ID работы: 12475847

Ластик

ENHYPEN, IVE (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
713
автор
Размер:
1 197 страниц, 65 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
713 Нравится 465 Отзывы 137 В сборник Скачать

где прячется истина? ;;

Настройки текста

Все эти души идут не туда; Небо молю каждый день я

о том, чтобы люди открыли глаза, ведь…

Истина там, где сомнения.

***

В день, когда Чонсона пырнули — Джэюн взял выходной, не придя на смену в больницу. А в день, когда Пак временно сошёл с ума от приходов и почти умер из-за мощного лекарства — медбрат Шим приехал на работу пораньше, где-то на рассвете. Зачем же? Просто совпадение? Не похоже. Пазл сходится. Чонвон не подозревал о том, что на просьбу Чонсона «сохрани мне жизнь» — когда полицейский впервые прикоснулся к его кисти окровавленными пальцами, схватившись за неё, как за свой последний шанс остаться в живых — у него не будет права ответить «нет». Однако погибающий, как правило, в самый последний момент хорошо чувствует того единственного, кто может ему помочь. И поэтому из облепивших Пака людей — из всех девушек и парней, которые окружили его каталку — он схватился именно за Чонвона. Что это, если не судьба? Сначала младший помог оказать ему первую помощь. Затем всё повторилось, когда Чонсон, лежавший на восстановлении после операции — чуть не умер от передозировки сильнодействующими препаратами. Чонвон оборвал злой рок собственноручно, заменив пакет со свинской дозой обезболивающего на нормальный. Бог любит троицу, а вершители судеб — следуют его прихотям. По этой причине Джею удалось избежать смерти в первый и даже, о чудо, второй раз — и всё благодаря младшему. Третий должен был стать для него решающим — менее удачливым, потому что Джейк бы просто так свою добычу не оставил: схватившись за шанс, как наточенными зубами за мясо хватаются голодавшие весь сезон пираньи, Джэюн планировал очередное покушение. Он заверил себя, что обязан довести начатое до конца. Однако и в третий раз… Легкомысленный, ни к кому и ни к чему не привязывающийся Ян Чонвон, сам того не зная, одним своим существованием спасает жизнь Пак Чонсона снова. Младший что, родился и пришёл в судьбу Чонсона для того, чтобы не позволить ему отправиться на тот свет раньше времени? Твою же мать… Из-за того, что Чонвон рассказал Джэюну о своём опасении потерять Чонсона, который ещё не успел стать чем-то большим — между охотником и его жертвой появился живой щит. Ситуация Шима становится безумно незавидной: он понятия не имеет, что ему делать теперь, когда всё сложилось подобным образом. Этот «щит», ставший защитой перед Джеем, превращает весь прежний план в настоящий «shit» в первую очередь тем, что Джэюн не может ему навредить. Он не сможет тронуть Чонвона, чтобы добраться к полицейскому — в этой ситуации действительно остаётся только поднять руки вверх и показать обезоруженные ладони. Не может же австралиец в одно мгновение забить на слова, а тем самым и на счастье младшего, продолжив шагать по головам? Напрямую не получится. Близкий его человека — его человек, и с этим правилом поспорить подначивает впервые, но разве Джэюн может? Теперь из-за этого недоразумения, сбоя в системе и вместе с ним — сбоя в собственном стройном графике — Шиму придётся менять тактику под корень. Убить Чонсона не получится из-за Чонвона, который будет по нему плакать, а Джейк, что никогда не приходил в преступность ради крови — не сможет себя за это простить. Он не может втянуть невинного человека, ещё и друга, ведь изначально его целью было не убийство — вершение правосудия и установление так давно потерянного равновесия. И раньше были хороши любимые методы, но не теперь. Что ж, придётся менять их на околосветовой скорости, однако подумать об этом придётся уже потом. А Сейчас же Джэюн должен сосредоточиться на проблемах первостепенной важности. Например — на том, что за ним пришли копы. Расставляем приоритеты правильно. Решаем, что делать с полицией, которая стучится в дверь, обещая с минуты на минуту ликвидировать её же. Это ли конец?.. «Нет. Пока мы живы — ещё ничего не закончено» — гремит нерушимой уверенностью в голове Джэюна. А что ещё остаётся в случае, когда ситуация настолько плачевна? Либо поддаться, либо слепо поверить в то, что сможешь на неё повлиять. Полицейские окружают дверь и всё здание, обрезая любые пути отступления. Джэюн чувствует, как вибрируют ушные перепонки, неестественно воет ветер за окном, а пол со светло-деревянными досками под босыми ступнями подрагивает, и Шим… Может догадаться, что это значит. Адреналин впрыскивается в вены, как через шприц, расходится по мышцам, напоминая полосы, которые растекаются от места, где ударила молния. И зрачки наконец расширяются с такой силой, что заходят за новые полюса. И лишь когда тело Джэюна приходит в полную готовность к долгому и изматывающему бегу, на который он способен и, судя по всему, должен заточиться на сегодня — вброс