Светяшка

IAMX — Kingdom of Welcome Addiction

      Жизнь полна удивительных и непредсказуемых вещей. Никогда нельзя предугадать, во что она втянет тебя завтра. Пять лет назад Альбедо не предполагал, что станет колесить по Тейвату с рок-группой. В прошлом месяце не рассчитывал получить королевский венец. Вчера не думал, что окажется втянутым в тайное общество хейтеров Аято.       — Смотреть противно, — ворчит Дилюк, сверля взглядом спину Кэйи, сидящего на капоте лимузина. Аято прикуривает для него сигареты и подливает в бокал вина, о цене которого больно думать, но Альбедо волнует не это.       Кэйа очевидно не в себе.       Эту мысль Альбедо и озвучивает.       — Думаешь, его опоили? — немедленно предполагает Дилюк и уже собирается подскочить, но Итэр кладёт руку на его стиснутый кулак, и Дилюк покорно садится обратно на ступеньку трейлера.       — Это не любовное зелье, — глубокомысленно замечает Лиза, курящая на пороге. Развевающиеся полы её пеньюара то и дело взлетают Дилюку на голову. — Это любовный идиотизм.       — Думаешь, он серьёзно влюблён? — недоверчиво спрашивает Беннет. Его присутствие в клубе хейтеров подтверждает серьёзность происходящего: Беннет никогда никого не ненавидит. Ну, то есть до вчерашнего дня Альбедо был в этом уверен. — Да быть не может!       — Посмотри на него. — Лиза бестактно указывает сигаретой на Кэйю, который тянет Аято к себе за галстук, чтобы поцеловать в губы. — Я бы ещё поняла секс на капоте. Но не эти сладкие поцелуйчики. На месте Альбедо я бы ему врезала.       — Аято? — хмурится Альбедо. — Боюсь, тогда я испорчу отношения с Томой, да и оскорблять Аяку…       — Кэйе, — угрюмо поправляет Дилюк. — Ударить здесь нужно только его.       — Не поможет! — Беннет с негодованием подпрыгивает на месте и взмахивает кулаком. — Он же помешался на этом Аято! Ни о чём больше не говорит, никого не замечает! Может, его свёл с ума тот неоновый толчок, о котором вы рассказывали?       — Всего лишь гормоны. — Альбедо пожимает плечами. — Состояние влюблённости довольно… затягивающе. Как наркотик.       — Это наркотики! — Дилюка озаряет очередная идея. — Ему подсыпали наркотики!       — Кэйа просто идиот, — гнёт своё Лиза. — Он легко поддаётся эмоциям, а Аято обеспечил ему весь набор, от гнева до вспышки адреналиновой страсти. Так любого можно поймать на крючок.       — У вас есть план? — спрашивает Итэр.       Переглянувшись, все качают головами.       — Думаю, это пройдёт само, — заключает Лиза. — Господин Камисато не способен долго быть паинькой. У Кэйи достаточно здравого смысла, чтобы это понимать.       Она уходит в трейлер, за ней, зевая, забирается Беннет. Итэр, пожелав доброй ночи, уходит к кабине, остаётся только Дилюк.       — Кэйа изменился, — глухо говорит он. — Может, в это сложно поверить, но когда мы с ним ещё были… друзьями… он был совсем другим. Нежным и искренним. Открытым всему миру. Он будто пытался получить любви за все годы до… До того, как отец привёл его в наш дом… А теперь…       Вздохнув, он отводит глаза.       — Я скучаю по временам, когда он ещё не считал меня врагом. Пусть я и сам всё испортил.       — Дилюк. — Альбедо осторожно касается его плеча. — Кэйа не считает тебя врагом. Иначе вы бы не играли столько лет в одной группе.       — Может быть, но… — Дилюк горько кривится. — Кэйа, которого я знал, умер в ту ночь. Порой мне кажется, что и я тогда умер тоже.       Он уходит к Итэру, а Альбедо остаётся наедине с историями, о которых не хотел думать. Поднявшись в трейлер, он ложится в постель, натягивает на себя одеяло, но сон не идёт. Волшебного свойства Кэйи своим присутствием изгонять бессонницу и кошмары не хватает как никогда; глядя на висящий над кроватью венец и белую шкуру, Альбедо думает о том, что значили безумные записки Дайнслейфа и к чему ведёт владение королевской регалией. Логичная картина не складывается; может, её и нет. Ветви и корни — всё теряется во тьме случайностей, которые разум не в состоянии предугадать. Очевидно одно — без Кэйи всё рассыпается.       Окончательно загрустив, Альбедо стягивает шкуру с золотыми цепями, обнимает её, вдыхает впитавшийся в мех запах Кэйи, и только так удаётся уснуть.              Как бы Кэйа ни желал королевского титула, формальная власть доставляет немного удовольствия. Куда приятнее владеть чужими чувствами — и для этого не требуется благородная кровь.       — Ты нужен мне, — шепчет Аято, целуя его в шею на заднем сиденье лимузина; Кэйа только закидывает голову, позволяя себя обольщать. — Нужен как никто другой. Соглашайся. Я позабочусь, чтобы у тебя было всё.       Кэйа прижимает его лицом к своей голой груди и из-под ресниц смотрит, как Аяка подглядывает в зеркало заднего вида.       — Хочу, чтобы всё было у меня прямо сейчас, — хрипло смеётся Кэйа и откидывается на широкое мягкое сиденье. — Обещаниями не отделаешься.       В свете маленьких лампочек, мерцающих золотым всюду на обивке салона, лицо Аято кажется неуловимо нежным, а слегка расфокусированный взгляд — почти влюблённым.       Это «почти» Кэйа оставляет на потом.       Искусство — это путь. Только в пути возможны настоящие откровения, только искренние чувства приносят вдохновение — и Кэйа намерен получить всё от очередного поворота судьбы. Даже если велик риск в этот поворот не вписаться.       Аято берёт его с заботливой предусмотрительностью искусного любовника, и это совсем не тот секс, которого хотели бы они оба.              Ещё вчера Тома отчаянно надеялся, что всё сложится по-другому.       Натянув пиджак Аято на голое плечо, Кэйа спит на заднем сиденье. Всё ещё сложно поверить, что он здесь — и что он такой…       Вернее сказать, не такой, каким его представлял и Тома тоже.       Неслышно открыв дверцу, Аято выходит из машины, чтобы освободить место Аяке. Едва она садится, Кэйа двигается ближе, кладёт голову ей на колени. Нежно улыбаясь, Аяка невесомо касается его руки, поправляет блестящее браслеты на запястье.       Ещё миг — и у Томы сердце разорвётся от этой картины. Стараясь не шуметь, он выходит в тусклые сумерки вслед за Аято, почтительно останавливается за его спиной.       — Господин...       — Я знаю, что ты хочешь сказать, Тома. Ответ — нет.       — Господин... — Тома вздыхает, трогает Аято за плечо, но тот остаётся неподвижным. Даже не оборачивается. — Прошу, будьте благоразумны.       — Моё благоразумие осталось в Иназуме. Яэ согласилась дать нам ещё сутки. Ты знаешь, где меня найти. Можешь до отъезда заниматься чем хочешь.       Обычно Тома продолжает сопровождать его даже в таких случаях, но...       Сейчас это для него слишком.       — Я вас найду, — сдержанно соглашается он и, бросив ключи от машины на переднее сиденье, отправляется к автобусной станции. Ему навстречу проезжает чёрная машина клана — кто-то из поместья уже поспешил ему на замену. Отвратительная предусмотрительность.       Когда он оборачивается, Аято всё ещё стоит на обочине, выправленная из-за ремня рубашка развевается на сыром ветру, и на застывшем лице, как на поверхности омута, не отражается ничего. Совсем ничего.       И да, Тома любит этого человека сильнее жизни — намного сильнее, но таким, как сейчас — почти ненавидит.              Клуб тайных хейтеров собирается наутро, вскоре после того как белый лимузин увозит Кэйю в неизвестном направлении. На повестке, как подозревает Альбедо, его особенно заметные после ночи кошмаров синяки под глазами, но остальные участники деликатно не упоминают это обстоятельство.       — Послушайте, — говорит Беннет, — я начинаю верить, что его опоили. Или, Дилюк, что ты говорил про наркотики?       — Я отрицаю очевидное, — упаднически сообщает Дилюк. — Он влюбился. Я… я помню его таким.       Все, кроме зевающей Лизы, встречают этот факт почтительным молчанием.       — Это хуже, чем наркотики и приворотное зелье, — заканчивает Дилюк таким тоном, будто кто-то умер.       Возможно, умерли его надежды на лучшее.       Итэр подносит палец к губам, прося тишины, и крадучись идёт вдоль трейлера. Пригнувшись за кабиной, он несколько секунд выжидает, стремительно прыгает вперёд и через секунду показывается снова, таща за капюшон упирающегося сталкера.       — Святые архонты… — бормочет Дилюк и утыкается лбом в колени. — Только не это.       — Идём, — упрямо требует Итэр. — Я знаю, ты должен меня слушаться.       — Ты используешь свои знания во зло, — бормочет сталкер. — Я даже не думал, что ты помнишь…       Итэр подтаскивает его к остальным, указывает на ограждение стоянки, и Дайнслейф садится туда покорно, как выдрессированная собака. Буравя его хищным взглядом, Лиза выдыхает дым через ноздри.       — Что скажешь? — спрашивает она.       Исподлобья взглянув на неё, Дайнслейф тихо говорит:       — Вопреки ожиданиям двора, к членам которого в эти скорбные дни можно отнести его высочество принца Альбедо, я всего лишь хотел бы вступить в ваш благородный орден.       — Клуб, — поправляет Итэр. — Это называется клуб. Неужели даже у тебя есть причины?       — Они точно есть у меня. — К ним широким шагом приближается Тома, и даже поверхностного знакомства достаточно, чтобы понимать: нечасто этот человек бывает настолько разозлённым. Альбедо не мог его себе представить и просто в дурном настроении. — Я больше не могу.              Из дорогого ресторана, где официанты, кажется, по первой просьбе готовы облизать каждого посетителя, Аято везёт Кэйю в не менее дорогой клуб. В Мондштадте таких не водится — они уже на границе Ли Юэ, где подобные заведения в чести. Кэйа не задаёт вопросов. Если остановиться сейчас, он так и не узнает, чем всё должно было кончиться.       В клубе, где посетители соревнуются в вычурности нарядов, он сидит в рваных джинсах и забрызганной дорогим вином белой майке, закинув ноги Аято на колени, и курит под табличкой «Курение запрещено». Охранники смотрят на его выходки сквозь пальцы — им хорошо платят за капризы важных гостей, и Кэйа наслаждается вседозволенностью.       Аяка молчаливой тенью сопровождает их всюду; её наряды становятся всё роскошнее и открывают всё больше, но Кэйа отчаялся её разговорить. Стоит взглянуть на неё, она отводит глаза, и Кэйе хочется встряхнуть её за плечи, — но, вероятно, она получает от всего происходящего некое извращённое удовольствие.       Куда делся Тома и почему его сменил притворяющийся немым шофёр, Кэйа предпочитает не задумываться. Не время для здравомыслия — яснее ясного, чем всё закончится.       У Кэйи достаточно смелости, чтобы наслаждаться моментом и не торопить события. Он упивается вниманием — даже здесь каждый смотрит на него и завидует Аято, притворяющемуся, что Кэйа принадлежит ему.       Но Кэйа не принадлежит никому, если сам того не хочет.       Аято трахает его на диване только потому, что Кэйе это нравится, — а Аяка, искоса наблюдающая за ними из-за раскрытого веера, делает всё лучше.       Следующий клуб, где все играют в карты, а над столами висит удушливый дым, Кэйа даже не пытается рассмотреть. Сидящая рядом Аяка прикрывает нос и губы шёлковым платком, смоченным в минеральной воде, а Кэйа, положив голову ей на колени, гладит Аято под пиджаком и смеётся как ненормальный.       На каэнрийцев не действуют наркотики, но знают это немногие. Самому Кэйе, например, когда-то довелось познать эту истину на практике. Было обидно.       После напитков и лёгких закусок хост предлагает Аято подняться в комнаты. Широкий коридор, по которому Аято ведёт Кэйю под руку, заполнен живой музыкой, смехом и стонами; ни в одной из множества комнат нет дверей, только цветные полупрозрачные шторы, превращающие гостей в размытые силуэты без лиц.       По пути Кэйа, дурачась, отдёргивает одну из них, смотрит на седого снежновца в окружении обнажённых юношей. Хост немедля заслоняет обзор, деликатно, но настойчиво предлагает Кэйе продолжить путь.       — Мне нравится, как ты нарушаешь даже те законы, о которых не знаешь, — шепчет Аято. — Не останавливайся. Никогда не останавливайся.       В последней по коридору комнате, закрытой занавесом из белого шёлка, Аяка снимает тугой корсет и пышную юбку. Опустившись на колени, Кэйа целует её лодыжки, снимает с маленьких ступней искусно изготовленные гэта и белые носочки. Аяка тянет его на большую кровать, осторожно давит на плечи, прося откинуться на подушки, и ложится к нему в объятия, прижавшись спиной.       Расположившись в кресле, Аято с лёгкой улыбкой смотрит на них и курит маленькую трубку.       С поклонами и льстивыми улыбками в комнату входят музыканты. Кэйа уже не смотрит на лица: все, кто здесь работает, носят одинаковые маски, — но его внимание привлекают инструменты. Скрипка, флейта, цитра, барабанчик…       Аяка закидывает голову Кэйе на плечо, тянется за поцелуем, и кто бы мог ей отказать?       В мелодии, которую начинают играть музыканты, Кэйа узнаёт песню, которую обычно оставляет на «бис». Ту, которую поёт, свесив ноги с края сцены, а после прыгает в толпу.       