Двенадцать лун и две недели

      Когда Лань Ванцзи, наконец, возвращается в Облачные Глубины после расставания с Вэй Ином и Сяо-Ю в Пинчжоу, первое, что он видит - это толпа любопытных младших учеников, стоящая перед классной комнатой и вглядывающаяся в окна. Очевидно, что кто бы ни находился внутри (а кто-то, конечно, внутри есть, учитывая шум голосов), он не смог бы ругать их за то, что они слушали частные разговоры.       - Что происходит? - спрашивает Цзинъи, заглядывая через плечо Сычжуя, чтобы рассмотреть толпу. - Ханьгуан-цзюнь?       Первая мысль Лань Ванцзи заключается в том, что кто-то, возможно, читает лекцию, на которую ученики опоздали и теперь вынуждены подслушивать. Но никто из них, похоже, не делает заметок, даже самые прилежные, и Лань Ванцзи останавливается, как вкопанный, и смотрит, как дети прижимаются лицами к открытым окнам вместо того, чтобы повернуться и поприветствовать Лань Сичэня.       - Я сказал тебе, - слышит он, как его дядя говорит обиженным тоном, к которому он обычно приберегал, отчитывая двенадцатилетнего Не Хуайсана, - что ты можешь доставлять мне любые посылки, адресованные Ханьгуан-цзюню. Главы Лань здесь нет, как и Ванцзи, так куда ещё ты бы их доставил?       - Ты заказал что-то в городе, Ванцзи? - Лань Сичэнь хмурится, а А-Цин и Оуян Цзычжэнь начинают шептаться за их спинами. - Я знаю, что ты ходил к плотникам за новой мебелью, но...       - Только за простой двуспальной кроватью, её должны были доставить на прошлой неделе, - отвечает озадаченный Лань Ванцзи. - И я также не отдавал никаких распоряжений, чтобы кровать доставили мне лично.       - Может быть, это подарок? - предполагает Сычжуй, глядя на отца и безмолвно прося разрешения присоединиться к другим ученикам. - Или, может быть, посланник?       - Кто мог отправить посланника, когда мы только что покинули Цинхэ? – недоумевает Цзинъи. - Все были там, кроме Цинь Цанье.       - Мы пойдем и спросим, а вы четверо отправляйтесь распаковывать вещи. Ванцзи, пойдём.       Ученики уходят с опущенными плечами, явно разочарованные тем, что их прогнали, в то время как младшим - разрешили остаться, а Лань Сичэнь направляется в классную комнату. Лань Ванцзи следует за ним.       - Ну? - спрашивает глава Лань при виде шести хорошо одетых торговцев, вооруженных двумя мешочками-цянькунь у каждого. – Что у вас за дела в Гусу, господа? Я приношу извинения за наше позднее возвращение, если у вас дела с моим братом или со мной.       - Вовсе нет, глава Лань, - нетерпеливо отвечает один из мужчин. - На самом деле, мы сами виноваты в том, что пришли раньше времени. Мы ожидали, что паромам потребуется на день больше обычного, учитывая водное движение после конференции, но они ходили быстрее, чем мы думали.       Лань Сичэнь склоняет голову, и Лань Ванцзи делает то же самое.       - Тогда какое у вас здесь дело, молодые мастера?       - Мы доставляем товары, для изготовления которых нас наняли, - заявил самый молодой из торговцев. – Товары должны быть переданы непосредственно Ханьгуан-цзюню и никому другому, согласно приказу нашего клиента.       Лань Ванцзи мрачнеет:       - Каково ваше ремесло?       - Мы портные, Ваше превосходительство. Из семьи Ляньчжуан Ляо.       - А ваш работодатель?       Старший торговец кланяется в извинениях:       - Нам было приказано не раскрывать его личность, господин. Но, даже в этом случае, он не назвал нам своего имени и отправил нам свой заказ с письмом без опознавательных знаков.       - Тогда покажите товары, - приказывает Лань Сичэнь, и портные спешат подчиниться.       Лань Цижэнь испускает вздох на заднем плане, явно недовольный происходящим, но не пытается прогнать маленьких учеников, всё ещё прячущихся снаружи, а это значит, что он, должно быть, не так расстроен, как выглядит, к облегчению Лань Ванцзи.       