Двенадцать лун и две недели

      Путешествие Цзинь Лина в Облачные Глубины приходится на раннее летнее утро. Высокое ясное небо, ветер в лицо, и один из его лучших друзей, взволнованный и окрылённый, болтается рядом. Красота! Присутствие Оуян Цзычжэня почти компенсирует присутствие Цзинь Чана, хотя даже Цзинь Чан теперь не такой невыносимый, каким он был прежде. В конце концов, он тоже был на Могильных курганах и даже выходил сражаться на стороне Цзинь Лина с Сычжуем до того, как старший Вэй нарисовал флаг-приманку на своей груди и спас всем им жизнь. А ещё лучше, чем даже примирение Цзинь Лина с кузеном - Ланьлин и его политическое инакомыслие, наконец, остались позади. Не говоря уже о вечно вспыльчивом дяде, который делит своё время между бранью на Цзинь Лина, бранью на Цзычжэня и криком на всех остальных, кто хоть раз посмотрит на него косо.       - Твой цзюцзю много кричит, - заметил Цзычжэнь в конце своего первого полного рабочего дня в Башне Кои. - Я поверить не могу, что меня отругали так же, как тебя.       - Не волнуйся, он кричит на всех, - пробормотал тогда Цзинь Лин, силясь разогнать туман перед своими глазами. Совет взвалил на него вдвое больше работы в качестве лидера Ордена, в попытке выставить его некомпетентным, но затем Цзычжэнь прилетел из Балинга и помог ему доделать всё к следующему собранию. - И он действительно споткнулся о тебя этим утром, когда вошёл, чтобы разбудить меня, значит, у тебя, конечно, были проблемы.       Но всё это в прошлом. Теперь они вырвались на свободу!       - Цзинь Лин! - зовет Цзычжэнь, подлетая достаточно близко, чтобы ткнуть приятеля в шею сзади. - Впереди видны ворота. Притормози, или ты протаранишь их лбом.       - Ах, да, - спохватывается тот, жестом приказывая другим ученикам Цзинь замедлиться. - Тогда давайте вниз. Цзычжэнь, становись справа от меня, когда мы приземлимся, Цзинь Чан – слева, остальные - позади.       Оуян Цзычжэнь и прочая часть делегации Ланьлина выстраиваются в указанном порядке, и две минуты спустя мягко приземляются на тропинку прямо перед Облачными Глубинами, где их ожидает небольшая принимающая группа во главе с Сычжуем и Цзинъи.       - Сычжуй! - кричит Цзычжэнь и бросается к двум молодым Ланям ещё до того, как его меч скользит обратно в ножны. – Цзинъи! Наконец-то!       Цзинь Лин на мгновение поджимает губы, а потом тоже бежит к ним, наплевав на приличия. У них есть всего две недели, и не похоже, чтобы здесь кто-то собирался доносить на него дяде Цзяну. Он порывисто обнимает Цзинъи, Сычжуя, а затем всех троих, включая Цзычжэня, прежде чем один из старших учеников Цзинь прочищает горло.       - Цзинь-цзунчжу, - осторожно говорит он. - Мы можем, мм… войти? Пожалуйста.       Услышав это, Цзинь Лин с ухмылкой перекидывает ученику свой нефритовый жетон (в конце концов, ему всё ещё всего шестнадцать, даже если теперь он лидер Ордена) и оставляет Цзинь Чана и остальных одних, сбегая за Сычжуем к комнатам ланьских учеников. Он бежит вприпрыжку, и сердце его переполнено счастьем и солнечным светом, ведь следующие две недели Цзинь Лин проведёт с единственными друзьями, которые когда-либо у него были, и он собирается максимально использовать это время, даже если это последнее, что он сделает в своей жизни.       * * *       Они проводят первую ночь в комнате, которую Сычжуй делит с Цзинъи, хотя технически Цзинь Лин и Оуян Цзычжэнь должны спать в гостевых покоях на западной стороне горы. Хозяева занимают свои кровати, а гости раскладывают пару циновок и одеял на полу. Затем они ставят на двери талисман тишины, чтобы никто не мог слышать, как они нарушают комендантский час. Всё равно завтра у студентов выходной, дабы приглашённые ученики могли немного обжиться, и это означает, что они вчетвером могут сегодня не спать столько, сколько захотят, а потом дрыхнуть хоть до полудня.       - Итак, - начинает Цзинъи, радостно потирая руки, и Цзычжэнь разражается хихиканьем под своим одеялом. - У меня две новости, но одна важнее. Какую хотите услышать первой?       - Очевидно, важную, - усмехается Цзинь Лин. - Что это?       - А-Цин проснулась несколько часов назад, а это значит, что мы сможем увидеть её завтра днём! Цзэу-цзюнь трудился, чтобы вылечить её, день и ночь в течение последних трёх месяцев. Из них целых две недели он провёл в индении, а затем, когда заклинание, наконец, завершило своё действие, он просто заснул прямо там, на полу. - Глаза Цзинъи круглые, как тарелки, при воспоминании об этом, как будто спящий на полу Цзэу-цзюнь сродни святотатству. - Но с А-Цин сейчас всё в порядке, и Ханьгуан-цзюнь считает, что её психика тоже почти не пострадала после всего, что ей пришлось пережить.       Цзинь Лин и Цзычжэнь испускают два восторженных возгласа и хватаются за руки.       - Замечательно! А её глаза, Цзинъи?       - Все зажило. – Тот отвечает так гордо, словно вылечил девушку сам. - Она была достаточно здорова сегодня днём, чтобы поесть и поговорить с Цзэу-цзюнем. Так что, во-первых, с А-Цин всё в порядке, а во-вторых, Сычжуй сегодня утром пробрался в Цайи и вернулся с достаточным количеством «Улыбки Императора» для всех нас.       - Можете ли вы двое пить алкоголь? - спрашивает Цзинь Лин, качая головой, когда Сычжуй протягивает кувшин с вином Цзычжэню. - Вэй-цяньбэй однажды сказал мне, что Лани напиваются от одного глотка вина. К тому же, Сычжуй, разве ты не главный ученик? Что бы сказал Ханьгуан-цзюнь, если бы узнал, что ты проносишь в Орден «Улыбку Императора»?       - Я уверен, что он будет очень разочарован, - вздыхает Сычжуй. - Но нет смысла просить Цзинъи чего-то не делать. Если бы я не пошел сам, то отправился бы он, и где бы мы были сейчас?       - Наверное, в Цайи, выискивали бы меня по следу из опустевших винных кувшинов, - хихикает Цзинъи и добавляет: - Одна из моих прабабушек по отцовской линии была Не, а Сычжуй не родился в этом клане, так что, мы можем пить много и с удовольствием. Просто мы ещё толком не пробовали.       - Но ты пил, - напоминает ему Сычжуй. - Помните, когда после города И мы остановились на ночлег в гостинице? Ты выпил три или четыре чашки в обеденном зале после того, как Ханьгуан-цзюнь отправился спать.       - О верно. - Цзинъи делает несколько глотков и с интересом смотрит на свой кувшин, прежде чем налить немного вина в чашку и снова выпить. - Так что же происходит в Ланьлине? Это же не могут быть постоянные скучные встречи, борьба за власть, и вечно злящийся лидер Ордена Цзян, верно?       - Ну, это не похоже ни на что другое, - ворчит Цзинь Лин, потому что на самом деле это ещё хуже. Он всегда либо работает с документами, либо испытывает на прочность очередную сторону нелёгкого характера дяди Цзяна, который резче, чем острие меча. Особенно теперь, когда любой неверный шаг может означать его падение. - Я ем, пью и стараюсь не раздражать цзюцзю, а ещё прилежно делаю вид, что не хочу отхлестать весь Совет по их мерзким лицам за то, что они пытаются утопить меня во всей этой бумажной волоките. Это ужасно!       Глаза Цзычжэня внезапно загораются азартом, и он поворачивается, чтобы толкнуть Цзинь Лина под рёбра.       - Не всё так плохо. Ты забыл, как твой дядя по ошибке выпил слишком много медовухи?       - Я лучше умру, чем заново переживу хотя бы часть той ужасной ночи! - Цзинь Лин закрывает глаза при мысли об этом. - Тебе обязательно рассказывать?       - Да! - безжалостно говорит Цзычжэнь и с хитрецой смотрит на Сычжуя и Цзинъи. - Слушайте вы оба. Понимаете, произошло то, что...       То, что произошло, на самом деле можно описать одним предложением: глава Ордена Цзян мало общался с заклинателями из Балинг Оуян на дискуссионных конференциях, проводимых в основных Орденах, поэтому у него не было возможности попробовать знаменитую ежевичную медовуху из Балинга и выяснить, насколько она крепка. Виноделы Балинга изобрели способ концентрировать ликер в порционном кувшине так сильно, что половины его было достаточно, чтобы отправить взрослого человека в нокаут. Но истинная сила медовухи заключалась в талисманах, вырезанных на внутренней части бродильных урн, они притупляли горение алкоголя и усиливали сладость меда.       Медовуха, которую Оуян Цзычжэнь принёс в подарок лидеру Ордена Цзян, чтобы компенсировать своё внезапное вторжение в Ланьлин, на вкус походила на смесь свежих фруктов и холодной родниковой воды, и так приятно пилась… Цзян Ваньинь напился всего двумя чашками. Цзинь Лин обнаружил его лежащим на диване в старом кабинете Цзинь Гуаншаня. Дядя бессмысленно таращился в потолок, а его меч Саньду валялся на полу рядом с ним. Юноша развернулся и крадучись пошёл обратно к двери, но был остановлен хриплым голосом:       - А-Лин, иди и приведи этого парня из Оуян. Я сам отправлю его к дьяволу. Пусть покормит его этим… этим золотым эликсиром, и посмотрит, как ему это нравится.       - Цзычжэнь улетел домой, - торопливо солгал Цзинь Лин, уповая на то, что его друг уже лёг спать. – Ты не можешь отправить его к дьяволу, если он не здесь, верно?       Дядя Цзян выглядел озадаченным:       - Я не могу. Я, правда, не могу, правда?       - Кого ты хочешь отправить к дьяволу, Цзян-цзунчжу? - спросил Цзычжэнь, выбирая именно этот момент, чтобы перешагнуть через порог и остановиться прямо перед лицом лидера Ордена Цзян. – Опять Ляньфан-цзуня? Я бы не стал винить тебя, если бы это было так, даже Ханьгуан-цзюнь поучаствовал бы в этом.       - Он улетел домой, не так ли? - проговорил дядя Цзян, совершенно не впечатленный выступлением Цзычжэня, хотя Цзинь Лин не мог сказать, было ли это потому, что Цзычжэнь явно всё ещё был тут, или потому, что он упомянул Ханьгуан-цзюня. - Правда, А-Лин?       - Он улетел и только что вернулся, - снова солгал Цзинь Лин, закупорил кувшин с медовухой и запихнул её в стоящий рядом шкаф. - Ты можешь отправить его сейчас, если хочешь.       Его дядя устало махнул рукой и накинул на голову подушку:       - Незачем. Я просто буду лежать здесь, на этом диване, совсем один, и постараюсь, чтобы меня не стошнило на пол. Уходите.       - Тебя не стошнит, - весело сказал Цзычжэнь. - Талисманы, которыми мы состариваем мёд, защищают от расстройства желудка. Утром может болеть голова, но это всё.       - Откуда ты вообще взялся, а? - проворчал Цзян Ваньинь. - Ты всегда липнешь к А-Лину как... как вещь, которая прилипает. Что ты получишь от этого? Он вспыльчивый и не обращает внимания на свои манеры, не заботится о том, чтобы быть добрым с кем-либо, кроме Феи, так что ты вообще здесь делаешь?       - Я пришел, чтобы помочь Цзинь Лину со всей той работой, что дал ему Совет, потому что он мой друг. И потому, что когда-нибудь мы вместе станем лидерами сект, - ответил Цзычжэнь так легко, что Цзинь Лин почувствовал маленький укол в сердце.       