Ключ к свободе

За окном снова темно. Снова рядом со мной Блейз. Снова мы болтаем о всякой всячине. Снова на тумбочке потрескивает свеча.

Вечерний покой Целой жизни дороже. Момент береги.

«Пять, семь, пять», считаю я про себя. Ещё один безвкусный хайку. Но ведь всё равно запишу его в блокнот потом. Не настолько я самокритичен. Вечер четвёртого дня. Дни тянутся медленно, лениво, однообразно. Будто назло. А я лежу и считаю их. Словно я опять оказался в Азкабане. Теперь даже иногда сравниваю, а не лучше ли было там, чем здесь? Нет. Конечно же нет. Лучше совсем не испытывать эмоций, чем постоянно чувствовать страх. Уж поверьте. - Оллфорд снова спрашивал про тебя, - говорит Блейз. Он сидит всё на том же деревянном стуле возле моей постели. А я полулежу, опираясь лопатками на холодные металлические прутья спинки больничной койки. Душевная обстановка, ничего не скажешь. Ещё совсем не поздно, всего лишь начало седьмого. Но стрелки предательски бегут, спотыкаясь друг о друга. И ближе к восьми Блейз уйдёт. А я снова останусь один. Весь день я жду его прихода. А когда этот момент наступает, я то и дело смотрю на часы, наблюдая приближение своего одиночества. Нервное ожидание. Снова нервное ожидание. Тут впору свихнуться. Никогда не думал, что настолько завишу от наличия людей вокруг меня. - Бле-ейз, - протягиваю, - не начинай опять. Говорю тебе, всё в порядке. Чего ты пристал к бедному профессору? Секундная стрелка сделала 20 шагов, со свечки упали две капли воска. Забини лишь шумно выдыхает в ответ. - Кстати, на Хэллоуин вроде бы как бал собираются устраивать, - говорит он чуть позже. Вздыхаю. - Да-а, Пэнси мне вчера уже рассказала о нём. По-моему, пустая трата времени. - Не знаю. Пэнс, к примеру, в восторге от этой новости, - Блейз ухмыляется. - О, Мерлин, Паркинсон бывает в восторге от всех мероприятий, где можно лишний раз сверкнуть своей «ослепительной» фигурой и набраться новых сплетен. Девчонки… - Если будет хорошая музыка и много выпивки, можно будет неплохо оторваться, - задорно говорит Забини. Это верно. Алкоголь развеселит любого, даже меня. Но я не умею как следует развлекаться. На всех торжествах я обычно стою где-нибудь около столика с огневиски и смотрю на танцующих. Тоска. Уже половина восьмого. «Тик-так», говорят часы. - Уже решил, кого пригласишь? – спрашиваю я. Надо же исчерпать весь лимит общения. Поэтому я и задал такой идиотский вопрос. Забини задумчиво вздыхает и устремляет глаза в потолок. - Я думал об этом, - говорит он. – Но так ничего и не придумал. Совершенно не знаю, кого позвать. Может Асторию… Хотя она, кажется, начала встречаться с каким-то когтевранцем. Я буду некстати. Пэнси пригласишь ты. А остальные мои подруги уже приглашены. Придётся идти одному, - натягивает улыбку. - Я могу уступить тебе Паркинсон, если хочешь, - говорю я в ответ, искренне надеясь, что он воспримет это не как шутку. Но Блейз лишь махнул рукой. - Она не согласится, - категорично заявляет он. – Будет ждать твоего приглашения. Снова вздыхаю. - Может, я не успею выздороветь к балу? - И не надейся, Малфой, - говорит Забини. – Я тебя в любом случае притащу. Тебе надо развеяться! Хватит уже изображать умирающего соплохвоста. Притворно стону в ответ. Забини слегка бьёт меня в плечо. Смеёмся. За смехом последовала минутная отдышка. Чёртово лёгкое. Внезапно тихо заскрипела тяжёлая дубовая дверь. Сквозняк полоснул по моему лицу. И на секунду мне почудился тот самый приторный