***
«Отравление» — билось набатом в голове Лайта. «Отравление. Его отравили» — ещё больнее осознавалось, когда Лайт смотрел на муки друга, понятия не имея, как их предотвратить. Осознание собственной бесполезности угнетало. Сперва отравили девушку, а теперь — Рьюзаки, случайно выпившего её кофе. Кофе, который отравили, ведь иных вариантов попросту не было: воздух в салоне автобуса был один и тот же для всех пассажиров, если бы место имела инъекция — Рьюзаки непременно заметил бы. Иных же вариантов попадания токсина в организм Лайт не видел. — Это отравление. Они оба пили кофе из одного стаканчика, — сказал Лайт, надеясь, что это знание в чем-то поможет врачу. — Может, это цианид, или мышьяк? Чтоб скрыть привкус, был добавлен сахар. Много сахара. Ощутив фантомную сладость во рту, Лайт убедился, что больше и думать не станет об этой рассыпчатой гадости. Обычно белым ядом именуют соль, однако в данном случае ею скорее уж был сахар. Выслушав вкратце как самого Рьюзаки, так и Лайта, отметившего также странное поведение друга в последнее время, врач покачал головой, сообщая неприятное известие. Согласно симптоматике, а именно: мнительности, проявляющейся у Рьюзаки, повышенной обостренности сознания и гиперчувствительности Энни, и мышечных спазмах обоих, проявившихся в сильных судорогах, вывод был неутешительным. — У них развивается опистотонус , вы можете это заметить по выгнутой спине, плотно сжатых челюстях и тому, как вытянуты их ноги и руки. А вот этот спазм лицевых мышц — risus sardonicus — сардоническая улыбка. — Может, нужно промыть желудок? Рвота ведь должна помочь, правда? — спросил Лайт, до последнего опасаясь задать вопрос напрямую. «Это ведь можно исправить? Они ведь не умрут? Он не умрёт? Ведь если его не будет, то что останется у Лайта?..» — Если предположить, что использованный яд — стрихнин или крысиный яд простым языком, а судя по симптоматике это именно он, то рвота здесь не поможет, он уже в крови. Могла бы помочь капельница, но, увы, в аптечке её не предусмотрено, — голос его, казалось, проникал в сознание не хуже этого самого яда, отравляя разум. — Мне жаль, — добавил врач с искренним сочувствием. Мертвенно-бледная кожа Рьюзаки контрастировала с угольно-чёрными волосами. Парень расслабленно лежал на двух креслах — ведь именно так есть вероятность, что яд медленнее будет распространяться по органам. Живой, тёплый. И такой родной. Тот, с кем по-настоящему интересно. Равный. Разве может какой-то там яд отобрать его у Лайта? И, что важнее, разве он может позволить какому-то яду отобрать его навсегда? Вероятнее всего, даже не первый раз? Отбросив панику — это он всегда успеет — Лайт наблюдал за реакцией других пассажиров на произошедшее. Наверняка виновен кто-то из них. Осталось всего-то понять — кто именно. И желательно до того, как Рьюзаки умрет. Ну же, думай, Лайт! Вспоминай, что когда-то рассказывал отец! Вспоминай, что читал в сводках! Ведь сейчас от этого буквально зависят человеческие жизни. Жизнь Рьюзаки, который поставил её на кон из-за каких-то кубиков сахара! Гениальный идиот!.. Кто мог совершить подобное? Пара женщин, едущих в командировку, услышав это, покрепче вжались в свои кресла, пускай и выдохнули, убедившись, что это не заразно и не передается воздушно-капельным путём. Они работают над поставкой химического оборудования в школу. Учителя? Возможно. Мотив… Всё снова упирается в мотив, которого у них нет. Так же, как и у бабушки с внуками, один из которых теперь тихонько плакал в рукав. Нет, здесь что-то другое. Более изощренное. О чём там говорил Рьюзаки ранее? Нужен мотив. Разведённая, едущая с подругой едва ли станет травить юную девушку: они напуганы не меньше его самого. Мужчина и парень, сидящие спереди, задумчиво поглядывали