Внедрим полутона в их чёрно-белое кино

《Что такое время? Существует ли оно, или было придумано людьми для бóльшего понимания окружающего мира? Убери эту загадочную единицу и всё вмиг превратится в хаос.》    Пальцы крепко зажали огромную книгу и потрёпанную тетрадку, судя по всему, сохранившуюся ещё со студенческих времён. Единственная возможность подглядеть в самое сокровенное, гарантированно без посторонних глаз - и та даётся трудно. Сомнения захватывают и терзают изнутри. Сейчас, когда он на пороге настолько сакрального - сомнения. Сделай лишь одно движение рукой и человек вмиг станет прозрачен, словно родниковая вода, но это тянущее чувство скручивается целым микро-войдом прямо под солнечным сплетением, заставляя всю его суть содрогаться под наплывом тягучей субстанции собственных эмоций. Сомнения терзают душу похлеще тысячи обезумевших кошек, буквально рвут нутро в клочья своими ядовитыми когтями. Чужая душа - потёмки. Для него, квантовой сущности, многое было очевидным, лежало на поверхности не запылённое предрассудками и стереотипностью мышления. Но то, что хранят в себе эти бумаги, всегда являлось для него некой тайной. Тайной, что никогда и не была спрятана. Тайной, от разоблачения которой его отделял какой-то внутренний барьер, надёжнее кирпичной стены, даже увешанной колючей проволокой. - Стоит ли оно того? Я поступаю, как сволочь. Будто бы залез в ящик с грязным бельём - мерзость! Бран виновато выдохнул. Тайна эта - запретный плод. Может, от того так сладок? Всё, что недосягаемо - желанно, такова уж природа всего живого. И даже квантовых сущностей такая черта, увы, стороной не обошла. - Если от моего решения зависит благополучие Лейлы - нужно действовать безо всяких инсинуаций. Сейчас или никогда. Однако, тетрадь вряд ли имеет какое-то отношение к его сестре, - Подумалось и заставило быстро отложить тетрадь в сторону. Синяя обложка, желтоватые от времени страницы - книга всё ещё в руках, всё ещё не открыта. Пальцы самопроизвольно сжимают её крепче, вместо маленького замочка, который одно время подростки закрепляли на свои личные дневники. Однако, в руках совсем не дневник, а нечто большее. По крайней мере, на дневник это не совсем похоже. Ни на что не похоже. Взгляд так и магнитится, так и тянется к книге. Но что-то внутри останавливает его. Совесть? Чувство вины? Ответственность? Что именно? Ответственность. Уверен ли, что сумею распорядиться полученной информацией как нужно? Да, уверен. Я ни за что не буду использовать это против своего человека. Своего..? А кто обозначил его моим? Я сам. Согласен ли он быть моим навсегда? А что принадлежит мне? Моё физическое, материальное тело - принадлежит мне? Мои эмоции принадлежат мне? Или это и есть я..? Я - это собирательный образ или нечто высшее и единое, что управляет всем этим? - Кто я вообще... - Бран вопросительно уставился на собственные раскрытые ладони, через несколько мучительных мгновений сжав их в кулаки. Крепко, вложил в это все свои силы. На руках остались небольшие рубцы даже не смотря на коротко подстриженные ногти. - Да что за хрень со мной происходит, чёрт подери! Я мнусь прямо как семиклассница перед красивым старшеклассником, ёмае... Резким движением руки, книга распахнута. ...И лишь с помощью твоей руки... Жёлтые страницы местами мятые крапом попавших на них слёз. Каждая аккуратно оформлена красивым почерком, что-то записано. Местами рябит вклеенными чёрно-белыми фотокарточками. То, что неприкосновенно. То, что не имеет права на гибель. То, что ни за что не должно быть утеряно. Память о детстве. Собрав все силы, Бран принялся внимательно читать: с каждой буквой становилось всё яснее и яснее - это почерк мамы Саймона. Красивые, плавно выведенные буквы, когда-то написанные аккуратной женской рукой, врезаются в глаза, будто отпечатываются на самой сетчатке. Эти отпечатки отныне и навсегда останутся с ним, из песни слов не выкинуть, как ты этого не возжелай. Человека уже нет в этом мире, а то, что он когда-то так скрупулёзно выводил на бумаге - есть. Есть и фотографии, в них навсегда застыли моменты. Тех людей здесь уже нет и именно такими они больше никогда тут не появятся, а те моменты давно растворило в себе время. На датах самое начало двухтысячных... Осталась память, увековеченная не в эфемерных воспоминаниях, а во вполне материальных вещах, которые можно сохранить и поставить на полочку, можно даже выделить им почётное место. Лишь одна загвоздка: человеческий мозг - не шкаф, он пластичен, а значит сильно подвержен гнёту проносящихся мимо лет. То ли стирают прожитое, то ли приносят с собой особую пыль, слоями которой и покрывают архивы памяти, заставляя былое исчезнуть. Одно бесспорно - они приносят боль. Сильную, рассекающую, рвущую боль. - Я этого не выдерживаю... Я тоже живое существо... Почему так остро чувствую его горе?! Едва заметный тремор перерос в конкретную крупную дрожь. Это и есть обратная сторона твоей медали: ты хотел любить живую душу, ты крепко привязан к этому человеку. К Саймону. А эти эмоции - и есть побочный эффект столь сильной связи меж. Взгляд заметался по залу, цепляясь за шторы, путаясь в темных занавесках, перескакивая со стены на стену, обвивая собой сервант. Комната окутана тьмой безликой ночи, человек спит за стенкой совсем без сил, и только Бран разгребает очередные хитросплетения бытия. Не выдержал, встал, нарезал пару-тройку кругов по комнате. С каждым шагом мысли прояснялись, боль переставала так сильно душить, едва заметно приняв облик светлой тоски. Я уверен, я справлюсь. Никогда прежде, ничего не кололо под самым сердцем. Не врезалось остро заточенной спицей в виски. Да, холодное молчание всегда угнетало его, всегда давило со всех сторон, старалось растворить в себе, не оставив и мокрого места. Не оставив даже мизерного намёка на существование такой принципиально непохожей формы жизни, как он. Но то, что вонзается в его душу этой ночью - острее. Словно резкий удар током, пропущенный