Кукла

      Дом, приютивший Ренджуна, был маленьким и белым, с большими окнами, одетыми в деревянные рамы, и заросшим задним двором. Как раз там стоял небольшой круглый бассейн диаметром метра на полтора. Ренджун уронил шляпу на траву рядом с синим резиновым боком и стянул через голову рубашку. Прядка его тёмных волос стала вертикально, придавая ему ещё более очаровательный вид — как будто это было возможно. Торс его был худощавым, с тёмными сосками, затвердевшими от лёгкого касания прохладного ветра. На негнущихся ногах подойдя ближе, Донхёк прижался губами к изгибу его шеи и уложил руки на точеную талию. Ренджуна хотелось облизать целиком. Эту оливковую нежную кожу, идущую мурашками от малейших касаний. Кажется, Донхёк сказал что-то подобное вслух, ведь Ренджун рассмеялся:       — Раздевайся. Будем купаться.       Конечно, у Донхёка стояло — он смутился от этого внимательного, насмешливого взгляда, но штаны всё равно стащил, плюхнулся в холодную воду, расплескав часть на землю. Сняв шорты, Ренджун, одетый в одни лишь тёмные боксеры, грациозно переступил бортик, погрузился по грудь.       «Жаль, что не белые», — отстранённо подумалось Донхёку. Тогда ткань, промокнув насквозь, сделалась бы полупрозрачной, и можно было бы разглядеть чуть больше дозволенного. Пока дозволенного. Прижавшись к нему сбоку, Донхёк исцеловал плечи и ключицы, а потом спустился ниже, чтобы языком пройтись по соску. Ренджун охнул, вплетая пальцы в его волосы, уронил стон.       — Перестань, — шепнул он, — мы не можем заниматься этим здесь.       — Тогда пойдём к тебе в комнату?       Ренджун покачал головой:       — Бабушка дома. Мы не должны шуметь.       Донхёку хотелось настаивать, но в чужом лице он видел твёрдость, и давить не стал. Сердце стучало мощными, гулкими толчками, и сладость аромата белых мелких цветов заливалась в горло, словно жидкий мёд. Донхёк ткнулся губами в уголок чужого рта, проник языком внутрь, и Ренджун тихонько выдохнул, приникая ближе. Пожалуй, будь на месте его кто-то другой — кто-то из той вереницы безликих девушек и парней, с которыми Донхёк разделил постель, — стало бы скучно. Но Ренджун… с ним было иначе. Он никуда не торопился. Цеплялся за это мгновение, заставлял плыть рассудком, купался в бесконечности лета, дни в котором были похожи, словно близнецы. Раздражающая трель разрезала нагнетенную тишину, и Ренджун встрепенулся, прервал поцелуй и опустил руку вниз, туда, где лежали его шорты, чтобы из кармана извлечь телефон.       — Алло, — он смотрел сквозь Донхёка чёрными глазами так, будто не видел его, — да, дома. Как хочешь.       Он выронил телефон на траву, спустился ниже, чтобы перекинуть ноги через бортик бассейна. На лодыжках его блестели глиттером капли. Донхёк смахнул их ладонью, скользнул ниже, ниже, и оказался перехвачен когда почти успел достигнуть цели. Ладно. Эта тонкая талия тоже была желанным объектом.       — Что ты делаешь? — на этот раз в ленивом тоне Ренджуна была нотка раздражения, смешанная с весельем. Губы его не улыбались, но внутри бурлил смешок, и Донхёк захотел ощутить его на своих губах.       — Трогаю тебя, — мурлыкнул он. — Тебе не нравится?       Ответить Ренджун не успел. Он обернулся, приветственно вскидывая вверх руку:       — Джено! Хочешь искупаться?       В дверном проёме стоял парень в белой футболке и джинсовых синих шортах. Темноволосый и атлетически сложенный, он взъерошил волосы пятерней, широко улыбаясь — улыбка его потухла, когда за Ренджуном он разглядел ещё одну фигуру. Конечно, за свою жизнь Донхёк видел много разных друзей, и сам лучшего друга тоже имел. Но не то, чтобы Марк когда-нибудь смотрел на него так.       — Привет, детка. А это…       Джено подошёл ближе, склонился над сидящим в бассейне Ренджуном, чтобы оставить на щеке поцелуй. Губы его задержались на пару многозначительных, долгих секунд, будто желая дать новому знакомому понять: они близки. Донхёка передёрнуло. Возмущение формировалось внутри в обжигающий шар, и уши начинало закладывать.       — Донхёк, — представил его Ренджун, выпрямляясь, чтобы освободить больше места. — Помнишь, я рассказывал? Он внук госпожи Ли.       — Ага, — сказал Джено.       Он поглядел на Донхёка глазами холодными, негостеприимными, через голову стянул футболку, обнажая подтянутый светлокожий торс с сухими, проработанными мышцами, а потом небрежно скинул шорты. Внизу у Джено тоже было… достаточно. Донхёк, от гнева едва попадающий зубом на зуб, придвинулся к Ренджуну вплотную, и тот благодушно уложил руку ему на плечо. Джено сел с другой стороны, по-хозяйски устроив ренджуновы ноги у себя на коленях, и часть воды хлынула на землю. Теперь здесь было тесно. В груди у Донхёка тоже было тесно, неуютно, но не то, чтобы он мог предъявлять претензии.       — Ренджун рассказывал о тебе, — процедил Донхёк, пытаясь натянуть на лицо приветственное выражение, но проваливаясь. — Лучший друг, да?       — Мы с Джено знакомы с колледжа, жили в одной комнате, — жизнерадостно улыбнулся Ренджун, словно не замечая медленно накаляющейся атмосферы. — Прошли вместе огонь и воду, и всё ещё ждём, когда же нас настигнут медные трубы.       — Понятно, — сказал Донхёк. — Классно.       Просто потрясающе.       Только полчаса спустя он смог найти в себе силы поддержать беседу с Ренджуном, хотя чужие руки на его лодыжках заставляли желудок сжиматься и тошноту ярости подкатывать к горлу. Джено по большей части молчал, предпочитая рисовать большим пальцем круги на коже. Припекало.       — Хотите пива? — вставая, поинтересовался Ренджун. — Кажется, у меня в холодильнике оставалось несколько банок.       — Я могу завтра принести ещё, — Джено поймал его за руку, и Ренджун мягко, приязненно ему улыбнулся. Донхёк вздёрнул бровь.       — Если хочешь, я куплю тебе весь ассортимент местного алкомаркета, — отсалютовал он. — Только укажи своим хорошеньким пальчиком.       Ренджун рассмеялся, будто услышал забавную шутку, игриво ткнул Донхёка в плечо:       — Ой, не дури мне голову.       Оставляя за собой капли воды на траве, он зашёл в открытую дверь веранды, и Донхёк, проводив взглядом покачивающиеся изящные бёдра, перевёл его на менее приятное зрелище. Джено уже смотрел на него: агрессивно, ненавидяще, но всё так же молча, и Донхёк закинул руку за голову с наигранным комфортом.       — Друг, значит? — фыркнул он.       — Друг, — спокойно подтвердил Джено. — А ты кто такой?       Донхёк осекся, разом теряя часть своей бравады. И правда, кем он был для Ренджуна? Короткой интрижкой? Летним романом? Или почти что бойфрендом?.. Статуса своим отношениям они не давали, но Ренджун смотрел на него так, будто видел нечто прекрасное. И руки его были настойчивыми и нежными, а в каждом жесте сквозило невысказанное обещание удовольствия.       — Тебя это не касается, — процедил Донхёк сквозь зубы. — У тебя в любом случае нет шансов. Френдзона, да?       Джено рассмеялся:       — Думаешь, если он дал поцеловать себя на первом свидании, то без ума от тебя? — он выпрямился, и поза его стала угрожающей, пальцы сжались в кулаки. — Ты ничерта о нём не знаешь.       — Как раз занимаюсь этим, — прошипел Донхёк, широко улыбаясь появившемуся в дверях Ренджуну. К груди тот прижимал три банки пива, и безмятежно, невинно улыбался.       Предложение поехать искупаться, озвученное несколько дней спустя, Ренджун воспринял с детским восторгом. Припарковавшись у главной двери дома, Донхёк вышел из машины, чтобы нырнуть под его соломенную шляпу и оставить поцелуй на порозовевшей от солнца щеке. Рассмеявшись, Ренджун наморщил нос, шлепнул его по руке:       — Это мы ещё успеем.       