на часы, ожидая приезда скорой. Пожилой мужчина и студент. Мог ли студент захотеть убить бывшую девушку? Лайт встал, временно оставив Рьюзаки, которому становилось всё хуже, на попечение врача, и двинулся вперёд по салону. В воздухе явственно ощущался страх. Кажется, его можно было потрогать руками, он будто обрёл плоть. Студент тревожно постукивал пальцами о колено. Стук… Стук! — всполох в памяти, яркое пятно посреди тьмы догадок. Конечно же, Рьюзаки уже подсказал ответ, пускай и странным образом. На Лайта снизошло озарение, тут же прерванное очередной догадкой: «а вдруг он лишь подтасовывает факты, связывая между собой то, что совсем не связанно». Да, та девушка, сидящая от них через проход и правда была отмечена Рьюзаки, но ведь учитывая его поведение, это мог быть и бред. Нужны доказательства. — Скажите, док, а их сознание повреждено? Я могу доверять тому, что сказал мой друг? Ведь от этого теперь буквально зависит всё. Насколько сознание готово помочь им обоим в нахождении разгадки, от которой зависят жизни? Стоит ли допросить отравленную девушку, или можно положиться лишь на Рьюзаки? Ах, было бы время. Время, чтоб выяснить все детали. Время, чтоб опросить всех, а не опираться на одни только поведенческие аспекты. Время, утекающее сейчас, словно песок сквозь пальцы. — С большей вероятностью, если это и правда тот яд, о котором я думаю, — можете. Обрадовавшись хоть одной хорошей новости за день, Лайт, отбросив один за одним оставшихся пассажиров, направил свои мысли на девушку-юриста, парня Энни, самого врача, имеющего как необходимые знания о яде, так и возможность его подмешать, а также парне с переднего сидения, который теперь иррационально казался подозрительным. Только вот паранойи ещё не хватало! Что вообще должно быть в голове у человека, решившего убить другого? Причем посредством отравления. Яд — изначально женское оружие, оружие мести. Торжество правосудия в жидком виде, если так угодно. Согласно больной теории отравителя, конечно. Кто решился бы на такое? — Рьюзаки, — отчаянно обратился Лайт, видя, как друг рвано и тяжело дышит после очередного приступа, — какой мотив в убийстве девушки того парня? Деньги, имущество, власть, связи? Я не понимаю, Рьюго… — почти простонал Лайт в бессилии. — Рьюго, — задумчиво повторил Рьюзаки, словно пробуя имя на вкус, Рьюго Хидеки — услужливо подсказала память. — Так вот как меня зовут. Знание стоит того, чтоб умереть спокойно. Хоть будет, что написать на надгробии, — легкая усмешка казалась дикостью даже после страшных гримас боли. Живые — еще живые! — глаза смеялись. — Идиот ты, Рьюго! — надрывно возмутился Лайт. — Будь прокляты эти перемещения с их устроителями! — Лайт плакал, признавая поражение. Даже если он и узнает, кто подмешал отраву, какой в этом теперь смысл? Противоядия нет, скорой нет, а всё из-за того, что Рьюзаки любит кофе с сахаром, подумать только! Нелепее этого была бы только смерть из-за какого-нибудь предмета канцелярии. В миг, когда отчаяние вытеснило всё: голова была пуста, а сердце едва ли не выскакивало из груди, Лайт понял, что утонул в чёрных глазах напротив. Столько немой поддержки он никогда ещё не испытывал. Настолько обречённым он не был никогда, и тем более — никогда не испытывал столько облегчения от одного понимающего взгляда. Рьюзаки протянул руку к Лайту — и это было последнее, на что у него ещё хватало сил. Жар его разгоряченного тела обжигал, вводя в заблуждение холодной бледностью. Сжав ладонь друга, Лайт смотрел на запястье Рьюзаки, где было написано его собственное имя. Может, это подсказка? — Водитель, срочно проверьте в списках, нет ли в автобусе пассажира по имени «Эл Лоулайт»! — воскликнул парень, хватаясь за любую из ниточек. — С какой вероятностью