сквозь тело, затронувший каждое нервное окончание. Столь болезненно заставивший содрогнуться. Несмотря на боль, быть живым - дар. Величайшее счастье ощущать свою жизнь разными её гранями. Прикасаться, то трепетно и нежно, то обжигающе и колко, пронзая, но столь прекрасно и завораживающе, как никогда ранее. Вечные скитания в тёмной пустоте неисповедимыми путями привели к невообразимому спектру ощущений. Сущность всё ещё стоит посреди комнаты, взгляд направлен в окно, далеко-далеко за чёрный горизонт. Там, где непроглядно глазам, душе всё видно, все известно. Ощутить счастье через страдание оказалось посильной задачей. Глубокий выдох окончательно растворил тревогу, растворил то, что обожгло буквально пять минут назад. Внутри этой сущности - целый космос, не иначе. Только он не молчит, не гнетёт, не расщепляет. Скорее наоборот, каждый миг полнится разнообразными оттенками, невиданными прежде, зажигает новые звёзды и пускает непостижимой красоты кометы бороздить небосвод. Его космос приветливый, ласковый. Диван скрипнул под весом расслабленно усевшимся на него Брана. Насколько бы зимние, земные ночи не казались ему бесконечными и вязкими, пора браться за прочтение. Сейчас, когда накал эмоций ослабил хват, пора. С шелестом вновь запестрили кофейной желтизной страницы, источая приятный запах застарелой бумаги. Тонкая змейка женского почерка продолжает виться на каждой, аккуратно обползая вокруг фотографий. Тут Саймон, совсем ещё маленький, лет десять на вид, вымазался весь в муке и строит забавные рожицы на камеру. А тут Лейла, с хитрым прищуром подворовывает большие и спелые ягоды из плетёного лукошка. Поодаль, но всё ещё в кадре, стоит Саймон, выглядит немного взрослее. Всё ещё улыбается. Здесь фотография смазанная. Руки, что держали фотокамеру, явно сильно дрогнули в момент съёмки. Но, если чуть-чуть приглядеться, можно разглядеть три силуэта: женщина, с красивой и толстой косой, рядом усатый мужичок, а посередине подросток в кепке, что надета задом наперёд. Возле каждого застывшего момента написан рецепт, видимо, соответствующий тому блюду, которое готовили всей семьёй. Видимо, такая была у них традиция - собираться всем вместе и готовить разные угощения. Эта книга гораздо важнее и значимее, ежели простая книжка с рецептами, это стало понятно с первой страницы. Так тщательно собранные мгновения, так и веет теплом и уютом. Чувство, будто по комнате, взметнувшись, мимолётно пробежал сладкий запах клубничного варенья, отдавая лёгкой кислинкой на последних нотах. Покой. Замечтавшись, прикрыл глаза. Воображение так и надиктовывает образы тех времён, когда во дворах играли толпы детворы, радостно и звонко их смех отражался от пятиэтажек, пока ему вторило эхо. Когда возле каждого подъезда, на деревянной завалинке, сидели бабушки, облачённые в летние халаты разных цветов. Когда мириады солнечных бликов играли в листве, колыхаясь тёплым светом над головой и россыпью под ногами. Июльские вечера, особенно после жаркого дня показавшиеся долгожданным глотком свежести и прохлады, всегда были семейными. Саймона никогда не приходилось загонять домой, он спешно взбегал по лестнице подъезда, даже не дожидаясь лифта, врывался в квартиру с радостным предвкушением. Так боялся опоздать на ужин. Воображение или всё-таки взгляд сквозь наслоение лет - Бран не гадал. Вдохнув тёплый воздух двухтысячных, лишь наслаждался кратковременным смешением разных эпох. Пусть родителей Саймона уже нет в живых, они навсегда останутся в том временном отрезке. Можно ли вернуться туда намеренно или только по велению его величества случая, Бран не задумывался. Но уже решил, в каком месте он встретится с Лейлой в следующий раз. Реальность вновь предстала перед глазами, разворачиваясь уже знакомым ему залом. За окном заметно посветлело: крупными хлопьями, медленно кружась, падает снег. Рука, будто бы сама, перевернула ещё несколько страниц. Моменты, застывшие меж белых рамок, расцветают прямо перед глазами, из чёрно-белых превратились в цветные. Лейла, уже подросшая, позирует с баночкой варенья. Улыбается, даже смеётся. "Сегодня наш маленький повар учился варить вишнёвое варенье. Получилось просто замечательно, пальчики оближешь! Осталось только дать настояться, и можно смело подавать с блинами, сырниками или оладушками. Сай тоже принимал участие, притащив откуда-то целое лукошко спелой вишни. Червивых ягод почти не было, что меня даже удивило. Сказал, что купил это на рынке, на свои карманные. Сам рецепт см на следующей странице" Сущность с любопытством перевернул страницу и пробежался глазами по рецепту, особо не вчитываясь. Всё равно пока не постиг сакральный смысл кулинарии. Ну ничего, Саймон же обязательно научит его всем премудростям домохозяйства. Между тем, понимание, что у Саймона была очень дружная семья, продолжало укрепляться с каждым днём, а потом и с каждой прочитанной страницей. И так в жизни бывает, ничего не поделаешь. Не вмешайся тогда у пропасти Бран... - А впрочем, этот человек ещё слишком молод, чтобы обрастать слоями времени и чернозёма. - Шёпотом прервал ход столь назойливых мыслей сущность. А взгляд нет-нет, да и воровато соскользнёт на тетрадь, лежащую справа, совсем рядом. Только протяни руку и читай не хочу. Сам не заметил, как тихонечко прикрыл синюю обложку. Книга захлопнулась, не издав ни звука, напоследок угостив сущность тёплым запахом старой бумаги. И вот, в его руках уже нечто интереснее, таинственнее - тетрадь. - Прости меня, Саймон, - Решаясь, только и смог прошептать на вдохе. Медленно, даже опасливо открыл где-то ближе к середине. "Неделю назад я расстался с Машей. Я чувствовал, что отношения дали трещину еще месяц назад. Наверное, просто подсознательно отказывался признавать это, старался починить или закрыть на это глаза. Не хотел верить суровой реальности, но вчерашнее кино оказалось не для жующего зрителя. Сколько верёвочке не вейся, как говориться... Как выяснилось, я совершенно не устраивал её в