Сквозь миры

       В первую очередь этим утром для вновь поступивших в отделение необходимо сдать анализы. Тугие жгуты, острые скарификаторы и запах спирта отчетливо впечатывались в сознание Лайта и Рьюзаки.        Больница. Их отправили в больницу, да ещё и в одно из самых пугающих своей неопределенностью отделений. Выглянув в окно, Лайт с прискорбием понял, что и на территории было достаточно мрачно: редкие деревья, серые здания с решётками, огромная стая то и дело каркающих ворон, наверняка также считающих пациентов этого чудного заведения полным ничтожеством.        Царящая в отделении атмосфера мало отличалась от той, что была в парковой зоне. Подростки казались подозрительными и малообщительными. Смотрели исподлобья, не желая идти на контакт. Прощупывая почву и размышляя про себя: стоит ли вообще общаться с новенькими?        Лайт относился к подобному с плохо скрываемой тревогой: взгляд его метался от одного парня к другому; к девчонкам, которые, сбившись парами, недоверчиво смотрели, пусть и перешёптываясь за спиной. И Лайта это напрягало. Он понял, что совершенно не привык к подобного рода общению. Он жаждал внимания и коммуникаций, в то время как здесь то и дело натыкался на закрытость и подозрительность. От такого любой начнёт сходить с ума, а тут ещё и место располагает…        Сформулировать мнение об отделении в целом не получалось: то всё казалось чрезмерно шумным и суетливым, то, будто по команде, невыносимо тихим и оттого ещё более подозрительным.        В восемь тридцать утра по расписанию был завтрак. Об этом парни узнали от дежурной медсестры, достающей из кармана ключ и отпирающей двери в столовую. Кажется, ни у кого, кроме новеньких, это действие не вызвало никакого удивления.        Пройдя внутрь, Лайт и Рьюзаки сели за первый попавшийся столик, расположенный у запертого на решетку окна. Неподалёку послышался голос, наполненный злостью:        — Это моё место! И Майкла. Этот китаец занял моё место!        — Я японец, — спокойно ответил Лайт, глядя на парня хоть и снизу вверх, но так, что у того на миг перехватило дыханье. — И мне кажется, что стол рассчитан на четверых, мы все поместимся.        — Нет! — парень кричал так громко, что привлёк к себе внимание всех присутствующих, которые, впрочем, не были слишком удивлены.        Прежде, чем Лайт продолжил диалог, к кричащему парню и неловко топчущемуся за его спиной Майклу подошла медсестра.        — Дилан, — обратилась женщина к парню, — кому адресована твоя злость?        — Они заняли наши места! — продолжил возмущения он, совершенно не интересуясь чьей бы то ни было реакцией.        — Здесь четыре места, а не два, — парировала женщина, явно привыкшая к такого рода ситуациям: её выдержке впору было позавидовать. — Кому адресована твоя злость?        — Парням, занявшим наши места? — произнёс уже с неуверенностью. — Тому факту, что они не спросили, могут ли подсесть к нам? — тяжёлый вздох. — Я не выспался сегодня, и проецирую свой гнев на окружающих…        Лайт и Рьюзаки молча наблюдали за разворачивающейся сценой. В голове у каждого из них было своё видение ситуации: «Судя по реакции других подростков, а точнее практически полному её отсутствию — такое здесь происходит далеко не в первый раз.» — думал Лайт, осматриваясь. «Судя по задаваемым вопросам используется гештальт-подход. Учитывая, что даже младший персонал знает, как реагировать на подобное — больница явно беспокоится о квалифицированном подборе людей.» — думал Рьюзаки, которого более волновала внутрикадровая составляющая.        Медсестра улыбнулась.        — Я рада, что ты сам понимаешь причины своих поступков, Дилан. Что нужно сделать дальше?        — Извиниться… — предположил парень, которого такая перспектива не очень-то радовала; но что поделать. — Меня зовут Дилан, и мне действительно стыдно за то, что я повёл себя подобным образом. Я… прошу прощения. Надеюсь, моя реакция не сильно негативно на вас повлияла, — парень выдохнул, почувствовав успокаивающее похлопывание по плечу.        — Всё нормально. Давайте есть, а то остынет, — смягчил Лайт, изо всех сил стараясь вести себя так, будто ничего не случилось.        Рьюзаки вновь молча сел, с ужасом отметив, что на столе нет совершенно ничего сладкого. Каша была пресной, чай — едва ли тёплым и уж точно не столь сладким, как хотелось бы. С нескрываемым презрением перемешивая ложкой манную кашу, он краем глаза заметил, что камера, висящая в одном из углов помещения, сменила свой ракурс, что могло свидетельствовать лишь об одном: за ним пристально наблюдают.