А сам, забравшись внутрь и пристегнув ремень, ухватился за донхеково плечо, потянул на себя. Язык его, горячий и упругий, скользнул в рот, и Донхёк всхлипнул, подался навстречу, но было уже поздно. Вытерев рот тыльной стороной ладони, Ренджун улыбнулся:       — Мятная? Я больше фруктовую люблю.       Голова шла кругом и дышалось тяжело, сладко. Донхёк глупо улыбнулся в ответ:       — Детка, для тебя — что угодно.       Ренджун только закатил глаза, цокнул легкомысленно.       — Поехали, болтун.       Озеро Донхёк нашёл на Гугл картах. Оно было мелкое, наполовину заболоченное и покрытое глянцевой, зелёной вязью ряски и круглой листвой кувшинок. Вывалившись из прохлады машины в душный полдень, Ренджун с удовольствием потянул носом воздух, зажмурился. И правда, пахло просто чудесно: терпкими травами, приторным, прелым душком воды, мелкими пёстрыми цветами, рассыпанными по траве в тени деревьев. Вытащив из багажника плед, Донхёк расстелил его на этих самых цветах, у основания раскидистого клёна, пока Ренджун, сняв сандалии, бродил по узкой полоске песка у кромки воды.       — Песок раскалённый, — уронил он, будто мысль вслух. — Давай искупаемся?       Ждать ответа он не стал, развязал ленту под подбородком, бросил шляпу на песок. За ней последовали футболка и шорты, а затем бельё. Он даже не обернулся, будто знал — ощущал кожей — этот жадный, внимательный взгляд, который Донхёк не мог отвести от этого изгиба спины, отмеченного созвездием родинок, круглых ягодиц и ног с мягкими бедрами и изящными лодыжками. Ох, этот полдень и правда был невыносимо жарким. Запутавшись в штанинах, Донхёк едва не пропахал носом землю, но всё же смог вытряхнуть себя из одежды, в два шага преодолел расстояние до воды. Ренджун уже был там, стоял по колено в её прозрачной, кристальной прохладе, склонив вниз голову, будто рассматривая свои ступни, укутанные бархатным, вязким илом. Сердце билось в глотке, перед глазами мелькали чёрные мушки и зрение сузилось до точки, будто перед обмороком. Донхёк уложил ладонь на изгиб чужого плеча, провёл ниже, поймал узкую ладонь своей, и Ренджун переплел их пальцы.       — Пойдём.       Словно заворожённый, Донхёк кивнул, прижался к нему со спины, жадно впитывая тепло чужой кожи, её шелковистую гладкость. Но долго наслаждаться Ренджун не дал, легко высвободился, чтобы нырнуть. Снова поймал его Донхёк уже по грудь в воде, развернул к себе и поцеловал торопливо, неловко и смазанно, ощущая улыбку на своих губах.       — Дай мне поплавать, — задушенно хмыкнул Ренджун, заставляя его отстраниться. С волос капало, и он небрежно откинул челку назад, открывая овал лица. — Почему ты такой нетерпеливый?       Терпением Донхёк никогда не отличался — так он Ренджуну и сказал, и тот дёрнул плечом равнодушно. «Ну и ладно». В уголке рта его бродила загадочная, блаженная улыбка, она вспыхнула ярко, когда Донхёк сорвал крупную белую чашечку кувшинки, чтобы сунуть ему в руку. Ренджун поднес цветок к лицу так, будто пытался ощутить аромат, хотя явно знал, что водяные цветы не пахнут, коснулся кончиками пальцев белых, будто восковых лепестков.       — Ты знаешь, что она быстро завянет? — поинтересовался он.       — Тогда я принесу тебе ещё одну, — предложил Донхёк, но Ренджун только покачал головой.       