постели, но весь год наших отношений она по-партизански молчала, периодически бегая налево, как последняя мразь. И только сегодня, когда я застукал её прямо на месте "преступления", ещё и закатила мне огромный скандал "Мне не достаточно двух раз в неделю, ты разве не мог догадаться?!" "Ты должен был постоянно спрашивать, всё ли меня устраивает, но ты наивно полагал, что у нас всё заебись!" Стоило мне только раньше вернуться с учёбы без предупреждения, как я застал её с другим. На моей кровати. В моей грёбаной съёмной квартире! И слава всем богам, что она сделала это у меня: теперь пазл сложился, и я смог принять решение исходя из реальности, что врезалась мне в глаза, не основываясь на своём видении наших отношений. Спасибо. Я правда рад, что узнал обо всём так рано. Это лучше, чем если бы у нас имелось совместно нажитое, 15 лет брака позади и, возможно, даже дети. Вот так некоторые люди могут открыть переобувочную, моментально. А прикол в том, что паренёк, к которому она бегала, даже не знал о наших с ней отношениях. Я так хотел вмазать прямо ему по лицу, но остановился, когда увидел выражение неподдельного ахуя изумления. В общем, никого я не бил. После, даже немного пообщались с ним. Оказался вполне адекватным человеком, даже поддержал меня. Я точно знаю, он не врал. Я даже не старался быть хорошим парнем, я просто был собой. Настоящим собой. Я не закатывал скандалов, не лез в её телефон, не ревновал, не заставлял отчитываться. Я дал ей полную свободу, нигде не контролировал... И она выбрала, как этой свободой распорядиться. И хорошо, что мозгов мне хватило собой быть: кто знает, что было бы, если б я выдавливал из себя то, чего во мне нет. Или чего во мне мало. В общем, не моё это - отношения через насилие над собой. Хорошо, что изменила она настоящему мне, такому, какой есть, а не исчерпавшему себя за лет дцать образу. Дарил ей подарки, радовал, на руках носил. Да, я конечно не идеален. Иногда мы ссорились, это факт, но я никогда не позволял себе лишнего: не обзывал, не старался манипулировать и получать своё нечестным путём... Я, наверное, любил. А хотя, любил ли? Если недавно, хорошенько прорыдав целый час в запертой комнате, я пришёл в норму? Ко мне вернулась логика и холодная рассудительность, не жалею, не хочу вернуть. Любил ли, или мой разум был помутнён лишь влюблённостью, в одночасье сменившейся отвращением? Не знаю. Последний месяц мы часто ссорились по пустякам. Она часто была сердитая, раздражительная, срывалась на меня по мелочам. Даже не хочу называть по имени, теперь она для меня, всего лишь "она". Та, которая затеряется в толпе прохожих, ведь взгляд больше не ищет её. Чужая и далёкая. Мне поразительно легко. В первый день было крайне трудно, даже плакал в подушку, но стоило только, что называется, переспать с проблемой, как на утро я почувствовал себя лучше, намного лучше. Не хватало ей двух раз в неделю. Ну не могу я из себя выжать больше! Не хочу! Жизнь же такая разнообразная, да есть миллиард совместных занятий, интересных тем для разговора, полно способов показать партнеру свои нежные чувства и подарить хорошее настроение... Но нет, для некоторых припизднутых ненормальных весь белый свет клином на сексе сошёлся, тьфу. Не то, чтобы я не люблю это занятие, просто оно для меня - не приоритет и не главное. Всё равно что негодовать, почему же один не может первым-вторым-третьим-и-компотом насытиться, а другому и куриного супчика хватает. Ладно, это другой, не мой тип людей. С такими нам не сойтись. Осталось лишь понять, как же вычислить заранее, к какому лагерю принадлежит человек. Насколько разумно с таким подходом выстраивать отношения и подбирать себе девушку - не знаю. Уверен, у меня есть еще целая жизнь, чтобы это проверить. Пусть это уже который раз, когда вот так лицемерят... Больно и обидно, факт. Но и я не пальцем деланный, пока и без отношений нормально поживу. Отдохнуть надо, зато сам себе господин. " Бран резко захлопнул тетрадь и откинул в сторону, на диван. Схватился за виски, напряженными пальцами взъерошил волосы. - Куда я, мать твою за ногу, лезу... Меня туда явно никто не приглашал... - Поджал колени к груди и облокотился на них подбородком. - Должен ли я копать дальше? А если и должен, то во имя чего? Во имя кого. Саймон не мог ни разу не упомянуть сестру в своём дневнике. Но я поступаю крайне не этично, это не нормально! А нормально ли, в самом людском понимании этого слова, воевать за ослабшую личность с другой сущностью? Вряд ли. Но такова реальность, либо принять, либо упираться рогами о землю до последнего. Принять. Не позволю себе бегство. Шелест страниц кажется чересчур громким, даже разрывающие голову мысли не могут его заглушить. Это же личная вещь, архив, который неприкосновенен. А он, наглая иноземная детина, просто взял и влез, куда не просят. Любопытство ли, а может самые благие помыслы двигали его дальше и дальше, погружая в самые дебри человеческой мысли - неизвестно. Известно лишь одно - главное не выдавать себя и держать язык за зубами. "Сегодня пожертвовал 500 рублей в приют для животных. Это, конечно, не героический поступок, да и я не меценат столетия после этого, просто захотел записать то, что поднимает мне настроение. Если каждый человек скинулся бы по рублю - все бездомные собаки и кошки города имели все шансы на счастье. Именно поэтому я уже не первый и, надеюсь, не последний раз присылаю деньги туда. Мне нравится думать, что на эту сумму какой-нибудь Бобик сможет вкусно поесть, а может какому-нибудь Барсику купят лекарство от паразитов. В планах взять Лейлу и сгонять туда лично: вольеры почистить, собак помыть и почесать, выгулять, кошкам лотки убрать и игрушек подарить." - Отлично, одна зацепка уже есть, - Про себя довольствуется сущность. Страница перевёрнута. На этот раз решил открыть поближе к концу. "Прошёл месяц с момента аварии. Как же я скучаю по ним, просто не могу" Эта единственная запись на всей странице, без даты. Тут