запах мёда. Пожалуй, я действительно становлюсь параноиком. Забини оглянулся через плечо. Оба удивлённо смотрим на дверь. Лишь на пару секунд воцарилась звенящая тишина. Между дверьми была только тоненькая полоска жёлтого света. Казалось, тот, кто стоит за ними, будто прислушивается к звукам внутри. Дверь снова заскрипела, и в следующее мгновенье кто-то словно сжал мою грудную клетку. Снова. В проёме показалась кудрявая голова с большими миндального цвета глазами. Вьющиеся локоны падают на плечи, ярко выделяясь на нелепом кислотно-оранжевом свитере. На щеках выступил пунцовый румянец. Бледная ладонь обхватывает дверной косяк. Грейнджер. Вся её фигура напоминает мне зашуганную лань. Слегка дрожащие плечи. Побледневшая кожа. Испуганный взгляд. Мерлин, ну почему сейчас? Мы же так мило беседовали с Блейзом. И тут приходишь ты, срубая на корню мою идиллию. Сейчас снова придётся злиться и раздражаться. Снова придётся надевать привычную хмурую маску и гордо поднимать голову. Придётся. Зачем, спросите вы? Зачем всё усложнять? Зачем портить настроение и себе, и гриффиндорке, если вполне можно хоть разок побыть добрым и отзывчивым? Мило болтать с ней? Упаси, Мерлин. Это же просто идёт в рознь с моими принципами. Я аристократ, чистокровный волшебник. Я должен. Должен. Опять. Да никому я ничего не должен. Просто это воспитание. Программа, заложенная в мою голову с самого младенчества. Я раб этих принципов и нравов. И у меня просто нет сил идти против них. По крайней мере сейчас. И всё же интересно, зачем она пришла? Глаза Грейнджер встречаются с моими, и она ещё гуще заливается краской. Её рот слегка приоткрывается в попытке произнести что-то. Но она молчит. И тут в игру ступает Блейз: - Ну что ж, - говорит он нарочито громко, и Грейнджер переводит на него взволнованный взгляд. - Уже довольно поздно, а у меня ещё доклад по зельеварению не доделан. Пойду-ка я, - он встаёт со стула, но не убирает его к стене, хотя делал так всё время. – пока, дружище, - Блейз жмёт мне руку, странно улыбаясь. – Выздоравливай. Он разворачивается и уверенно шагает к выходу. Грейнджер уже стоит чуть поодаль от двери, удивлённо косясь на Забини. Тот лишь кивает ей, в знак приветствия. Тоже ведь чистокровный. Однако, характер у него намного проще моего. Я бы на его месте наверняка прошёл бы мимо, высоко задрав подбородок и вовсе не глядя на девушку. Хлопают двери. И снова тишина. Я по привычке смотрю на часы. Прямым, упрямым взглядом, как ребёнок. Лишь бы не смотреть на гриффиндорку. Боковым зрением замечаю, как она робко переминается с ноги на ногу, прижимая к груди стопку пергаментов. Нетерпеливо вздыхаю. - Я прошу прощения, - чуть слышно говорит Грейнджер, - что прервала вашу с Забини беседу. Я, наверное, не вовремя… - Да, Грейнджер, как всегда. Лёд. Холодный скользкий лёд в голосе. Гриффиндорка что-то бурчит себе под нос. - Ты что-то хотела? – спрашиваю я. Надо же как-то продвигать беседу. А то с её хвалёной храбростью мы ещё пару часов тут молчать будем. Поворачиваю голову к девушке. Она, заметив это, задирает подбородок. Начинается… - Думаю, ты получил мою записку? Мне необходимо, чтобы ты помог мне составить отчёт. Я одна не справлюсь с этой кучей бумаг. Тут нужно подсчитать баллы, и… Громко вздыхаю и опускаюсь на подушку. Грейнджер, до этого усердно копавшаяся в листках, останавливается и поднимает голову. - Ой, извини, - она снова прижимает бумаги к груди. – Как ты себя