***

       Когда сразу после завтрака Рьюзаки пригласили в кабинет, чтобы познакомиться с лечащим врачом, тот ни капли не удивился. Привычным жестом засунув руки в карманы, он направился вслед за медсестрой, отмечая про себя дежурящих неподалёку от кабинета врача санитаров.        Открыв двери очередным ключом, медсестра пропустила Рьюзаки вперёд, что было скорее мерой безопасности, чем актом вежливости. Хотя, Рьюзаки это совершенно не волновало: этикет — не точная наука, а в нынешних условиях куда логичнее следовать правилам внутреннего распорядка, а не общечеловеческой вежливостью.        — Здравствуйте, — первым произнёс Рьюзаки, как только медсестра вышла из кабинета, а самому парню надоело смотреть на то, как пристально анализирует его психиатр. В конце концов, поприще детектива среди них двоих уже занято.        — Здравствуйте, — звучит спокойное в ответ. Почти равнодушное. — Я буду Вашим психиатром. Меня зовут Грегори Уинстлоу, Вы можете называть меня мистер Уинстлоу, или доктор Уинстлоу. Как я могу к Вам обращаться? «Можно подумать, в карте не указана личная информация… Попытка войти в доверие, расположить к себе» — мелькает в голове Рьюзаки.        — Рьюго Хидеки, — серьёзно отвечает парень, надеясь, что это же имя указано в документах. — Можете звать меня Рьюзаки.        Психиатр слегка кивает. Контакт установлен, что ж. Осматривая обстановку кабинета, Рьюзаки отмечает множество папок в книжном шкафу, массивное кожаное кресло и парочку безделиц в виде маленьких игрушек-брелоков и пластмассовых маленьких шариков в вазочке. «Таков ли этот врач, каким хочет казаться? Или всё это — только очередная бравада?»        — Присаживайтесь, мистер Рьюзаки. Попробуйте сформулировать, что Вас беспокоит, — так же участливо интересуется врач, не делая замечаний, когда его пациент совершенно неожиданно садится на кушетку, притянув ноги к корпусу и чуть сгорбившись.        — Ничего, с чем я не мог бы справиться самостоятельно, мистер Уинстлоу. А Вас? Кажется, Вы чем-то удивлены.        Битва взглядов: как на лезвии ножа. Кажется, оба были заинтересованы в разговоре, вступив в диалог, а теперь старательно не желая уступать в чём бы то ни было.        — Признаюсь, я удивлён многим: тем, какую позу для сидения Вы выбрали, например, — честно ответил врач, делая какую-то пометку в блокноте.        — Благодаря этой позе моя мозговая активность увеличивается на сорок процентов, — без запинки ответил парень. — А Вы действительно считаете, что множество пустых папок в шкафу помогут в создании имиджа специалиста высшего класса? К тому же, Вы ведёте записи, хотя во всех помещениях установлены камеры. Зачем зря переводить бумагу, доктор? Едва ли в Вашем возрасте у Вас сильные проблемы с запоминанием.        И весь список заранее заготовленных врачом вопросов рассыпается, словно карточный домик. Впрочем, в этой профессии — не удивительно. После взятой им паузы, длящейся не более минуты, психиатр продолжает.        — Моя задача — помочь Вам, мистер Рьюзаки. Мне и многим моим коллегам важно Ваше психическое здоровье, поэтому мы проводим исследования как Вашего тела, включающее в себя анализ крови, мочи, электрокардиограмму и энцефалограмму, так и Вашей психики. Я вижу, что Вы умный человек, давайте договоримся о том, как будет проходить Ваше лечение.        — Так просто? Даже без диагноза? — хмыкнул парень, с неопределенной заинтересованностью слушающий врача.        — Диагноз будет поставлен к концу нашей с Вами беседы. Сейчас я бы хотел, чтобы Вы, если не можете сформулировать свои симптомы самостоятельно, выслушали моё видение.        