каждая запись не датирована по причинам, известным только автору сего дневника. Бумага вся мятая от слёз. Перелистнул страниц с десяток, невыносимо читать это. "Прошёл год. Ровно год... Их голоса больше не зазвучат никогда, от этого начинают медленно забываться. Я ненавижу то, как время безжалостно стирает их образы из моей памяти. С каждым прожитым днём уже не так ясно, всё более размыто и далёко. Жизнь поделилась на "до" и "после" когда я остался сиротой. Вернуть бы то время беззаботности и отсутствия горя, многое бы сделал по-другому. Чаще бы обнимал, больше бы разговаривал, позднее бы съехал... В какой-то мере я даже виню себя, что мог грустить тогда, когда жизнь была "до". Как вообще можно печалиться, когда вся семья в полном составе? Многие говорили мне - время лечит. В течении года я понял, это не так. Ничего оно не излечит, никогда не излечит. Эти раны не затянутся до самого конца, я лишь смирюсь с их наличием и постоянными нагноениями. Так что, те люди просто старались меня утешить. Что же, спасибо хоть на этом, несмотря на то, что они глубоко заблуждаются. Время не лечит, а лишь стирает и заставляет привыкнуть. Можно излечиться от болезни, а можно просто смириться с ежедневной болью до скончания дней. Вот, мне доступен лишь второй вариант..." Напряжённые руки быстро захлопнули тетрадь и открыли снова, но ближе к началу, в надежде не наткнуться на пережитый человеком ужас. "Сегодня Лейла снова устроила разборки в школе. Без подробностей потому, что я очень устал. Если коротко, то решив вопрос с директрисой, мы пошли за фисташковым мороженым. Супер вкусно, только я не ел, денег нам не хватило. Обратно ещё и пешком добирались, всё тело изнывает от боли. Тем не менее, послевкусие ото дня осталось приятным. Люблю я май и всё, что с ним связано. Да и Лейла растёт на глазах, скоро совсем взрослая станет." При перелистывании из тетради выпорхнуло два листка. Воровато подняв их с пола, Бран пробежался по тексту взглядом и, сложив, сунул в карман. - То, что нужно. Тем не менее, любопытство так и подстрекает открыть и почитать ещё. Неизвестно, когда судьба даст второй шанс заглянуть в прошлое посредствам чужой писанины. Последняя страница, дальше только картонная обложка обратной стороны. "Время, само по себе, не лечит. Это я понял ещё очень давно, вроде даже писал тут об этом. Перечитать и удостовериться рука не поднимается, не хочу лишний раз ворошить то, что воспалённое сознание и без моего непосредственного участия ковыряет изо дня в день. Так вот, к чему я это Время не лечит, лечит то, что наполняет каждый временной промежуток. Само время - пустое, безо всякой окраски. Его наполняют разные события и люди, именно они влияют на эмоциональное восприятие времени человеком. Я успел даже избежать собственной смерти лишь только благодаря одному существу, которое оказалось в нужное время в нужном месте. Готов поспорить, не случайно. Его зовут Бран. Теперь он живёт у меня. Не только потому, что не имеет собственного пристанища. Да, приютить у себя - моя благодарность за спасение. Но, по правде говоря, меня слишком сильно душило одиночество, это тоже сыграло свою роль. Я просто не могу жить, когда мне не о ком позаботиться... А теперь есть. Каждый день стараюсь сделать для своего гостя что-нибудь хорошее, я не устану говорить ему своё "спасибо". В его присутствии мне гораздо легче и спокойнее: появляется надежда на светлое будущее. Мне приятно быть кому-то полезным, приятно осознавать ночами, что за стеной спит живое существо. Я рад видеть его у себя, просто рад. Теперь я не один... И это лечит." На глаза непроизвольно выступили слёзы, а руки едва заметно задрожали. Где-то глубоко в душе Бран всегда жаждал протянуть кому-то свою руку помощи просто потому, что может. Потому, что долго страдал сам и не желает живым существам мучений. Тепло разлилось под кожей, пробудив мурашки. - И когда ты только успел задокументировать это? Ещё одно подтверждение важности этого дневника. Взгляд переметнулся на мятую картонную страницу, завершающую рукопись. Почти незаметная надпись карандашом гласит: "Что такое время? Существует ли оно, или было придумано людьми для бóльшего понимания окружающего мира? Убери эту загадочную единицу и всё вмиг превратится в хаос" Как открытый финал книги этот малюсенький очерк оставляет огромную волю последующим размышлениям, всё прямо в духе этого человека. Наверное, это очередная мысль, которая не давала спать по ночам, вот и была записана с целью избавления от навязчивой думы. Надёжно припрятав улики, сущность решил отправиться на боковую. Столько информации получено просто в ударной дозе, нужно каким-то образом всё это переварить и решить, что из этого предоставить Лейле на следующей встрече. Глаза закрылись, дыхание замедлилось. Приятно засыпать, осознавая свой вклад в состояние Саймона. *** Вокруг лишь безбрежная темень расплескалась. Черным-черно, нет ни запахов, ни звуков - абсолютно ничего. Только вакуум пустоты. Не ясно, есть ли у этого пространства вообще какие-то границы. Скованно непроглядным мороком, немое и ледяное. - Почему я здесь? Я не планировал этого именно сегодня... - Озадаченный шепот перервал обволакивающее его затяжное молчание. - Бран..? - Послышались где-то за спиной тоненькие, полные боли и ужаса всхлипы. Настолько кроткие и скованные, словно маленький потерявшийся котёнок, боящийся мяукнуть хоть немного громче, чтобы позвать свою маму-кошку. ...