И тут все мысли о дяде уносятся прочь, потому что портные выкладывают перед ними сложенные мантии из толстого мягкого шёлка, расшитые так богато, что Лань Ванцзи, кажется, слышит шуршание бисера на ткани. Мантии окрашены в приятные цвета: серо-голубые и тёмно-синие, ближе к чёрному, чем к лазури Гусу Лань, и ярко-карминно-красные, похожие на каплю пролитой крови. Есть даже две серебристо-белые мантии, схожие с теми, что Лань Ванцзи носил, когда был учеником (и от которых Лань Сичэнь отказался в пользу синих, когда умерла их мать), сложенные рядом с грудой одежды различных оттенков фиолетового клана Цзян.       - Ванцзи? - требует ответа дядя, подняв одну из мантий и с ужасом глядя, как она волнами стекает на стол, словно луч утреннего солнечного света. - Ты был тем, кто… Такие расходы, ты… Ванцзи!       Лань Ванцзи ошеломлённо моргает:       - Да, дядя?       - Объясни это! - Лань Цижэнь размахивает мантией, подбитой небесно-голубым атласом, а затем выносит её на свет, чтобы младший племянник увидел нашитые на ткань бусины из чистого серебра. – На эти деньги можно было бы купить букварей на год для маленьких учеников, если б мы продадим их в Цайи! О чём ты думал?       - Продать это? - Молодой портной ахает от возмущения, вырывает мантию у Лань Цижэня и прижимает её к груди. - Вы не можете! Это подарок, и даже не для Ханьгуан-цзюня! Ничего из этого!       Лань Цзинъи высовывается из-под стола. Кажется, никто не знает, как он туда попал, поскольку он и Сычжуй должны были распаковывать свои чемоданы в покоях учеников.       - Тогда для кого это? - спрашивает он, выползая на свет, и поднимается на ноги, придерживаясь за толстый шлейф мантии Лань Сичэня. - Ох, Ханьгуан-цзюнь, это для…       - Не для тебя, маленький господин, - сухо отрезает старшая портниха. - Ни для Ханьгуан-цзюня, ни для Цзэу-цзюня. Эти мантии узки для них в плечах и слишком широки для тебя, но нам сказали, что их нужно было сделать для молодого господина, собирающегося жениться, и что Ханьгуан-цзюнь благополучно передаст их ему.       - Ляньчжуан Ляо, - размышляет Лань Сичэнь, и на его губах расцветает улыбка, когда он кивает единственной даме среди портных. Та посылает главе в ответ быструю ухмылку и начинает собирать мантии в цянькунь, бросая пристальные взгляды на Лань Цижэня, пока старый учитель не фыркает и не устремляет взгляд в потолок. - Разве это не на востоке Хэбэя? Ближе к границе, которую Цинхэ делит с Молином?       - Так и есть, - нервно говорит молодой портной, когда мантии надежно упакованы обратно в мешочки и переданы Лань Ванцзи. – Ч-что насчёт этого?       - Ничего, ничего, - уверяет их Лань Сичэнь. – Оплата уже совершена, господин Ляо?       Оказывается, портным щедро заплатили за двенадцать мантий ещё до того, как они закончили работу, поэтому они уходят в тот момент, когда Лань Ванцзи обещает, что мантии попадут в руки того, кому они предназначены. Конечно, они могут быть только для Вэй Ина - таинственный даритель явно приложил все усилия, чтобы мантии были выполнены в стиле, отражающем как Гусу Лань, так и Юньмэн Цзян, причем оба цвета кланов в равной степени включены наряду с красным и черным, которые предпочитает Вэй Ин. И даже дядя выглядит немного смягчённым, когда Лань Ванцзи улыбается при мысли о том, как его возлюбленный будет их носить.       - Кто их послал? - Цзинъи упорствует, когда он и Лань Ванцзи выходят во двор, чтобы проводить семью Ляо. - Ляньчжуан может быть и в Цинхэ, но он далеко от Нечистого Царства. Ты знаешь кого-нибудь там, Ханьгуан-цзюнь?       - Никого, - рассеянно отвечает Лань Ванцзи. - Но оставим это пока. Иди, распаковывай свой вещи, Цзинъи.       Юноша дуется и пару минут пинает пятками землю, но потом убегает, едва завидев вдалеке Цзычжэня и Сычжуя - вероятно, чтобы рассказать им о том, что случилось в классной комнате, а затем посплетничать об этом, пока Сичэнь не совершит свой ночной обход, чтобы отправить их спать. А Лань Ванцзи отправляется в цзинши и складывает мешочки-цянькунь в комод, который он приобрёл для Вэй Ина перед отъездом в Нечистое Царство, будучи уверенным, что это Не Хуайсан заказал мантии как свадебный подарок. Он не знает никого другого с таким тонким вкусом в одежде, даже его собственный брат не столь разборчив, и единственный клан, который предпочитает такие тяжелые украшения из бисера на мантиях, - это главная семья Цинхэ Не.       