адреналина доходит и до головы. Наконец, Джэюн может разобрать реальный звук, который не находит свой конец на краях его разума — а существует в реальности и постепенно нарастает, как по мере приближения чего-то огромного, механического, летающего в воздухе, и… — Джэюн! — пытается докричаться до старшего Чонвон, тряся австралийца за плечо, как грушу, и тот наконец-то слышит его голос, — что происходит? Это вертолёт? Джэюн медленно, абсолютно спокойно и без лишних движений переводит взгляд, чуть повернув голову на взбудораженного Чонвона. Любой бы на его месте был в ступоре, лишенный возможности пошевелиться, но младший, несмотря на удивление — выглядит вполне готовым столкнуться с какой-то лажей, и сильнее всего хочет услышать объяснения происходящего. Шим наконец-то может разделить кашу из звуков на отдельные ингредиенты. На его лице эмоции остаются нечитаемыми, словно произошёл сброс заводских настроек — перегруз и автоматическое отключение. Так, абстрагировавшись, хрусталик отслеживает попадающий в него свет и пытается найти лазейки внутри хорошо знакомой комнаты, навострившиеся же уши — расходящийся от двери стук и предупредительные крики полицейских; а со стороны балкона — ещё и приближающийся вертолёт. Анализ успешно завершён — ничего никому не мерещится. Паршиво. И отныне им ни в окно, ни к двери — все пути отхода заблокированы, а парни загнаны в ловушку, созданную в стенах съёмной квартиры Шима. Похоже, что полиция… Имеет какие-то наводки на австралийца, раз они не стали проверять по-хорошему. Пренебрегли тихим обходом с ордером и сразу же прислали сюда целый вооруженный до зубов отряд, причём не просто полицейских, а людей из отдела специального назначения. Таких, как правило, отправляют на миссии по поимке особо опасных преступников. Значит ли это, что доказательства против него неоспоримы? Всё… Плохо, если говорить без матов и очень лаконично, но сейчас не время впадать в истерику — разум Шима максимально холодеет, пусть тело и продолжает потряхивать. Как однажды сказал Сонхун: «есть вещи, которые просто надо делать, перед этим не задумываясь». И речь сейчас идёт о том, чего нельзя избежать. Снова вернувшись взглядом на умоляющего его прийти в себя Чонвона, Джейк наконец-то реагирует и произносит: — Ты можешь мне, пожалуйста, помочь, Чонвон? — его голос не дрожит, но всё нутро передёргивается от одной только мысли о том, что всё может закончиться сегодня. Все месяца его изматывающих тренировок и стараний… Просто пойдут коту под хвост, а оставшиеся годы молодости он проведёт за решёткой, если не сбежит, обречённый скитаться, как самый молодой преступник — и то, навечно останется объявленным во Всемирный розыск. Животный ужас на фоне всех этих представлений не радужного будущего и болотного цвета перспектив удаётся придерживать в узде кое-как, но. Если представить, что Шим сдастся прямо здесь и сейчас, то выбраться из-под надзора и не оказаться высланным обратно в Австралию — шансов не останется почти никаких. — Всего один раз, — повторяет Джейк. Это звучит для пущей убедительности. И Чонвон даже не сомневается. Конечно, он ему поможет. А что ещё остаётся? Ян понятия не имеет, что за чертовщина здесь происходит, но ведь Джейк — относительно долго проработал с ним плечом к плечу и за это время доказал, что он — тот, кто его не подставит, даже если подло поступит со всем остальным миром. Хотя и последней возможности Ян лично ни разу не приписывал Шиму, потому что врождённой подлости за ним прежде не замечал. Спрашивать и уточнять о том, что происходит с парнем и как так получилось, что тот, кто, по мнению самого Яна, и мухи не обидит — оказался на мушке у целого отряда злых омоновцев — Чонвону обязательно захочется, но привести это своё желание в исполнение придётся как и когда угодно, но только не сейчас. — Ты хорошо играешь в прятки? — шепчет Джейк, стараясь не подходить к двери, а почти прилипает к стене, когда через коридор они с Чонвоном выскальзывают из гостиной в ванную, стараясь не издать лишних звуков и не показать, что в квартире действительно кто-то есть. Свет они изначально не включали, а по открытому окну точно не скажешь, есть ли внутри люди или жильцы просто оставили его проветривать помещение, уходя. — Почему ты задаёшь мне этот вопрос? — хмурит брови и без того ровный, как струнка под электрическим током от напряжения, Чонвон, готовый вот-вот разойтись и коротнуть, но ради друга держится из последних сил. Ян Чонвон сделан не из того теста — его просто так обыском с ордером не напугаешь. Просто как-то не по себе от того, что что-то похожее он мог бы пройти много лет назад, если бы не сдался в полицию первее, чем они вышли на его след; разум пугает себя сам, но в то же время хвалит за когда-то принятое им в одиночку, оказавшееся верным решение. — Потому что я играю в них хуёво, если ты ещё этого не понял, — грустно хмыкает Джейк, пока собирает себе небольшую «лестницу» из корзины с грязным