чувствуешь? Отвожу взгляд к стене. - А тебе не всё ли равно? Грейнджер медленно выдыхает, словно не на шутку разозлилась. Как же быстро у неё меняется настроение… Не выношу девчонок из-за этого. - Мне то, может быть, и всё равно, - медленно говорит она. Я акцентирую своё внимание на «может быть». – но ты не сможешь мне помочь, если ещё не оправился. Надеюсь, складывать цифры ты уже способен? Угрюмо смотрю на неё. Экая дерзкая. Внимательно изучаю её лицо. Такое забавное, когда гриффиндорка злится. - Какой тон, Грейнджер, - деланно удивлённым голосом говорю я. – Меня аж в дрожь бросило. - У меня хороший учитель, - чуть смягчившись, говорит она и скрещивает руки на груди. А я слегка улыбаюсь. Я, чёрт возьми, улыбаюсь. Скалюсь в лицо этой грязнокровке, как будто так и надо. Мир просто сходит с ума. Поспешно отворачиваюсь. Грейнджер, явно радуясь моей улыбке, подходит ближе, но не решается сесть на стул. Она что, в самом деле боится? Снова переминается с ноги на ногу. Я сажусь на кровати, опираясь на железную спинку. В груди болезненно покалывает. - Ты точно хорошо себя чувствуешь? – снова спрашивает гриффиндорка. Нет. Паршиво. Хуже не бывает. - Всё нормально, - отвечаю. – Давай быстрее разберёмся с твоими бумажками, и ты избавишь меня от своей компании? Грейнджер укоризненно качает головой, садясь на стул. - Малфой, ты можешь хотя бы часок продержаться без оскорбления? Пожимаю плечами. - Посмотрим. У Грейнджер дёргаются уголки губ. - В общем, наша работа состоит в том, чтобы просмотреть все эти документы, в которых сказано о начислении или снятии баллов, суммировать их и занести в таблицу на этом листке. Всё предельно просто. Но пергаментов много, поэтому мне и нужна твоя помощь. С какого факультета начнём? - Ну а ты как думаешь, Грейнджер? – приподнимаю брови. - Ладно, Слизерин, так Слизерин, - усмехается она. Во имя Мерлина, что происходит? Мы ведём себя как…друзья? Как, чёрт подери, друзья?! А я нисколько не сопротивляюсь. Я действительно перестал её оскорблять. Кто-нибудь, вправьте мне мои «аристократические» мозги. Грейнджер даёт мне примерно четверть стопки. На каждом пергаменте красуется запись, состоящая из числа, наименования предмета, факультета, причины, по которой сняты/начислены баллы, количества таковых и подписи профессора. В основном я вижу каллиграфический почерк МакГонагалл и размашистые каракули Флитвика. Иногда проскакивают забавные маленькие буковки Слизнорта. И в самом конце пара пергаментов, подписанная твёрдой рукой Оллфорда. - Ох, Мерлин, - вздыхаю я, роняя стопку на колени. – Может ты, всё же, справишься сама? Я же всё ещё болен… Грейнджер вздыхает. - Это не займёт много времени, если мы будем работать быстро. Ты же так хочешь от меня избавиться, так давай скорее начнём. Я не нашёлся, что ответить ей. Пусть будет так. Свою «работу» мы начали в восемь. Я зачитывал баллы, а Грейнджер складывала их и записывала результат на пергаменте. Тонкие пальцы сжимали стопку. Перо быстро-быстро бегало по листу. Брови гриффиндорки то и дело хмурились, когда она складывала в уме большие числа. - Сто пятнадцать и двести тридцать семь… Она всё время считала вслух, иногда посасывая кончик пера. А я просто наблюдал. Говорил число и наблюдал за ней. За тем, как меняется её лицо, когда она увлечена работой. Смотрел в упор, как помешанный. А Грейнджер не замечала. Меня словно подменили. Я уже не чувствовал боли в груди. Я не чувствовал прежнего холода. Мне было тепло