Светяшка

      — Я всё пропустил! — сокрушается Беннет, сидя в трейлере на диване — и заодно на пиджаке расположившегося рядом Аято. — Даже одним глазком на него не взглянул! Вы его хотя бы сфотографировали?!       — Да, — отзывается Лиза и сбрасывает ему фотографию. — Вот, посмотри, ничего особенного.       — Какие татуировки! — Беннет прилипает к экрану телефона. — А вы не спросили, где можно такие же сделать?..       — Что ж, полагаю, Кэйа теперь в безопасности, — заключает Аято и, деликатно освободив из-под Беннета изрядно помятый пиджак, поднимается. — Значит ли это, что вы можете больше не беспокоиться о покушениях?       — Если хотите добиться расположения Кэйи, господин Камисато, — опасно улыбается Лиза, — лучше не напоминайте об этой истории.       — Я приму ваш совет к сведению. — Аято подносит к губам её руки и по очереди целует. — Благодарю за подробный рассказ, вы как всегда блистаете не только красотой, но и наблюдательностью.       Польщённая, Лиза машет ему на прощание, и Аято неспешно уходит к лимузину, за рулём которого скучает Тома. Беннет растягивается на освободившемся диване и истошно вздыхает.       — Что же теперь делать? — ворчит он, глядя в потолок. — Я уже забыл, как мы жили без всех этих странных посланий и чувства опасности!       — Увидишь, как Кэйа прыгает со сцены, — вспомнишь, — улыбается Лиза и манит его за собой. — А сейчас время ужина. У меня с полудня во рту ни крошки не было.       У Беннета громко урчит в животе.       — Оставим Кэйю переживать драму в объятиях Альбедо, — озорным шёпотом добавляет Лиза. Беннет бодро спрыгивает с дивана ещё на слове «драма». — Полагаю, мы здесь бессильны.              — Королевская кровь — большая ответственность. Я не знаю, что двигало моей матерью, когда она создавала меня. Не знаю, к чему она меня готовила, какую преследовала цель. Этот венец — напоминание о павшем величии и о знании, которое привело к гибели целый народ. Знак не власти, но беспомощности и проклятия…       — Ты не понимаешь, — скорбно отзывается Кэйа, распростёртый на холодном асфальте под мелким дождём. — Я не принц.       — Кэйа. — Альбедо садится рядом, помявшись, прикуривает для него сигарету, вкладывает ему в губы. — Ты не захотел бы всего, что подразумевает этот титул. Ты хочешь только петь.       — Я хочу быть принцем!       — Кэйа.       — Чтобы мне целовали руки.       — Тебе и так их целуют.       — Недостаточно!       — Кэйа. — Альбедо судорожно затягивается от его сигареты, и огонёк добегает до фильтра. — Послушай меня.       — Эта страна сгорела пятьсот лет назад. — Кэйа поворачивается к нему спиной. — Никто бы не расстроился, окажись у неё хоть тысяча принцев!       — Кэйа. — Альбедо устало обхватывает колени, глядя на забрызганный дождём кузов фургона. — Наши желания имеют не так уж много значения. Я хотел бы оказаться сыном… если так можно сказать… своей гениальной матери, а не королевской династии. Я так надеялся, что однажды стану таким же, как она, но… Она останется единственной. Я не гений. Я…       Он опускает руку, позволяя болтающемуся на локте венцу сползти до запястья, ставит его на бок, толкает кончиком пальца и безучастно смотрит, как он с глухим звяканьем катится, подскакивая на окурках, камешках и скомканных бумажках.       — …могу отдать тебе, если хочешь.       Кэйа переворачивается на спину и садится рядом.       — Не смей никому отдавать, — шипит он. — Ты как будто родился в этом венце!       — Я не желаю носить этот титул! Я хотел стать учёным! Или художником! А потом… — Альбедо вздыхает и закрывает глаза. — Потом я ничего не хотел. Твоя музыка вернула мне смысл жизни. Я могу научиться всему на свете, но этого никогда не будет достаточно. Я не смогу сравняться со своей матерью, не смогу даже догнать её. Но пока ты поёшь, мне на это плевать.       