Он знал, что у него плохой характер, ведь у него никогда не было матери, чтобы научить его правильно общаться. Люди часто дразнили его только за то, что он сирота, или только потому, что он им не нравился. Но, слушая друга сейчас, вечные злость и раздражение внутри него таяли, как лёд на солнце.       - Я не позволю А-Лину потерять Башню Кои, потому что я забочусь о нём. Так что, не будь ко мне злым, Цзян-цзунчжу.       - Значит, ты планируешь продолжать поддерживать его, не так ли?       - Да, - твёрдо произнёс Цзычжэнь и, помолчав, добавил: - А ещё ты пьян.       - Спасибо, - сухо сказал Цзян Ваньинь. - Я не заметил.       - Ну, ты так же не заметил, что Цзинь Лин всегда добр к тебе, - отметил Оуян Цзычжэнь. - Он вообще очень добрый! Он защищал меня и Лань Сычжуя в Могильных курганах. Он закричал на старшего Вэя, когда тот пошутил о том, что у тебя плохой характер. И он даже больше не берёт Фею на ночную охоту, если знает, что старший Вэй может быть поблизости. Я не смог бы найти лучшего друга, если бы искал сотню лет.       Цзинь Лин почувствовал, как его переносица начала гореть:       - Цзычжэнь…       - А-Лин слишком похож на меня, - пробормотал его дядя, как будто он разговаривал сам с собой. - У него даже не было Вэй Усяня, чтобы смягчить его нрав. Я нравился людям, когда я рос, потому что им нравился Вэй Усянь, и он всегда был рядом со мной. А потом он просто… ушёл, и никто больше не хотел стоять рядом со мной. Кроме, может быть, A-Хуна, но не то, чтобы у него был выбор. А-Лин будет вечно одиноким, если он не будет вести себя немного иначе, но я ничего не могу с этим поделать. Цзинь Гуанъяо был хорошим примером, а потом он взял и всё испортил. Как А-Лин сможет научиться от меня счастливому браку? Я ничего не знаю о любви или даже о том, чтобы иметь дело с людьми и не выходить из себя, потому что я самый бесполезный дядя в мире. А теперь Совет говорит о помолвке А-Лина, так что ...       - Тогда почему бы тебе самому не жениться, дядя? - спросил Цзинь Лин, сжалившись и стянув ботинки с его ног. - Никто не ждёт от меня вступления в брак, пока мне не исполнится двадцать один год, так что у тебя есть пять лет, чтобы найти кто-нибудь и подать мне хороший пример, если это действительно так важно для тебя.       Цзян Ваньинь покачал головой:       - Не могу жениться.       - Почему?       - Мне нужно присматривать за тобой, А-Лин.       - Я не ребёнок! И я больше не собираюсь проводить по полгода в Юньмэне, помнишь? Что ты будешь делать со всем этим временем, если не женишься? Разве тебе не будет одиноко?       Выражение лица дяди Цзяна тогда было таким, какого Цзинь Лин никогда раньше не видел – тяжелым от сожалений, гнева и стыда. Это выглядело ужасно, особенно в сочетании с тихим шёпотом, идущим из глубины разбитого сердца:       - Я не заслуживаю этого. - Он приложил руку к груди и сжал пальцы, как будто хватался за что-то в кармане, а потом вздохнул и крепко заснул - наконец, поддавшись силе мёда. Он заснул как усталый ребёнок в конце долгого шумного дня.       - Что он имел в виду? – с тревогой спросил Цзычжэнь, помогая Цзинь Лину перевернуть дядю Цзяна на бок, на случай, если он всё же проснётся больным. - Почему он этого не заслужил?       Цзинь Лин прикусил щёку изнутри, пытаясь не заплакать:       - Я не знаю.       * * *       - В этом нет ничего смешного! – неодобрительно замечает Сычжуй, когда ближе к полуночи Цзычжэнь, наконец, заканчивает свой рассказ. – А-Чжэнь, как ты мог?       - Ты не понимаешь, - обиженно говорит тот. - Лидер Ордена Цзян влюблён, но отрицает это. Нужно что-то с этим делать, ты бы видел, как он расстроен! Верно, Цзинь Лин?       Цзинь Лин даже не может спорить, потому что это именно то, на что походило.       - Я не знаю, в кого он влюблён. Насколько я помню, он никогда не говорил о любви. Он…       - Подожди, - перебивает его Цзинъи. - Чтобы помочь Цзян-цзунчжу в его личной жизни, придется подождать, пока мы посетим Ланьлин. Сначала нам нужно сделать кое-что ещё.       - Что ты имеешь в виду?       - Мы пытаемся уговорить старшего Вэя перебраться в Облачные Глубины, когда твой дядя вернётся домой, - говорит Сычжуй, разбивая несколько скорлуп арахиса и бросая их в миску. – Он охотился в окрестностях Гусу Лань и часто останавливался в Цайи в последнее время, вплоть до своего отъезда в Юньмэн, но мы хотим, чтобы он остался здесь, в Гусу, навсегда. Он должен вернуться!       - И то, что он рядом, подбадривает Ханьгуан-цзюня, - вмешивается Цзинъи. – Он не заставлял нас делать стойку на руках, пока старший Вэй был здесь, и он разрешал мне и Сычжую ходить в город всякий раз, когда мы хотели, пока мы учили маленьких учеников. Но теперь он хочет, чтобы мы снова стали тихими и прилежными и были постоянно у него на глазах. Так что, если старший Вэй вернётся...       Цзинь Лин скрещивает руки на груди:       - Но старший Вэй говорил, что не любит оставаться на одном месте слишком долго, так? Вот почему он так и не поселился в Цайи.       - Он лгал, - прямо говорит Цзинъи, делая ещё глоток вина. - Всё потому, что у него нет места, куда можно возвращаться, кроме, может быть, пещеры в Могильных курганах.       - Видишь ли, старший Вэй думал, что возвращение в Пристань Лотоса будет как возвращение домой, если Цзян-цзунчжу простит его, - объясняет Сычжуй. - Но теперь, когда Цзян-цзунчжу действительно простил его, он всё ещё не чувствует, что принадлежит тому месту. Поэтому, мы подумали, что Облачные Глубины могут стать для него домом, тем более, что они с Ханьгуан-цзюнем столь близки. И он будет видеть всех нас чаще, чем если останется в Пристани Лотоса.       - Вы трое сможете видеть его чаще, но не я! - протестует Цзинь Лин. Внезапно он чувствует себя так же, как в те минуты, когда другие дети в Башне Кои высмеивали его за то, что у него нет родителей. Так, словно что-то нежное и драгоценное отрывают от него ещё до того, как он успел ухватиться за это. – Если он переедет сюда жить, я смогу видеть его всего несколько раз в год, а он мой дядя. Это нечестно!       Последние три слова выскальзывают сами по себе, и Цзинь Лин склоняет голову, зарываясь лицом в ладони, чтобы другие не могли видеть его отчаянья. Говорить так - ребячество, он это знает, но за все шестнадцать лет у него было так мало чего-то личного. Ему пришлось делить дядю Цзян с Пристанью Лотоса, дядю Яо - со всеми ужасными вещами, которые тот творил, а его тетю – со всем её горем по рано ушедшему сыну, которого Цзинь Лин до сих пор помнит как пухлолицего малыша, цепляющегося за него в детской.       Но однажды, той ночью в храме Гуаньинь, Вэй Усянь держал его в своих объятьях, и Цзинь Лин чувствовал себя маленьким солнышком в руках своего дяди. Как будто он был центром всего мира Вэй Усяня. Это было так необычно. Потому что дядя Цзян обнял бы его, только если бы он заплакал, а его маленький дядя обнял бы его, только если бы он просил. Но Вэй Усянь держал его так, будто целую жизнь ждал, чтобы сделать это, чтобы подразнить Цзинь Лина, чтобы уберечь, низвергнуть солнце, луну и звезды, лишь бы сделать его счастливым.       - Я был с мастером Вэем в Илине, когда мы услышали о твоём рождении, - однажды сказал ему Вэнь Нин, когда он и Цзычжэнь были на охоте с Сычжуем и остальными учениками Лань. - Он крикнул на всю улицу, чтобы каждый услышал, что у него есть племянник, а потом он сразу же побежал домой, бросив продавать репу, от которой моя сестра велела нам избавляться.       - Цзинь Лин, - говорит кто-то над его головой, хотя он не может сказать, кто из его друзей говорит, потому что голос едва пробивается сквозь тоскливое гудение в ушах. - Не плачь, А-Лин. Мы здесь, с тобой.       А потом все четверо обнимаются: Сычжуй справа от него, Цзинъи – слева, а Цзычжэнь сумел обхватить всех троих одновременно. И Цзинь Лин рыдает, как двухлетний ребёнок, выплёскивая всё горе и обиду - за свою мать, за отца, за дядю Вэя и дядю Цзяна, за ту жизнь, которую он мог бы иметь рядом с ними, если бы всё сложилось иначе.       А потом... Цзинь Лин отпускает это.       - Ему придётся навещать меня каждый месяц, - бормочет он, чуть подрагивая плечами. - Вы… вы должны поделиться им, хорошо? Он мой тоже.       - Конечно, он тоже твой, - успокаивает его Сычжуй, и глаза его блестят от непролитых слёз. – Ты его племянник, он никогда не оставит тебя. Не плачь, А-Лин, не плачь. * * * Облачные Глубины, Гусу Лань в Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян       Вэй Ин, Цзинь Линь и Оуян Цзычжэнь прибыли сегодня утром из Ланьлина, и они наверняка передали бы тебе привет, если б узнали, что я тебе пишу. Перед завтраком Сычжуй спустился в Цайи, чтобы купить им в подарок «Улыбку Императора», хотя кувшинов, которые я видел, как он приносил, казалось, хватит на четырех мальчиков, а не на двоих. Хотя всякое бывает, сердце моё. Я, к примеру, не могу припомнить, чтобы ты был когда-то сильно пьян, даже когда мы встретились на крыше много лет назад.       Вэй Ин, наш сын во многом похож на тебя, и я не мог заставить себя наказать его. Я вдруг вспомнил о том, как застал тебя, Цзян Ваньиня и Не Хуайсана той ночью, пьющими в ученической комнате. Ваши лица были розовыми, и вы смеялись вместе, как дети, - и поэтому я сделал вид, что не заметил тех восьми кувшинов, что по моему мнению всё же слишком много, и позволил Сычжую отнести их в его комнату, ни говоря ни единого слова. У него есть свои маленькие недостатки, и я всегда исправляю их, когда замечаю, что они мои, но когда они - твои, я согреваюсь с головы до ног, потому что я всё ещё не могу отпустить ни единую вещь, которая напоминает мне о тебе.       Когда Сычжуй был маленьким, он оставлял свои книги и бумаги примерно так же, как это сделал ты в Пещере Усмирения Демона, и брат вынужден был советовать ему положить всё как следует, потому что я отказывался это делать... Но, по правде говоря, Вэй Ин, он так близок к совершенству, я могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз ругал его за эти годы. Он тоже твой ребенок, в конце концов, и больше похож на тебя, чем на меня.       Говоря о младенцах, я был отцом шестнадцать лет, и радость воспитания Сычжуя нельзя сравнить ни с чем, что я знал до него. Так что, я думаю, что выращу ещё одного ребёнка, но только если ты вернёшься ко мне этой зимой с маленьким ребёнком на руках, потому что именно так отцовство впервые нашло меня. Хорошо начинать как можно раньше, так что я выращу весь твой дом, полный подкидышей, вместе с тобой. И Сычжую придётся ругать их, потому что мы с тобой оба слишком мягкосердечны, чтобы справиться с ними. Я буду готовить для них, потому что твоя собственная стряпня горит, как кострище, даже когда ты варишь обычную рисовую кашу. А ты можешь держать их на руках, петь им и заставлять улыбаться, как всегда делал с А-Юанем в Могильных курганах.       