бельём и табуретки в попытке дотянуться до вентиляционной дверки в потолке ванной комнаты, — но здорово, если в этой игре хорош ты. Потому что мне бы не хотелось, чтобы они тебя поймали. Джэюн знает, что Чонвон не полезет за ним, даже если он предложит — младший не любит замкнутое пространство и вместе они пропадут там быстрее, чем по-отдельности, разделившись. В это же время по входной двери приходится мощный удар, заставляющий вздрогнуть стены, и тем самым прекращает напоминать стук, созданный человеческим кулаком — пусть даже самый сильный и крепкий мужчина ударит со всей дури, звук всё равно не станет таким. Похоже, что дверь всё-таки решили снести с петель. Чонвон озадаченно смотрит на Джейка, как будто то ли просит его ускориться, то ли ищет помощи хотя бы в ответной мимической реакции. Джэюн же, точно так же напряжённо реагируя на усиливающийся звук, ускоряется и, последний раз повернувшись к Чонвону, с намёком ставит указательный палец на рот, прося быть тише. Чонвон понятливо кивает, и в то же время, наблюдая за тем, как Джейк пролазит в вентиляцию, чувствует себя так, как будто прощается с ним навсегда. Но ничего, даже в таких ситуациях можно и нужно оставаться достаточно дерзким и стойким, чтобы доказать силу характера. Чонвон не собирается плакать, как какая-то малолетняя девка — он не так прост. — Я объясню тебе, что произошло, позже, — напоследок обещает Джейк, но почему-то не уточняет, когда планирует вернуться; наверное, это неизвестно даже ему самому. — Сможешь найти место, где спрятаться? Их не так много, но… — За меня не переживай, потому что мне грозит явно меньшая опасность, чем тебе, — вздыхает Ян, пока рубит жесткую правду, — я нашёл место, потому что сразу выучил твою квартиру по приходу. И слушай, не знаю, что у тебя там случилось, но… Пожалуйста, будь осторожен там, — Чонвон поднимает руку, чтобы коснуться к своим же локонам, и заметно мнётся, потому что не каждый день возникает почва для подобных слащавых признаний; но очевидно то, что Ян будет переживать, кто бы не переживал на его месте, когда твой друг бежит от ментов через вентиляционную шахту? — Возвращайся, когда всё утихнет. Чонвон всё-таки взъерошивает красные волосы, пытаясь успокоиться — хотя это действие кажется самым бессмысленным из всего, что он сделал сегодня. — Ты тоже, ну, спрячься скорее, пока они не пришли сюда, — взволнованно кивает Джейк и сам борется с чувством того, что сейчас, возможно, не просто объясняется, а именно прощается с Чонвоном. В последний раз. Шим вряд ли сможет вернуться в больницу снова: его лицо сто пудов будет висеть на первых новостных страницах, показываться по телевизору, печататься в газетах, обсуждаться на сайтах, разбрасываться по улицам города, нарисованным на листовках — а ещё его наверняка объявят в международный розыск уже сегодня. — Иди уже, быстрее, — едва ли разборчиво мышонком шипит Чонвон, когда слышит, как в стуках на последнем издыхании трещит дверь, откалываясь кусками, и отодвигает использованную Джейком самодельную «лестницу в небо», чтобы никто из полицейских не заподозрил, куда он сбежал. — Пожалуйста, береги себя. — И ты тоже. Закрыв за собой вентиляционный вход, Джэюн исчезает из поля зрения Чонвона уже насовсем. — Что ж… — складывает руки крест на крест оставшийся в квартире, в которую с минуты на минуту вломится целый отряд полиции один, Чонвон. И слышит, что двери до полного «познания потустороннего мира» осталось всего ничего. Счёт стуком сердца отбивается где-то в собственной груди, расходясь полосами такими же, как отваливающиеся и летающие по коридору щепки. —…Раз пиздецу быть, то в моём праве попытаться его миновать. 00:00:20. 00:00:19. 00:00:18 Чонвон говорит правильные вещи, подразумевая, что пора что-то предпринять. Но на деле просто стоит в центре ванной комнаты, как вкопанный. Это напоминает те жуткие сны, как когда ты должен спасать свою шкуру и перебирать двумя палками на максимальной скорости — но как идиот стоишь онемелым столбом и не можешь сделать шаг ни вправо, ни влево. Потому что от ужаса ноги наливаются свинцом и становятся нереально тяжёлыми, прям как скованные в кандалы, ещё и с якорями на концах. И набраться сил перед решающим рывком оказывается не так уж и просто. Вот и Чонвон ни черта не понимает, хотя пока что не попробовал оторвать от кафельного пола даже одну ногу — а что, если и правда всё обернётся так, что его скорость станет просто улиточной в ситуации, когда надо бы уподобиться сонику?.. 00:00:13. 00:00:12. 00:00:11 Однако взять себя если не в руки, то хотя бы (уж удосужься сделать это поскорее, Чонвон) в ноги — обязательно надо в радиусе ближайших десяти секунд, иначе станет слишком поздно. 00:00:05. 00:00:04. 