Ключ к свободе

Кажется, лишь на мгновенье я провалился в тёмную всепоглощающую бездну. Я не чувствовал ни боли, ни холода. Лишь странную лёгкость. Но это продлилось лишь секунду. Постепенно я ощутил под собой мягкую кровать. От неё пахло луговыми травами и мятой. До жути знакомый запах, но не могу вспомнить, откуда он. Слышу, как на улице капает дождь. Тяжёлые капли монотонно стучат по карнизу окна где-то совсем рядом. Тишина такая, словно у меня пропал слух. Но дело не в нём, ведь своё дыхание я слышу отчётливо. Сквозь плотно закрытые веки едва сочится свет. Тёплый, жёлтый свет, словно от свечки. Интересно, где я? Пытаюсь прокрутить в голове недавние события, но ничего не выходит. Перед глазами ненароком вспыхивает образ Грейнджер. И моё воображение с удовольствием его поедает. Ну нет. Я же просто хотел вспомнить, что произошло… Но вот уже я снова вижу карие глаза и кудрявые волосы. Наверняка очень мягкие… Снова будто бы чувствую запах мёда, даже ощущаю его на языке. Хмурюсь. Неплохо было бы сейчас дать себе хорошего леща. Слегка приоткрываю глаза. Тяжёлые веки с трудом поддаются, всё норовя спуститься обратно. Пытаюсь разглядеть мутные очертания тёмных стен. Но взгляд не желает фокусироваться. Слышу какой-то шорох совсем рядом. А где-то в отдалении внезапно появляется и постепенно стихает стук каблуков, эхом отдающийся от стен. Надо протереть глаза. Поднимаю руку и тут же со сдавленным вскриком вжимаюсь в постель. Адская, поистине адская боль прожигает место в районе правой лопатки. Постепенно её колющие отголоски распространяются по всему телу. Сознание мгновенно проясняется. Дышать становится тяжелее. Я рассеянно хлопаю глазами, вглядываясь в полумрак. На тумбочке справа от меня горит свеча. Её тепло приятно греет кожу. Но моё внимание тут же переключается на другой предмет. Большое тёмно-зелёное пятно, находящееся прямо у постели, постепенно обретает черты. - Эй, друг, - мне не сразу удаётся определить, кому принадлежит этот голос. – Ты как? Блейз. Пожалуй, единственный человек, которого я действительно рад сейчас видеть. В его взгляде какая-то слишком уж детская забота и беспокойство. Наплевать. Я рад и этому. - Ч-что произошло? – не узнаю свой голос: неестественно севший и хриплый. - О-о, - протягивает Забини, - Ты ничего не помнишь? - Как видишь, - слабо отвечаю я, глядя на тёмные окна. – Который час вообще? И…погоди. Утром ведь была игра, квиддич. Что случилось? Кто выиграл? Вопросы сыпались один за другим. Мне не терпелось сесть на кровати, а не валяться в ней парализованным, как умирающая старушка. Но стоило мне хоть немного напрячь мышцы, как в груди разгоралось настоящее пламя. - Тише, тише, лежи спокойно, - говорит Блейз, слегка поднимая руки. – Я тебе всё расскажу, только угомонись. Тебе нельзя двигаться. Хочу возразить, сказать, что я в порядке. Хотя сам понимаю, что это далеко не так. Дождь за окном постепенно утихает, и в помещении становится намного тише. - Я что, в Больничном Крыле? – наконец, спрашиваю я. Забини утвердительно кивает, поджимая губы. - Пэнс сидела с тобой первые несколько часов, - говорит он, - помогала мадам Помфри. Ужасно вымоталась, и её отправили в спальню. Не без труда, конечно…Очень уж она хотела остаться с тобой. Ты жутко всех напугал, приятель. Мозг лениво переваривает услышанное. Медленно, неторопливо. Когда я, наконец, понял смысл сказанных Блейзом слов, в груди как-то потеплело. Приятно осознавать, что ты кому-то так дорог, даже если это