Позволь тебя узнать

Утром Арсения будит Вадя. Кажется, Арс впервые видит его одетым с утра, а не валяющимся в постели. Он даже пугается, что проспал, но сосед его тут же успокаивает, говоря, что до пары еще чуть меньше часа. Это время Арс тратит на то, чтобы привести себя в порядок, переодеться в чистую одежду, а потом с разочарованием заметить, что его телефон разряжен в ноль. Арсений складывает в рюкзак тетрадки и зарядку в надежде, что сможет подзарядить телефон в институте. Несмотря на то, что времени дойти спокойным шагом еще достаточно, Арсений вылетает из корпуса общежития и несётся в институт, чуть ли не перепрыгивая остальных студентов, сонно выплывающих из своих комнат. На полпути он нагоняет Диму с Антоном, которые явно никуда не торопятся, идя медленными вальяжными шагами. Антон курит, а Дима что-то рассказывает о родителях. Арсений их сначала даже не замечает, проносясь мимо, как сзади его окликают уже приевшимся «синеглазка». — Ты чего как на пожар? — удивляется Антон, забывая вовремя смахнуть пепел с сигареты, тот, сбиваемый ветром, падает прямо на чёрное худи. Шаст пытается его стряхнуть, но по итогу только ухудшает ситуацию, размазывая пепел заметными белыми полосами. — Блять. — Хотел прийти пораньше, чтобы телефон подзарядить, — Арсений ровняется с ними, одновременно доставая пачку влажных салфеток, протягивая их Антону. — Не, брат, от этого еще хуже станет, — хмыкает Шаст. — Но за попытку спасибо. А что у вас первое? — Высшая математика, — вздыхает Арсений, проклиная того, кто решил, что эта дисциплина должна быть в обязательном модуле. — Э, ну там хрен ты телефон зарядишь, — говорит Дима. — Поэтому и хотел раньше прийти. — На десять минут? — хмыкает Дима. Арсений с ним мысленно соглашается, пришёл бы он, правда, за минут десять до начала пары, а за это время телефон бы зарядился на процентов пятнадцать от силы. — Ставь у нас, — предлагает Шаст. — У нас первые две пары в мастерской, с утра розетка не нужна, а если кто полезет, я отобью. — Я те отобью, — тут же шикает на него Дима, отвешивая подзатыльник. — А препод не против? — Главное, чтобы телефон посреди натюрморта не лежал, а так, пофиг, — отвечает Арсению Поз. — Правда, поставишь у нас, после первой пары зайдёшь, заберёшь. За телефон не волнуйся, самый шабутной у нас Шаст, а он твой телефон уже хранил, так что проверку на сохранение прошёл. По приходе в мастерскую, пока Арсений ставит на зарядку телефон, Шаст с Позом ставят мольберты, готовя к началу пары рабочие места. Арс, честно, пытается подавить любопытство, но не сдерживается и заглядывает в работу Шаста. Карандашный рисунок, уверенные линии, где-то пережатый карандаш, не стершийся до конца, это был рисунок головы скульптуры, которую Арсений тут же узнает. — Это Аполлон? — Арсений не понимает, зачем спрашивает, ведь знает ответ. — Угу, — кивает Шаст, затачивая ножом карандаш. — Сегодня начну штриховать. Димка, вон, еще в прошлый раз начал. — Потому что я, в отличие от некоторых, всю пару работаю, — поднимает палец вверх Поз. Его работа, действительно, выглядит ближе к финалу, она до пугающего точная, простроенная до малейших деталей. — А ты на голове полпары скачешь, достаёшь кого-то, потом убегаешь, а потом извиняешься перед преподом еще полпары. — Мне нравится, — улыбается Арсений Шасту, и тот немного краснеет. — Да что уж там, — смущенно бурчит он, — ты просто не видел работы других. — Началось, — закатывает глаза Дима. Арсений еще минуту слушает, как Дима отчитывает Шаста, а потом сжёванно извинившись, уходит на пару. Часы в институте летят всё быстрее. Часы сменяются днями, дни — неделями, к концу подходит сентябрь. «А ведь так, — думает Арс, — и первая сессия наступит, не успеешь моргнуть». За месяц учёбы Арс окончательно привык к новому ритму, но всё равно уставал. После пар приходил в комнату около четырёх, кушал, оформлял