00:00:03 — прокручиваются по сотому кругу и Чонвон, выставив одну ногу назад, другую вперёд, а тело повернув в направлении двери, умоляет себя вернуться в реальность. И, собравшись с силами, на «три» в пульсирующих страхом висках и набухшими от напряжения венами по всему телу — что есть силы отталкивается от скользящей плитки, оказываясь на деревянном полу. Чонвон летит по паркету, скользя, проносится мимо гостиной и других дверей (ведущих в кладовку и на кухню) сражаясь с зажатыми адреналином мышцами изо всех сил, словно борется за собственную жизнь, а не просто пытается не заработать себе проблем. Пока за спиной у него рассыпается дверь. Он ведь не знает, зачем они сюда пришли и за кем — это могла быть и какая-то ошибка, но уж никак не хочется красоваться мёртвым с пометкой «погиб от несчастного случая, при ошибке полицейских». Кто-то кого-то перепутал, мол. Так что нужно сделать всё от себя зависящее, чтобы не попасться. Чонвону может быть и хочется умереть — и он умрёт, если так решит сам — но ни за что не позволит какому-нибудь ублюдку себе помочь. Ян сильно поскальзывается на углу и почти что валится, но в последний момент, лавируя и размахивая руками, умудряется удержаться на ногах, а в решающие секунды перед тем, как дверь слетает с петель, выбитая специальные приспособлением — рывком тянет на себя дверки шкафа, который стоит в спальне Джэюна, и в конце бесшумно их закрывает. Господи, лишь бы не нашли. — Приём, третья группа, мы сейчас находимся вверху улицы в Бомун-ро, районе Сонбук, прямо в доме объекта, — вещает в специальную рацию мужчина, что идёт вперёд с грацией дикого животного: медленно и с расстановкой. Он, как и все остальные, пока где-то рядом шипит рация с приглушёнными голосами, проходится по лежащей на полу в слою пыли двери своими тяжёлыми берцами, в вытянутых руках держа перед собой пистолет. И ещё где-то человек двенадцать — за ним. Сколько же ещё остались ждать на улице? Все мужчины одеты в бронежилеты и маски со шлемами, что полностью скрывают их лица — общаются только через наушники, а узнают друг друга по порядковым номерам. Насколько же серьёзна эта операция, и насколько опасен преступник, раз на него выделили такое количество специалистов? И может ли им вообще оказаться Джэюн? Может, и правда что-то перепутали? — Там кто-то есть? — после помех доносится голос одного из коллег, и мужчина, который шёл самым первым, рукой велит разделиться. — Я не уверен, слышал ли какие-нибудь шаги, — сомневается тот, что помоложе, судя по голосу, — но из-за нашего вертолёта скрип и так стоял сильный, он всё перекрыл, так что трудно делать выводы, основываясь на одних звуках. — В это время он точно должен быть дома, обыщите всё! Не найдём его, так хотя бы наткнёмся на что-то, что лишит его защиты, когда он предстанет перед судом, — поправляет шлем и наконец отдаёт приказ своим подопечным капитан, — разойтись по разным комнатам на поиски цели. Я тоже пойду искать. — Понял вас, капитан Пак! Чонсон оставляет Харуто и подопечных из другой группы обыскивать квартиру на предмет вещей или документов, которые могут рассказать о личности Джэюна более убедительно. Хотя, должно быть, сделать это лучше, чем уже сделали камеры наблюдения — сложно, если вовсе не невозможно. Пак, пользуясь разделением группы, наедине с собой прокручивает в голове кадры в такой чёткости, как будто их зафиксировали его глаза, а не камеры слежения, которые были предельно плохого качества, висящие по углам. Отлично, несмотря на не лучший ракурс, сняли, как мужчина в медицинском халате… Чонсон бы не сумел зацепиться за так называемого преступника по имени Шим Джэюн, если бы не одна подсказка, которую ему на голову спустил, наверное, сам Господь Бог. Потому что о втором покушении Пак знать не знал, а о случившемся в парке перед собственным домом первом уже давно успел забыть. Всё улеглось на фоне яркой событийности его полицейской жизни. И если бы не всплыло сейчас повторно, о проблеме в виде назойливого австралийца, который уже не впервые зарится на чонсоновскую шкуру — пришлось бы вспомнить, когда сорванное покушение переквалифицировалось в успешно спланированное убийство. Но Пак, к счастью, успел предубедить этот момент. Умереть от рук кого-то с низким рангом в мафии — такое себе — как от укуса малярийного комара. Он вроде настолько маленький и незначительный, что от упоминания о нём, как о том, чего желательно избегать — можно разве что посмеяться, но. На деле хлопот и опасности, проявляющихся вместе с ним — непроходимая пешком гора. Спасибо, что появилась помощь в её преодолении. Чонсон до сих пор не знает, кто это был, но сегодня, пока он разговаривал с монитором и пытался разобраться в личности Пак Сонхуна — ему на почту пришёл эмейл довольно интересного содержания. Во-первых, там было две записи: первая из больницы, где медбрат Шим подменял обычную дозу одного и того же препарата на смертельную, а вот вторая… Запись с той самой ночи. Как некто в тёмном капюшоне его пырнул, не забыв высунуть нож — на прежде известных кадрах подошедший мужчина имеет то же телосложение. Что намного интереснее: аноним поделился видео того же дня и времени, но уже после покушения, и