Наследник и Принц

***

      Летний ясный день.       Антон, зайдя в сад позади родительского дома, присел на лавочку. Вокруг него раскинулась цветущая изумрудная зелень и пышные цветы, аромат которых мешался с запахом деревьев, прилагающих усилия, чтобы тянуть свои ветви как можно выше в небо. Под ярким солнцем его очки блестели и отражали всё его окружение. Поправив их, он, вдохнув полной грудью, мимолётно наслаждался голубым безоблачным небом, пронизанным послеобеденным солнцем. Распахнув любимую книгу, её листы стали издавать приятный шелест, то и дело прерываемый шумом фонтана, который брызгами хлестал мелкую воду на землю. Антон увлеченно читал, склонившись над страницами, словно его мир был уже внутри этого вымышленного мира. С каждой новой страницей книга поглощала его целиком, а окружающая красота сада и солнца добавляла во внутреннюю историю живость и свежесть.       Посреди этого красивого сада он забывал о всех повседневных заботах. Книги были спасением от мрачного настроения и мира. Они помогали согреть душу и перенести ум в прекрасный мир, наполненный наукой, романтикой или приключениями.       Вдруг к нему приблизился молодой высокий парень. Он был красив, одет в роскошный костюм. Очевидно, он был кем-то важным. Антон вспомнил: это Его императорское Высочество Роман Михайлович. Приподняв голову, он глянул на него спокойным и уважительным взглядом. Велев не смущаться, Его Высочество в тишине сел рядом с ним.       В первый раз за долгое время Антон чувствовал некую лёгкость и одухотворённость рядом с кем-то. Роман Михайлович был тихим и внимательным, абсолютно не давал повода для напряжения. Вдруг он начал задавать вопросы о его книге, следом переходя на обсуждение её содержания.       Страстные взгляды между ним создали атмосферу изысканности и трепета. Его Высочество спрашивал, высказывался, и чем больше они обсуждали книгу, тем больше сокращалось между ними расстояние. Через несколько часов разговор, казалось, заставил их замолкнуть и в затишье сада услышать шелест листьев, сливающегося с шумом фонтана.       — Рядом с вами мне хочется быть вечно, — смущённо поправляя очки, говорил Антон.       Тогда, сняв белую перчатку с правой руки, Роман Михайлович нежно прикоснулся к лицу, вызывая у того трепет сердца. Белозубо улыбнувшись, он, притянув за подбородок, заставил соблазнительные губы Антона медленно приблизится к его губам. Этот момент был так мил и так невинен. Их первый поцелуй оказался легким и нежным, словно мягкий шелк. Во второй поцелуй уже было заложено больше чувств — желание, страсть, любовь — в нем все переплеталось в небывалую гармонию. Когда их губы расходились, они вновь сливались в поцелуе, словно не желали отпускать друг друга ни на миг.       Антон стал теряться в этому волнующем моменте, чувствуя, как охватывает необыкновенный покой.       Место следующего поцелуя сильные руки Романа Михайловича обхватили его талию. В ответ Антон обвил его шею, сливаясь в пылком объятии, сопровождавшимся короткими поцелуями от его щеки к шее. Повалившись на скамью, Его Высочество навис над ним, задирая белоснежную рубаху. Заметив, как влюблённые глаза приобрели оттенки жадности и звериности, Антон оторопел, в испуге хватая того за руки. Но даже это не помогло спастись от продолжения, которого он настоятельно не желал.       Оставляя противную, холодную, мокрую дорожку вдоль груди, Роман Михайлович, остановившись у шеи, вонзился зубами, словно волк в свою добычу, окрашивая деревянную скамью кровавыми каплями. Сильная боль пронзила Антона, и он очнулся. Кажется, это прекрасный сон, превратившийся в кошмар, пропал навсегда. Но как бы не так. Рома с точно такими же пугающими глазами смотрел на Антона сверху, попутно оставляя после себя мокрое ощущения на губах. Оттолкнув его, Антон бесцветным голосом заговорил.       — И как это понимать?       — Проснулся, разиня, — сказал он на великорусском языке, вновь склоняясь к губам. — Не упрямься, яко прыткий зайчик! Я ещё не закончил.       