конспекты, а затем занимался тем, на что было настроение. К третьей неделе у него выработалась странная привычка, которой раньше Арсений за собой не наблюдал: ему нравилось брать книгу, кружку чая и выходить на балкон. Там он садился на сымпровизированную лавочку и мог часами читать. Каждый такой раз он встречался на балконе с Шастом, он часто там говорил по телефону с мамой или просто курил, всегда радовался, находя там Арсения, а потом оставался сидеть рядом с ним. Никто из них в такие моменты не пытался начать разговор: Арсений наслаждался книгой и чаем, а Антон — сигаретой и тишиной. Им было комфортно. С Шастом они вообще достаточно часто пересекались, и Арс уже не мог представить себе день, за который он ни разу бы не наткнулся на это кудрявое чудо. По субботам Дима с Антоном звали его к себе в комнату, там часто бывал и Серёжа. Они играли в карты, разговаривали, смеялись, пили чай, а иногда и чего покрепче. Арсений не заметил, как стал важной частью этой компании и как каждый из ребят стал неотъемлемой частью его самого. Дима, наконец, перестал ждать от Арса какой-то злой выходки в сторону Шаста, видимо, он убедился в надёжности Арсения и в каком-то смысле даже доверял Антона ему. С Серым они вообще, на удивление, быстро спелись, от него всегда шла просто нечеловеческая поддержка и забота, которую Арс очень ценил в людях. А Шаст, что Шаст? Он всё так же продолжал подкалывать время от времени, но теперь делал это исключительно мягко и по-доброму. Иногда обзывался, открыто дурачась, и Арс не мог даже на секунду на него разозлиться. Он был всё так же честен и открыт, но всё еще сохранял твёрдую дистанцию в определенных вопросах, защищая своё личное пространство. В одну субботу, когда парни сидели, уже словно по традиции, в комнате дизайнеров, произошло что-то новое и совершенно неожиданное для Арсения. — Всем олла! — громко здоровается Сергей, проходя в комнату, стягивая с себя куртку. — Матвееныч, ну каждый раз всё позже и позже, договорились же в пять собраться, — не всерьез ругается на него Дима. — Куда тя опять засосало? — С мамой затрынделись, — Серый прыжком усаживается на кровать рядом с Димой, отчего предмет мебели издаёт страшный звук, похожий на вой, граничащий с треском. — Ирод, ты же жирный! — вскрикивает Дима. — Если сломаешь мне кровать, мне придётся к тебе переехать, баран! — Сорян-сорян, — закрывается руками Серёжа. — Подожди, пока я не забыл, новость, — Дима оставляет друга в покое, аккуратно садясь обратно. — Короч, папа свалил в командировку, а мама хочет съездить на дачу, — издалека начинает он. — Одна ехать не хочет, поедем вместе. Вы, как, с нами? Арсений не уверен, что вообще понял суть вопроса. Его только что пригласили на выходные на дачу с друзьями? Нет, абсурд. — Погнали, — пожимает плечами Шаст, а потом видит непонимающее лицо Арса и заходится истеричным хохотом, хватаясь за его плечи, тычется макушкой в спину, всё ещё смеясь. — Я не могу с этого лица. — У нас тут человек не вкуривает, куда его зовут, — улыбается Сережа, — а ты, засранец, ржёшь над ним. Короче, Арс, мы с пацанами так в прошлом году уже делали. У меня дача за Москвой, два с половиной часа езды. В прошлом году, когда папа тоже уехал, мама взяла нас с пацанами и поехали мы дружненько отдыхать. — Ага, — саркастично кивает Дима, — в скобочках: копать картошку. Та-а-ак отдохнули, Арс, что у меня еще неделю спина болела. — Так, цыц мне тут, — шикает на Поза Серый. — Не слушай. В любом случае, картоха уже давно собрана, не боись. В этот раз точно отдыхать. Так что, ты с нами? — Меня никогда не звали, — отрывисто отвечает Арс, с трудом формулируя мысль. — Поверь, — говорит успокаивающе Дима, — до Серёжи нас тоже никто не звал. — Погнали, Арс, — вклинивается Шаст, наконец отсмеявшись, — весело будет. — Думаю, надо у мамы уточнить, — чуть краснея, говорит