Паркинсон. Мало-помалу отрывки прошедшего дня проявлялись в моей голове всё более чёткой картинкой. Тем временем Блейз продолжал: - Ты поймал снитч, помнишь? Рассеянно киваю, слушая друга в пол уха. - А за пару секунд до этого в тебя летел бладжер. Ты увернулся от него. Ну, вспоминаешь? Усиленно напрягаю мозг. Бладжер… Снитч… Трибуны… Грейнджер… Воспоминание об ударе мячом вспыхнуло так внезапно, что даже загудели виски. А может это просто мозг возмущается своей внезапной загруженностью после стольких часов отдыха. - Как бладжер мог врезаться в меня? – спрашиваю, слегка хмурясь. У Блейза на лице всё то же мерзкое сочувствующее выражение. Паркинсон, Забини… Слишком много переживаний и заботы для меня одного. - Ты, верно, забыл об Отталкивающем заклинании, наложенном на границы поля, - задумчиво протягивает друг. Наверное, и в правду забыл. Уж слишком был увлечён погоней за чёртовым золотым мячиком. Хотя об этом заклинании нам твердят с первой тренировки. Не дождавшись ответа, Забини продолжал: - Когда бладжер улетел за трибуну, защитное заклинание тут же оттолкнуло его. Он успел облететь две трибуны, прежде чем вернуться на поле. И…вышло так, что ваши пути встретились, - Блейз невесело рассмеялся. Голова начала болеть сильнее. - Бладжер угодил тебе прямо в грудную клетку, с правой стороны. Сломал два ребра. Одно из них проткнуло лёгкое… К тому же, когда ты упал с метлы, ты здорово стукнулся головой… О да, это я чувствую. Блейз читал мой диагноз быстро и чётко, словно по бумажке. Будто выучил его уже давно. Но меня это не волновало. Как я мог забыть про это чёртово заклинание? Пропустить такой удар… Позор. Однако, когда Забини сказал о проткнутом лёгком, мне даже стало жалко себя. В конце концов, имею же я право немного побыть эгоистом? - Но, слава Мерлину, - продолжает Блейз, - тебя быстро отнесли сюда, к мадам Помфри, и подлатали, - улыбается. - О да, - говорю я. – Чудно подлатали. Так подлатали, что я и двигаться то не могу. Забини вскидывает взгляд к потолку. - Перестань, Малфой. У тебя дырка в лёгком, понимаешь? Дырка! Её не вылечишь каким-нибудь простеньким заклинанием или микстуркой. Тебе не меньше полумесяца придётся пролежать здесь. От удивления открываю рот. Чёрт возьми, тут вообще умеют использовать магию или нет? Ладно пролежал бы пару-тройку дней. Но какие, к дьяволу, полмесяца? Наверняка даже в маггловских больницах лечат быстрее. Воцаряется напряжённое молчание. Я упрямо смотрю в стену, отвернувшись от друга. Как же весело мне будет здесь. Целых две недели лежать в постели, да. Это же моя давняя мечта. Чёрт бы побрал этот идиотский мир. За окном уже совсем темно. Стало быть, сейчас около семи вечера, а то и больше. Мерлин, сколько же я провалялся без сознания? От нерушимой тишины звенит в ушах. Я слышу только, как глухо бьётся моё сердце. В горле застрял жутко неприятный ком. То ли из-за дебильности ситуации, то ли из-за продырявленного лёгкого. Пол месяца… А как же учёба? Как я потом буду «догонять» однокурсников? А как же обязанности старосты? Патрулирования? Как?.. Единственное, что радует – может, удастся избежать женитьбы. Ну, или хотя бы отсрочить её. А то кому я нужен, такой покалеченный и переломанный? Мысли мои прерывает стук каблуков. Поворачиваю голову, игнорируя маленькие искорки боли, проскочившие по позвоночнику. - О, мистер Малфой, слава Мерлину, вы очнулись! Из раскрытых дверей к моей постели торопливо шествует мадам Помфри. А она мне даже нравится. Всегда такая