в совсем другом ракурсе. Когда Шим убежал достаточно, по его мнению, далеко — камеры с окраин Каннама, где-то в районе моста Банпо, засняли, как он снимает капюшон. И там-то уже отлично было видно его лицо. Где таинственной фигуре удалось раздобыть эти кадры — остаётся загадкой, потому что прежде полиция проводила отдельное расследование, но таких же записей не обнаружила. Подумать об этом, как никак, придётся — но совсем немного позже. Сейчас Чонсон, как и обещал себе, обязан поймать главного мудака. Пак, на чьём лице точно такая же чёрная маска, закрывающая и волосы, и лоб вместе с нижней частью лица, подтягивает шлем чуть вниз — в нем чертовски неудобно дышать. Почему-то отсутствие дыхания заставляет вспомнить о… Чонвоне. Снова. Прокручивая в своей голове как личные воспоминания, так и записи со всё тех же камер, Чонсон понимает, что всё это время… Перевесом добра против разыгравшего в его жизни спектакля зла выступал никто иной, как тот самый миниатюрный красновлосый медбрат, который постоянно шлёт всех по матери, но только с Паком всегда разговаривает на «вы»; и пусть это вежливо, но этот ребёнок ведь будто просто развлекается, издеваясь. И хоть записи должны были указать лишь на Джэюна и его множественные покушения на жизнь Чонсона, Пак в своей голове наконец соединил всё в одну логическую цепочку. Если бы Чонвон тогда не выбросил пакет со слишком большой дозой, где бы сейчас был Чонсон? Да, он сам подскочил тогда, сдернув катетер, но ведь никто бы не проверил — будь на смене вместо красноволосого другие сотрудники, никто бы точно не обратил внимания на дозировку, потому что всем плевать, да и не ожидают, что в больнице, в которой надо лечить, кто-то будет пытаться покалечить пациентов — и снова поставили бы полицейскому тот же пакет, обрекая на верный путь к неминуемой гибели. И лежал бы сейчас Пак в шести футах под землёй, а не возвышался над ней же в своих мужественных метре и восьмидесяти сантиметрах. Получается, что во все ключевые моменты рядом был именно он. Джей слишком вовремя начинает осознавать, что всё это время Ян Чонвон был его ангелом — и спасал его пропащую жизнь, появляясь в нужном месте и в правильное время. Он стучит себе по груди, пока расшагивает по коридору и останавливается у небольшого полупустого серванта, в которой блестит раскрашенный в цветы набор посуды. — Может, он мог спрятать документы здесь?.. Да, Чонвон, сам того не понимая, был рядом каждый раз, когда был безумно нужен. А где ещё в жизни Чонсона есть люди, которые оказываются там, где их молят оказаться? — Пусть пара человек выйдет в коридор и поможет мне отодвинуть сервант, — обращаясь в рацию, отдаёт приказ Чонсон, поняв, чем сейчас будет занят. Ах, если бы он только знал, что тот, о ком он думает, двигая мебель — находится совсем рядом, как раз таки внутри похожего шкафа — нужно было всего навсего пройти в соседнюю комнату, преодолеть ничтожно маленькое расстояние. Чонвон молится всем известным себе Богам, в какой-то момент ловя себя на мысли о том, что это состояние, в котором он сейчас оказался — страшнее смерти, потому что она, по крайней мере, предсказуемо пуста и настигает каждого. Но подумайте сами: каждого ли настигает наряд омона, пришедший за преступником, в чьей квартире ты оказался и которого, по сути, просто покрываешь? За сочувствие соучастие дадут меньше лет, но дело в том, что Чонвон не хочет снова идти в тюрьму… Он знает, каково жить там и не видеть нормального людского мира. Всё тело дрожит, как проткнутое иголками, но Ян умоляет себя быть умнее и хитрее — чтобы сейчас ни случилось, нужно оставаться в позиции незаинтересованного лица, мол «я не я и хата не моя». Как же смешно осознавать, что сейчас эта знаменитая фраза прозвучит абсолютно буквально — сам Чонвон диву даётся. Итак, придётся сказать что-то подобное (да, абсурдно, а что? есть другие варианты? все умные пусть предлагают) и гнуть свою линию до конца, ни за что не выдавая ни Джэюна, ни самого себя. Хотя сам и правда ни в чём не был виноват; в последнее время. Да, Чонвон просто обязан оставаться хитрым и скользким, как лосось, как уж. Как в этих детских японских уроках по пению: «плывущий лосось~ плывущий лосось~ кто его поймает? нам не сдалось~ плывущий, скользкий лосось~ поймать его пока никому не удалось~ но что станет, если всё же будет пойман лосось? ~ что ж, тогда с жизнью у него не срослось~» «Брррр» — проносится в голове вместе с волнами холодного пота по телу; Чонвона аж передёргивает, и он сильно жмурится. Всё-таки да, лучше до последнего, пока есть такая возможность — сидеть ниже травы и тише воды, чтобы его никто не нашёл. Через небольшую щель между дверями Чонвон может разглядеть, как несколько мужчин, облачённых в бронежилеты, рыскают по комнате, грубо раскидывают какие-то шкафы. И Ян обливается потом, прекрасно осознавая, что очередь попасть под осмотр совсем скоро дойдёт и до места, в котором он прячется. И она, похоже, и