Арс. — Угу, — кивает ему Серёжа. — Уточняй. Если что все мы благополучные, взрослый с нами будет, пить, курить не будем, Шаста, если что, запрём в сарае. После сказанного Серёжа тут же ловит лицом подушку со стороны Антона. Арсений выходит в коридор, пару минут говорит с мамой, а потом, словно не веря, что это действительно, происходит, с улыбкой во все лицо заходит обратно. — Вижу, что отпустили, — улыбается ему Серый. — Ага, только попросили на всякий случай номер твоей мамы. — А, да, без проблем. Пиши. — А твоя мама не против? — вдруг спрашивает Арс. — Я имею в виду, Шаста с Позом она уже знает, но меня… — Ты думаешь, если бы она была против, я бы позвал? — кисло усмехается Серёжа. — Не, прости, брат, я еще хочу пожить немного. Арс не может нарадоваться. Он так привык к образу вечной белой вороны, что сейчас просто не мог до конца поверить, что ему может быть так хорошо с другими людьми. Арсений почти не слушает, о чём они говорят сейчас, просто смотрит на них всех и чувствует себя до безобразия счастливым. Он смотрит на Шаста, который передразнивает преподавателя живописи, смотрит на ухохатывающихся Диму с Серёжей и просто радуется, смеясь вместе с ними. — Да норм препод, — встаёт на дыбы Шаст. — А то, что он всех вокруг себя идиотами выставляет, норм? — пытается что-то доказать ему Дима. — Он не виноват в том, что реально умнее вас, — фыркает Шаст. — Да что ты споришь, — устрашающе ухмыляется Серёжа, — ты же знаешь, что у кого-то фетиш на умников. Встаёт на высокий IQ, — злорадно смеётся Серёжа, смотря как Шаст заливается краской. — Точно, — тянет Дима, — как я мог забыть, — он бьёт рукой по лбу. — Ой да пошли вы оба, — еще ярче вспыхивает Шаст. Арсений только и наблюдает за этой картиной. — А что мы будем делать этой ночью? — пищит Серый, вытягивая ноги и прижимаясь к Диме, демонстративно хлопая ресницами. — Будем, — Дима басит, склоняется к уху Серёжи, — умножать трёхзначные числа в уме. — Ах, я весь горю, — хихикает Серый. — Придурки, — стонет Шаст, пряча лицо в ладонях, сползает спиной по стенке вниз на кровати. — Я вас ненавижу. — Это всё потому, что мы не можем перечислить всех философов Древней Греции в хронологическом порядке? — уточняет Серый. — О, да, тогда бы он нас еще как любил, — играет бровями Дима, и они с Серёжей заходятся новым приступом хохота. Арс тихо смеётся с них, при этом уже не сводя глаз с красного, как рак, Антона. Он массирует ладонями щёки, явно пытаясь отогнать от них краску. — А у нашего дорогого актёра есть какие-нибудь интересные фетиши? — внезапно переключается Серёжа, видимо, отыскав в Арсении новую жертву. — Не знаю, — коротко отвечает Арс, стараясь не краснеть. — Я как-то не задумывался над этим, если честно. — Ну, тогда может какие-то пунктики? На что внимание обращаешь в людях? — не отстаёт Серёжа, а к его любопытству присоединяются и Шаст с Позом, выжидающе смотря на Арса, у которого всё же начинают гореть кончики ушей. — Внимание… Да на всё: руки, глаза, волосы, запах, — Арс чувствует, как с каждым словом всё сильнее краснеет. — Улыбка, манера речи. — О, да у нас тут еще один романтик, — довольно тянет Позов. — Шаст, если отбросить этот фетиш с умом, тоже натура очень романтичная. Песни вон пишет. — Почему тяга к умному человеку не является в твоём понятии романтичной? — снова ощетинивается Антон, явно пытаясь перебить Арса до момента, когда он спросит про песни. — И вообще на что ты тогда смотришь? На задницу? — И на это тоже, — возмущается Дима. — Парни думают об одном и это отвратительно, — закатывает глаза Антон, однако, после его фразы ребята смеются, а затем переводят тему. Таким образом заканчивается еще одна суббота. Воскресенье Арс проводит за ноутбуком, ко вторнику надо было подготовить небольшое выступление: реферат, доклад и презентация. Это было одним из условий для получения автомата по дисциплине. Арсений