Сквозь миры

       Справившись с минимальной медицинской помощью, и убедившись, что таковая не требуется от более квалифицированных специалистов, Рьюзаки, уверенно убедив в том же обеспокоенную работницу корта, спросил, не знает ли та, где можно остановиться на ночь. Пребывающая в волнении девушка, изо всех сил пытаясь понятно ответить по-английски, что было затруднительно, учитывая её выраженный французский акцент и малый словарный запас на иностранном, посоветовала парням снять комнатку в ближайшем мотеле. Не самом дорогом и, что важнее, расположенном не очень-то далеко.        Вызвав, по просьбе Лайта, такси, девушка с чистым сердцем закрыла корт, оставляя парней дожидаться машины. Эластичная повязка, пока что отлично справляющаяся со своими обязанностями, крепко держалась на ноге. Рьюзаки сидел на скамье, будучи полностью погруженным в собственные мысли: «была ли его вина в случившемся? на сколько процентов он не сумел рассчитать траекторию полёта мяча? с какой вероятностью Лайт бы не оступился, отбивая тот злосчастный удар?»        — Ты не виноват, — убеждающе произнёс Лайт, глядя на Рьюзаки. — Это ведь игра, всякое случается. Да и, если быть совсем уж честным, это я не вовремя отвлёкся.        — Умеешь читать мысли, Лайт-кун? — удивлённо спросил парень, по привычке грызя ногти на правой руке.        — Ты слишком громко думаешь. Да и речь не об этом. Просто хочу, чтоб ты знал, что в случившемся абсолютно нет твоей вины. Я упал, так как споткнулся, ты ведь и сам видел.        — Но далеко не после каждого падения необходимо накладывать повязку, — парировал Рьюзаки, — скорость, с которой летел мяч, учитывая погодные условия в данной местности…        — …Я вспомнил кое-что, — перебил Лайт, будучи совершенно не в настроении сейчас слушать лекцию по физике. — Мы с тобой когда-то уже играли в теннис. Это было на территории университета, была целая толпа народу, следившая за тем, как мяч соприкасается с нашими ракетками и, что мне кажется более странным, во время той игры у тебя было такое же выражение лица, как и во время сегодняшнего расследования. Ты смотрел на меня, словно на подозреваемого. — Лайт казался растерянным, произнося это. Рьюзаки внимательно слушал, боясь упустить мельчайшую деталь.        — Это и правда странно. Но получается, что во время уже знакомых нам ситуаций срабатывает триггер, из-за чего наш мозг выдаёт нам воспоминания о подобных ситуациях. Теория подтвердилась.        Гудок от подъезжающего такси отвлёк Рьюзаки от радостных размышлений. Помогая Лайту встать, он перекинул руку друга через своё плечо, бережно поддерживая за талию.        — Ближайший отель, пожалуйста, — по-английски сказал Рьюзаки, игнорируя как недоумённый взгляд таксиста, так и порозовевшие от смущения щёки Лайта.