Вздохнув, Кэйа встаёт, подбирает укатившийся венец, возвращается с ним и преклоняет колено.       — Мне достаточно знать, что меня целует королевская особа, — тихо говорит он и тепло улыбается. В его руках венец словно становится теплее, ложится на голову легко и больше не давит на лоб и виски. — Ты гений, Альбедо. Конечно, ты не такой, как твоя мать. Все гении неповторимы. Мне и всем нам повезло встретить тебя, и ещё раз повезло, что ты с нами остался. Можешь считать, что во всём виноват твой генотип, но я слушаюсь только тебя, потому что люблю.       Альбедо утыкается лбом ему в плечо, и Кэйа обнимает его.       — Что умерло, превратилось в прах, — шепчет он, пока Альбедо ровно дышит, пытаясь успокоиться, — а мы живы, и пока мы дышим, никто не сможет заставить нас делать что-то против нашей воли. Да?       — Да, — кивает Альбедо и, незаметно смахнув слезинку, выпрямляется. — Давай позвоним Эоле, скажем, что дело можно прекращать.       — Я позвоню. — Кэйа целует Альбедо в щёку и снова растягивается перед ним на асфальте. — Но позже. Сейчас у меня есть дело поважнее. — Он поднимается на локтях, закидывает голову к небу и во всю глотку выкрикивает: — Я всю жизнь хотел быть настоящим принцем! Ебал я вашу королевскую стражу и церемонии вместе с ней, ясно вам, истинные звёзды?!       

Foreign Air — Monsters

             — В вашем номере случилась неприятность. Мы перенесли все вещи в другой, в качестве извинения — выше классом. Простите за беспокойство. — Управляющий с улыбкой вручает Дилюку новый ключ. — Приятного отдыха!       Дилюк смотрит на брелок-сердечко и потом на Итэра.       — Идём поскорее, — отзывается Итэр, — ты выглядишь уставшим.       Уставшим выглядит он сам — в лифте, при ярком свете, в окружении зеркал, это становится ещё очевиднее. Не в силах просто смотреть, Дилюк перетягивает резинку на кончике его растрепавшейся косы. В благодарность Итэр целует его в щёку.       По длинному пустому коридору они идут рядом, Итэр несколько раз задевает его руку и в конце концов берётся за мизинец. Что-то у Дилюка внутри начинает стремительно таять.       — Давай посмотрим, куда нас переселили, — смущённо предлагает он, открывает дверь, включает свет и теряет дар речи.       Маленький коридор обвешан свадебными гирляндами, в ванной горят свечи, а в спальне огромная круглая кровать, на которой с комфортом разместилась бы вся группа.       — Красиво, — задумчиво говорит Итэр, — это какой-то особенный номер?       — Для молодожёнов… вероятно.       Итэр прикрывает за собой дверь, стаскивает футболку, кроссовки и штаны, с удовольствием потягивается и заходит в ванную. Замерев под гирляндами, Дилюк смотрит, как он, обнажённый и позолоченный светом пляшущих огоньков, плещет себе в лицо и распускает волосы.       — Идём, — с улыбкой приглашает он и снова берёт Дилюка за мизинец. — Или хочешь начать в ванной?       Дилюк шагает к нему, целует в губы, в подбородок; Итэр сразу подставляет шею, охает, посмотрев наверх, и толкает Дилюка на кровать.       Распластавшись на мягком матрасе, Дилюк выясняет, что потолок в комнате зеркальный.       — Выключи свет, — бормочет он, но Итэр забирается к нему и, не слушая возражений, безжалостно сдирает с него одежду. — Итэр, я не могу, я не…       Итэр садится на него верхом, прижимает его запястья к кровати, и Дилюк теряет всякое желание сбежать.       — Хочу тебя рассмотреть, — криво улыбается Итэр и выпрямляется, притираясь задом к низу его живота. — И чтобы ты себя рассмотрел. То есть… нас.       Не то чтобы Дилюк считал, что шрамы его сильно портят, но сейчас он рад, что лежит на спине, а тех, что остались на плечах и левой руке, если не присматриваться, почти не видно.       Итэр целует его в грудь, в живот, сдвигается ниже, прижимается губами к основанию члена. У Дилюка перехватывает дыхание — и Итэр, коварно воспользовавшись этим, переворачивает его на живот и снова садится на него верхом.       