отравитель парень, а, Рьюзаки? — полушутя спросил Лайт. — Десять процентов, Лайт-кун. Напряжение теперь, кажется, можно было потрогать так же, как и страх до этого. Но и, при правильном подходе используя, можно было зарядить все внутренние аккумуляторы. Если в автобусе есть этот загадочный Эл, то именно он и является отравителем, у него был бы мотив. Слова о том, что пассажиров с таким именем нет, лишили Лайта чувств, окончательно убив в нём всякую надежду на лучшее. В то время как Рьюзаки, напротив, явно повеселел. Может, это первый симптом надвигающегося неизбежного? — Проверь руки жертвы, того парня, что крутится вокруг неё и всех пассажиров — а скорее пассажирок — из салона, — уверенно произнёс Рьюзаки, чувствуя, как жизненные силы покидают его. — У кого совпадёт — та и убийца. Точнее, та и придумала план. Исполнитель — парень жертвы. Лицо Лайта озарила слабая улыбка: если дело в изображении цветов в татуировках или чего-то подобного, то дело раскрыто. — А если преступников искать по именам, то на запястье подельника будет имя преступника. Посмотри на руку того истерика, ломавшего комедию, — голос Рьюзаки был усталым, но парень улыбался так, что казалось, будто он светился изнутри. Пассажиры сидели тихо, поочередно показывая руки и называя фамилии, которые Лайт, забрав список у водителя, тщательно сравнивал с написанными. Шаг за шагом, методично и рьяно. Так, словно от этого зависели жизни. Ведь так оно и было. Двое мужчин, бабушка, дети… Рисунки и имена, раз за разом. На запястье парня жертвы был изображен маленький тюльпан. У его девушки — имя, обладателя которого она не знала. Они не были истинными друг для друга. Так искренни ли их чувства? Мог ли парень решиться убить Энни ради денег? Фамилии на запястьях мужчин. Роза и клевер — у двух женщин. Опять чьи-то фамилии на запястьях пары, едущей на конференцию. Лайт узнал недоубийцу даже раньше, чем успел обнажить её запястье. В глазах милой студентки из юридического читалась ненависть. — Она всё равно подохнет! Он мой! Только мой, понимаешь?! — кричала она, размахивая руками, на одной из которых был точь-в-точь такой же тюльпан. — Игры в Господа не лучшее решение личных проблем, — холодно ответил Лайт. — Не тебе решать, кому жить, а кому — нет. За окном послышались звуки сирены. Наверняка, приехала скорая и полиция — в таких случаях без полицейских не обойдётся. Значит, совсем скоро Рьюзаки помогут. Прокапают чем-нибудь, выводя гадкий токсин из организма. И всё обязательно наладится. В миг, когда полицейские окружили автобус, Лайт понял, что его голова начинает кружиться.Глава 9. На грани
17 сентября 2022 г. в 22:34
Поездка медленно переходила в разряд обыденных вещей. Смирившись с тем, что на за всё это время в салон не ворвались террористы, на дорогу не выскочило ни глупое животное, ни очередной суицидник, желающий покончить с собой, Лайт зевнул, намереваясь поспать ещё немного. Всё же сон в автобусе был, как оказалось, намного слаще, чем в гостиничном номере: мерная езда невольно успокаивала.
В иной подобной ситуации он, наверняка, слушал бы музыку, тихо напевая себе под нос, однако сейчас Лайту хотелось только спокойствия. Как много всего ему предстояло обдумать, и как он хотел, чтоб ответы на его вопросы хотя бы замаячили на горизонте собственного подсознания. Увы, лишившись памяти о прошлом, он потерял и часть себя, собирая теперь по крупицам остатки.
— Лайт-кун, а что, если мы уже мертвы, а всё это — всего лишь агония наших умирающих сознаний? — неожиданно серьёзно спросил Рьюзаки, подняв на Лайта взор своих тёмных глаз.
Опешивший от неожиданности Лайт и думать забыл обо сне, теперь в удивлении глядя на друга и пытаясь понять, шутит тот или говорит всерьёз. К сожалению, больше походило на второе.