Антон остановил его в паре сантиметров от своего лица.       — Я не зайчик! — возмутился он. — И изволь объясниться. Ты в своём уме? Делать такое, когда я сплю — это подлый поступок!       — А мило проводить беседу с Моисеевой за моей спиной — это благородный поступок, — признался он.       — Неужто ты ревнуешь?       На этот вопрос Рома не ответил, а сильно разозлился, схватив за руку, и перевернул его на живот.       — Ты знаешь, в каких мы отношениях, и чтобы мило беседовать с тем, кто тебя любит, это сверхдерзость по отношению ко мне и моим чувствам.       — Что? — Осознание к Антону пришло только сейчас. — Этого не может быть! Она твоя супруга! И она же любит тебя, ведь так?       — Между нами ничего нет, только вынужденная помолвка. И как ты мог не заметить её прикосновения, наполненные лаской и заботой?       Нажав один раз на браслет, нанокостюм в миг пропал, оставляя смущённого Антона в одних белых кальсонах.       — О чём ты говоришь? Она лишь осматривала меня.       Он хотел было подняться, как Рома, коснувшись голой спины, заставил упереться грудью в холодное темное железо, что было подобием кровати. Сами они находились в комплексе «Прайд» где заняли для отдыха одну из полупустых комнат со множеством таинственных знаков в воздухе. Они появились во всем комплексе с тех пор, как Вселенная получила к нему доступ.       — Ёб твою мать! — Зло бросил Рома, переходя на английский. — Я был вынужден, прикусив язык, молчаливо смотреть на то, как она прикасалась к тебе и как ты на это отвечал ей своей лучезарной улыбкой. Разве я не вправе ревновать любимого?       — Рома, ты сам не свой…       К Антону пришло осознание. То, что он сказал — это вовсе не так. Глаза, взгляд Его Высочества и даже действия описывали их первую встречу в библиотеке, когда он случайно уснул около двери. Тогда, пробудившись от крепкого сна, Антон увидел над собой не человека, а голодного волка с острыми клыками. Он увидел настоящего Романа Михайловича. Это пугало его, ведь Рома всё это время был вежлив и аккуратен, а тут внезапно превратился в страшного зверя.       Внезапно ловкие пальцы проскользнули в кальсоны Антона.       — Тебе нравится? — спросил властный руководитель, но подчинённый не ответил. Послышался удивлённый смешок. — Неужели это твой первый? Разве у такого красивого принца не было молодых дам?       — Прошу, — простонал Антон, когда его уд внезапно сжали. — Остановись… Это пугает.       Схватившись за край так называемой широкой «кровати», он уткнулся лицом в железо, или что это такое было, он не до конца понимал, но это то единственное, что не давало поддаться расслаблению.       — Я не прошу тебя о многом. Всего-то быть моим навеки вечные. Антон, — прошептал он ему на ухо, свободной рукой лаская грудь, и по телу пробежала мелкая сладостная дрожь. — Тебе незачем боятся. Сам посмотри, как твой супружеский миротворец желает, чтобы его усмирили. — В порыве чувств он, обхватив зубами мочку Антона, чуть её прикусив, оттянул.       — Рома… Ах! — вырвалось из его уст, и он, наконец, поддался ласкам, понимая, что вскоре это приведёт к неотвратимым пугающим последствиям. Сбежать было невозможно.       Внезапно рука Его Высочества остановилась. Антон не сразу понял, как уже остался без кальсон, надёжного перекрытия и защиты от влажных пальцев, вмиг проскользнувших в его заднее место.       — Б-больно! — выкрикнул он, потянувшись вперёд, чтобы спастись.       Рома прижал руки Антона над головой.       — Доверься мне. Скоро всё пройдёт.       Сколько бы Грейц не умолял, Его Высочество не останавливался, грубо проникая пальцем с режущим острым чувством. Мысли Антона были лишь о том, что он вот-вот умрёт от невыносимой ноющей боли, каждый раз всхлипывая в слезах. Рома оказался жестоким человеком. Хуже, чем принц Эндрю, пытавший его каждую неделю. Хотелось умереть, как внезапные приятные ощущения разлились по ягодицам, бедрам, внизу живота, проявляя совсем иные эмоции и новые чувства.       — Вот оно! — воскликнул Рома, проникая двумя пальцами.       — Что это со мной? — дрожал Антон, затруднительно вдыхая. Боль никуда не исчезла, но приятные ощущения это перекрывали, заставляя непроизвольно шевелиться.       — Сейчас будет неприятно, — предупредил Рома, приподнимая его, и что-то огромное медленно проникло внутрь, пока сам он не громко выдохнул, а Антон, остолбенев, не напрягся. — Не волнуйся, я полностью внутри тебя. Дыши, Антон. Медленно дыши, — говорил он, словно это было так просто для того, кто делает такие непотребства впервые в жизни.       Когда Грейц почувствовал руку на своей груди, он вдохнул, и вместе с этим Его Высочество задвигался. Кажется, его грубость поубавилась, что заставило немного успокоится и отдаться воле случая, понимая, что злоба Ромы была не беспричинной.       Продолжив доставлять удовольствие без грубой ревности, Антон, перестав сдерживаться, дал волю своему голосу, распространится на всю комнату, забыв о том, что их кто-то может услышать ненароком проходя мимо. Сильно разгорячившись от этого Рома, стал страстно целовать его шею, иногда прикусывая кожу, оставляя глубокие красные отметины. Антон понял, что скоро будет на пределе. В этот момент, Рома словно гадалка, повернул его голову для глубокого и страстного поцелуя и сделал последний рывок, от которого Антон в онемелом, приятном состоянии стал ловить ртом окружающий воздух.       Упав на «кровать», он, чувствуя ещё оставшуюся волну удовольствия, пробегающую по телу, лежал, пытаясь прийти в себя.       — Антон, — обратился Рома, тяжело дыша, примыкая к нему. — Я приношу свои извинения, что был так груб к тебе, — он бережно провёл рукой от виска к щеке. — Но моя любовь так сильна, что при виде твоего очаровательного образа, который витает надо мной с нежной улыбкой, я не в силах удержать свои чувства. Дай же мне ответ…       — Я не скажу, что меня это не пугало, — нашёл он в себе силы, чтобы приподняться. — Думалось, что я умру, не прожив спокойной жизни. Я могу понять твою ревность, но это не значит, что ты можешь так со мной обходится. Ты был безжалостен и страшен… И всё же моё сердце не перестало влюблённо биться рядом с тобой.       Понурость Ромы сняло как рукой. Посмотрев в его глаза, Антон почувствовал искренность и теплоту его широкой улыбки. В тот час руки обвили его спину и прижали к себе так, чтобы было комфортно и уютно.       В такие моменты, словно в книге, главная героиня чувствует настоящую любовь и заботу, и ее сердце наполняется теплотой и радостью. Антон испытывал то же самое. Нежные обнимания помогли расслабиться и почувствовать себя как никогда защищенным.       — Омерзительно! — подал голос около ввнезапно пропавшей двери Эндрю и Антон, отвернувшись, свернулся калачиком, думая, как они могли забыть о лёгкости открытия двери. — Не когда тут ластиться. Вас ждут на собрании.       — Эндрю! — заорал Рома, облачаясь в нанокостюм, чтобы проучить равнодушного принца, но исчезнувшая дверь вернулась, возникая перед его лицом. — Проси прощения! Слышишь, промудохуеблядская пиздопроёбина! — кричал он на русском, выскакивая вслед за братом Антона. — Ну погоди! Я тебе покажу, как вторгаться в чужое пространство! Попадись ты мне ещё раз на глаза. Шмариганная ненаеба!       Пока Антон, отдохнув, приготовился идти, как сказал Эндрю, на собрание, Рома ещё подогревал себя матами, знаменитыми на военном парусном флоте, считавшимся подлинным искусством.       — Рома! — позвал он, и тот хмуро глянул на него. — Мы сами виноваты в том, что не досмотрел за этим. Да и ты знаешь принца Эндрю, что ему всё равно на нас. А возмездие тебе ничего не даст, лишь раны.       — Но я не могу всё так оставить!       — Мне приятна твоя защита, но твоего «загиба» было предостаточно.       Антон ткнул пальцем между его бровей и легко поцеловал в губы. Повеселев — Рома ухмыльнулся.       — А ты знаешь, как меня утешить и вновь раздразнить…       — Что? — не понял Антон, как допустил огромную ошибку, оказываясь прижатым к «кровати».