***

       Самый непримечательный однокомнатный номер в среднестатистическом отеле не навевал никаких воспоминаний ни у Лайта, до этого момента не особо останавливающегося в отелях, ни у Рьюзаки, привыкшего, как ему подсознательно казалось, к куда более фешенебельным вариантам. Впрочем, если дело близится к ночи, а в номере есть кровати, то большего пока и не требуется.        Лайт и Рьюзаки поднялись наверх, оплатив номер, и совершенно не удивив весь персонал при этом полным отсутствием вещей, ведь эти люди давно уже научились держать лицо, с улыбкой приветствуя постояльцев.        Оставив Лайта на некоторое время в гордом одиночестве, Рьюзаки вновь спустился вниз, собираясь сходить в магазин за продуктами, и в аптеку за бинтами и обезболивающим. Судя по скорости его походки и тому, как уверенно он бубнил себе под нос наименование различных анальгетиков, он действительно отнёсся к ситуации со всей серьёзностью.        Поиск магазина и аптеки оказался несложным. Покупка продуктов — тоже, ведь на кассе нужно было только правильно дать необходимые купюры; проблемы начались в вышеупомянутой аптеке, где половина лекарств выдавалась строго по рецепту, а чтоб попросить вторую необходимо было объяснить, чего именно хотел покупатель, совершенно, увы, потерявшийся в иностранных названиях.        — Proposer quelque chose? Dites-moi quel problème vous rencontrez et je vous aiderai dans le choix du médicament, — вежливо поинтересовалась фармацевт, видя растерянность клиента. Он же, в свою очередь, из всего вышесказанного понял только слова: «проблема» и «медикамент».        — Мой друг подвернул ногу, играя в теннис. Мне необходимы бинты и анальгетик, продающийся без рецепта, — по-английски ответил Рьюзаки, и, осознавая, что едва ли девушка поймёт всё, попросил у той листик и ручку, схематически рисуя случившееся. Впрочем, пару секунд подумав, тот перестал водить ручкой по листу, подняв взгляд. — А у Вас есть ибупрофен?        Девушка кивнула, услышав знакомое название и вопросительную интонацию. Международные названия лекарственных препаратов, пишущиеся практически одинаково хоть на латыни, хоть по-английски, сослужили свою службу.        Получив нужное, благо, с бинтами разобраться было проще, Рьюзаки поспешил обратно, крепко сжимая ручки пары пакетов. Вернувшись к Лайту, и оглядев того, примечая, что тому не стало хуже, Рьюзаки начал разгружать пакеты.        — Что это? — заинтересованно спросил Лайт, глядя на блистер таблеток в руках Рьюзаки.        — Лекарственное средство, нестероидный противовоспалительный препарат из группы производных пропионовой кислоты, обладающий болеутоляющим и жаропонижающим действием, — на одном дыхании ответил Рьюзаки, но, заметив непонимание Лайта, добавил. — Ибупрофен. — В инструкции, благо, есть английский вариант, и тут сказано, что сперва нужно поесть.        Разобрав пакеты, Рьюзаки направился к столу, собираясь приготовить ужин, однако уже спустя три минуты, — а именно столько ему понадобилось, чтоб прочесть всё, написанное на упаковках — Лайт понял, что ничем хорошим это не закончится.        — Надеюсь, ты не против бутербродов с чаем, потому что я, кажется, совершенно не умею готовить, — смущенно произнёс Рьюзаки, разрывая упаковку с хлебом.        — Зато я умею, — улыбнулся Лайт. — Кажется, раньше мне пригождался этот навык. «Как можно не уметь готовить? Неужели у Рьюзаки были свои повара? Или он заказывал готовую пищу?»        Мысленно поставив галочку напротив пункта под названием «подумаю об этом позже», Лайт встал и, прихрамывая, направился к столу. Необходимо было выяснить, что из продуктов купил Рьюзаки, и что из них можно было приготовить, имея в номере только электрический чайник и микроволновку. Впрочем, и это уже немало.        Уже спустя двадцать минут Рьюзаки, под внимательным руководством друга, уже доделал овощной салат и горячие бутерброды. Запах от заваривающегося в чашках чая уже заполонил комнату.        — У тебя хорошо получается руководить, Лайт-кун, — выразительно глядя на друга, произнёс Рьюзаки.        — Попробуй для начала, а потом уже говори, — улыбнулся Лайт, следуя своему же совету и дегустируя блюдо. — Хм, а ты выбрал необычную заправку, мне нравится. Французы всё же умеют удивлять смесями специй.        Ужин прошёл за тихими разговорами обо всём на свете: начиная от различия в блюдах французской и японской кухни, и заканчивая сравнительной характеристикой преступлений, совершенных на кухне, со статистикой преступлений, совершенных при помощи действия яда.        Оба парня выглядели на удивление по-домашнему, рассуждая даже о столь запутанных вещах. Рьюзаки, как и всегда, сидел, прижав колени к груди, в то время как Лайт, стараясь не напрягать ногу, сидел, прислонившись левым боком к стене, тем самым перераспределив нагрузку. Когда ужин был окончен, а Рьюзаки начал убирать со стола, то, неаккуратно повернувшись, задел Лайта, едва ли не застонавшего от боли.        — И ты молчал? Откинься, пожалуйста, нужно осмотреть. — Рьюзаки, не ожидая реакции, сам повернул корпус Лайта, чувствуя его разгоряченную кожу. — Появилась отёчность, нужно приложить холодный компресс. Вот же…        Осторожно размотав старую повязку, Рьюзаки, под шипение Лайта, ещё раз ощупал ногу, прикладывая к ней единственное холодное, что нашлось в мини-баре — бутылку с коньяком. Прождав около пятнадцати минут и, кажется, удовлетворившись результатом, Рьюзаки повёл Лайта в душ, уверяя, что личная гигиена крайне важна.        — Нам обязательно мыться вместе, Рьюзаки? — с иронией спросил Лайт.        — Если я не буду помогать тебе, то с вероятностью в восемьдесят девять процентов ты можешь получить ещё одну травму в душе, к тому же, мыться будешь только ты, ведь если мы будем делать это одновременно, то вероятность получения травмы увеличится на семь процентов.        — А вероятность сексуального контакта — на шесть и девять, — столь же занудно-научно пробубнил Лайт. — Идём уже, статистик.        Нельзя сказать, что Лайта прельщала подобная идея: скорее уж наоборот, однако иного выхода в этой ситуации он, увы, не видел. Если уж Рьюзаки что-то взбрело в голову, то от его идеи не отвяжешься. Даже если эта идея посвящена помощи в душе.        Рьюзаки помог Лайту снять брюки, и теперь с интересом смотрел на то, как парень расстёгивает рубашку. Его пронзительный взгляд был буквально прикован к подтянутому торсу парня. Впрочем, учитывая специфику его занятости, он вполне мог представлять перед собой чей-то труп, или же думать о том, с какой вероятностью на этом теле останутся шрамы при воздействии грубой механической силы.        Но от чужого тела пришлось оторваться. И пока Лайт продолжал раздеваться, Рьюзаки крутанул вентили, сунув под струи руку, чтобы подобрать оптимальную температуру, которая не будет обжигать, но и не заставит дрожать от холода. Молодой человек кивнул одобрительно самому себе и глянул на теперь абсолютно обнаженного друга через плечо.        — Вода идеальной температуры, так что твоё тело не будет ощущать дискомфорта, — проговорил Рьюзаки, обхватывая предплечья Лайта мокрыми ладонями и аккуратно толкая его под струи. Стопы обжигал холод светлого отельного кафеля, которым был устлан пол и стены ванной комнаты. Под кожей взъелись стаи мурашек, заставляя поежиться. Но тепло воды мгновенно успокоило, отстранив практически от всего мира, кроме чёрных глаз напротив.        Шоколадные пряди Лайта мгновенно намокли, потемнели и облепили лицо, так что он время от времени зализывал их назад точным движением руки. Юноша старался не зацикливаться на том, что Рьюзаки наблюдал за ним всё это время. Куда проще было абстрагироваться и убеждать себя в том, что для парней подобное — достаточно обыденная вещь.        Лайт стоял под сильным напором, вода разбивалась о его медленно расслабляющиеся плечи, которые доселе поднывали от бесконечного стресса. Молодой человек прикрыл глаза, позволяя крупным каплям падать с ресниц куда-то вниз, в бурный поток, уносящий усталость и напряжение.        