Он запустил ладонь в волосы на его затылке, ласково погладил, поднимая волнующую, нежную дрожь изнутри. На этот раз поцелуй был неторопливым, но пламя в груди от него разгоралось лишь сильнее. Сейчас. Всё должно было случиться сейчас. Донхёк вынес его на берег, уложил на плед, исчерченный густыми тенями лиственной кроны. Ренджунова кожа была мягкой, как рисовый пирог с тягучей, упругой начинкой. От него пахло горячим полднем, горьким парфюмом, белым мылом и солью, и смесь этих ароматов будила столь невыносимый, острый приступ желания, что Донхёк едва удержался от того, чтобы впиться зубами. Пару красных, жгучих меток он всё же оставил: на границе, отделяющей дозволенное от скрытого, где тронутая солнцем кожа бедра менялась на светлую, и на груди, где частило сердце. Вздохнув, Ренджун потянул его за волосы чуть более нетерпеливо, выгнулся, разводя ноги в стороны и позволяя устроиться между ними. Он был уже полутвердым, и Донхёк прижался щекой к его члену, зная, как эти родинки сводили с ума его прошлых, почти безликих любовников, бросил взгляд наверх. Ренджун улыбнулся, закусив губу, но член его напрягся, пульсируя.       — Ты так и будешь смотреть на меня? — голос его был совершенно ровным, и это привело Донхёка в досаду.       — Буду, — ответил он, ухмыляясь, — а ты?       Не дожидаясь ответа он окольцевал губами головку, и Ренджун захлебнулся стоном, откидывая голову. Белые цветы, выглядывающие из-под пледа, складывались вокруг его головы причудливым венком. От него невозможно было отвести взгляда. Блестящая от невысохшей речной воды кожа, комкающие ткань пальцы, скользящий вверх-вниз комок адамова яблока, острые линии ключиц и ребер, проступающие от судорожных вдохов. Ещё. Донхёк хотел получить ещё, больше. Разрушить, сломать его удовольствием и увидеть, что находится внутри, за всеми этими вздохами и улыбками. Подавшись ниже, он плотно обхватил у основания, задвигался ритмично, и когда чужое дыхание участилось, и мышцы начали часто сокращаться, ощутил, как его потянули вверх, заставляя отстраниться с влажным звуком и жалким, полным нужды всхлипом.       — Я скоро кончу, — пробормотал Ренджун. Щёки его раскраснелись, губы были искусаны, а глаза чёрные и блестящие. — Хочешь трахнуть меня?       Кажется, от возбуждения Донхёк онемел: слова отказывались складываться в предложения, и он закивал так отчаянно, что в шее что-то хрустнуло. В бардачке у него лежал свежий запас презервативов и смазки, и Ренджун приподнял бровь, явно забавляясь, когда на плед рядом упала полная картонная коробка на восемнадцать штук и тюбик.       — У нас большие планы?       Сказать по правде, Донхёк действительно мог использовать всё это за пять дней, но если речь шла о Ренджуне, готов был справиться куда быстрее. Развернувшись на живот, тот прогнулся, поглядел из-за плеча, и Донхёк не удержался, легко сжал зубы на круглой половинке его задницы.       — Ты такой красивый, — пробормотал он. — Я так хочу тебя, что, кажется, сейчас сдохну.       — Сначала трахни как следует, — фыркнул Ренджун, разводя ноги в стороны. — Растянешь меня?       — Конечно.       Обычно подготовку партнёра к соитию Донхёк воспринимал как неизбежное неудобство. Да, он был неплох в работе пальцами, но никогда не находил в этом особенного удовольствия. Но вот с Ренджуном всё ощущалось иначе. Кажется, всё тело превратилось в эрогенную зону: Донхёк застонал, когда погрузил в него пальцы, зажмурился. Гладкие, шелковистые стеночки втягивали его внутрь, сжимались и пульсировали. Ренджун дрожал, кусая губы и издавая столь тонкие, нежные звуки, что Донхёка от этого будто электричеством било.       — Давай, ну же, — простонал он, оглядываясь, и этим жарким взглядом Донхёка пробрало до самого нутра, он поспешно натянул презерватив, смазал себя и, придерживая трясущимися руками чужую талию, медленно погрузился до самого основания.       Ренджун был внизу, натянутый, словно струна. Дышал часто и шумно, конвульсивно вздрагивал и сжимался так тесно, что остатки рассудка выпаривались из головы быстрее, чем Донхёк рассчитывал.       — Дай мне минутку, — уронил он натянуто, и хотя Донхёку было так хорошо, что уши закладывало, он кивнул, пытаясь сосредоточиться на дыхании и биении собственного сердца, чтобы не кончить тут же.       