Дилюк приходит в себя, только когда Итэр касается языком и пальцами длинного косого шрама ниже лопаток.       — Не надо… — шепчет Дилюк, стараясь не выдать себя ни голосом, ни движением. — Не заставляй себя.       — Я хочу поцеловать тебя везде, — тихо говорит Итэр ему в затылок, целует под волосами, ведёт ладонями по плечам. — Если тебе приятно.       — Мне приятно, — сдаётся Дилюк.       Он не хочет, чтобы Итэр уходил, раз уж не ушёл сейчас.       Продолжая поглаживать и сжимать его плечи, Итэр выцеловывает его спину вдоль позвоночника вниз, проводит языком между ягодиц. Дилюк со стоном подаётся навстречу, и Итэр проводит ладонями по его бокам и бёдрам, раздвигает ягодицы, ласкает откровеннее.       Нерешительно повернув голову, Дилюк косится в зеркало на потолке.       Тот, кого он видит над собой, сейчас кажется незнакомым — хотя бы потому что Дилюк давно не смотрел на себя без одежды, — но, на удивление, этот вид ему нравится.              — Так много всего случилось за сегодня… — бормочет Кэйа и в очередной раз широко зевает. Он уже тянется к двери трейлера, но Альбедо, опомнившись, останавливает его.       — Ты можешь объяснить, почему мы вторую ночь собираемся ночевать здесь, если у нас есть номер с ванной?       Кэйа делает щенячьи глаза, но этот трюк не срабатывает.       — Нет, — сурово говорит Альбедо, — я люблю просыпаться в неожиданных позах, но ванна есть ванна.       Сочтя его аргумент убедительным, Кэйа разворачивается в сторону отеля.       — Кстати, где Итэр? — сонно спрашивает он. — И Беннет? И Лиза? И сраный лимузин, набитый похотливыми мажорами?       — Кэйа, они давно спят. Даже похотливые мажоры.       — Мы что, так долго предавались экзистенциальным переживаниям?       Альбедо указывает взглядом на стену отеля, позолоченную рассветом.       — Очень.       — Лучше бы мы потрахались.       Засмеявшись, Альбедо за руку проводит его через холл и толкает в лифт.       — У нас ещё есть шансы. Выезд в середине дня.       — Шутишь? В середине дня я планирую заплатить носильщику, который переправит меня в трейлер на руках.       — Ложь, Дилюку за это не платят.       — Зануда. — Кэйа прислоняется спиной к стене и закидывает голову. Сонная драма отражается в трёх зеркалах сразу, и Альбедо не может удержать улыбку.       Покосившись на него, Кэйа двигается ближе, наклоняется к его губам, медленно целует — и это выглядит восхитительно с любого из трёх ракурсов.       — Приходи в кроватку, — воркует Кэйа, зайдя в номер, стаскивает майку, падает в постель и моментально засыпает.       Покачав головой, Альбедо несколько минут любуется им, а потом идёт в ванную. Жизнь в трейлере хороша всем, кроме отсутствия возможности полежать в горе пены.       Пока набирается вода, Альбедо раздевается, бросает поверх одежды каэнрийский венец — и не может отвести от него взгляд. Может, проще было бы сказать, что это подделка, но Альбедо даже не видит — чувствует, что перед ним действительно древняя вещь. Вещь, знавшая много потерь, заставшая множество трагедий. Вещь, которая не может принадлежать такому как он.       Взглянув в зеркало, он давит пальцами на золотую отметину на горле — знак несовершенства и неестественного происхождения. Как долго он верил лжи, что такая есть у каждого, только в других местах… Только годы открыли ему правду. И какую ещё правду он узнает годы спустя?       Он надевает венец — теперь сам, и чем-то незнакомым, древним начинает веять от того, кто смотрит из запотевшего отражения.       Чем-то, что кажется Альбедо чужим и совершенно ему не нравится.       Сняв венец, он бросает поверх скомканные шорты, забирается в ванну и с наслаждением откидывается на бортик.       Всё завтра. Может быть, Дилюк будет так любезен, что возьмётся перетащить в трейлер сразу двоих.       