Он тебе не товарищ-щ, ты ош-шибаешьс-ся!... Молчать. - Твёрдо отрезал Бран. Поразительно, как сущность резко меняет эмпатию и проницательность на грубую, уверенную диктатуру. Прямая осанка, плечи расправлены, точёная фигура уверенно сверлит своим строгим взглядом тьму. - Бран...? - Донеслось из самой чернильной гущи, - Помоги мне... Я потерялась... Мне страшно... Пространство густое, вязкое. Каждое движение тела гасит ужасающее сопротивление. Оно огромное, бесконечное и, что самое жуткое, живое. Оно препятствует вторжению Брана, как может, сковав всё густым чернильным туманом. Любой звук, кроме этого отвратного ядовитого шипения, так и норовит тут затеряться, увязнуть, и более никогда не зазвучать. Давит со всех сторон, даже дышать становится трудно. Черные пустоши оглушительно молчаливы. Сущность не медля, двинулся в сторону голоса, сохраняя прежнюю уверенность. Уроженца бесконечного холода не напугать так просто, не остановить, не смутить. Для него такая среда, как бы не противился, родная. Отторгающая любое проявление за его рамками, леденящая бесприютностью, разрывающая холодом изнутри, но родная.   Каблук мужских ботинок, что периодически ловят отблески серебристого свечения волос, издают ритмичный цокот. Цок-цок Цок-цок Отстукивают ритм шагов по тверди бездны сломанным метрономом. - Бран... Пожалуйста... - Её голос звенит ужасом, всё ещё под покровом тьмы. По спине пробежали мурашки, сердце сжалось. Страдания. Здесь повсюду. Каждый вдох и выдох наполнен болью утерянного "Я". И каждый шаг не приближает его к источнику звука. Не приближает ни к чему, не отдаляет ни от чего. Нет ориентиров, внутренний компас сбит с толку. Даже не уверен, что идёт прямо. Петляет? Ходит кругами? Каждый шаг здесь - напрасен, именно эту аксиому внушают пустоши. А по-змеиному шипящий голос без устали вторит им при любой возможности. Каждому звуку суждено быть не услышанным. О, да оно этим дышит! Липкий страх заменяет кислород, всё превращается в ничто. Всё усилия напрасны, ни одна дорожка, нарисованная блуждающим сознанием, не выведет отсюда, не выведет

н и к у д а .

Чем ярче свет, тем гуще тень. Оно понимает, что в опасности, вот и сгущает морок. Каждый визит Брана наносит урон, укрепляя захваченную чернью личность. Оно знает. Оно противится. Когда оскал бездны явит всё своё истинное очарование, когда подойдёт пока ещё далёкий рубеж, придется сражаться. Но сейчас, когда битва ещё под налётом грядущих дней, важна подготовка. Цок-цок   Цок-цок   Ничего не ближе. Уверенность и не думает сойти с высокого силуэта. Как не печально, но эта среда очень схожа с бесприютностью родины. Уже который раз он видит эту схожесть, хотел бы отрицать её. И всё же, эти зловещие пустоши во всём своём коварстве меркнут перед миллиардами световых лет тишины, которые он преодолел за всю свою жизнь. Чернила далёкого войда въелись в кожу, врезались в подсознание отвратительно-отталкивающими образами. Печать пустоты на нём навечно. Цок-цок. По бокам проросли высокие ели; Сомкнулись, грозно свесив свои лапищи над его головой. Огромные, тёмные, старинные гиганты, всякое повидавшие на своём веку. Столетия бежали мимо, а они - мудрые и величественные, так и стояли, пронзая небесное полотно остриём своих макушек. Бран их видел. Помнил. Там, возле пропасти, точно такие же. Там, где он вмешался, повернув вспять роковое событие. А они стояли и смотрели, заколдованные проклятием вечного молчания. Цок-цок Ветви всё больше стали напоминать корявые, когтистые лапы. Ветра нет, да и неоткуда, но их лапы качаются сильнее и сильнее. Того и гляди заденут, запутаются в волосах, иглами полоснут по лицу, доберутся до глаз... Хищные, жадные до разгорячённой крови. Но Бран невозмутимо держит путь дальше, заставляя чернь под ногами виться нехоженой тропою. Цок-цок Деревья исчезли, будто их никогда здесь и не было. Растворились в первородной пустоте, а может и первородная пустота поглотила в себе очередные образы мира пределами за. Но свято место пусто не бывает, как известно, даже пустота насыщена чем-то. И если в ней ничего не разглядеть - значит, ещё рано, значит, не пришло ещё время. А тьма сгущалась с каждым мгновением, превращаясь в огромные, смолистые ручищи. С каждым его шагом они оживают, приобретая более чёткие и омерзительные формы, начинали шевелить пальцами и тянуться прямо к Брану. Пытаются схватить, разорвать, зажать, раздавить, словно муравья, нависая своей устрашающей громадой. Сущность даже не ускоряет шаг, не одарил ни секундой своего внимания всю творившуюся вокруг него ересь. Ни один мускул на лице так не дрогнул. Промелькнёт отсверк страха в глазах - бездна поглотит, даже не подавится. Одна, самая гигантская ручища, квинтэссенция самого морока, вдруг замахнулась и, расправив сучья изломанных пальцев, стремительно приближается к Брану. Нет. Прошла сквозь, тот час же растворившись в первородное ничего. Ничто так и не заставило его усомниться в правоте своих суждений. - Здесь есть движения, когда я шёл, деревья отдалялись, ручищи гнались за мной. Они были то выше, то ниже, то ближе, то дальше. Длина, ширина, высота - присущи этому месту! Я могу с уверенностью сказать, что это было n секунд назад. Время! Оно струится в каждом атоме, перемешиваясь с чернильной густотой тьмы, словно кровью. Всё здешнее - ужасно извращённые иллюзии больного рассудка, страшный театр одного актёра, где прямо на арене ведётся жесточайшая борьба вовсе не за деньги и даже не за награды. Разменная монета в этом спектакле тьмы - жизнь, возможно даже не одна. Играть на арене смерти нужно искренне, иначе - снимут с роли, и более ни кастинга, ни репетиций аж на целую вечность. Поверишь - умрешь. Он знает. Идёт до конца. Мир сна и иллюзий - лишь шахматная доска, где разыгрывается страшная партия: чёрные и белые наделены одинаковыми способностями, но с одним лишь отличием - чёрные используют дар во зло, а у белых благие намерения. Но как быть, если только одна фигурка встала поперёк зла? Белоснежная, с самыми, наверное, непорочными идеями и чистейшими помыслами, стоит напротив тьмы, имя ей - легион. Сможет ли её свет прорвать непроглядную бездну вечной ночи? Один лучик света посреди забвения. Цок-цок. Плачь стал громче, ближе, болезненнее. - Бран... Спаси меня... Прошу... - надрывно берет самые высокие ноты её измученный голос, имя сущности хрипло срывается с губ, - Бран... Лихорадочно повторяется одно и то же, всё ещё за завесой тьмы, но уже ощутимо ближе. Как бы пространство не старалось