Мы могли бы даже взять их в путешествие по сельской местности на осле, хотя если бы у нас было много детей, потребовалось бы много Маленьких Яблочек, а я не уверен, что Облачные Глубины смогут выдержать больше, чем одного за раз. Ты и самый маленький ребёнок можете ехать на Маленьком Яблочке, как ты и делал в своих мечтах, но для старших детей и Сычжуя я куплю несколько хороших лошадей.       И это будет для меня раем, как и для тебя, поэтому я никогда не женюсь ни на ком другом. Ты и дети были бы в сто раз дороже всего, о чём я мог мечтать, так что не говори больше о моём браке с девушкой из Юньмэна или откуда-нибудь ещё. У меня есть только одно место на этой земле, и оно рядом с тобой, хотя наши обязанности в последнее время так сильно разделили нас. У меня есть что сказать тебе, мой Вэй Ин, так много всего, что даже библиотека Гусу Лань не смогла бы вместить эти строки моей души - поэтому я закончу это письмо здесь и сообщаю тебе, что к нему прилагается посылка, также для тебя.       Ты сказал, что твоя одежда теперь в фиолетовых цветах Юньмэн Цзян, и хотя во всём, что ты носишь, ты выглядишь прекрасно, как дневной свет, я уверен, что эти изменения кажутся тебе странными, и взял на себя смелость сделать тебе второй комплект мантий в стиле Лань (хотя по стилю они ближе к тем, что ты носил, когда мы были молоды). Наружные мантии темно-синего цвета со вставками на плечах и поясом, вышитым золотыми цветами лотоса, и внутреннее платье красного цвета. Оба прошиты шёлковыми талисманами внутри, чтобы никогда не помялись и не испачкались, и, что более важно, они защитят тебя от всех видов оружия, даже от духовного, такого как Чэньцин или мой цинь. Юбки немного полнее, чем ты обычно носишь, но я внёс изменения в соответствии с твоим новым рангом, так что, надеюсь, они тебе понравятся. Также к мантиям прилагается набор золотых украшений для твоих волос, чтобы они соответствовали лотосам на поясе. Но каждый раз, когда я представляю тебя в этих новых одеждах, я почему-то вижу тебя с простой красной лентой...       Напиши мне скорее, мой чжи, потому что твои письма – единственная радость моих дней с тех пор, как ты покинул меня.       Лань Чжань. * * *       ...так вот, лидер Ордена, да-шисюн прочитал письмо, открыл пакет, который прилагался к нему, и когда увидел то, что прислал главный заклинатель, затаил дыхание и сел на пол в оцепенении, как будто не мог понять, спит он или не спит, а затем его губы и щёки стали малиновым, как розы А-Шуай, растущие в чайных садах. Немного погодя он отправился в свою комнату и вернулся в мантиях, которые прислал ему главный заклинатель, и они были так явно ланьскими, что скажу прямо: за всю мою жизнь я не встречал более чёткого заявления о намерении.       Я спросил, почему он не надел золотые гребни, которые прилагались к наряду, и, к моему удивлению, он сказал, что его красная ленточка нравится главному заклинателю куда больше. Так что, теперь он ходит по Пристани Лотоса в одеждах, выбранных Лань Ванцзи. Хотя в письме явно было что-то ещё, что заставило его покраснеть, я определенно в этом уверен. Он даже вздыхает во сне большинство ночей. В некоторые дни он ест достаточно для двоих мужчин и даже больше, в другие - совсем ничего. К тому же он стал ещё более нежен с моими детьми, чем раньше, как будто начал мечтать, что вскоре сам может стать отцом. Цзян-гунян была такой же, когда она узнала, что Цзинь Цзысюань ответил ей взаимностью, так что я знаю, что не ошибаюсь.       Да-шисюн влюблён, влюблён безнадёжно, и я думаю, что когда ты вернёшься из Ланьлина, тебе придётся готовиться к свадьбе (Конечно, если у него когда-нибудь появится достаточно здравого смысла, чтобы осознать это).       С уважением, во второй раз, А-Хун.