правда вот-вот... Мужчины заинтересованно смотрят в сторону шкафа (пусть из-за масок не видно их выражения лица, поза и то, как они резко повернулись в сторону места, где прячется Чонвон, намекает на это), и будто с помощью жестов друг другу показывают, что можно попытаться на всякий случай открыть ещё и его. Чонвон ещё никогда не матерился про себя так громко, как сейчас; обычно он делает это вслух, но ситуация, как бы, в данный момент не располагает. — Может заглянем туда? Шкаф достаточно большой, и там мог бы спрятаться человек, — предлагает полицейский пониже. — Мгм, — кивает его напарник, один из омоновцев, — можно, — и соглашается. «Нет, нельзя, бл…» — во все (не)услышание орёт громко молчит Чонвон, стискивая зубы на мягких губах настолько сильно, чтобы они не соприкасались друг с другом, и на расстоянии не было слышно того дикого скрипа, что раздаётся, пока клыки клацают от дрожи, разносящейся по всему телу Чонвона, — «Вот же ж… Неугомонные, вам сюда не надо, не надо вам сюда, алло! Вы что, совсем намёков от Вселенной не слышите?! Фу, фу, фу, говорю, уходите! Уходите прочь! Вон! Фу! В другую сторону! Разворот!». Пожалуй, ещё никто не разговаривал с полицейскими, как с собаками — но Чонвон же не только умеет — он ещё и показывает на собственном примере, пусть и мысленно. Отныне он дрожит не совсем от страха — от раздражения и неимоверной тяги набить морду тем, кто не прислушивает к голосу сверху; желаниям самого Янвона, то есть. Чонвон не знает, зачем читает эти мантры и слышит ли его молитвы хоть кто-нибудь, но в своей голове он представляет себя тем, кто может двигать предметы и, соответсвенно, тела людей в пространстве — владеющим телекинезом. Или же ещё только пытающимся им овладеть, потому что результатов пока ноль — а мужчины всё ближе. Ян скоро сгрызет губу в мясо — она к этому была не готова и к настоящему моменту уже успела распухнуть, жутко покраснеть и увеличиться в размере. Побаливает. Но разве это сейчас главное? Какое там дело до губы, когда надо спасать целую шкуру? Ян не желает валяться на полу в полицейском участке вместо ковра. Речь идёт о тех, что сделаны из медведей и других диких животных, которых убивают на охоте, или, что возможно в будущем, из одного красноволосого парня, который просто не хотел жить, но и умирать так тоже — нет. А… Почему всё настолько?.. Драматично? Чонвон закрывает себе рот рукой, чтобы случайно не ойкнуть и не пискнуть. И продолжает заниматься визуализацией, представляя, как по велению чуда мужчины разворачиваются и уходят в другую сторону. Пока что не помогает. Вот, рука одного тянется к ручке и от «а-ой-у, так мило и неожиданно здесь встретиться, хаха~» их разделяют лишь какие-то секунды. И в какой-то момент Чонвон прекращает отделять свои представления от реальности, потому что бывшая всего лишь представлением желаемого — картина становится настоящей. Один из полицейских замирает и делает шаг назад, когда внезапно, спасательным кругом у него и напарника начинают шипеть рации. — Седьмой, седьмой, Кей, приём, пройдите в гостиную, здесь нужно передвинуть сервант. Одни не справимся. — Так точно, сейчас будем, — нажав на кнопку, отвечает в такую же рацию, висящую на груди, названный седьмым или же Кеем. Чонвон облегченно выдыхает. Реально нереально повезло. Но надолго ли? Чонсон, тем временем разбирающийся с сервантом, всё продолжает параллельно думать о Чонвоне. Он помнил о том, что произошло в последнюю ночь — текила и смешивание её с другим алкоголем могли вызвать частичную потерю памяти о том моменте, но ни то потому, что там был Чонвон, ни то потому, что… Нет, не наверное, а именно из-за его присутствия — Чонсон запомнил. Запомнил, что младший ему отказал. Чонсона в жизни ещё никогда не динамили. Скажем так — это однажды сделала его бывшая, но это не считается просто потому, что у них были очень странные и нетипичные обстоятельства; на счётчике «остался в минусе» всё ещё по нулям. Для объективной статистики материала в виде опыта у Пака достаточно, чтобы сказать — да он очень даже «да», потому что его любят как девушки, так и парни. Такой человек мог бы как минимум оскорбиться, а если ещё и мудрый — вообще помотать пальцем у виска, поняв, что проблемы в голове у Чонвона, а не в нём самом. Но Пак не ушёл ни в одну из этих «норм». Мало того, он хотел встретиться с ним снова. Нормальные люди после подобных отказов исчезают из поля зрения, и Чонсон тоже поначалу думал, что не стоит докучать Чонвону. А потом как понял. Стоило только раз увидеть сначала недовольное (привычно, молча посылающее на три буквы весь мир) лицо на мониторе, а затем и осознать доказательство того, что паренёк столько раз спас старшего… Как что-то в груди у последнего с мощностью сжалось, заверив: если ты, Чонсон-а, это упустишь, можешь становиться в очередь на пожертвование своих органов, и в первых строчках — сердца, потому что без Чонвона оно тебе больше не понадобится. Без красноволосого