решил не дожидаться конца октября, когда абсолютно все вспомнят про это и начнут носится с рефератами как угорелые. Лучше он займётся этим сейчас, а потом, когда у всех будет предзачётный мандраж, будет попивать чаёк и смотреть сериалы или документалки. Уже месяц Арсений только и грезит о том, чтобы пересмотреть «Друзей». Этот сериал всегда дарил ему какое-то чувство комфорта и домашнего уюта, он всегда расслаблял его, а от шуток, которые Арс знал чуть ли не наизусть, всегда разливалось тепло в груди. Не говоря уже о трогательных, милых сценах, вроде той, где Фиби дарят велосипед с цветочной корзиной, о котором она мечтала в далёком детстве. К вечеру Попов закончил подготовку доклада и презентации. Как только оформление уже написанного реферата было готово в электронном виде, Арсений вдруг понял, что до сих пор не знает, где тут можно распечататься. В общаге точно ни у кого не было принтера, в институте он видел принтер в библиотеке, но там он был покрыт таким слоем пыли, что становилось абсолютно понятно, что пользовались им примерно никогда. В деканате было просить как-то неловко. В любом случае, у него на решение этого вопроса был еще понедельник: узнает, где можно распечатать, и быстренько сбегает после пар, а если и не получится, еще не горит, можно сдать реферат в пятницу, хотя хотелось бы всё-таки во вторник. Если каждую ночь с переезда в общежитие Арсений, вымотанный, засыпал за минут десять, как только ложился, то сегодня сон к нему приходить явно не собирался. В голове было слишком шумно: обрывки доклада, фразы услышанные кем-то накануне, застрявшее в голове «Имя 505» — всё это создавало в голове такую какофонию звуков и мыслей, что заснуть казалось невозможным. У Арса такое бывало время от времени, хроническая бессонница, напоминающая о себе в самый неожиданный момент. В очередной раз перевернувшись на другой бок, Арсений не выдерживает, берёт телефон — на экране светится «2:31». Заснуть уже явно не получится, а если и выйдет, то спать ему останется в лучшем случае четыре часа, а как Попов знал по своему горькому опыту: спать четыре или меньше часов — лучше уж вообще не спать. Именно поэтому, сопровождая каждое своё действие страдальческим вздохом, он одевается, снимает телефон с зарядки и, прихватив наушники, тихо, чтобы не разбудить сопящего Вадю, выходит из комнаты, направляясь на уже родной балкон. Арсений привык сталкиваться здесь с Антоном, правда, привык, но когда он видит его здесь в такое время, чувствует искреннее удивление, граничащее с испугом. Шаст стоит, опёршись на ограждение балкона, чуть покачивает головой, не замечает, что на балкон кто-то пришёл. Чуть позже Арс догадывается, что тот в наушниках. Он аккуратно касается чужого плеча, боясь напугать, делает это максимально мягко, но Антон всё равно шарахается, отпрыгивает от него, вжимаясь спиной в стену. — Блять, — тяжело дышит он, держась за сердце, — Арс, не пугай так. — Прости, — Арсений пытается улыбнуться, но сам понимает, что выходит вымученно. — Ты чего не спишь? Поздно уже. — А сам-то? — Антон всё ещё пытается выровнять дыхание, присаживаясь на лавочку. — Не могу уснуть, — честно отвечает Арсений. — И я, — уже успокоившись, выдыхает Антон. На балконе холодно, всё-таки на дворе уже стоит октябрь, ветер на балконе продувает, а Арс в одной майке. Он садится рядом с Шастом и тот без слов, накрывает его пледом, оставляя половину на своих плечах. — У тебя май-месяц? — бурчит недовольно. — Сказал человек, который до сих пор не носит куртку, — хмыкает Арс. — Я забыл её дома, — тушуется Антон, — в Воронеже. Только Позу не говори. Арсений смотрит на Шаста, даже не так, рассматривает его, пока тот перебирает браслеты на руках. Он выглядит сейчас совсем как мальчишка. Конечно, не сказать, что они сейчас сильно взрослые, но в этот момент Антон никак не тянет на свои