Двенадцать лун и две недели

      Утром после приёма-банкета Лань Ванцзи просыпается один в постели Вэй Ина с сильной головной болью и необъяснимым ощущением того, что забыл что-то очень-очень важное. Он не может сказать, что именно произошло накануне, даже когда обнаруживает, что кто-то снял с него праздничные мантии и заменил их одним атласным нижним халатом. Но не тем, что он носил под своими верхними слоями прошлой ночью, если только он не умудрился перепутать своё новоё нижнее белье с поношенным, в котором он обычно спит.       «Я не помню, как вчера вечером ушёл с пиршества», - осознаёт он, вылезая из постели и осматриваясь вокруг, в попытке отыскать любые признаки присутствия Вэй Ина. Сторона матраса его чжи плоская и прохладная, без каких бы то ни было знаков беспокойства - даже ни единой складки на простынях, что означает, что Вэй Ин спал в другом месте или вообще не возвращался в свои гостевые покои.       Что же произошло во время банкета? Вэй Ину определённо стало плохо, сразу после того, как они закончили ужинать, и Лань Ванцзи отправился принести ему чего-нибудь выпить. И он выбрал напиток, что имел вкус мёда, дикой ежевики и холодной родниковой воды, лёгкий, бодрящий и свежий одновременно. Как раз перед тем, как мир растворился в небытии и бросил Ванцзи в его постель.       Может быть, яд? Он в этом сомневался, потому что чувствовал себя достаточно хорошо, если не считать головной боли. И в комнате нет ничего, что указывало бы на то, что здесь побывал целитель: ни бутылочек с лекарствами, ни пакетиков с порошками, ни даже того горький аптекарского запаха, который обычно исходит от знакомых Лань Ванцзи врачей в Облачных Глубинах. Более того, Сяо-Ю крепко спит в своей уютной корзине, храпя во всё горло и посасывая пухлый пальчик, и лёгкое умиротворение на его розовом лице является достаточным доказательством того, что ничего слишком тревожного не могло произойти до того, как его уложили спать. Потому что Сяо-Ю каждую ночь плакал, пока Вэй Ин болел, и после этого он большую часть месяца отказывался покидать половину кровати своего папы.       Продолжая размышлять о своих пропавших без вести штанах (потому что его тело под халатом голое, как у новорожденного, как ни странно) и таинственном отсутствии Вэй Ина, Лань Ванцзи выходит в гостиную и останавливается при виде странной картины: мятые слои того, что может быть только красными и золотыми мантиями, которые его возлюбленный носил прошлой ночью. Мантии кучей свалены на каменном полу рядом с шёлковой туфлей, заброшенной под чайный столик. Кажется, что три верхних слоя были отброшены сразу, но последний - кроваво-красный внутренний халат, единственное предназначение которого - защищать верхние слои от пятен пота и создавать привлекательный контраст со следующим халатом у воротника - лежит перед огромным зеркалом на восточной стене. А в нескольких футах от окна брошен тонкий атласный пояс, свёрнутый в комок.       И каждая деталь одежды - даже одинокая туфля, к полному замешательству Лань Ванцзи – либо влажная, либо насквозь мокрая. Он действительно помнит, что Не Хуайсан запланировал на прошлую ночь фейерверк, и что он должен был начаться примерно через десять минут после окончания застолья. Но не было сказано ни слова об отмене из-за дождя, поэтому Лань Ванцзи смотрит на упавшие мантии почти пять полных минут, прежде чем отнести их в ванную комнату, чтобы повесить на бельевой веревке, где...       Лань Ванцзи спотыкается о высокий кафельный порог в ту же секунду, как только он открывает дверь комнаты, и машинально хватается за бортик деревянной ванны, чтобы удержать равновесие – только для того, чтобы обнаружить, что эта самая ванна, расколотая по видимому сильнейшим ударом, превратилась в груду мокрых досок, и вторая туфля Вэй Ина похоронена среди них. С трудом удержавшись на ногах, Лань Ванцзи протягивает руку, чтобы поднять туфлю, и хмурится, когда понимает, что она полностью цела, только промокла, а потом садится на ближайший стул, чтобы задаться вопросом, почему Вэй Ин вообще надел свадебные тапочки в ванную комнату. И когда именно ванна была сломана, поскольку он явно успел помыться: его кожа пахнет мягким мылом Юньмэна, сделанным из щёлока, смешанного с маслом, выжатым из соевых бобов и лепестков лотоса, а не жёстким мылом Гусу, которым он мылся вчера днём.       