медбрата подмышкой домой можешь не возвращаться. Это так странно. Чонсона ещё никто не спасал — только он всё и всех. А в этот раз, словно чудо наяву, красноволосый мальчик, которого Пак по всем канонам должен был не возлюбить из-за преступного прошлого — но почему-то сделал исключение — перетасовав карты, перевернул столько случайностей… Всё внутри загорается при одной мысли о его неосознанных поступках, о нём самом, а затем возносится куда-то высоко-высоко: будто в жизни у Пака не было ни проблем, ни других мирских хлопот. Будто и море по колено, и высота Сораксана кажется смешной. Разве можно позволить уйти тому, кто поселил внутри твоего сознания что-то столь странное, но заставляющее стремиться к лучшему? Пак, в какой-то момент думая о том, что его молитвы были услышаны — в одной мысли о существовании Чонвона почувствовал себя так, как будто в этой жизни нет ничего невозможного, что из-за младшего он всесилен. И если придётся потерпеть — Чонвон заслуживает того, чтобы ждать и стараться ради него. А Чонсон не привык ничего бояться — повторный отказ в том числе. — Отодвинем ближе к той стене, — просит капитан Пак, когда видит подоспевших к нему Кея и Харуто, а затем окончательно возвращается в реальность, из которой секунду назад выпал. Он мечтает поговорить с ним снова, когда вернётся с задания, хотя бы попытаться поблагодарить. Сейчас Чонвон предстаёт в воспоминаниях не обладателем маленького хвостика и рогов — а нимба и сложенных, как на иконе, пальцев перед лицом. Серьезно, в мгновение стал святым. «Сука», — этот «святой» тем временем пытается успокоиться, матерясь себе же под нос. И приходится потерпеть, чтобы не вылететь из этого шкафа от напряжения, прокричав жалкое «пожалуйста, сделайте вид, что меня здесь никто не видел!». Чонвон пытается унять мерзко бьющееся на адреналине сердце и объяснить своему телу, что выделять силу для бега сейчас дико глупо — бежать пока что некуда и незачем. Однако, не успевает пройти и две спокойных минуты с тех пор, как два навязчивых омоновца скрылись в дверном проёме, как… Двери шкафа, в котором он прятался, резко распахиваются, а сердце Чонвона вылетает из груди насовсем. «Вот и всё…», — проносится в голове, а мозг расслаивает настоящее и прошлое, спутывая их, разноцветные, в один клубок. — «Стоп, стоп, стоп!» — параллельно прикрикивает этот самый мозг и предлагает повторить, потому что оставлять всё так запутанно просто нельзя. Надо же как-то осознать случившееся. Именно поэтому он устраивает Чонвону обратный аттракцион-помешательство, где начинает отматывать события назад, чтобы красноволосый мог как в замедленной съёмке просмотреть всё произошедшее от начала и до конца. А после же вернуться в норму, смекнув наконец, что, собственно, успело случиться, пока он на секунду расслабился. Всего лишь методы бедовой башки бороться со стрессом, не обращайте внимания. Итак, ещё раз! Обратный отсчёт — распахнутая дверь закрывается — сердце залезает обратно в пределы реберной рамы, и Чонвон снова пытается отдышаться, говоря то самое слово, обозначающее собаку женского пола. Отсюда, пожалуй, поподробнее. Чонвон слабо, но видит, что мужской силуэт становится всё ближе к шкафу, где он прячется. Приходится уже в режиме слоумоушна поступить иначе — положить себе на рот руку и посильнее вжаться в обратную сторону мебели, уткнув нос в ткань одного из пуловеров, чтобы тот забрал явный звук дыхания на себя. Жутко страшно, и страшнее, чем отбывать наказание — это ждать, пока тебя найдут, чтобы наказать. Наверное, кто-то послал этого мужчину всё-таки проверить комнату. Чонвон к своему леденящему душу ужасу видит, как просвет, что прежде едва ли касался серединки его зрачка, медленно начинает расширяться — но затем тайминг смещается, линия света темнеет, пропадая, потому что мужской силуэт подходит к двери вплотную, прерывая собой источник освещения, шедший от лампочки — и мир, вырвавшись из замедленного режима, снова становится чертовский быстрым — двери одним резким рывком распахиваются. Проливая свет на лицо Чонвона уже полностью. Он в ужасе замирает, весь вжатый ни то в стену, но то в самого себя; жаль, что совсем растечься здесь невидимой массой мешает наличие какого-никакого яркого цвета (тех же волос) и негнущиеся кости. Мужчина в таком же чёрном одеянии с бронежилетом поверках него, стоит на месте молча несколько секунд, а потом аккуратно… Чонвон же вообще понятия не имеет, что это и кто — потому что никак не может различить их из-за связки из масок, шлемов и одинаковой одежды. …Стягивает с себя сначала шлем, а затем, почему-то — маску, превращая свои платиновые волосы в полное безобразие, но тем самым показывая… — Чонвон?.. Своё лицо. — Чон… — дрожащим голосом произносит Ян, не веря в происходящее и предлагая мозгу повторить прикол со слоумо ещё раз для полной убедительности, —… Сон? — зрачки раздувает в размере в сто крат, как у какого-то торчка, а пол, оставшийся под ногами в виде самой