Прыгал. До всего этого.       — Не отказывай себе ни в чём, — бархатно смеётся Аято, и Кэйа знает, что эти слова не для него.       Всё это не для него.       Аяка разводит колени так, чтобы Аято мог смотреть, кладёт руку Кэйи себе на низ живота, нерешительно сдвигает ниже. Лаская её, упоительно влажную, бесстыдно раздвигая припухшие лепестки, сжимая маленькую грудь, Кэйа тихо поёт, касаясь губами её уха.       Каким бы чудовищем ни был её брат, сердцу не прикажешь, и Кэйа знает это лучше многих. Он и сам был влюблён. Он всё ещё влюблён, какие бы злые слова ни слетали с его языка.       Кажется, Аято снимает их.       Кэйе всё равно.              — Понимаете, в Иназуме очень строго относятся к этикету, — понуро объясняет Тома, пока сострадательный Беннет угощает Дайнслейфа печеньем. — Глава клана — пример для подражания, защитник, опора, лицо всей семьи. Это большая ответственность и большая ноша. Господину… сложно нести её, тем более пока госпожа так молода.       — И? — щурится Дилюк.       — Он не знает меры в работе, и точно так же теряет голову, пока развлекается. У него есть, — Тома смотрит на часы, — ещё примерно полдня. После я должен буду доставить его к госпоже Гудзи, затем его ждёт на приём Сёгун, после запланировано собрание комиссии Ясиро, встреча с представителями комиссии Тэнрё, и госпожа Кудзё Сара… Ох. Ещё ввести его в курс всех событий последних недель… — Он обхватывает голову руками, и Итэр, похлопав его по плечу, протягивает ему бутылку воды. — Честно говоря, теперь, когда всё успокоилось, я подумываю об отпуске…       — Звучит так, будто он нужен тебе прямо сейчас, — признаётся Альбедо.       — Что касается дворцовой стражи, угрозы не брали выходных, — поучительно вставляет Дайнслейф.       — Мне что-то подсказывает, что последние пятьсот лет у тебя негусто с работой, — ехидно замечает Лиза. — Поправь меня, если я ошибаюсь.       Дайнслейф предпочитает заесть её выпад печеньем.       — Если всё так, — тихо говорит Дилюк, — нам лучше отменить завтрашний концерт?       Теперь на часы смотрит Лиза.       — До него больше суток. Если наш дорогой друг, — она красноречиво смотрит на замученного Тому, — оторвёт своего драгоценного господина от Кэйи к полуночи, завтра вечером мы получим идеальный концерт. Клянусь, ты сломаешь о струны два медиатора, не меньше.       — Бессердечная, — качает головой Беннет.       — Я терплю драмы Кэйи не просто так, — Лиза с улыбкой указывает на него кончиком сигареты, — это топливо для нашей будущей славы. Когда его сердце кровоточит, он поёт так, что даже в Селестии задерживают дыхание.       — Лиза! — рявкает Дилюк. — Я не хочу, чтобы Кэйа страдал! Даже ради нашей славы!       — Так скажи ему что-нибудь хорошее, — парирует Лиза, и Дилюк тут же делает вид, что никогда ничего не говорил. — Хотя бы раз. И, если ни у кого нет других планов, предлагаю устроить пикник.              — Джинн! — кричит Эмбер ещё из коридора, и Джинн понимает, что её собираются куда-то пригласить. — Джинн, у «Кавалерии» завтра концерт в пригороде! Поехали!       — Я меня много работы, — устало отмахивается Джинн. Накрытый документами телефон снова разрывается — как и весь день, но Джинн надеется, что он подождёт хотя бы десять минут. — Поезжайте вместе с Эолой.       — Джинн! — Эмбер хаватает её за руку. — Там же будет Лиза! Вы так давно не виделись! Может, оставишь дела кому-нибудь другому и снова поедешь с ними в турне? Хотя бы в один город? Разве ты не скучаешь?       — Конечно, скучаю. — Джинн, и так невесёлой, становится бесконечно грустно. — Путешествовать с ними было так здорово… Если бы Варка не…       — Я договорилась с магистром, — говорит Эола, заглянув к ним. — Он подменит тебя. Они с Ноэлль собирались разобрать дела и закрыть те, что истекли. Например, дело сталкера. — Она показывает пакет со старинным украшением. — Заодно вернём Кэйе его улики. На нём это смотрится лучше, чем в архиве.       — Вы всё подстроили, — убеждённо говорит Джинн. — Заговорщицы.       Эмбер, сияя, прыгает Эоле на шею и расцеловывает в щёки. Они даже не пытаются скрывать, что строили за спиной Джинн очередной план.       — Видеться с семьёй важно, — сурово говорит Эола, шатаясь под натиском энергичной Эмбер. — Если, конечно, речь не о моей семье.       Джинн остаётся только сдаться.