты меня преследовал?! — Кэйа шагает ближе, бледный от ярости. — К чему были все эти письма?!       — Я адресовал их его высочеству. Ты даже не был способен прочитать их, и лишь твоё тщеславие заставило тебя думать, будто я пытаюсь подать тебе знак. Не вмешивайся в проведение церемонии.       Кэйа возмущённо открывает и закрывает рот.       — Я, сэр Дайнслейф Сумеречный Меч, переживший море огней, дабы исполнить королевскую волю, удостоен чести в присутствии ваших приближённых вернуть вам некогда утраченную реликвию величайшей из династий, ваше высочество. — Морщась от боли в плече, сталкер поднимается и торжественно водружает венец на голову Альбедо. — Теперь моя клятва исполнена.       — Тебе к лицу, — улыбается Лиза.       Метнув в неё уничтожающий взгляд, Кэйа уставляется на сталкера.       — И это всё, что тебе было нужно?!       — Да, — с достоинством заявляет Дайнслейф. — Довольно нелегко найти безлюдное место для проведения церемонии. Обветшалое, как память о Каэнрии, но всё ещё хранящее следы жизни…       — Ты не мог прямо об этом написать?!       — При дворе такая грубость неприемлема. — Дайнслейф поджимает губы. — Твой отец ударил бы тебя за такое предложение.       — Надеюсь, он умер, — рычит Кэйа, — и ты, если продолжишь, тоже…       На этот раз его перехватывает Дилюк. Кэйа вырывается отчаяннее, яростно скалит зубы, но Дилюк упрямо оттаскивает его, шепча:       — Он просто сумасшедший, не смей его бить, тебя осудят, я не хочу тебя потерять, тем более так глупо, Кэйа, пожалуйста…       — Что касается тебя, — Дайнслейф поворачивается к Итэру, ласково касается его подбородка, и Итэр боковым зрением видит, как Дилюк от возмущения едва не выпускает Кэйю, — твоя сестра в безопасности. Наслаждайся своим путешествием, однажды вы встретитесь снова.       Из-за плеча Лизы на него падает луч солнца — и, низко склонившись, он растворяется, как призрак, и только блестящий от росы интейват остаётся блистать в светлом пятне на скрипучем деревянном полу.       В потрясённой тишине раздаётся сочное хлюпанье, и все, вздрогнув, разом поворачиваются к лестнице.       — Что здесь произошло? — с обычной невозмутимой улыбкой интересуется Аято и, указав на Альбедо стаканом молочного чая, довольно прикрывает глаза: — Кстати, отлично выглядите, господин Альбедо.