Лань Ванцзи, должно быть, снова принял ванну после банкета, скорее всего, с помощью своего чжи, но зачем? И учитывая его нынешнее состояние, особенно теперь, когда Лань Ванцзи натолкнулся на все тревожные улики, которые может предложить эта маленькая комната, могло ли то, что случилось после банкета, стать причиной отсутствия Вэй Ина сейчас?       Но Сяо-Ю открывает глаза и просит завтрак, прежде чем Лань Ванцзи успевает начать просеивать свои разрозненные воспоминания о прошлой ночи, поэтому он надевает простой дневной халат, вызывает молодого слугу, приставленного к гостевому крылу Ордена Цзян, и просит накрыть лёгкий завтрак на троих и ответ на вопрос, куда Вэй Ин мог уйти так рано утром.       - Лидер Вэй пошёл в квартал клана на рассвете, Ханьгуан-цзюнь, - говорит ему слуга, оглядываясь через плечо на гостиную и удивлённо моргая, при виде мелких лужиц воды на полу. - Думаю, с тех пор он не возвращался.       Завтрак прибывает через пятнадцать минут в руках пожилого слуги с проседью в волосах и бороде, а сам Вэй Ин появляется через пять минут после этого, выглядя совсем не так, как на конференции, и Лань Ванцзи замирает, оставив палочки для еды в миске с рисом. Он смотрит в замешательстве, потому что румяна на губах и щеках Вэй Ина не совсем смыты, золотые браслеты, которые он носил около десяти часов назад, всё ещё блестят на его запястьях, и картина, которую они создают вместе с тусклой чёрной мантией и простым гуанем, настолько странная, что даже Сяо-Ю, похоже, озадачен этим.       - Где ты был? - решается, наконец, спросить Лань Ванцзи, когда Вэй Ин снимает браслеты и опускается на низкий стул по другую сторону стола. - Что-то случилось, Вэй Ин?       Усянь качает головой, слишком медленно, чтобы Лань Ванцзи мог ему поверить, и ложкой отправляет кусочек имбирного пудинга в голодный рот Сяо-Ю.       - Я пошёл организовать нашу поездку домой, вот и всё, - говорит он, вздыхая. - На севере была плохая погода и ливни, и нам следует вернуться в Юньмэн к первому наводнению, чтобы мать и сестра А-Хуна могли отправиться в Мэйшань. Не-сюну удалось найти для нас паром, на котором достаточно места и который готов отчалить после полудня, так что, тогда мы и отправимся в путь.       Он съедает несколько кусочков мяса и каши, а затем поднимает палец в воздух.       - О! – восклицает он, и краски мгновенно возвращаются к его лицу, когда Лань Ванцзи протягивает руку через стол, чтобы накормить его нарезанными побегами бамбука. - На обратном пути мы повстречали Цзэу-цзюня, и он сказал, что лучше отправиться сегодня, чем завтра. Сможешь собрать все свои вещи к часу, Лань Чжань? Ты поедешь с нами на пароме до переправы в Пинчжоу.       - Мнм. Я взял с собой только багаж в цянькуне, поэтому сборы не займут много времени, но...       Ему требуется мгновенье, чтобы собраться с духом, потому что он должен знать правду о том, что произошло ночью, или умереть. И он должен знать, что именно произошло в ванной комнате и почему одеяния Вэй Ина были брошены на пол перед зеркалом, и почему Лань Ванцзи почти ничего из этого не помнит.       Но Вэй Ин, как всегда, добирается до цели первым.       - Ты напился прошлой ночью, Лань Чжань. Ты выпил медовуху из Балинга.       Лань Ванцзи давится рисом и кашляет, прежде чем проглотить его как следует, и принимает чай, который Вэй Ин наливает ему дрожащими пальцами. Ванцзи полагает, что ему было бы разумнее забыть, что он был пьян, поскольку в прошлом он трижды пил спиртное (один раз, когда Вэй Ин впервые приехал учиться в Гусу, второй раз, после того, как он привёл А-Юаня в Облачные Глубины, и затем, в третий раз, как раз перед тем, как он и Вэй Ин отправились в город И), всё это привело к тому, что его воспоминания были начисто стёрты после того, как первая капля алкоголя коснулась его губ; но обычно он помнит, как пил, о чём, похоже, на этот раз забыл.       - Напиток на крайнем столе, - уточняет Вэй Ин, когда Лань Ванцзи умоляюще смотрит на него с рисом, всё ещё прилипшим к уголкам его губ. - Медовуха из Балинга выдерживается в бочонках с талисманами, чтобы замаскировать вкус и запах алкоголя, помнишь? Ты, должно быть, подумал, что это что-то вроде персикового сока, который мы пили в Люфэне.       Лань Ванцзи медленно кивает и съедает несколько тушёных грибов. Опьянение объясняет боль в его голове, а медовуха из Балинга, которую, по воспоминаниям Лань Ванцзи, его брат однажды невольно выпил на пиру в честь совершеннолетия Не Минцзюэ, когда они были детьми, объяснила бы его замешательство, поскольку он не знал, что пьёт, пока не стало слишком поздно. - Что случилось с ванной? - спрашивает Ванцзи, и напряжение в его груди немного ослабевает. - Она оказалась сломанной.       Вэй Ин запрокидывает голову и смеётся.       - Когда мы вернулись, ты вспотел, как лошадь, Лань Чжань, - фыркает он, и его глаза сверкают на Лань Ванцзи поверх рукава. - Поэтому ты решил, что хочешь помыться, после того, как мы досмотрели фейерверк. Но потом ты попытался затащить меня в ванну, и она сломалась.       Лань Ванцзи слышит, как его палочки для еды одна за другой стучат по столу, и на мгновение удивляется тому факту, что его сердце тоже не выпало из груди.       - Что я сделал?       - Знаешь, я тоже не поверил! Ты затащил меня прямо в воду и испортил мои мантии - ты видел, сколько там было золотой вышивки, а? Всё это промокло насквозь, все три слоя, а затем и моя нижняя рубашка. Но ничего не порвалось, так что, не волнуйся. А потом ты уснул прямо на полу в ванной, среди кусков дерева и всё такое, и мне пришлось тащить тебя и уложить в постель. Ты намного тяжелее, чем кажешься, Лань Чжань, поэтому на это ушло почти полчаса.       - Мне очень жаль, - поражённо выдыхает Лань Ванцзи. - Я не имел в виду… Вэй Ин, прости, я никогда не хотел…       - Ай-я, не беспокойся об этом, - говорит Вэй Ин, снисходительно махнув рукой. - Ты помогал мне мыться и одеваться каждый день, пока я был болен, не так ли? Я отплатил тебе за это только один раз, так что, тебе не разрешено извиняться. Понятно?       - Но я... Ты...       Его возлюбленный, однако, запихивает ему в рот гриб, только для того, чтобы успокоить.       - Всё уже закончилось, дорогой. А теперь ешь свой завтрак и собирай вещи, нам предстоит сразиться примерно с двадцати тремя учениками, прежде чем мы сможем сесть в экипажи.       - Ты был болен.       - Хм?       - Вчера вечером. Я собирался принести тебе чего-нибудь выпить, потому что ты заболел, - настаивает Лань Ванцзи, проглатывая кусочек гриба и складывая руки на груди. - Что случилось?       - Ах... ничего особенного, на самом деле, - уклоняется Вэй Ин, лучезарно улыбаясь, и вскакивает на ноги. - Судорога, вот и всё. К тому времени, как ты закончил принимать ванну, мне стало лучше. - Он наклоняется и поднимает Сяо-Ю на руки, вытирает его покрытое соусом лицо и хмурится, когда ребёнок показывает ему свой крошечный розовый язычок. - Хм, - бормочет он, - ведро по-прежнему целое, так что, мы можем искупать эту маленькую капустку перед отъездом.       А потом он исчезает за перегородкой из шёлка и стеклянных бус с А-Ю на плече, оставив Лань Чжаня заканчивать завтрак в одиночестве. Он почему-то совершенно уверен, что Вэй Ин солгал ему, несмотря на то, что он не чувствовал ничего плохого, и от этой мысли у Ванцзи так скручивает живот, что он едва может даже допить свой чай.       * * *       - Чулки?       - Есть! - щебечет Сяо-Ю, наполовину зарывшись в сундук Вэй Усяня. – Раз, два, три! И один красный.       - Письменный набор?       - Есть!       - Мм... Маленькая пчела?       - У А-Ю есть маленькая пчела! - кричит малыш, размахивая плюшевой пчелой над головой. - Всё готово, папа.       - Тогда всё в порядке. Вылезай, А-бао.       Сяо-Ю вылезает из сундука, цепляясь за юбку мантии Лань Чжаня для поддержки, а затем, извиваясь, забирается на крышку, после того, как Вэй Усянь захлопывает её.       - Отец, мы идём домой? - с надеждой спрашивает он, мягко потянув за нефритовый кулон своего родителя. - Спать в постели мамы и увидеться с тётей?!       - Отец с тобой не пойдет, А-Ю, - ласково говорит Лань Чжань. - Я должен вернуться в Облачные Глубины с твоим дядей и приготовить цзинши для тебя и твоего папы.       А-Ю смотрит на него широко раскрытыми глазами в замешательстве:       - Цзинши? Это дом отца?       - Мм, это так.       - Нет! - протестует маленький мальчик, грозно надув губы, пока Вэй Усянь идёт в ванную комнату, чтобы собрать свои щётки и мыло. - Нет! Дом - это папин дом. Папа, стой!       - А-бао…       - А-Ю не пойдет! Отец тоже идёт!       В течение следующих нескольких минут Вэй Усянь слушает, как его сын и чжи разговаривают друг с другом, пока он собирает губки для ванны Сяо-Ю. Сяо-Ю жалобно щебечет, как ребёнок, собирающийся закатить истерику, в то время как тёплый голос Лань Чжаня, такой же добрый и твёрдый, как всегда. Но Ванцзи, кажется, успокаивает сына, рассказывая ему о кроликах, которые живут в глухих холмах Облачных Глубин, поэтому Вэй Усянь оставляет их наедине и заканчивает собирать остаток своего багажа. Большинство его мантий отправилась в главный сундук, в то время как одежда Сяо-Ю для удобства помещена в мешочек-цянькунь на его поясе. Корзина же заполнена свежими подушками, простынями и стёганым одеялом, так что, Вэй Усянь может безопасно положить в неё А-Ю во время переправы на пароме, если ему это будет нужно.       Но мысли Вэй Усяня уже давно унеслись прочь от самой поездки; делегации Юньмэна предстоит путешествие длиной в четыре дня, возможно, пять, если погода изменится, а из-за дождей, начавшихся прошлой ночью на севере, возможно, они не успеют вернуться в Пристань Лотоса до ежегодного наводнения. Все ученики, прошедшие стадию зарождения золотого ядра (всего около шестидесяти, в возрасте от девяти до пятнадцати лет), освоили базовое обучение шидао, данное всем заклинателям Цзян, и они должны быть в состоянии справиться с первыми волнами муссонов без помощи старших. Но Вэй Усянь не сможет отдохнуть, пока он и А-Хун не вернутся домой, хотя А-Шуай послала письмо Юй Чжэньхуну, в котором уверяла его, что на прошлой неделе в Люфэн прибыло множество заклинателей для поддержки.       Если их путешествие затянется, к тому времени, как они вернутся, болотный лес будет кишеть свирепыми трупами – и, если отбросить свирепые трупы, всё ещё остаётся вопрос со шрамом от клейма на груди Вэй Усяня и то, как он мог возникнуть снова. Или, может быть, «появился» - лучшее слово, поскольку это новое тело вообще не было покрыто шрамами.       * * *       Обнаружив клеймо, выгравированное прямо над его сердцем, Вэй Усянь не смог уснуть. В частности, он не осмеливался спать рядом с Лань Чжанем. Его друг обычно лежал неподвижно, как камень, в течение первых недель своего пребывания в Пристани Лотоса, и двигался только тогда, когда хотел, чтобы Вэй Усяню было удобнее. Но теперь они двое до утра обнимают друг друга сотней разных способов, даже не просыпаясь и не открывая глаз. И если нижнее бельё Вэй Усяня распахнётся, Лань Чжань увидит шрам, и Вэй Усянь, скорее всего, умрёт на месте от угрызений совести, когда увидит, как поражённо смотрит на него чжи.       