К великому счастью Лайта Рьюзаки не выказывал никакого интереса к его телу. Будто он был врачом, который повидал перед собой десятки, сотни и тысячи обнаженных тел. Он глядел вперёд безэмоционально и в какой-то степени даже потерянно, но смущение от этого никуда не делось: оно будто повисло в воздухе, смешиваясь с паром.        Ситуация для Лайта усугубилась, когда Рьюзаки вызвался помочь ему с остальным мытьём. Вернее даже не вызвался, а принудил к этому. По его мнению очень травмоопасно отвлекаться на такие вещи, когда мышцы повреждены.        — Тебе стоит сосредоточиться на сохранении равновесия, а остальное предоставь мне, — Рьюзаки, кажется, не принимал возражений, поэтому Лайт достаточно быстро сдался и в прямом смысле опустил руки. Он напрягся, когда Рьюзаки вскрыл упаковку одноразового геля для душа, выдавливая всё содержимое на ладони и растирая, слегка вспенивая. По ванной комнате разнесся химозный запах персика, коим обладали все одноразовые вещи в простеньких отелях подобного типа.        Отчего-то щёки Лайта поспешно залились краской, хотя ничего такого до сих пор не происходило. Поэтому реакция друга осталась для Рьюзаки непонятной и вообще странной. И поскольку Рьюзаки не знал, что такое такт, он спросил о том, что послужило причиной красноты лица молодого человека напротив.        Ответа, к своему удивлению, он не дождался. А Лайт лишь отвернулся, старательно делая вид, что для него сейчас нет ничего важнее плитки на стене. «Неужели Рьюзаки действительно не осознаёт столь элементарных вещей? Не имеет представления о такте, этике? — думал Лайт. — Хотя, он и готовить не умеет. Разговаривает странно, будто по книге. Может, в детстве ему просто никто не говорил о том, как общаться? Вряд ли он нарочно задаёт подобные вопросы, решив поставить меня в тупик. Он просто не знает, как правильно вести беседу».        Обдумав увиденное и даже на мгновение забыв о том, в насколько неудобной ситуации он находится, Лайт вернулся к обычным мыслям лишь в тот момент, когда Рьюзаки выключил тёплую воду. Доверившись осторожным поддерживаниям друга, Лайт сумел выбраться из душа, стоя на плитке и, к собственному удивлению отметив, что Рьюзаки, взяв полотенце, начал вытирать его ноги.        В памяти обоих всполыхнули картинки: крыша, проливной дождь, бьющий по спине так же, как совсем недавно душ — Лайта, и Рьюзаки, склонившийся перед парнем почти на колени, и предлагающий сделать массаж ног.        — Нет! — воскликнул Лайт, силой отбирая полотенце и чуть ли не падая на пол. — Я и сам справлюсь. Ты не должен стоять передо мной, унижаясь, на коленях! Я не настолько беспомощен.        Рьюзаки, чувствуя ноющую головную боль, отступил на шаг и отвернулся, позволяя Лайту вытереться. Он знал, что должен дать другу обезболивающее, а после — наложить повязку.        Мысли же его были далеко отсюда: совсем некстати вспомнилась и библейская сцена Евангелия от Иоанна, гласящая, что Иисус омыл ноги апостолам и сказал: «Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.»        Навязчиво и бессвязно. Совершенно иррационально и жутко надоедливо, словно заевшая в голове мелодия, никак не желающая уходить. «Была ли уже в нашей жизни схожая ситуация? Дождь, крыша, массаж ног… Если верить бульварным романам, то именно так начинается романтическое свидание. Лишь вина со свечами не хватает. Только вот это было абсолютно невозможно. С чего бы вдруг?»        Лайт смотрел на Рьюзаки, ища в его глазах поддержки. Он, так же скоро вспомнив о сцене из Библии, поразился тому, как сам вёл себя в собственном воспоминании. Позволял столь интимные прикосновения к себе, радуясь — а иначе это чувство было не назвать — тому, что другой человек стоит перед ним на коленях. Словно в воспоминании Рьюзаки был повержен, а он, Лайт, праздновал свою победу.        Голова кружилась: то ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от пара, стоящего в ванной. Решив, что обязательно обдумает это перед сном, Рьюзаки, убедившись, что Лайт уже обсушился махровым полотенцем и теперь о том, что тот совсем недавно был в душе напоминают лишь мелкие капельки воды на его шее, пошёл за бинтами для перевязки