И когда Лань Ванцзи поддаётся искушению и снова вынимает карминно-красную мантию, наполовину из любопытства, наполовину, чтобы воскресить головокружительные, трепетные воспоминания о Вэй Ине, идущем на банкет в Нечистом Царстве, одетый как жених, он находит обрывок серой бумаги-талисмана, засунутый за воротник, с символами удачи и долголетия, написанными изящным почерком Не Хуайсана.       «В терпении лежит ключ ко всему сладкому, - читает он на оборотной стороне талисмана. - Ведь при наличии терпения и времени простой лист шелковицы может превратиться в шёлковую парчу».       Лань Ванцзи от удивления громко смеётся и засовывает листок бумаги обратно в халат. Идиома была бы так же хороша, как подпись, даже если бы он не узнал почерк, потому что иероглиф «сан» в «листьях шелковицы» означает половину имени Не Хуайсана.       * * *       После прибытия мантий от лидера Не остаток недели проходит медленно; осенние дожди ещё не достигли Облачных Глубин, поэтому на второй день Лань Ванцзи отправляется в бамбуковый лес и находит хороший ровный участок земли примерно в две трети ли с каждой стороны, расположенный между парой лесистых горных склонов за ханьши его брата. Участок, подходящего размера для поля, с богатой почвой, которую необходимо теперь смешать с глиной, и Лань Ванцзи принимается за работу, срубая бамбук своим мечом и оттаскивая его к быстрому ручью, который питает реку Цайи.       Потом он связывает бамбук в охапку и отправляется в город, ожидая найти несколько торговых лодок, пришвартованных в устье реки. Он ищет среди них судно, используемое для перевозки древесины. Купец, которому оно принадлежит, оказывается, к счастью, торговцем мебелью и соглашается забрать бамбук из его рук.       - Сколько? - спрашивает торговец, тактично игнорируя остроконечный головной убор Лань Ванцзи и пятна земли на его одежде. - Бамбуковая мебель пользуется большим спросом в центральной долине, но в это время года…       - Несколько полных лодок, если Ваши суда в основном такие же, как это, - сообщает Ванцзи. - Я оставлю талисман, он приведёт к тому месту, где я его сложу бамбук, чтобы Вы могли войти в лес и забрать его на досуге. Цена не имеет значения - Вы можете дать мне столько, сколько сочтёте справедливым, и отправить сумму в казначейство Облачных Глубин.       После этого Лань Ванцзи оставляет моргающего от изумления торговца позади и возвращается на поле, чтобы продолжить очищать его от зарослей, и работает несколько часов, прежде чем уйти домой на отдых. На следующий день Ванцзи выкапывает огромный пруд, мелкий и широкий, чтобы лотосам, которые он посадит, когда начнутся дожди, было достаточно места для роста. А затем он садится с руководством по выращиванию - этот учебник он нашёл в библиотечном павильоне, обычно его используют те ученики Лань, что отказались от боевого пути в пользу естественного возделывания и растениеводства - и приступает к преобразованию части почвы будущего пруда в глину, которую он использует, чтобы выровнять дно ямы и построить четыре короткие стенки, каждая из которых почти три фута высотой.       И когда он заканчивает, больше ничего не остаётся, кроме как дожидаться прихода ежегодных штормов, которые наполнят пруд, тем самым избавив заклинателя от необходимости носить воду из реки.       - Что ты будешь делать с остальной частью поля? - спрашивает Лань Сичэнь, когда они с Ванцзи ужинают вместе тем же вечером. - Я сомневаюсь, что земле подойдёт ещё один пруд, даже если ты отыщешь заклинания, чтобы поддерживать его.       Лань Ванцзи качает головой.       - Я оставлю часть земли для совершенствования Вэй Ина, - объясняет он. – Он упомянул, что хотел бы иметь огород для выращивания овощей, когда мы были в Пристани Лотоса, но он не может разбить его там, потому что Люфэн и дом семьи Цзян построены на озере. А пока я посажу несколько поздних овощей, таких как морковь и капуста, но я не буду трогать остальное поле. Вэй Ин возьмёт это на себя, после того, как мы поженимся.       - Значит, ты выбрал время, чтобы просить его руки?       - Как только Цзян Ваньинь вернётся в Юньмэн, я объявлю о своём намерении, - мягко говорит Лань Ванцзи, и его сердце бьётся вдвое быстрее, чем обычно, при мысли об этом. - А пока я куплю новые вещи для цзинши и продолжу выполнять свои обязанности.       - Будь уверен, ты это сделаешь, - с упрёком говорит его брат, заставляя Ванцзи покраснеть ещё сильнее. - Мелким Орденам потребуется твоя помощь, когда они начнут вводить новые законы, и Цзинь Лину тоже. И ты должен также начать обучение Сычжуя в качестве наследника Ордена.       К своему стыду, Лань Ванцзи совершенно забыл о наследовании клана. Было мало смысла в том, чтобы обсуждать такие вещи, когда его брат достиг бессмертия в возрасте шестнадцати лет, в то время как сам Лань Ванцзи достиг его лишь ко времени церемонии имянаречения А-Юаня. Он никогда не ожидал, что переживёт Сичэня, но он и не думал о том, что его уход из линии наследования может означать для Сычжуя. Тем более что он почти уверен, что его брат когда-нибудь откажется от своей вечной молодости и предпочтёт стареть как смертный, в надежде воссоединиться с Чифэн-цзюнем после кончины.       - Дело не в этом, Ванцзи, - кротко говорит Лань Сичэнь. - Я устал, брат. Вот и всё. Дело в том, что я не хочу проводить так остаток своих дней, и ничего больше.       И тут Ванцзи замечает - как он должен был сделать очень давно - что лицо Сичэня стало почти прозрачным с тех пор, как они последний раз вот так сидели, глядя друг другу в глаза, более двенадцати лет назад. Они двое всегда выглядели совершенно по-разному, несмотря на то, что их называли близнецами-нефритами, потому что Сичэнь унаследовал все свои черты от отца, за исключением глаз и квадратного лба, в то время как Ванцзи всегда был похож на мать. Но у них обоих на лицах одинаковое мягкое сияние хорошего здоровья и сильной духовной силы, и так было до тех пор, пока, сразу после окончания уединения Лань Ванцзи, Сичэнь не стал выглядеть так же, как их мать в последние месяцы перед своей смертью.       Но его брату по-прежнему не чужды смех и свет, и он, кажется, становится сильнее день ото дня. Вэнь Нин часто навещает Сичэня и приносит с собой много еды, и когда Лань Ванцзи заглядывает в ханьши во второй половине дня, звуки хихиканья учеников разносятся над дорожкой задолго до того, как он достигает входной двери дома своего брата. К концу недели все семеро (потому что четверо подростков требуют, чтобы их включили в состав заговорщиков вместе с кроликами, которых они иногда тайком приносят с дальних холмов) вместе строят планы на весну. Сычжуй и А-Цин помогают Ванцзи выбирать новые ткани и мебель для цзинши и тратят свои пособия на игрушки для маленьких детей, предположительно предназначенные для Сяо-Ю.       - А-Ю слишком большой для некоторых из них, - возражает Оуян Цзычжэнь во время одного из их визитов в Цайи, явно исходя из опыта старшего брата нескольких младших сестёр. - Ему будет три года весной, Сычжуй-сюн. Зачем ему погремушка?       Сычжуй только улыбается другу, прежде чем купить ещё одну.       - Я играл с ними до шести лет, - вздыхает он. – Но, так и быть, следующую игрушку выбираешь ты.       - Они нам всё равно нужны, даже если А-Ю слишком большой, - объявляет А-Цин, прежде чем бежать к отцу с маленькой игрушечной плитой и котелочком, достаточно высокими для ребенка четырех-пяти лет. - Для Ханьгуан-цзюня будет слишком сложно повторить всё это снова, когда появится следующий ребёнок.       - А-Цин! - Лань Ванцзи ахает, с недоумением наблюдая, как его брат платит за плиту и пригоршню крошечной посуды, подходящих размерами для А-Ю. – Что…       - Она права, - безмятежно говорит Лань Сичэнь, останавливаясь, чтобы заглянуть в корзину с мягкими куклами, сшитыми в виде улыбающихся овощей, и Лань Ванцзи замирает рядом с братом и тоже смотрит на милую капустку и сонную редиску, расположившихся бок о бок, прямо перед парой зелёных горошков в стручках, которые явно когда-то были носками. - Ой, как красиво! Лаобан, не упакуешь ли ты это для нас?       - Сколько? - спрашивает лавочник, доставая квадратный лист коричневой бумаги. - Этих троих, глава Лань?       Лань Сичэнь качает головой:       - Каждого по одному, пожалуйста. Ах, и эту маленькую бамбуковую пароварку с тканевыми баоцзы внутри!       - Сюнчжан!       - У ребёнка должны быть игрушки, Ванцзи, - смеётся его брат. - Большая часть игрушек и вещей А-Юаня отправилась в детскую Ордена, кроме тех, что он сохранил на память, и ты сказал, что А-Ю почти не касается большинства вещей, что Цзинь Лин послал ему.       - Одежда оказалась намного полезнее игрушек, - признаётся Лань Ванцзи, добавляя к куче покупок сине-белую скакалку, и краснеет, когда Сичэнь приподнимает бровь. - Цзинь Лин отправил игрушки, которые распространены среди знати Ланьлина, например, золотую фольгу и игрушечных солдатиков. Но Сяо-Ю был слишком груб с солдатами, и он попытался съесть фольгу, поэтому Вэй Ин убрал их на хранение, до тех пор, пока он не станет старше.       - С чем обычно играют дети в Юньмэне, папа? - спрашивает Сычжуй, уводя Цзинъи прочь от полки с игрушечными мечами и загоняя его в угол, чтобы он вместо этого охранял их покупки. - Я помню, что у всех детей в Цинхэ было игрушечное оружие, когда я был маленьким, а А-Лин всегда носился с красивыми безделушками вроде вышитых мешочков с фасолью, один из них он даже подарил тебе, когда у меня была церемония присвоения имени. В Юньмэне всё по-другому?       Лань Ванцзи кивает, но его мысли уже за сотни миль отсюда, в доках Пристани Лотоса, оживляя воспоминания о тех днях, что он провёл, присматривая за маленькими учениками и вместе с Сяохуэем следуя за Вэй Ином по территории, когда тот выполнял свои обязанности.       - Озеро - первая игровая площадка для большинства юньмэнских детей, - медленно говорит он, нежно улыбаясь воспоминаниям. Вот Вэй Ин тянет Сяо-Ю с пирса к младшим ученикам, ожидающим в воде внизу, в то время как Лань Ванцзи смотрит на своего возлюбленного и ребёнка, чувствуя, как его сердце бьётся в горле. - Им редко дают настоящую посуду в качестве игрушек, опасаясь, что они её разобьют, поэтому они используют листья лотоса вместо мисок и горшков и притворяются, что столбы на причале - это печи. Но старшие делают барабаны-погремушки для младших, а все дети старше трех или четырёх лет умеют делать воздушных змеев, и они сами также делают луки и стрелы, так как большинство людей в Юньмэне учатся стрелять, прежде чем научатся читать.       - Верно! - вмешивается Оуян Цзычжэнь, быстро оплачивая последние счета и приближаясь к Лань Ванцзи. - Мы с Цзинь Лином вместе делали стрелы, когда были маленькими. Жаль, что вы двое тогда так и не навестили меня.       - Следующим летом, - зевает Цзинъи, когда они собирают пакеты перед тем, как отправиться домой. - Может быть, мы поедем в отпуск в Пристань Лотоса с Юной Госпожой, пока Ханьгуан-цзюнь и Вэй-цяньбэй будут в свадебном путешествии. Сможем ли мы поехать, Цзэу-цзюнь?       - А-Йи…       - Цзинъи, - ругает его Лань Ванцзи, чуть более сурово. - Этого достаточно. Больше не будет разговоров о медовом месяце, и тебе также не следует относиться к главе Цзинь подобным образом. Явишься ко мне завтра утром после завтрака для наказания - кажется, в последнее время я был слишком снисходителен.       И с этими словами он направляется прочь, оставив брата моргать у него за спиной, смеясь про себя при мысли о выбранном им наказании всю обратную дорогу до Облачных Глубин.       - Сажать семена - это не наказание! - говорит обиженный Цзинъи следующим утром, помогая Лань Ванцзи с его последними приготовлениями к обустройству пруда с лотосами. - Мне даже не пришлось пропускать уроки. Уверены ли Вы, что это всё?       - Несомненно, - отвечает Лань Ванцзи. - А теперь отнеси посылку с мушмулой, которую я собрал сегодня утром, на почту, а потом можешь быть свободен.       (В конце концов, он совершенно не возражал против этого упоминания о своей будущей свадьбе).       * * *       Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Облачные Глубины, Гусу Лань.       