Рьюзаки кивнул. Не сказать, что он не знал, что ему предъявят в обвинение, скорее уж интересно было то, как именно это сделают.        — Вас привезли родственники поздно ночью, передав в приёмное отделение со словами о том, что оставив под дверьми, поэтому…        — Вы их видели лично? — перебил Рьюзаки, заинтересованно придвинувшись поближе. — Сможете описать?        — Описать?.. — врач опешил, совершенно не ожидая подобного вопроса. — Нет, я не видел, но может кто-то из дежурных сумел бы. Вас что-то напрягает в этом вопросе?        — Так я и думал. С вероятностью в девяносто девять процентов вы их никогда не найдёте. Это очевидно.        Шуршание бумаг помогает психиатру сосредоточиться: новый пациент явно настроен на конфронтацию, пусть и не открытую. Является рационалистом, ценит информацию. Возможен перманентный конфликт с родственниками. Необходимо было вспомнить ещё некоторые из уже известных деталей, чтобы составить психологический портрет как можно лучше.        — Какая пища Вам нравится, мистер Рьюзаки? Как я успел отметить, пока что меню из столовой Вам не пришлось по душе, возможно, вместе с Вами мы как-то сможем решить это.        Одна из гипотез врача — не более. Но Рьюзаки, безусловно поняв, чего этим вопросом добиваются, не спешил отвечать.        — Вам и без моего ответа известны мои предпочтения, так к чему лицемерить? — Рьюзаки смотрел на врача, чуть склонив голову. Разглядывая. — Вы пишете в блокноте «РПП» — мне это понятно, наверняка, и я бы сделал такой же вывод. Но разве это может как-то повлиять на мою работу? Или межличностные отношения? Я не анорексик, не булемик, и не страдаю компульсивным перееданием.        — Пришедшие анализы крови на сахар говорят обратное, — парировал врач. — Вы пристрастились к сладкому, Рьюзаки. Это может быть одна из попыток замещения получаемого удовольствия.        — Тем не менее, это не отражается на важных для меня жизненных аспектах. — Рьюзаки не был уверен в том, что искренне так считал, но настойчивость его голоса была отменной. — Наличие девушки в моём возрасте — очередной шаблонный стереотип, не более.        — Я не спрашивал Вас о девушке, мистер Рьюзаки, — врач проглотил накопившуюся во рту слюну, пытаясь смочить горло. Но подумал, признаю. Вы достаточно наблюдательны. — Рьюзаки пропустил комплимент мимо ушей. — А что для Вас важно? — тут же задал следующий вопрос врач, получив на него усмешку.        — Согласно методике Рокича о ценностных ориентациях? — потешался парень. — Да бросьте, Вы ведь и так можете сказать, что для меня важно: я не скрываю этого.        — Рациональный компонент, — психиатр получил утвердительный кивок. — Это безусловно многое, мистер Рьюзаки, но далеко не всё. Расскажите о том, как Вы общаетесь со своей семьёй, как проводите время.        Где-то глубоко-глубоко внутри Рьюзаки вспыхнула непонятная боль, разливающаяся по телу: «есть ли у него семья? кто эти люди? когда он сможет вновь встретиться с теми, кого считает, или когда-то считал, близкими?»        — Я этого не знаю, — безэмоционально ответил парень. — Но даже если бы знал, вряд ли захотел бы говорить об этом. Я нормальный, и не считаю, что мне необходимо нахождение в специализированном медицинском учреждении подобной направленности. Что до Вас, кажется, Вы обещались к концу сеанса озвучить мне мой диагноз, мистер Уинстлоу.        — Ваша рационализация, по сути, — это неосознанная попытка личности избежать внутреннего конфликта и поддержать свое самоуважение. Одна из психологических защит личности. Поэтому так торопитесь с результатом? Имейте терпение, молодой человек.        