девятнадцать-двадцать. — А купить новую? — Да пофиг, скоро ноябрь, можно будет уже в зимней ходить, — отмахивается Шаст. — Да, логика у тебя каменная. Они пререкаются друг с другом ещё какое-то время, но всё это несерьёзно: это бухтение Антона, нотации Арсения, надутые губы и напущенное негодование. Антон начинает курить, а Попов просто наблюдает за тем, как ярче горит сигарета, когда Шаст делает затяжку, как вылетает из его губ рассеянный дым, свидетельствующий о том, что Антон курит глубоко. Арсений заметил это давно, когда сам курил: если ты делаешь неглубокую затяжку, перекатывая дым на языке, держа его в полости рта, дым выходит густым белым облачком, если затягиваешь прямо в лёгкие, дым выходит полупрозрачным. Мало того, что Антон курил глубоко, так и затяжки у него были не маленькие, судя по тому, сколько у него сгорало сигареты при одном вдохе. — С тобой приятно, — вдруг выдаёт Антон после очередной затяжки. — Комфортно. Арсений немного смущается, но всё же отвечает, точнее спрашивает: — Как тебе это удаётся? Говоришь, что в голову придёт, вообще не боишься, что тебя не так поймут. — У меня всё просто, — улыбается ему Антон, — я хочу сказать, что у тебя красивые глаза — говорю. Хочу сказать, что мне уютно — говорю. Мне не сложно сказать, а тебе приятно, вон, как заулыбался. Арсений смеётся, нет, ну, правда, как так можно? Откуда в Шасте это? Невыносимый. — Тогда, я хочу сказать, что ты красивый, — улыбается Арс, а Антон закашливается. — Ну вот, и где твоя улыбка? Сказал, блин. — Нет-нет, — мотает головой Шаст, действительно, расплываясь в улыбке. — Просто глубоко вдохнул, когда уже не стоило, — он показывает на сигарету, которая горит уже у самого основания. — Говорила мне мама, не экономь, не кури до самого фильтра, — он забавно морщится, пытаясь отделаться от гадкой горечи на языке. — Мама знает, что ты куришь? — удивляется Арсений. — Угу, — кивает серьёзно Шаст, откидывая окурок в стаканчик, стоящий в углу балкона специально для этого. — В одиннадцатом классе сказал ей. Не знаю, я тогда стал больше курить и постоянно шугался, что она почувствует запах и запалит. Мне было проще рассказать ей, я хреново храню тайны, слишком нервничаю. — И как она отреагировала? — Ну, мне кажется, снисходительно, она ведь сама курит, — Антон неловко зарылся пальцами в кудри на затылке. — Прочитала мне лекцию о вреде курения, я убедил её, что курю не слишком много. Иногда курим вместе, правда, мне до сих пор неловко… Смотри, — вдруг отвлекается Шаст, смотря на небо, — светает. Встретим рассвет, какая романтика, — говоря это, он наигранно влюбленно вздыхает и кладёт голову Арсу на плечо. Учитывая его рост, это выглядит крайне забавно и Арсений не сдерживается, заливаясь смехом. Шаст так и остаётся у него на плече, наконец кое-как там устроившись, улыбается с такой мечтательностью во взгляде. И в эту секунду Арсу в голову приходит мысль, которая пугает его, а, возможно, даже заставляет почувствовать к самому себе отвращение. Антон сейчас в определенном состоянии, что-то вроде аффекта, только умиротворенного: бессонница, ночная компания — Арсений знает, как это раскрепощает, как развязывает язык. И Попов понимает, что может сейчас спросить у Антона, что угодно, и тот ответит даже на самое личное, на самое сокровенное. Арс может узнать, что произошло у них с Кириллом, почему Шаст начал курить, что за песни он пишет, на кого и почему он не хочет подавать заявление. У Арсения скопилось столько вопросов, любопытство начинает злобно шептать на ухо: «Вот он твой шанс». А еще за это время появился вопрос, к которому Арс возвращался с особенной регулярностью: что у Шаста с отцом? Он никогда не упоминает его, в отличие от матери, каждый раз словно бы грустнеет, когда речь заходит об этом. Арс понимает, что сам о своем отце не то чтобы часто вспоминает в разговорах, но Шаст будто бы избегает