Хроники одиноких вечеров

У его сына глаза такие же пронзительные, как у самого Чуи… Я смотрю на его порозовевшие на морозе щёчки и невольно вспоминаю то, что случилось в Йокогаме пять лет назад. Теперь никто уже и не вспомнит, а я бережно храню это в сознании. Никто и не знает о том, как Накахара умел любить… Не верится, что всё так закончилось. Время навсегда застыло на том дне, когда Накахара впервые поцеловал меня в каком-то баре — мы были на задании, так что поцелуй был запланирован. Так он передал мне небольшую пулю для дамского пистолета. Славно, что она тогда не пригодилась. Никто ничего не знает — ни Агентство, ни Портовая мафия. Без Чуи я оказалась бесполезна, и была бы давно пристрелена, не вступись за меня Госпожа Коё. Только благодаря ей я могу жить спокойно, получая ежемесячно небольшие деньги от Портовой мафии за молчание. Всё так и идёт своим чередом, а я больше не вмешивалась во всё это — всё ради моего малыша со вздернутым носиком, который сейчас стянул с головы шапку. Улыбаюсь: — Почему ты её снял? — я пытаюсь вернуть головной убор на место — Слишком холодно сейчас. — Мам, она колется! — мой рыжик чуть увернулся — Кто вообще придумал носить шапки? Это хоть кому-то нравится?! Смотрю на него печально, обдумывая, стоит ли высказать свою первую мысль. Он слишко часто просит рассказать об отце, а я всячески пытаюсь скрыть историю о Мафии, Агентстве, способностях эспера и прочем. Но тщательно взвесив, вздыхаю: — Твой папа почти всегда носил шляпу. — Правда… — сын поднимает на меня немного пристыженные глаза, а после выхватывает шапку из моих рук и натягивает на голову — Хочу как он! Ему сегодня исполнилось четыре. Помню, как орала в родильной палате даже не от боли… Мы с сыном стоим под сильным снегопадом в городском парке, и на моих ресницах не тают снежинки. Но ребёнок стоит тут — однажды, я обронила, что мы бывали в этом парке с его отцом. Он одержим им, он ничего настоящего о нём не знает… И не нужно — не стоит ему ввязываться в это, так безопаснее. Мне кажется, Накахара тоже бы так поступал, окажись на моём месте. Мой сын так беззащитен! Я чувствую спиной пронзительный взгляд и резко оборачиваюсь. Пять лет прошло… Этого человека зовут Дазай, я знаю, хоть и не знакома с ним лично — в Мафии был на слуху. Он стоит всего в паре метров от нас, с дымящимся стаканом кофе в руке, и вдруг переводит внимательный взгляд с меня на моего сына. Я не знаю что делать, и с трудом сдерживаю себя, чтобы не подать виду, что напугана. Я совсем растеряла прошлую хватку… Шаг. Второй. Третий. Он подходит вплотную к нам, и я знаю, что никак не смогу защититься. А сын слишком сильно похож на отца! Серо-голубые глаза доверчиво разглядывают дяденьку в коричневом плаще, из-за которого наша семья навеки однобока, пока я едва не скалюсь. Пять лет мы избегали встречи с кем-либо из прошлой жизни, но теперь, кажется, этот Дазай всё понял! Теперь точно придётся уезжать из Йокогамы. Произойти может всё что угодно. Мой сын еще слишком доверчив, он слишком добр! Улыбается убийце своего отца, а меня трясёт от холода, злости и страха… Осаму садится на корточки перед ребёнком и неторопливым движением поправляет шапку на его голове: — Ну здравствуй, Чуя! — А откуда вы знаете моё имя?