его одурачить, демонстрируя иллюзию полного отсутствия расстояния и омерзительные миражи - не вышло. Каждый шаг приближает, каждый шаг - не напрасен. Он знает, его не обмануть. Но что если мольбы о помощи - фантомная приманка для чрезмерно эмпатичного создания, а цель спасти и вызволить пленницу - просто воздушные замки? Нет, быть не может. Тогда бы шипящая тварь не пыталась снова запудрить мозги девчонке, а значит её голос - ничуть не обман. А вдруг пустоши спорят сами с собой, заводя в тупик? Я не хочу в это верить. Я должен помочь ей, а не прятать своё бездействие за активными размышлениями. Но что если это лишь ловля на живца и бездна вот-вот заведёт в никуда? - Я не бездушное существо, чтобы просто игнорировать всё происходящее! Рокочущий баритон пронёсся грозным эхом. Звук шагов резко возобновился. Совсем отмахнувшийся от приставучих мыслей Бран уверенно ступает дальше, не взирая на возможную перспективу попасть в западню морока. Да что уж там, он в такой среде родился и вырос, неужели не справится с кознями какого-то горе фокусника из другого мира? Белыми очертаниями перед самым носом нарисовалась дверь. С виду обычная, как деревянная, но материал изучить всё-таки не удается. Кажется, такое понятие тут вовсе отсутствует. Ещё сантиметр-другой и лоб встретился бы с преградой гулким хлопком. Благо, скорость реакции у него на уровне: было бы довольно стыдно пройти все испытания с гордо поднятой головой, но набить шишку о какую-то там дверь. Холодная ручка, еле прорисованная слабыми отблесками свечения, скрипнула под натиском сущности. Увидеть дверь и не войти? Пф-ф, только слабоумие и отвага, как выразился бы Саймон, будь он сейчас здесь. Под скрип несмазанных петель тьма сменилась ярчайшим светом. Всё, что за проёмом - абсолютно чистейшее белое полотно. Да, всё та же пустота, но совсем другая. Дышать ею гораздо приятнее, намного вкуснее и легче. Такая лёгкая, совершенно не напряжная материя за один нерешительный вдох смогла вытеснить чернильную вязкость, что успела заполонить собой лёгкие. Оно сияет. Оно внушает надежду. Шаг. Мрак остался позади Закрыв за собой дверь, Бран осмотрелся. На полу если это, конечно, можно назвать полом сидит Лейла и тихонечко всхлипывает, прижала ноги вплотную к груди и обвивает их руками что есть сил. Растрёпанные волосы скрывают за собой лицо, но и без этого ясно - она измучена. Измотана ментально и физически. Сущность делает ещё пару шагов в её сторону. Беззвучно. Почему чернь такая твёрдая под ногами, а тут будто вата? Лейла не замечает его присутствия. Если это вообще Лейла Сверкающий палец нежно поправил творившийся на голове беспорядок, заправив кудрявую прядку за ухо. Заплаканные, потухшие глаза широко открылись, острие взгляда пронзило его насквозь. Миг проведённый в молчании показался для него липкой вечностью. Её тонкие ручки едва справляясь с дрожью обвивают высокую фигуру, скомкав угольную ткань между пальцами. Так сильно сдавливают, что дышать стало затруднительно. Его тепло начало казаться самым желанным, что только есть среди вечного морока и страданий. Живое существо: высокое, сильное, а главное настоящее - прямо сейчас, прямо в её руках. Её единственный лучик света посреди забвения, её единственная опора. Стоило ему моргнуть, как он уже в её цепких объятиях. Она ждала его. Большие ладони нежно укрыли собой костлявую спину. Как же опрометчива бывает человеческая привязанность, когда не на кого более положиться. Поразительно, как быстро может возникнуть доверие в агрессивной среде. А может всё продиктовано лишь подселением и почти полной утратой личности, кто знает? Выборка слишком мала, чтобы оценивать весь биологический вид по одному его представителю. Тем не менее, вот она перед ним. Такая, какая есть, и не важно чем это вызвано: прессингом обстоятельств, подселением или личностью конкретного человека. Что-то ему подсказывает, так начинает проявляться её "Я". Его тепло обволакивает, успокаивает. Все сомнения и тревоги перестают существовать, когда рядом Бран. - Спасибо, что пришёл... - Ещё крепче сжала и, наконец, отпустила. - Ну что ты, как я мог оставить тебя?   ...Но я не планировал приходить в эту ночь. Значит ли это, что между нами уже есть некая связь? Может, это и есть проявление Судьбы во всем её великолепии - оказаться в нужное время в нужном месте?... - Есть у меня для тебя небольшой разговор, - Буднично начал Бран, так и стараясь всем своим видом успокоить её, - Ты готова к нему? - Я готова на всё, лишь бы только вырваться из этого кошмара... - Ничуть не колеблясь, сказала, будто отрезала. - Не помнить своего прошлого это высшая степень мучений... - А знаешь, в этом мы с тобой похожи... - Отвернувшись, вздыхает. - Я тоже не помню. Правда, не всё, а только детство. Даже не знаю, кто я такой, к какому виду принадлежу. Прикинь, как забавно иногда получается, я очень тщательно изучаю ваш вид, но ничего не знаю про свой... - Ох, Бран, это отвратительно... - Сочувствующе выдохнула и отчего-то поёжилась. - Ладно, выше нос, не время о грустном! Пришло время пообщаться, но для начала сменим место нашей дислокации, - Бран поднял раскрытую ладонь вверх и глянул на Лейлу, - Так будет проще для нас обоих. Два пальца издали не характерно громкий для привычного мира щелчок. Окружающая белизна, что, на удивление, оказалась довольно податлива его руке, всколыхнулась, вспыхнула бесчисленными оттенками всех цветов радуги. Из кутерьмы ярчайших всполохов вырисовываются угловатые коробки хрущёвок, смотрящие прямо в душу своими глазами-окнами, что помнят каждого жильца ещё с момента постройки; Из более нежных цветов формируется небо и кудрявые облака-барашки, из тёмных и угловатых участков материи выпорхнули птицы, что тот час же, вздымаясь высоко-высоко, скрылись из поля зрения, улетели покорять далёкие глубины небосвода. Под ногами резко распушились отдельные кочки травы, ещё не вытоптанные местной детворой. Стоило лишь моргнуть, как над головой уже возвышаются деревья, услужливо бросая длинные тени на разогретую за день землю. Июльский вечер. - Присядь, чего стоишь как не родная? - Мягко улыбнувшись, Бран указал рукой на деревянную лавку без спинки. Сжав между пальцами тоненькую ткань юбки, Лейла присела возле сущности. Здесь, в царстве сна, миражей В царстве собственного подсознания В путах беспамятства и забвения Нет ни запахов, ни звуков. Мир застыл, будто красивая, но всё равно картонная декорация к поставленной за час до показа сценке.  