мощной полки шкафа — шатается, как палуба на корабле, и Чонвону становится сложно удержаться на месте даже в сидячем положении. — Что. Ты здесь делаешь? — растерянно интересуется мужчина, а Чонвон больше не может здраво оценивать происходящее: всё как будто не по-настоящему, но очень хотелось бы, чтобы было. Глаза мечутся с детали на деталь — то на немногочисленные родинки на смуглом лице, то на острую линию скул, то на двойные проколы в мочках ушей, а затем на самое главное — такие же внимательные глаза, глядящие прямо на самого Яна. Их глаза снова сталкиваются, и сердце младшего будто превращается в мыло — абсурдно чистое, как будто ничего плохого «до» никогда не было, что ничего грязного оно знать не знает, (будто «после» у него так же никогда не случится, потому что скоро сотрется под ноль), и предательски скользкое — готово выпрыгнуть из груди и, как его ни лови, даже если прикоснешься… Вряд ли удастся удержать в руках — всё время будет куда-то ускользать и прыгать, мелкими шажками сокращая расстояние, приближаясь в направлении… — Чонсон-а… — снова повторяет Чонвон, уже более сбито, потому что теряет над собой почти весь контроль. Они пялятся друг на друга в тишине какие-то секунды. Широко распахнутые глаза Чонвона всё никак не сузятся, а рот не сможет закрыться. Происходящее крайне выбивается за рамки сознания. — Это… Это правда вы?.. Чонвон счастлив видеть Джея, и эта искренняя радость вот-вот собьёт с ног их обоих. Чувства Чонсона очень смешаны и он сам не понимает, как получилось так, что младший, о котором он вспоминал весь день — сейчас перед ним? Он ведь столько хотел ему рассказать… Разве получится сделать это сейчас? — Не вылезай отсюда, а я попытаюсь сделать так, чтобы они сюда не ходили, — поняв, что к чему, Чонсон спешит закрыть шкаф обратно, потому что сюда вот-вот подоспеют коллеги, и тогда-то плохо будет всем. Пак успевает натянуть маску обратно, закрыв всё лицо, кроме глаз, и уже будучи готов натянуть шлем обратно, но. Чонвон его так не вовремя останавливает — силой в одно касание, которой оказывается достаточно, чтобы налету сбить какой-нибудь вертолёт. Положив руку на его ладонь, кожа которой скрыта в специальных перчатках, Ян хочет кое-что сделать, и эта шальная мысль мешается с хитрой идеей о том, как он сможет извлечь из всего происходящего выгоду — или же просто использовать её как оправдание своему дальнейшему, абсолютно тупейшему действию. Так поступают только идиоты, и пусть. Чонвон сначала сделает (потому что к этому времени уже молниеносно подумал), а потом скажет, что пошёл на это, чтобы привязать Джея к себе эмоционально, чтобы он не смог его ни перед кем выдать после такого. А после такого он и правда… Не сможет. Чонсон ведь обязательно его защитит, да? — Подождите, — одними губами, это сказано настолько тихо, что почти не слышен звук, но Пак может прочитать по губам. Однако прочитать — не значит сразу понять, чего от тебя хотят и зачем задерживают, когда нужно провернуть прикрытие максимально быстро и незаметно. Чонвон должен осуществить свой гениальный, расчётливый план. И он, словив взгляд Джея ещё раз, наконец решается — отчаянно тянется вперёд — руками к скулам Чонсона и, прикоснувшись кончиками пальцев, осторожно стягивает с нижней части лица маску, придерживая за края. Поднимает где-то до переносицы и, укладывая обе отныне не дрожащие ладони на лицо старшего, приближается вплотную, так и не ступая за пределы шкафа. Что ж, забавно получается. Чонвон думал, что это он тот, кто тянет либо победный лотерейный билет, либо соседний с ним — сомневался, но. Сквозь это запутавшее его сомнение довольно быстро напоролся на истину. На самом деле, всё это время тем, кто испытывал свою судьбу на прочность, был не уставший от жизни медбрат. Это был Пак Чонсон. И он вытянул самый настоящий, победный лотерейный — в лице Ян Чонвона. Чонвон крепко прижимается губами к губам замершего перед ним Чонсона, прикрыв глаза, перед которыми сыплются вспышки — оголенные провода наконец соприкасаются. Не успевшие стать обветренными, сильно покусанные, яркие и чуть припухлые — губы Чонвона идеально совпадают с более умеренными и бледными чонсоновскими. С той самой треснутой, нижней — младший целует так, как будто пытается исцелить, вдохнув жизнь, и у него это получается. А Чонсон, мечтавший хотя бы о мимолетном светлом прикосновении своей мессии, прекращает принадлежать самому себе. Всё рассыпается зарницами, озаряется светом посреди тёмной ночи. И именно поэтому Пак обязательно скажет остальным, что хорошо проверил эту комнату и ничего не нашёл, спрятав свой выигрышный билет в самые дальние и защищенные уголки души — и никому не позволит его обидеть. Привкусом чужих губ, оставшимся на своих, и памятью о трепете, который поглотил всё тело вместе со страстью — все иные дороги, ведущие мимо Чонвона — обрезаны. И остаются лишь те, что приводят к нему.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.