Дорогой, теперь, когда А-Хун и я вернулись в Юньмэн и закончили подготовку к наводнению (по крайней мере, всё, что можно сделать заранее; я уже позабыл, как утомительно было защищать Пристань от воды каждый год!). Я наконец-то нашёл время снова подумать о пожирателе земли и о том, какую связь это может иметь с пылающей чумой в Яншо.       Мы уже знаем, что чума обладает некоторым сходством с «Проклятием сотни дыр», хотя это не было связано с болезнью, поэтому мы с А-Хуном начали наши исследования. Видите ли, «Сотня дыр» - это духовное проклятие, которое поражает только слабых практикующих, и поэтому...       * * *       - Я был дураком, - объявляет Вэй Усянь на второй день после окончания их пути домой. - А-Хун, сколько заклинателей заболело кровавой чумой прошлой зимой?       - Почему ты вдруг подумал об этом? – удивляется Юй Чжэньхун, опуская свой блокнот, когда Лю Фэн и Дай Хуалин проносятся мимо них с тележкой, полной стручков лотоса для консервации; ежегодные наводнения порой полностью топят цветы, поэтому семенные головки и соцветия всегда удаляются до наступления дождей, чтобы предотвратить потери. - Ты должен был сортировать цветы, да-шисюн.       - Вряд ли это того стоит, они всё равно увядают, - вздыхает Вэй Усянь. - И это были дыры в стручках лотосов, которые напомнили мне, что всё это не то чтобы имеет значение. Но ты сказал, что большинство заклинателей, заболевших пузырящейся чумой, так и не прошли до конца первую стадию формирования золотого ядра, не так ли?       - Именно так, - осторожно говорит Чжэньхун. – В это время, в прошлом году, у Яншо было тридцать заклинателей первой ступени, а сейчас их всего двадцать один. Ни один из заклинателей второй и третьей ступеней не заболел, насколько я могу вспомнить.       - Ты имеешь в виду, что никто из практикующих высших ступеней в Яншо не заразился чумой?       Его заместитель делает пометку в блокноте и хмурится:       - О чём ты?       - Ты кого-то забываешь, - мрачно говорит Вэй Усянь, проводя мокрой рукой по волосам и завязывая их в пучок на голове. - А-Шуай сказала, что госпожа Пан была там, чтобы принять роды у Лан Сянь, когда началась чума, и госпожа Пан тоже заболела.       Глаза А-Хуна расширились.       - Ты прав, - выдыхает он. - А она… Ей почти столько же лет, сколько моей матери, и её золотое ядро ...       - Точно. Пан-фурен за восемьдесят, но она не выглядит ни на день старше тридцати, не правда ли? Странно, что она заразилась чумой, когда ни один из заклинателей второй ступени не заболел.       - Это так, - бормочет Юй Чжэньхун, нахмурившись теперь вдвое сильнее. – Тогда никто из нас особо не задумывался об этом. Я держал деревню в изоляции, мы все были в ужасе от того, что чума может распространиться - но она не затронула ни одну душу за пределами деревни, хотя я не добрался туда до четвёртой смерти, о которой сообщила госпожа Пан.       - Но она распространилась внутри самой деревни, - размышляет Вэй Усянь. - Если вы не начали изоляцию, когда люди уже умирали от этого, тогда...       Юй Чжэньхун качает головой.       - Целительница Пан создала стандартную изоляционную палату, как только она осмотрела первого пациента, - говорит он. - Она установила защиту вокруг дома заболевшего мужчины, и после этого никто не входил и не выходил туда, кроме неё. И она приняла все меры предосторожности, чтобы тоже не заболеть. Она всегда так делает.       - Я не думаю, что палата госпожи Пан была неисправной, - возражает Вэй Усянь, сильно обеспокоенный мыслью о том, что такого сделала Пан Гаолинь, когда спасала жизнь его шицзе в тот день, когда та родилась. Ведь, как известно, целительное совершенствование было практически бесполезным для детей, родившихся раньше времени. Лечить там было нечего, так как шицзе идеально подходила по развитию для семимесячного ребенка, так что, целительнице Пан, скорее всего, пришлось вложить в новорожденную искру духовной силы, которая стала бы впоследствии её золотым ядром, способным ускорить её рост достаточно быстро, чтобы сохранить ей жизнь. - Тебе это не кажется странным, Чжэньхун?       