Север—481

С годами начинаешь осознавать, что, несмотря на то, что жизнь— это игра, в ней нельзя выиграть. В буквальном смысле, ведь каждый раз, как у меня оказывались на руках тузы, вместо покерного стола появлялась шахматная доска, и вот я уже снова должна была учить новые правила и терпеть унижение; а с шахмат, стоило мне только придумать гениальную защиту и план нападения, меня приводили в клуб гольфа. И так снова, снова, снова… Но есть и ещё одна важная вещь, которая приходит со взрослением: проиграть, как оказывается, ты не можешь тоже. Ведь пока ты ещё дышишь, пока твои руки могут держать телефонную трубку, а пальцы могут по памяти набрать номер того самого человека, или пока его имя звенит у тебя на устах, а его образ возникает в глазах всякий раз, когда ты видишь знакомый силуэт— ты имеешь преимущество. А вообще— забудьте, что я сказала. Выйти победителем всё же можно, если ты «have guts» чтобы самостоятельно написать конец своей истории (не смогла найти подходящее слово по русски, но Пятый предложил “иметь смелость”— что, в общем, неплохой перевод). Однако вот ещё одна грустная правда: люди не очень любят быть в чём-то главными— нам легче обвинить учительницу в том, что она высокомерная стерва, чем признать, что мы просто не выучили её предмет; нам проще до конца дней откладывать деньги, и никогда их не тратить; завидовать другим, но ни за что не меняться самостоятельно. Если бы мы вдруг взяли и решили сделать по-своему, возможно, в конце нас бы ждало нечто по-настоящему пугающее— счастье. Много лет подряд я думала, что я другая. Тешила себя надеждами о том, что я как раз-таки хозяйка своей судьбы, когда на самом деле я просто убегала от любого серьезного поступка. Да, я не плыла по течению, вот только я и не плыла против— просто меняла реку. И если вы наивно полагаете, будто в тот момент я придумала что-то иное, помимо очередного побега— вы ошибаетесь; не будет никакого чудесного звонка, который я сделаю, или великолепной речи, произнесенной в самый нужный момент— ведь вы читаете мою историю; историю о поиске ответов не те вопросы, которые мучают всех нас. Конечно, любовь играет во всём этом немаловажную роль, однако суть здесь не только в ней. Дома у Джаспера снова было идеально чисто, и это одновременно радовало и пугало меня. Как бы ужасно сейчас это бы не прозвучало, однако я с какой-то стороны скучала по тому моего другу, каким он был тогда, на больничной койке, — слишком занятым своими собственными проблемами, чтобы поучать меня. Теперь же Джасу ничего не стоило по-настоящему отругать и раскритиковать все мои действия, как это делали родители с детьми; этого-то, собственно, я и боялась: когда поступаешь неправильно, ты знаешь об этом внутри себя, и, стоит кому-то высказать предположение о том, что стоило сделать всё по-другому, это ощущение становится реальностью. Мужчина открыл дверь ещё до того, как я успела нормально постучать, будто он знал, что я вот-вот появлюсь на его пороге, хотя это, понятное дело, было невозможно. Мы посмотрели друг на друга. —Что случилось? —был его первый вопрос. Это чуть задело меня: —Разве я не могу просто приехать к тебе? —Ты? Нет. На нём была рубашка тёмно-фиолетового цвета и чёрные джинсы, — по-моему, те же, в которых он был, когда мы познакомились. Хотя, может, я только хотела так думать, чтобы добавить какого-то пафоса в происходившее. —Джас, я… —я прикусила губу и просто двинулась ему навстречу, но он сделал шаг назад. —Я не буду тебя утешать и быть твоей подушкой для слез. Ты решила уезжать? Вот и уезжай. —Не решила я ничего. —Не обманывай меня и себя. —С чего ты вообще взял, —я шумно вздохнула. —что я уеду? —Потому что это то, какая ты. Какой ты всегда была и есть сейчас. Вместо того, чтобы разобраться с проблемой или смириться, ты убегаешь. Ну что же, —Джаспер засунул ладошки в карманы. —так тому и быть. Удерживать тебя я не собираюсь, мне это ни к чему. Тебе легче сменить город, страну или континент и притвориться, что ты начала новую жизнь. Но ты упускаешь главное: ты сама остаёшься той же семилетней девочкой, которая оступилась на лестнице. Последняя фраза заставила меня замереть на месте: это было так больно и так обидно, что я сама не заметила, как в глазах появились слезы. —Не надо, —только и смогла пробормотать я. —Не надо говорить правду? Но не могу же я вечно поддерживать твои иллюзии о том, что ты во всём права и все делаешь идеально, а люди вокруг жестокие и бесчестные, хотят тебя обидеть. Пора признать, Маша, единственный человек, который хочет и обижает тебя — это ты сама. Я даже не пошевелилась. Мне показалось, что если я дернусь, если я вздохну, то тот нож, который воткнули мне в грудь, обязательно войдет ещё глубже. —Ну, давай, вперёд, —Джас сделал ещё пару шагов назад, тем самым давая мне понять, что он не хочет со мной разговаривать. —не буду мешать тебе портить всё и в этот раз и думать только о себе. —Джас! —наконец-то оцепенение спало с моих конечностей, и я попыталась зайти в дом за ним, однако он неожиданно захлопнул дверь прямо перед моим носом. —Джас? Где-то внутри послышались приглушенные шаги. Судя по всему, мой друг (или вернее сказать— мой бывший друг?) ушел в другую комнату. Значит, шансов на примирение не было никаких, хотя я и не то, что хотела с ним мириться — мне просто было жутко страшно и плохо, а он был единственным человеком в этом городе, к которому я могла пойти. —Джас? —я ещё раз постучала. —Джаспер? Пожалуйста, открой дверь. Тишина. Даже дыхания не было слышно. —Джаспер, пожалуйста, пожалуйста… —слезы потекли по моим щекам, размазывая тушь и румянец. —Пожалуйста, открой дверь, открой… Ты нужен мне, ты так нужен мне, —мой голос изменился, стал громче, и в нём появились ноты истерики. —пожалуйста… Пожалуйста, Джас… Я люблю тебя, я знаю, я много ошибалась, но… Мы же всегда были друзьями, мы же… Пожалуйста… —я стала стучать сильнее, и мой плач тоже усилился. —Я скучаю по тебе, и я скучаю по себе…ладно? По нам… Джаспер, умоляю, умоляю, дай мне войти, пожалуйста… Ничего в ответ. Ни единого слова, ни движения за жалюзями, ни колыхания штор… И всё же я продолжала стучать, сбивчиво, как ребёнок; моё лицо было искалечено гримасой боли и сожаления. —Пожалуйста, —в последний раз попросила я. —ну пожалуйста… Однако это не имело никакого смысла. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, я, шатаясь, пошла к машине. Затем, как в тумане, открыла её дверь и села за руль.