Рьюзаки же, словно не осознавая абсурдность собственной догадки, задумчиво закусил губу. И что творится в его голове? Какие загадки он решает, о чём думает со столь немигающим взглядом?
— Мысль необычная, — подбирая слова, начал Лайт. — А с чего вдруг ты так решил? — молодой человек прожигал собеседника взглядом, но Рьюзаки его будто не слышал.
— А та девушка, сидящая от тебя через проход, то и дело на нас поглядывает, — перейдя на шепот, перебил Рьюзаки. — Она что-то знает, я уверен.
Лайт, повернув голову, не увидел ничего предосудительного в шатенке, сидящей на своём месте и чуть покачивающей головой в такт музыке в наушниках. Девушка как девушка, притом весьма симпатичная.
— Ей до нас и дела нет. А ты какой-то странный. Ещё страннее, чем обычно.
— Может, устроим ей допрос? — пропустив сказанное мимо ушей, продолжил парень. — Уверен, если закрыть её в темной комнате на месяц, она расколется.
Брови Лайта поползли вверх. Нет, он, конечно, привык к эксцентричности парня напротив, но насильное удержание человека под замком — это уже нечто за гранью. Он это серьёзно?..
Лайт подумал бы об этом подольше, если бы не мужской окрик с переднего сидения: «Она странно трясётся! Помогите, кто-нибудь!»
Автобус резко затормозил. Водитель, прижавшись к обочине, обернулся, оглядывая салон: молодая девушка, сидящая на первом сидении, тряслась, абсолютно не контролируя свои телодвижения.
— Энни! Энни, дорогая, что с тобой?! — возбужденно восклицал мельтешащий рядом с ней парень. — Помогите, кто-нибудь, здесь есть врач? Вызывайте скорую! — паника, сквозящая в его голосе, заставила Лайта тяжело вздохнуть. И правда, а что с этой девушкой?
Резко сокращающиеся мышцы в судорогах приковывали к себе всеобщее внимание: кто-то глядел с опаской, кто-то с некоторым любопытством. Людям свойственно быть любопытными, узнавая нечто новое. В нынешней же ситуации с явным ажиотажем за происходящем наблюдали только дети, в то время как незнакомые сидящие напротив мужчины выглядели растерянными, женщины — напуганными, а пара коллег, едущих по работе, — настороженными.
— Я врач, отойдите, — произнёс мужчина, не так уж давно сидящий перед Лайтом. — Давно у неё мышечные спазмы?
— Только начались. А это серьёзно? С ней ведь всё будет хорошо, правда? Скажите, что с ней всё будет хорошо! — голос сорвался на фальцет, а Лайт устало вздохнул: мужчина, а ведёт себя хуже капризной малолетки. Лучше бы позволил осмотреть свою спутницу, а не загораживал свет и метался из стороны в сторону.
— Успокойтесь, сэр, — как можно спокойнее произнёс врач, которому до полного набора только истерики молодого человека не хватало. — Расскажите, как это произошло.
Лайт, весь погрузившийся в ситуацию и прислушивающийся, старался не упустить ни единого слова парня, в то время как врач проверял у девушки то пульс, то частоту дыхания, то реакцию зрачков на свет, от которой она отпрянула так резко, что выбила из рук медика телефон с фонариком.
Речь парня была неточной и рваной, по обрывкам фраз можно было понять только то, что всё было как обычно, ничего необычного. Они просто ехали, просто болтали, просто смотрели в окно, когда неожиданно Энни, его милую Энни, начало сильно трясти, будто от сильного испуга или холода.
— Я… — неожиданно для всех произнесла девушка, находящаяся не только в сознании, но и в здравом уме, — я ела булочку со сливовым джемом и пила кофе. Правда, всего глоток — он был… — она перевела дыхание, на лице парня появилась неподдельная тревога, — …был очень сладким, я отдала его…
Услышав об этом, Лайт с беспокойством посмотрел на Рьюзаки; и замер от ужаса, ведь тело друга неестественно прогнуло в спине, ноги его были странно выдвинуты в проход, челюсти плотно сжаты, а на губах оказалась искривленная улыбка, похожая на ту, что изображают у шутов на карнавальных масках.