Со своей стороны, Вэй Усянь никогда не сомневался в мастерстве госпожи Пан в искусстве исцеления, и двойная ошибка, заключающаяся в том, что её собственное золотое ядро не смогло защитить её, а её подопечные позволили чуме распространиться, настолько странна, что более чем заслуживает расследования.       - Она, должно быть, уже была заражена болезнью к тому времени, когда увидела первого пациента, - продолжает он, - но это не могло быть в Люфэне, иначе чума появилась бы и здесь. Госпожа Пан заразилась почти сразу после того, как прибыла в Яншо, но она пошла прямо в дом Лан Сянь, когда добралась туда, и никого в доме госпожи Лан не заболел до тех пор, пока не заболела целительница Пан.       А-Хун кивает:       - Это не могло быть ничем иным, как результатом проявления либо энергии возмущения, либо демонической энергии. Но мы уже знали это, да-шисюн.       - Однако это не объясняет, почему госпожа Пан заболела. Что за болезнь оставляет нетронутыми заклинателей второй ступени и почти убивает целителя с таким сильным золотым ядром, как у неё? И ещё существует вероятность, что её защита не сработала вовремя, но ведь никто за пределами Яншо не заразился чумой, даже те, кто не занимается заклинательством.       - Что же нам тогда делать? - спрашивает его кузен. - Ты сказал, что ничего не смог узнать о пожирателе земли, за исключением того, что это произошло из-за одного из твоих демонических обрядов, и госпожа Пан рассказала тебе всё, что она вспомнила - она даже дала тебе записи, которые сделала до того, как заболела, не так ли? Тогда, что можно сделать сейчас?       Поначалу Вэй Усянь не отвечает; в случае с пожирателем земли и свирепой чумой слишком много вопросов без ответов, и единственная ошибочная гипотеза, скорее всего, заставит их ходить по кругу, независимо от того, насколько тщательно они проведут это расследование. Но потом он вспоминает кое-что, что он читал в школьном учебнике, когда был ребёнком, и понимает:       - Воды нашего озера не смешиваются с болотом из-за полосы земли, разделяющей их, - медленно говорит он. - По крайней мере, если только наводнения не заставят их это сделать. И даже тогда духовная энергия Озера Лотоса удаляет примеси, поэтому, если бы источник болезни был в воде, у него не было бы шанса распространиться в Люфэне или здесь. Но Яншо зависит от болотного озера в качестве питьевой воды, поэтому, если что-то заразило его…       - Загрязнение? – Лицо Юй Чжэньхуна становиться угрюмым. - Я думал, что это демонический обряд.       Демонический обряд!       - Когда должен начаться муссон? - Усянь быстро поднимается на ноги, едва не опрокидывая кадку со стручками лотоса, и бежит в свой кабинет. - Старый Фэн сказал три дня, не так ли?       - Да, - недоуменно отвечает А-Хун, следуя за хозяином. - Ну и что?       - Подготовьте старших учеников и скажите А-Шуай, что мы идём на охоту! - приказывает Вэй Усянь. – Младшие могут одолжить мои мантии-талисманы, если их собственные не вернули из прачечной.       - Что?       - Позови госпожу Пан, чтобы она дала нам талисманы, защищающие от болезней, прежде чем мы уйдем, - мрачно продолжает Усянь. - Если я не очень сильно ошибаюсь, источником болезни был вовсе не обряд, и это может означать только одно - пылающая чума всё ещё здесь!       * * *       Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Нечистое Царство, Цинхэ Не.       Хуайсан, если ты по-прежнему просматриваешь документы, которые ты забрал из сокровищницы Цзинь Гуанъяо, чтобы решить вопрос, о котором мы говорили перед моим отбытием из Нечистого Царства, то тебе больше не нужно беспокоиться об этом. Я не верю, что есть чего бояться, Не-сюн, потому что, как могли мои собственные плоть и кровь причинить мне вред, если они помогали мне пережить войну, голод и пытки за почти четыре года до моей смерти? По всей вероятности, я начну исцеляться, после того, как все мои шрамы вернутся, а до этого мы, в любом случае, ничего не сможем сделать.       С уважением, Вэй Усянь.