Как бы он не старался, а воспроизвести то, где никогда не был - непосильная задача. Вся окружающая среда соткана из отрывков информации, собранной по кусочкам: из рассказов Саймона, из собственного скудного опыта пребывания на Земле, из тех фотокарточек, лишённых цвета. В конце концов, из собственных домыслов и фантазий. Не более чем матрица. Небо ржавеет неумелым закатом, заходящее солнце плавится в окнах бетонных коробок. Надписи на домах, обозначающие название улицы и номер строения, беспощадно смазаны. Не увидел, не смог запомнить ни одну, не смог и воссоздать. В квартиры не заглянуть при всём желании - в стеклах виден лишь отсверк неба. - Так лучше? - Кажется, будто бархат его голоса окутывает со всех сторон. - Определённо. - Выдохнула Лейла и, подсев поближе, постаралась заглянуть в сияющие глаза сущности. - Наверное, глупый вопрос, но... - В паузе закусила губу чуть ли не до крови, - Бран, зачем ты меня спасаешь? В чём твоя выгода? - Выгода? - Явно не ожидая такого резкого вопроса от собеседницы, повернулся в её сторону, приподняв одну бровь, - А разве из любого решения должна вытекать какая-то выгода? - Ну, а как иначе? - Прервала зрительный контакт и отвернулась, кажется, усомнилась, стоило ли вообще начинать такой разговор,- Все люди действуют из каких-то личных побуждений. Всяко не во вред себе. - Люди, Лейла, люди. Я не человек. - Будто оправдывается перед ней, - Да, я всё ещё плохо знаю ваш вид, не могу утверждать за всех, но тем не менее: я не такой. - Мы даже не были знакомы, тогда какой смысл жертвовать своим временем, силами, пытаться разобраться во всём этом... - Тонкие пальчики вцепились в ткань юбки так сильно, того и гляди разорвут, - Для чего ты впрягаешься за незнакомку? Лавка скрипнула ветхими досками, почти двухметровый силуэт предстал перед Лейлой, сверля взглядом. Вдруг, смягчился. - А знаешь, ты права. Моя выгода правда в этом есть: когда будет хорошо тебе - мне будет спокойно на душе. Такой ответ устроит твой пытливый разум? - Бран вновь продемонстрировал ласковую улыбку и подал руку, - Как бы странно это не прозвучало: Саймон не чужой мне человек, а ты его сестра. Его проблемы - и мои проблемы. Я имею все шансы творить, а бездействие с моей стороны - чистой воды мерзость, не находишь? - Печёшься о людях, как мать Тереза, хотя мог бы быть среди своих, где-то там, - Задумчиво подняла взгляд к небу - Спасибо. Её рвение задать как можно неудобных, даже в какой-то мере провокационных вопросов (черта истинного журналиста), сильно нравится Брану, пусть тот и не подаёт вида. Это говорит о постепенном возвращении той Лейлы, которую всегда знал Саймон, но никогда - Бран. Даже волнительно: какая она на самом деле? Ему еще предстоит знакомство с её личностью. - Нет, не мог бы. Расскажу тебе, как настанет время, а сейчас у нас есть более важное дело. С этими словами в его руке вспыхнул неярким светом лист белой бумаги книжного формата. - Вот, возьми. Твой билет в нормальную жизнь, самый первый из всех осязаемых. Действовать с информацией нужно с особой осторожностью, чтобы точно не навредить. Как подсказывает опыт минувших дней, иногда информация действует сильнее самого крепкого яда. Дозировать, грамотно распорядиться вверенным под строгую отчётность препаратом - самое настоящее искусство. Даже яд в умелых руках может сыграть роль лекарства, именно этот урок вынес сущность. Всё есть яд, всё есть лекарство. Глаза Лейлы широко распахнулись, буквально выхватила лист из рук Брана. Типичный дворик начали вытеснять собой бежевые стены с местами облупленной штукатуркой, прорастающие буквально из под земли, вверху замыкаясь такими же облезлым потолком. Твердь под ногами сотрясается под воздействием перемен. Офисные лампы вспыхнули, но их монотонное свечение быстро растворило в себе ласковое солнце мая, что впустили  огромные окна. Прозвенел звонок, помещение тотчас же заполнил детский гомон, радостный и тоненький, звенящий. Почти вытоптанная трава исчезла, теперь под ногами расстелился скрипучий паркет, краска на котором стёрлась еще в девяностых. Прямо перед Браном в стене возникла белая дверь, посередине которой гордо красуется на табличке под золото надпись: "Директор". - Это же моя школа, я тут училась, - Выдала Лейла, отковыривая со стены маленькую бляшку штукатурки. Глаза сущности что есть сил ощупывают возникшее вокруг пространство, непривычное. Незнакомое. Но отчего-то всё-таки уютное, будто виданное ранее. Типичное. Сам удивлялся, как ранее не виданное его глазам пространство предстало перед ясно, детально и наполнено. Дверь, скрипнув несмазанными петлями, медленно отворилась. Женщина бальзаковского возраста, важно восседающая за столом, выглядит очень рассерженной, устроив девчонке и пареньку-старшекласснику допрос с пристрастием. Стучит сморщенными кулаками по столу, заваленному бумагами, цепочки на её очках лишь флегматично раскачиваются взад-вперёд. - Как так можно?! Ты же девочка! - Тыкает пальцем на обвиняемую, но той до претензий директора, как до лампочки. - Уже третий раз за неделю! - Мария Александровна, больше такого не повторится. Я поговорю с ней. - Совершенно спокойно и уверенно отвечает парень, придерживая девочку рукой за плечи. - Третий раз подралась! Где твоя женственность, юная леди? - Никак не унимаясь, с хлопком кидает школьный дневник на стол, - Тебя замуж никто не возьмёт! - А это уже, Мария Александровна, не ваше дело. - Отрезал юноша, не теряя самообладания. Приобнял