W.A.S.P. — Hold on to My Heart

             Расслабленно вытянувшийся рядом, Итэр выглядит как последний человек, способный сказать что угодно дурное, и только поэтому Дилюк решается.       — Тебя не пугают шрамы?       — Нет. — Итэр пожимает плечом — скупо, чтобы не разрывать объятия, и от этого у Дилюка предательски пережимает горло. — Откуда они?       Несколько секунд Дилюк молчит, пытаясь уместить в несколько слов всё, что случилось той ночью.       — Тоже не помнишь? — вздыхает Итэр и двигается выше, чтобы ладонь Дилюка с его затылка соскользнула на спину. — У меня тоже такие есть.       Дилюк очерчивает пальцами два симметричных шрама под лопатками — кожа неестественно гладкая, как после сильных ожогов.       — Всё, в чём я уверен, — у моей сестры такие же. — Итэр переворачивается на спину, задумчиво смотрит в зеркало на потолке. — Может, потому она и не хочет встречаться со мной. Иногда прошлое приятнее забыть.       — Всего лишь авария, — тихо говорит Дилюк и поднимает руку, рассматривая давно побелевшие полоски, оставленные разбитым стеклом. — В последний момент отец успел развернуть машину так, чтобы… Чтобы выжил я.       Годы спустя говорить об этом всё ещё тяжело.       Итэр снова сплетает с ним пальцы — и этот жест уместен как никогда.       — Я рад, что ты здесь, — просто говорит он. — И что мне повезло тебя встретить.       Не выдержав, Дилюк сгребает его в объятия, прижимает к себе.       — И мне тебя, — всё, что он может сказать.       — Над всем, что помнишь, имеешь власть, — тихо говорит Итэр, с удовольствием уткнувшись ему в грудь, — но, знаешь… с тобой так приятно жить настоящим.              — Неужели всё закончилось? — недоверчиво переспрашивает Джинн. Лиза направляет камеру на свою грудь, тянет за сосок.       — Дорогая, хотя бы сделай вид, что тебе нравится.       — Лиза, — Джинн мило краснеет. — Ты первая начала этот разговор! Я за вас беспокоюсь! Ты думаешь, сталкер, несколько месяцев преследующий группу по разным городам, — это какая-то безделица?!       Довольно улыбаясь, Лиза гладит себя по животу, медленно заводит камеру между ног, раздвигает пальцами повлажневшие складки, чтобы вид был лучше. Теперь Джинн краснеет до ушей — она всё ещё на работе. Сам Барбатос не смог бы уговорить её не задерживаться по вечерам.       — Итэр скрутил его в одиночку и удерживал до нашего прихода… тебе не о чем беспокоиться. — Лиза закусывает губу, ласкает себя кончиком пальца. — Скажи что-нибудь нежное…       — Скрутил каэнрийца?! Да кто такой этот ваш Итэр?!       — Не это, милая. Мы же пять лет женаты, разве я не заслуживаю шёпота на ушко?       Джинн закрывает лицо руками.       — Лиза, я люблю тебя больше жизни, — сдавленно шепчет она, и Лиза реагирует польщённым стоном, — но за эти пять лет так и не привыкла к криминальным новостям во время секса!       — Брось, девочка моя, сексом тут занимаюсь только я, а если ты продолжишь в том же духе…       — И к поучениям тоже!       Лиза хохочет и посылает ей в камеру поцелуй.       — Он вряд ли вернётся, — хрипло говорит она, всё быстрее двигая рукой, — а если вернётся… не стоит меня недооценивать…       — Я не недооцениваю тебя! Я волнуюсь!       — Я волнуюсь, что ты забудешь, как выглядит твоя жена. Вот, посмотри поближе.       Зажав рот ладонью, Джинн жадно склоняется к экрану рабочего ноутбука и торопливо запускает вторую руку под стол.       — Другое дело, — хвалит Лиза, старательно обеспечивая ей лучший вид, — и, кстати, с господином Камисато, думаю, будет сложнее.