как никогда. Я просто тонул, тонул в её запахе. Тонул в этом бесконечном уюте. Щупая шершавый желтоватый пергамент, я вдруг понял, что мне комфортно здесь. Именно в этой обстановке: на тумбочке горит свеча, мягко освещая небольшое пространство вокруг моей постели; тёплый воздух, пропитанный медовым ароматом, обволакивает меня, словно кокон; меня ничто не беспокоит и не удручает, я сосредоточен лишь на существе, сидящем передо мной. Грейнджер. Всё в её образе, казалось, источает тепло: и большие глаза, цвета горячего шоколада, и вьющиеся каштановые волосы, и гладкая, персикового цвета кожа. Она была эпицентром доброты и заботы во всём моём крохотном мире. А я лишь грелся в её лучах. Спустя чуть меньше часа, мы закончили считать баллы Слизерина. Я снова изъявил желание остаться в одиночестве, но Грейнджер открыто проигнорировала его, сунув вторую стопку мне в руки. Зевнув, я вновь стал зачитывать баллы. И скоро сам вовлёкся в эту монотонную работу. Уже не замечал скуки, перестал разглядывать девушку. Лишь спешил скорее покончить с заданием. Спустя ещё час мы «разделались» с Пуффендуем. У меня слипались глаза. - Надо ускоряться, - вздохнув, сказала Грейнджер. - Считай свои баллы, а я возьмусь за Когтевран. Так будет быстрее. И мы снова с головой окунулись в бумажки. Они были разбросаны уже по всей постели. Гриффиндорка уже стояла на коленях на полу, опираясь локтями на кровать и на ней записывая. А я слишком устал, чтобы рявкнуть на неё или хотя бы спихнуть с моей постели. Только подумайте: с моей постели. Никогда мы с этой грязнокровкой не находились так долго на столь небольшом друг от друга расстоянии. Прошло ещё полчаса. Глаза нещадно щипало, голова тяжелела с каждой секундой. Но я упорно листал эти чёртовы пергаменты, то и дело поглядывая на гриффиндорку, которая, положив голову на бок, кривым почерком царапала цифры. - Эй, - я слегка ткнул её в плечо, – только не смей здесь засыпать. Грейнджер дёрнулась, подняла голову и, убрав за ухо непослушную прядь, вновь принялась шуршать листами. И только к половине двенадцатого, под воображаемую барабанную дробь, мы занесли в таблицу последние цифры. Свеча на тумбочке, казалось, тоже едва горела, желая поскорее уснуть. Синхронно зевнув, мы с Грейнджер так же синхронно фыркнули. - Что ж, спасибо, - сказала гриффиндорка, встав на ноги и размяв шею. – Осталось только отнести этот табель в кабинет МакГонагалл. Я, в сладостной истоме, опустился на подушку. - Я бы проводил тебя, Грейнджер, но… Нет. Девушка лишь вскинула взгляд. Она сама собрала бумаги. Поставила стул к стене. А я с трудом боролся со сном, всё ожидая, когда же она уйдёт. - Ладно, спокойной ночи, - сказала Грейнджер. - Угу, - только и мог промолвить я. Она уже отошла на два шага от постели и вдруг замерла. Ну что за манера? Что она, что Блейз. - А знаешь, Малфой, я удивлена. Я приподнялся на локтях и удивлённо уставился на гриффиндорку. Грейнджер слегка повернула голову в мою сторону. Глаза её как-то странно сверкнули. - Ты действительно можешь быть нормальным человеком. Я нахмурился и уставился на её коричневые кеды. - До встречи, - как бы невзначай бросила Грейнджер и пошла к двери. Я, с полузакрытыми глазами, слушал её удаляющиеся шаги. - Не дай Мерлин, - сказал я тихо. Так тихо, будто сомневался, стоит ли говорить. Но она не услышала. А стоило сказать громче? Конечно. Непременно. Точно? Да. Спи уже. Я рухнул на подушку. Глупая улыбка озаряла моё лицо.