И поскольку он не мог спать ни рядом с другом, ни на диване в гостиной, ибо тогда он точно задел бы чувства Лань Чжаня, Вэй Ин решил не ложиться вообще. Вместо этого он расхаживал по гостиной, прижав к шраму ладонь, и чувствовал одновременно ужас и облегчение от того, что это был шрам, а не рана - отметине, похоже, было много лет, и выглядела она точно так же, как незадолго до его смерти в Безночном городе. Но Вэй Усянь не мог понять, почему ему было так же больно, как в первый раз, ведь на его внутренней одежде не было ни кровинки, да и плоть не выглядела воспалённой. И ранним утром следующего дня, прежде чем Лань Чжань очнулся от пьяного сна, Вэй Усянь оделся в простую дорожную одежду и отправился будить Не Хуайсана, которого он нашёл в кварталах клана на другой стороне цитадели вместе с А-Ён, спящей у камина в облике тигра.       - Что ты здесь делаешь? - Хуайсан застонал, пытаясь прикрыть лицо подушкой, пока Вэй Усянь вытаскивал его из постели за лодыжки. - Кто тебя впустил, Вэй-сюн?       - Ты дал мне пропуск, - сухо сказал Вэй Усянь, сбрасывая Не Хуайсана на ковер. – Может, разбудишь А-Ён? Я бы предпочел не пугать её, пока она не перекинулась.       Хуайсан какое-то время ворчит и шмыгает носом, прежде чем сделать то, что ему сказали. Он легонько трясёт А-Ён за лапу, пока та не моргает и не садится. А затем все трое отправляются в личный кабинет Хуайсана, где Вэй Усянь, быстро распахнув свою одежду, демонстрирует шрам от тавра клана Вэнь.       - Он вернулся, - говорит он, пока А-Ён - теперь снова в облике девушки, одетой в простую чёрную рубашку и штаны для сна – протирает глаза и в недоумении смотрит на ожог. - Этого не было, когда я вчера готовился к банкету, но это было к тому времени, когда мы с Лань Чжанем вернулись в нашу комната и...       - Дыши, Вэй-сюн, - инструктирует его Не Хуайсан, наклоняясь вперёд, чтобы осмотреть неравномерно-загорелую кожу его груди. - Он появился на банкете? Когда?       - Думаю, через некоторое время после того, как все начали покидать свои столы, - вспоминал Вэй Усянь. – Примерно за десять минут до того, как Лань Чжань бросил вызов тому мальчику из Балинга.       - Позавчера на церемонии открытия ты всё время потирал грудь, - напомнила ему А-Ён. - Ты помнишь? Тогда клеймо могло начать обретать форму, даже если его ещё не возможно было увидеть.       Вэй Усянь кивнул:       - У меня был зуд, но я подумал, что проблема в новой мантии. Но когда я посмотрел, там ничего не было, поэтому я просто забыл об этом.       - А сейчас больно?       - Нет.       После дальнейшего расследования (от целительницы Юн, а затем и от Юй Чжэньхуна, который был вызван из постели, чтобы присутствовать на осмотре) Вэй Усянь уверился в том, что клеймо было именно таким, как то, что он получил в пещере Черепахи-Губительницы перед войной, примерно за три-четыре года до того, как он умер.       - Если бы клейму действительно было двадцать лет, оно выглядело бы намного тусклее и серее. И оно было бы выше над кожей, если бы оно было немного свежее, - заключила, наконец, целительница, отступая на шаг и стягивая белые шёлковые перчатки. - Но меня беспокоит не это. Шрам - это всего лишь шрам, и не может причинить Вам вреда - но Ваши кости только ослабли с тех пор, как я дала Вам последний укрепляющий тоник, и это с прекрасной диетой и лекарствами, которые Пан Гаолинь прислала вместе с Вами. Когда Вы их принимаете?       - Обычно в середине утра, с завтраком. Так что не так?       - Я больше не чувствую слабость в твоих костях, - обеспокоенно произносит целительница. - Я могу сказать, что слабость есть, но моё исцеляющее совершенствование не воспринимает это как проблему.       - Что ты имеешь в виду? - спрашивает Чжэньхун, и последние остатки сна покидают его глаза, когда он смотрит на женщину в откровенном ужасе. - Он не исцелился, не так ли?       Госпожа Юн качает головой:       - Нет, вовсе нет. Но духовное исцеление основывается на знании телом его собственной немощи - то есть, инфекция приведёт к лихорадке, закупорке повреждённых кровеносных сосудов, и поэтому целители могут почувствовать, что что-то не так. Я могу сказать, что твои кости трескаются, лидер Ордена Вэй, но твои кости, кажется, не осознают этого. Вы уже должны были испытывать ужасную боль, или, по крайней мере, начать процесс исцеления, но Вы всё ещё можете ходить без посторонней помощи, несмотря на то, что Ваши мышцы тоже начали ослабевать. Более того, мне кажется, я знаю, почему боль в Ваших бёдрах исчезла, - продолжает она. - Это началось вскоре после отклонения ци, верно?        - На самом деле, как раз перед тем, как мы с А-Хуном покинули Пристань Лотоса. Почему?       - И она начала исчезать после того, как Вы прибыли сюда, в Нечистое Царство?       Вэй Усянь хмурится и склоняет голову:       - Полагаю, что да, поскольку в первые два или три дня всё было не очень хорошо.       - Ты начал впитывать энергию обиды в свои кости, - сообщает ему госпожа Юн. – Трещины полны ею - кажется, она действует как своего рода связующий цемент, так что, это должно быть причиной того, что Вы всё ещё можете двигаться.       - О! - восклицает Вэй Усянь, ударяя ладонью по кулаку. – Конечно! В Пристани Лотоса энергии обиды так мало, потому что в озере много духовной энергии, и я провёл в болотном лесу всего два-три часа, так что, этого было бы недостаточно. Но когда я пришел в Нечистое Царство...       - …Энергии обиды оказалось больше, чем твоё тело могло бы впитать и понять, что с нею делать, - пробормотал Не Хуайсан. - Это причиняет ему вред, госпожа?       - Я так не думаю, - рассеянно говорит Вэй Усянь, едва потратив время на размышление о том, насколько спокойно он себя чувствует. – Госпожа Юн сказала, что трещины были вызваны голодом, верно?       - Да.       - Вы можете сказать, сколько им лет?       - В отношении кого-то другого я бы предположила, что им, по крайней мере, год, - вздыхает целительница. – Но их не было при Вашем последнем посещении Пан Гаолинь, что означает, что они должны были появиться в течение последних двух недель.       - Точно, - соглашается Усянь. - Трещины вызваны длительным голоданием, но я правильно питаюсь, с тех пор, как Мо Сюаньюй вернул меня - Лань Чжань лично заботился об этом, даже когда я не хотел есть. И я чувствовал их только потому, что поблизости не было источника энергии обиды.       - Что ты имеешь в виду? - кричит Юй Чжэньхун, чуть не плача и так сильно комкая рукав своей спальной туники, что рвёт его пополам. - Да-шисюн, ты...       - Должно быть, они были у меня до смерти, - заключает Вэй Усянь. - Как и клеймо. Я почти не ел в Могильных курганах, но в воде там было так много энергии возмущения, что она бы заполнила все трещины в костях, прежде чем я смог бы их почувствовать. Вот почему совершенствование госпожи Юн датирует их годом, даже если они появились у меня всего две недели назад.       Не Хуайсан засовывает веер за пояс и поднимается на ноги.       - Снимай одежду, Вэй-сюн! Если клеймо вернулось, и состояние твоего тела возвращается к тому, каким оно было в конце твоей первой жизни, тогда, возможно, могли появиться и другие знаки.       В конце концов, не дожидаясь разрешения, А-Хун раздевает его до тонких брюк и госпожа Юн с Не Шиён отворачиваются, пока Чжэньхун начинает осматривать каждый дюйм его тела, отыскивая все узнаваемые изъяны из детства. Он смог идентифицировать шрамы от укусов на руках и ногах Вэй Усяня, хотя ни один из них не мог вспомнить, когда именно появились эти шрамы - но Вэй Усянь уверен, что их не было, когда Мо Сюаньюй вернул его к жизни, потому что его кожа была абсолютно нетронутой, за исключением четырёх знаков проклятия. И он не мог не заметить шрамов от укусов, потому что каждый день осматривал свои руки, чтобы посмотреть, зажила ли последняя рана от проклятия.       - Есть не так много других шрамов, о которых я могу вспомнить, - говорит, наконец, Вэй Усянь, отталкивая Юй Чжэньхуна за плечи, прежде чем надеть мантию. - У меня не осталось шрамов после того, как я развил золотое ядро, и большинство следов моего детства исчезли раньше, за исключением укусов собак.       Госпожа Юн больше ничего не может сделать, кроме как передать книги исцеления, которые она и Не Хуайсан отложили для целительницы Пан, и прописать ещё одну порцию лечебных тоников, которые, как она ожидает, станут бесполезными в течение месяца после того, как Вэй Усянь начнёт их принимать.       