девочку и развернулся к выходу, не забыл прихватить и помятый дневник. - Пойдём, хулиганка. Бран рефлекторно попятился назад, стараясь освободить проход. Лейла так и стоит чуть поодаль, наблюдает. Школьники повернулись лицом. По спине сущности электрическим током пробежали мурашки. Эта боевая девчуля и уравновешенный паренёк... - Саймон! Родителей в школу!!! - За прикрытой дверью раздался скрипучий крик. Вопросов к происходящему у сущности не осталось, напротив, всё его внимание клином сошлось на Лейле, что уже отстала от несчастной штукатурки. Отсверк навернувшихся слёз был мимолётным, но не смог остаться незамеченным для сущности. Вспоминает. Она вспоминает! Бран рукой зовёт за собой, предлагая проследовать за ожившим воспоминанием. Лейла безо всяких сомнений быстрым шагом направилась за. Коридоры первого этажа не долго петляли, спустя всего два поворота вывели на школьное крылечко. В лицо ударило свежестью. Город утопает в молоденькой, светло-зелёной дымке майской зелени. В крохотных листочках заигралось полуденное солнце. Легкие глубоким вдохом наполнило поражающе пёстрое буйство запахов. Воздух рябит многообразием, раскрывая всё новые, неизведанные для сущности ноты не испробованных никогда в жизни ароматов. Действительно, никогда прежде он не ощущал пространство столь наполненным и разнообразным. - А ведь всё это - всего лишь иллюзия, хорошо продуманный, долгоиграющий мираж... Не терпится ощутить оригинал, раз столь прекрасна пародия. - В полголоса выдохнул Бран. Золотая россыпь одуванчиков пушится мягким ковром. Жёлтые и нежные, прямо как цыплята. В небесном океане купается девственно белая вата облаков, то растворяясь, то вновь приобретая причудливые формы. Где-то высоко-высоко стрижи пронзают небосводы своей песнью и взмахом острых крыльев взмывают ввысь, касаясь облаков. Будто бы даже привычная серовизна панелек вдруг стала совсем другой: теплее, светлее, нежнее. Весь мир словно бархат. Так бы и стоять тут, смакуя. Лейла на ватных ногах подошла к сущности сзади и робко взяла того под руку, подыскивая себе подходящую опору. Воспоминания тяжелым грузом навалились на измученное сознание. Бран поднапряг мышцы, дав ослабшим, но все ещё цепким ручкам обвиться вокруг. Застыли, разглядывая владения самого мая. Маленькая версия Лейлы в ярости выдрала страничку из дневника, та с шелестом осела на пыльную плитку крыльца. Типичным учительским почерком рдеет, рассекая лист пополам, замечание:  "Дерётся на перемене. 2". Возле угловатым росчерком расположилась подпись директора. - Зачем дерешься, хулиганка? - С улыбкой, стараясь приободрить и развеселить, присел на корточки Саймон, - Если что, зови меня. Ты же знаешь, я всегда помогу тебе. - Я уже взрослая и самостоятельная! Я сама могу постоять за себя, мне не нужна помощь! - Топнула ногой, звонко отчеканив небольшим каблучком, - И вообще, откуда я знала, что карандаш проткнёт ему кожу, м? - А как я тебя учил, помнишь? - Очень мягко настаивает старший, - Просто покажи ему средний палец и игнорируй. А вот если руки распускать начнет, смело бей в поддых, а в пах - и того лучше. - Ну уж нет, за базар отвечать нужно, и этот средний палец скоро окажется у него в жо... - Тише-тише! - Перебил гневную тираду Сай, - Давай лучше съедим по мороженному? Глаза маленькой Лейлы в ту же секунду преобразились, засияли изумрудами. - Вот так бы сразу, зануда, - Без капли издёвки, совсем беззлобно ответила, сразу направившись к ступеням. Саймон смиренно вздохнул, незаметно поднял оторванный листок и, положив к себе в рюкзак, зашагал за девчонкой. Бран достал из кармана брюк сложенный дважды листок, выпавший из той тетради вместе со школьным замечанием и бегло прочитал. "Подростковый возраст - это всегда трудное испытание, в первую очередь, для самого подростка. Именно в этот период кажется, будто все вокруг неправы, все заблуждаются, а ты один никак не можешь открыть им глаза. Кажется, будто тебя никто не понимает и не принимает, а может и вовсе - желают зла? О да, я отлично помню период своего отрочества, это было весело и круто, но трудно. Не могу злиться на неё за такое поведение. И не хочу. Всё же, моя задача как старшего брата - помочь Лейле в этот период, а не ругать её. Ругать - простой выход из сложной ситуации, а потому богатый на нехорошие последствия. Так зачем мне причинять ей боль и слёзы? С этой задачей справится дальнейшая жизнь, а пока я хочу быть для неё тем, с кем не страшно поделиться любой тайной." - Как впечатления? - Убрав листок, сущность повернулся к Лейле, которая всё ещё впивается своими прохладными ладошками в горячую руку. - В какой-то мере, я чувствую счастье, - Лейла облокотилась на Брана всем телом, - Помню, как после этого мы пошли есть фисташковое мороженое, оно было просто сногсшибательное! А продавалось только в одном ларьке, за четыре трамвайные остановки отсюда, когда мы ехали туда нам хватило денег только на один билет, представляешь? Как по закону вселенского западла, в тот день забыли свои карманные дома. Саймон купил мне билет, а сам ехал зайцем, но всё обошлось и доехали без происшествий. Кстати, себе морожку он так и не взял, сказал что-то типа "я не хочу" или "я уже поел сегодня", но только потом, по прошествии лет, до меня дошло - он потратил все деньги на угощение для меня. Саймон смотрел, как я ем мороженое, тоже хотел, но не подавал вида... - Твой брат и правда надежный человек, тебе повезло, - Бран поощрительно улыбнулся, - Те качества, что в нём заложены - самое ценное сокровище. Пока что, многие из них дремлют, состояние бессилия и горя не дают им раскрыться в полной мере. Однако, уверен, дело не за горами: мое появление облегчило его состояние. - Это хорошо. Не хочу, чтобы он так страдал из-за нашей разлуки. - Лейла сомкнула большую ладонь сущности меж своих, - Позаботься о нём, Бран. - Не переживай, человек, он в надёжных руках... ...Конечно в надёжных, ведь эти же руки и спасли его от неминуемой гибели...