добрая, понимающая. А главное – немногословная. Всегда знает, когда следует замолчать и уйти. Старушка останавливается около тумбочки. Лицо её изрезано морщинами вдоль и поперёк. В глазах весело блестит огонёк от свечки. - Ну, как вы себя чувствуете? - Скверно, - отвечаю я, разглядывая плитку на противоположной стене. - И вот как вы умудрились так покалечиться – ума не приложу, - мадам Помфри говорила в пол голоса, обращаясь, скорее, к самой себе, чем ко мне, тем временем суетливо перебирая бутыльки, стоящие на тумбочке. – Просто ужас. Таких серьёзных травм на квиддиче уже давненько никто не получал! - Сколько времени уйдёт на лечение? – почти перебив, спрашиваю я, надеясь, что её ответ обрадует меня больше, чем ответ Блейза. - Необходимо, чтобы ткань как следует срослась. А это происходит далеко не быстро. Вам придётся оставаться здесь по крайней мере пару недель. Но-но, хватит вздыхать, мистер Малфой! Я делаю всё, что в моих силах. А зелья для мгновенного заживления ткани лёгкого ещё не изобрели. Так что, будьте добры, потерпите немножко. Чувствую себя первокурсником, которого только что отчитали за проступок. Снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь звоном стеклянных цилиндриков, в которых копалась медсестра. Блейз всё так же молчит, упрямо рассматривая свои ладони. Вскоре мадам Помфри берёт в руки маленький бутылёк с зеленоватой жидкостью. - Вот, - говорит она. – Это зелье способствует росту ткани. С завтрашнего дня ежедневно принимайте его перед ужином, по одной чайной ложке. Не увиливайте, я всё равно буду проверять! На вкус оно, конечно, не самое приятное, но я уверена, что это не станет для вас проблемой. Оставив бутылёк у самой свечки, медсестра уходит. И лишь в дверях бросает: - Если вы вдруг почувствуете себя хуже, сразу зовите меня! Дубовые двери Больничного крыла глухо захлопываются. - Куда уж хуже, - бормочу я, переводя взгляд на друга. - Всё будет нормально, - говорит он. – Уверен, ты очень быстро поправишься. В ответ лишь молчу. - Собственно, мне тоже пора, - тихо говорит Блейз. – Скоро отбой. Снова перевожу усталый взгляд на большие двери. И опять я буду один. - Не раскисай друг, - говорит Забини, правильно разгадав моё молчание. – Я буду заходить к тебе каждый день, и, если хочешь, по нескольку раз. Слабо дёргаю уголком губ. Я давно уже разучился нормально выражать эмоции. - Спасибо, - еле-еле выдавливаю из себя. Блейз мягко улыбается, встаёт и, сделав пару шагов в сторону выхода, вдруг оборачивается. - Кстати, - говорит он. – Угадай, кто одним из первых кинулся к тебе на помощь? Вскидываю бровь. - Ну, Драко, соображай. Кто же эта жгучая кудрявая брюнетка? Озарение приходит вместе с волнами смущения и отвращения. - О, Мерлин, ты о Грейнджер, что ли? Забини лукаво улыбается. - Видел бы ты это, - говорит он. – Она, как увидела твоё падение, тут же побежала к тебе. И даже помогала переносить тебя сюда. Она даже чуть было не расплакалась, видя, что ты не приходишь в себя… - Как это мило, - с отвращением говорю я. – Блейз, ты серьёзно думаешь, что я буду визжать как малолетний девственник, узнав, что обо мне заботится какая-то грязнокровка? Фыркнув, Забини пожимает плечами, продолжая всё так же улыбаться. - До завтра, - кидает он и уходит. А я остаюсь наедине со своими мыслями. Лёгкая прохлада слегка покалывает кожу на щеках и носу. Свеча медленно догорает, даруя всё меньше и меньше янтарного света. А на сердце словно льют тёплый тягучий мёд. «А ведь это действительно мило».