Юй Чжэньхун едва не расплакался, услышав слова целительницы, и с потерянным видом последовал за Вэй Усянем обратно в гостевое крыло. Он смотрел на шисюна так, будто ожидал, что тот исчезнет, стоит ему лишний раз моргнуть. И исполненный сочувствия Вэй Усянь взял его за руку и отпустил лишь тогда, когда они встретили Цзэу-цзюня, спускавшегося на кухню, чтобы принести завтрак себе и своим ученикам.       - Почему ты не волнуешься? - требовательно спрашивает Чжэньхун, как только Лань Сичэнь прощается с ними и продолжает свой путь вниз по лестнице. - Да-шисюн, что… Что мы будем делать?       Но Вэй Усянь не мог сказать ничего, чтобы утешить заместителя, и теперь (сквозь тихое, сопящее эхо ворчания А-Ю в шею Лань Чжаня в соседней комнате и шум младших учеников Цзян, готовящихся к отъезду этажом ниже) он слышит, как Юй Чжэньхун плачет в тишине своей спальни, и обнаруживает, что сам едва сдерживает рыдания при этих звуках.       А потом приходит время их отъезда.       Не стоит бросать тень на эти драгоценные последние часы с его чжи, независимо от того, страдает ли Вэй Усянь от какого-то безымянного недуга или нет, поэтому он сохраняет яркую улыбку на лице, пока делегации Цзян и Лань не расходятся в Пинчжоу вечером. Паром везёт их дальше в Юньмэн, а Вэй Усянь плачет и плачет, пока не засыпает с Сяо-Ю на руках. Он едва осознаёт, что рядом с ним, помимо сына, Юй Чжэньхун. Он не видит его поникшую голову у себя на коленях, не чувствует как шиди обнимает его за талию и прижимается к нему так крепко, как только может, потому что мысли его далеко.       «Я бы хотел, чтобы здесь был Лань Чжань, - с сожалением думает Усянь, слизывая с губ налёт холодного тумана, и его сердце снова разрывается на части при мысли о долгих месяцах, которые пройдут, прежде чем он сможет вновь увидеть своего друга. - Я никогда не научусь жить без тебя, мой дорогой, никогда!»       * * *       Облачные Глубины, Гусу Лань в Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян.       Вэй Ин, у меня нет новостей, чтобы сообщить в этом письме, кроме того, что мы все благополучно приземлились в Цайи, несмотря на наводнение в пути, и что А-Юань, Цзинъи и остальные ученики шлют тебе свои наилучшие пожелания, как и Вэнь Нин. Напиши скорее и уверь меня, что ты в безопасности в Пристани Лотоса, мой дорогой, потому что в последнее время мои сны были злыми - каждый из них, кажется, грозит нам разлукой навсегда, хотя такого никогда не случится, пока я дышу, потому что моё место рядом с тобой уже много лет, так долго, что только мой конец по-настоящему может забрать меня у тебя.       Ты излечился от того, что тебя беспокоило в Цинхэ, милый? Я знаю, ты сказал мне, что ты был в порядке, но я не могу не волноваться, и если моё присутствие рядом с тобой поможет тебе, ты должен сказать мне об этом сразу. Я приеду, независимо от того, от каких обязанностей мне придётся отказаться в Гусу, так как сюнчжан больше не требует моей помощи как лидера Ордена, и я могу найти другого старшего ученика, который будет управлять моими лекциями какое-то время. Для меня это было бы благом больше, чем что-либо ещё, потому что моё сердце уже разрывается без тебя, даже когда я успокаиваю его, готовя цзинши к твоему прибытию, когда бы это ни было. В Цайи почти закончилась пурпурная ткань, так как я купил её так много, чтобы сделать новое постельное белье в твоих любимых цветах, и А-Юань потратил целый кошелёк серебра в городе, покупая игрушки для Сяо-Ю. Он потратил бы ещё больше на новые мантии для маленьких учеников, если бы не тот факт, что Сяо-Ю к тому времени, когда ты переедешь сюда жить, подрастёт, но я не мог заставить себя отругать его – он с нетерпением ждёт этого, Вэй Ин, как и я, и как только моя работа здесь будет закончена, я совершу ещё один визит в Юньмэн и останусь там столько, сколько ты захочешь.       С уважением, мой дорогой - Лань Чжань.