Ни один мускул на лице парня не дрогнул: кажется, Рьюзаки превратился в статую, высеченную из камня.        — Расскажите о своих друзьях, мистер Рьюзаки, — столь же спокойно продолжил психиатр. — Успели ли Вы познакомиться с кем-то в отделении?        — Я общаюсь с Лайт-куном, — кратко ответил парень, не желая вдаваться в подробности. — Меня мало интересуют человеческие взаимоотношения. Вы обратились не по адресу. Неужели столь квалифицированный специалист не видит людей насквозь? — глумясь, Рьюзаки вёл себя так же непринуждённо, пусть голос его в какой-то миг дрогнул.        — Вы не очень-то обаятельны, — хмыкнул психиатр, делая очередную пометку в блокноте. — Вы сказали, что Вас мало интересуют человеческие взаимоотношения. Что Вы можете сказать о соулмейтах?        На миг Рьюзаки показалось, что врач видел имя, написанное на его запястье. И пусть сам парень не особо верил в родство душ, но участливость голоса психиатра на данном вопросе выводила из себя.        — Не думаю, что хотел бы обсуждать это.        — Если Вам помешают спать, как Вы себя поведёте? — резко перевёл тему врач, не заостряя внимания на предыдущем вопросе.        — Я редко сплю. Вряд ли меня это будет волновать.        — А что будет? — тут же спросил психиатр.        — Отсутствие пирожного, — улыбнулся парень. — Если у меня не будет пирожного, то я заберу его у любого.        — Разве нельзя попросить? — тут же переключился врач, отметив про себя, что пациенты часто замалчивают или же меняют тему, подменяя понятия, когда дело касается чего-то важного для них.        — Это скучно…        «Нарушает правила. Выходит за рамки общепринятых норм» — очередная пометка в блокноте. Взгляд врача становится всё более серьёзным.        — И какое чувство Вы испытаете, забрав пирожное у другого?        — Чувство насыщения мозга глюкозой, — не долго думая, тут же ответил Рьюзаки. Кажется, теперь он хотел сладкого ещё больше.        — Насколько Вы хороши в своём деле? Чем Вы занимаетесь? — вновь перевёл разговор на другую тему психиатр.        — Думаю, я один из самых успешных в своём деле. Если не самый успешный, — ответил Рьюзаки, продолжая мечтать о пирожном с кремовой начинкой. — Ради своей цели я готов идти до конца. — «Преступники должны быть приговорены к суду» — промелькнула неясная мысль где-то в глубине подсознания.        — У Вас есть какие-то принципы, которых Вы придерживаетесь в своей работе? — задал наводящий вопрос врач, незамедлительно получив на него искренний и уже вполне ожидаемый ответ:        — Уголовный кодекс, собственный кодекс чести… Не думаю, что сумею изобрести что-то новое. Так что насчет диагноза, мистер Уинтслоу?        — Рационализация является одной из ключевых аспектов, если иметь дело с социопатией, — начал мужчина, глядя на полностью безэмоциональное лицо человека напротив. — Это диссоциальное расстройство личности, характеризующееся отсутствием интереса к социальным контактам, крайне ограниченной способностью к формированию привязанностей. Возьму на себя смелость предположить, что у Вас также имеется выраженная склонность обвинять окружающих в чём бы то ни было. На этом пока всё. Есть ли у Вас вопросы, мистер Рьюзаки?        Ответом послужило молчание. Удовлетворительно кивнув, и сказав, что чуть позже сообщит о медикаментозных назначениях и процедурах, доктор Уинстлоу позвал в кабинет медсестру, говоря о том, что приём окончен, и пациента можно увести.