этой темы в целом. Может, у них совсем плохие отношения? Может, он терпеть его не может? Может, его отец бросил семью, как многие другие? Арсений стоит на распутье: утолить любопытство, хоть частично, но чувствовать потом себя сволочью за то, что воспользовался хорошим настроением Шаста и его открытостью, или же проглотить язык поглубже, но сохранить уважение к самому себе. — Думаешь, — шепчет Шаст, и Арс не до конца понимает, вопрос это или утверждение, ему кажется, что он не расслышал какую-то часть фразы, отчего она звучит оборванной. — Хочешь что-то спросить? Антон спрашивает это так спокойно, но в его голосе проскальзывает тоска, и Арс понимает, что не может. Не может он воспользоваться этим настроением Шаста, не может с ним так поступить. Да, возможно, Антон и ответит ему сейчас, только слишком велика вероятность, что потом он об этом пожалеет и закроется от Арсения. А он так не хочет. Арс хочет, чтобы Антон открылся ему по своему желанию, осознанно, обдумав всё и взвесив все «за» и «против». К тому же, как подсказывает чутьё Арса, это случится достаточно скоро, тем более впереди поездка на дачу Серёжи, и Арсений надеется, что сможет сблизиться со всеми ребятами ещё больше. — Да так, — Арс пожимает плечами беспечно, словно это не он минутой ранее разрывался, решая серьёзную для себя дилемму. — Тош, — Арсений решает задать вопрос, чтобы хоть как-то разрядить своё напряжение, но чувствует, как напрягается Антон, словно ожидая какой-то тяжелый разговор, — а когда у тебя День рождения? Антон расслабляется так же быстро, как и напрягся, выдыхает со смешком, явно ждал другого вопроса. — В апреле, — улыбается Антон, прижимаясь ближе к Арсу. — Девятнадцатого. А у тебя? — Двадцатого марта, — Арс внутренне благодарит себя же, что смог совладать с любопытством. — Так ты рыбка, — улыбается ещё шире Шастун, — ну, Рыбы, по знаку Зодиака. — Веришь в это? — смеётся Арс, чуть-чуть поправляя кудряшки Шаста, так как они щекочут ему щеку. — Ну-у-у, — неопределенно тянет он, — верю, что есть какие-то закономерности того, в какое время родился человек, и его характера. Но не до абсурдности. Я не из тех, кто может отшить словами: «Я Козерог, а ты Телец, вот так дела». — Закономерности, значит? — отсмеявшись спрашивает Арс. — И что ты можешь сказать про меня, мой юный астролог? — Бля, ну, — Шаст, кажется, немного краснеет. — Мартовские Рыбы — это такие тип мечтатели, у которых в голове больше, чем оно происходит на самом деле. Милые, тихие, скромные, ну, ровно до того момента, пока не начинают чувствовать себя комфортно с человеком, а потом это не человек, а пиздец на ножках, — Арс смеётся, вслушиваясь в голос Антона. — Заботливые, эмпатичные, но склонные к самокопанию. Тип того. — Тебе надо писать гороскопы, — еще шире улыбается Арсений, ловя себя на том, что он уже не поправляет волосы Шаста, а буквально гладит их, пропуская сквозь пальцы. — Попал? — Во многом да, но мне кажется, что про любого человека так можно сказать. Астрология, гадания, оно всё так формулируется, чтобы можно было подстроить под каждого человека. Очень размытые описания, так, чтобы человек слушал и думал: «Блин, да это всё про меня!», — Шаст слушает молча, от поглаживаний по волосам у него начинают слипаться веки. — А ты, получается, кто по знаку Зодиака? Телец? Что про них можешь сказать? — Не-а, Овен, — уже сквозь дрёму говорит Шаст. — Апрельский Овен — это пиздец, огонь из жопы. Арсений смеётся тихо, думая, что Шасту, пожалуй, такая формулировка подходит. Он чувствует, как Антон размякает в его руках, понимает, что тот засыпает. А до института осталось часа два, но Попов просто не находит в себе сил растормошить парня, так и продолжает гладить по волосам. — Кот, ей богу, — не удержавшись, вслух говорит Арсений. — М-р-р-р, — сквозь сон мурлычет в шутку Шаст, после чего окончательно отрубается.