Сколько времени прошло, он не знал — секунды, минуты и часы сливались в одно жаркое, мучительное и приятное мгновение, — но когда Ренджун наконец двинулся, отстраняясь, чтобы податься назад, вначале робко, а потом всё резче, больше не смог сдерживать это животное, невыносимое желание. Упёрся коленями в землю, принимаясь толкаться, позволяя бёдрам сталкиваться с громкими, грязными звуками. Рот Ренджуна воспроизводил столь пленительную мелодию из «ах, ах, ах», что с каждой секундой Донхёк становился всё ближе к ослепительному пику. Хотелось поддаться искушению, но вначале он намерен был увидеть, как Ренджун выглядит, когда кончает. Скользнув ладонью вниз, Донхёк обхватил его болезненно твёрдый, пульсирующий член, и Ренджун сжался весь, выгнулся, издавая оборванный, тонкий крик, выплеснулся горячей влагой. Донхёку потребовалась всего пара коротких, резких движений, чтобы оргазм накрыл его безжалостно и резко, будто придавливая пятитонной плитой.       После они вымылись в озере, и Ренджун, одетый в одно белье, схватил персик из пластиковой корзинки и планшет со стилусом, и уселся на пледе, прислонившись спиной к дереву. Донхёк, наплававшись и заледенев, улёгся рядом, чтобы мокрым пальцем чертить бессмысленные узоры на разгоряченной коже его бедра. После секса он обычно поспешно натягивал одежду и отправлялся на свою «прогулку позора» до апартаментов, сонный и так до конца не протрезвевший, спотыкаясь о пороги и зевая так, что челюсть сводило. Но сейчас он был совершенно трезвым, глядел на Ренджуна через фильтр теней и солнца, и сердце билось размеренно, жарко. Может, так и ощущалась влюбленность. Когда после секса ты смотришь на него с нежностью и восторгом, и что-то в груди растёт, растёт, будто большой мыльный пузырь, и хочется улыбаться.       — Что ты так смотришь? — мягко пробормотал Ренджун, облизывая губы от сладкого сока. — Хочешь персик?       — Нет, — Донхёк покачал головой, — хочу тебя.       — Опять?!       Это удивление, живо проступившее в чужом лице, было очаровательным и смешным, и Донхёк не сдержал хихиканья:       — Нет, не в том смысле. Просто подумал, что…       А что он собирался, собственно, сказать? «Хочу сидеть вот так с тобой дни напролёт»? Или «мне так хорошо с тобой вместе?»       — Что ты рисуешь? — спросил он вместо этого, поднимаясь на локтях, и Ренджун, поглядев на него внимательно пару долгих мгновений, развернул планшет.       Там было смутно знакомое овальное лицо, отмеченное родинками, изгиб плеч и покрытый каплями торс.       — Это я? — не удержался Донхёк, осознавая, как нелепо может прозвучать его предположение, но Ренджун кивнул.       — Эскиз, — охотно пояснил он, любовно делая ещё пару штрихов. — В мою папку для вдохновения.       Теперь, когда столь неожиданная догадка нашла своё подтверждение, Донхёк ощутил прилив самоуверенности, сел, цапнул чужую тонкую талию, чтобы притянуть Ренджуна ближе:       — Вдохновения на то, чтобы потрогать себя? — не удержался он от поддразнивания. — Ты мог просто попросить сделать фото.       — Мне не нужно твоё фото. Референсов в сети достаточно, а я ищу вдохновение, — Ренджун фыркнул, и глаза его вспыхнули весельем. — Знаешь, Донхёк? Я рисую порно на заказ. Это мой маленький грязный секрет.       — Хм, и сколько ещё их у тебя? — мурлыкнул он, воруя поцелуй.       Может, нечаянно оброненная фраза о том, что он хочет Ренджуна, была и не настолько фигуральной: Донхёк чувствовал, как при мыслях о том, что Ренджун хочет иметь его эскиз в качестве вдохновения, что он возбуждает его, заставляла тепло стремительно наполнять низ живота.       — У меня их больше нет, — улыбнулся Ренджун. Глаза его были тёмными, наполненными соблазнительными искорками, и Донхёк позволил себе в них окончательно потеряться.