Двенадцать лун и две недели

      Когда-то, много лет назад, в более спокойные времена, Облачные Глубины можно было бы по праву назвать самым спокойным местом в мире.       Но более чем через сто лет после её основания и более чем за сорок - до грандиозной свадьбы между Ханьгуан-цзюнем и давно переименованным Старейшиной Илина, молодая девушка из убежища Баошань Саньжэнь танцевала в Илине и перевернула Орден Лань с ног на голову в течение месяца после своего появления в мире смертных. После неё был её сын, который покорил сердце самого серьёзного ученика, который когда-либо жил на этой горе, а затем пришли Лань Цзинъи, и Лань Цин, и Лань Ю: как лучи ясного света после войны и смерти, и бесконечно лелеемые из-за этого - ибо Облачные Глубины любят и ценят своих смутьянов, и никто не плачет так горько, как их хозяин, когда кто-то, наконец, выходит замуж вдали от Ордена.       - Айя, Сичэнь-гэ! Ты не можешь пойти на свадьбу в таком виде, - умоляет Вэй Усянь, в то время как Лань Сичэнь зарывается лицом в волосы маленькой Лань Цзюинъин и заливается слезами. - Не-сюн, скажи ему.       - Сичэнь-гэ, не надо, - вздыхает Не Хуайсан, похлопывая своего названого брата по плечу. - Смотри, ты полностью намочил пальто Инъин.       - Я не плачу! Но А-Нъин, баобэй, может быть, тебе лучше отойти немного дальше от...       - Папа можете поплакать на меня, если хочет, - настаивает крошечная дочь Лань Сичэня, теснее прижимаясь к отцу. - Сестра уезжает, так что он должен плакать! - И тут снова начинаются слезы, потому что сегодня день свадьбы А-Цин, и нависшая угроза разлуки с ней разбивает сердце её отца.       «По крайней мере, мы все знали, что это случится», - вздыхает про себя Вэй Усянь.       Его племянница будет более чем счастлива в браке с Цзычжэнем. Они встречаются уже много лет, и А-Цин более чем готова взять на себя обязанности, связанные с разделением работы наследника Ордена. Но вся семья будет очень скучать по ней, и даже Сычжуй был обнаружен плачущим на кроличьем поляне, при мысли о том, что она покидает Облачные Глубины.       Что касается Лань Сичэня, то следующие пятнадцать минут он проводит, пытаясь не расплакаться до хрипоты. Не Хуайсан протягивает ему носовые платки и помогает А- Нъин умыться и надеть её лучший жакет. Тем временем Вэй Усянь выскальзывает из ханьши и бежит вниз, к цзинши, который, кажется, находится в таком же беспорядке, как и дом его шурина; все двери и окна широко открыты ветру, и Вэй Усянь едва замечает А-Юаня, прыгающего вниз по ступенькам парадной лестницы на пути к домику А-Цин. Сяо-Ю играет со своими кошками на крыльце, в то время как А-Лан держит свою любимую домашнюю утку за хвост, чтобы та не склевала котят её брата, а Лань Чжань расчёсывает свои длинные волосы в гостиной, и выглядит как видение в своих кружевных одеждах.       Вэй Усянь устремляется к мужу, чтобы поцеловать его.       - Вэй Ин, - улыбается Лань Чжань, роняя расчёску и заключая Вэй Усяня в объятия, чтобы поцеловать его как следует. - Мне помочь тебе одеться, сердце моё?       Вэй Усянь смеётся.       - Если ты хочешь, любимый, - дразнит он, сбрасывая верхнюю одежду. - Я едва могу поднять эту мантию, учитывая все бусины, которые ты пришил.       Хотя после переезда в Облачные Глубины Вэй Усянь в основном ходил в простой рабочей одежде, свадьбы и дискуссионные конференции требуют, чтобы он одевался как можно лучше. Как мужу Главного заклинателя и самому по себе лорду, было бы дурным тоном носить одну и ту же одежду на светских мероприятиях чаще, чем один раз за сезон, и его муж потратил последние шесть лет на то, чтобы заказать ему столько дорогих мантий, что его сундуки-цянькунь, вероятно, глубже, чем у Не Хуайсана.       - Это преувеличение, любовь моя, - говорит ему Лань Чжань. – У главы Не есть несколько комнат, полностью отведённых под его одежду, а у тебя - всего три сундука-цянькунь.       - Ай-я, я знаю это! Но в Ордене Не-сюна нет запрета на чрезмерную роскошь, мой Лань Чжань.       Целоваться с Лань Чжанем сейчас так же приятно, как и до того, как они поженились, поэтому они проводят некоторое время в счастливой беседе в спальне, осыпая поцелуями лица друг друга, пока застегивают ремни и вставляют на место выбившиеся шпильки.       - Отец, папа, прекратите целоваться! - требует Сяо-Ю, просовывая голову в дверь. – Хон-эр снова прыгнул в кроватку, и мы не можем его вытащить.       Вэй Усянь смеётся:       - Что он делает?       - Он сидит на А-Чун! - Сяо-Ю тянет Вэй Усяня за мантию, вытаскивая его за дверь и обратно в гостиную. – Хон-эр не может сидеть на А-Чун, она слишком маленькая!       Вэй Усянь опускается на колени рядом с вышеупомянутой кроваткой и смотрит на комочек оранжевого меха внутри, свернувшийся калачиком на зевающем ребёнке, который должен был быть единственным обитателем колыбели.       - Ах, - шепчет он, настолько поражённый сладостью картины, что притягивает к себе Сяо-Ю и маленькую Шуилань и оставляет поцелуи на их розовых щеках. - А-Чун, дорогая, ты хорошо спала?       Даже через три месяца после рождения Чуньян Вэй Усянь не может устоять перед желанием восхищаться всем, что она делает: независимо от того, бодрствует она или спит, или даже во время её редких приступов плача, когда ребёнок вопит во всю мощь своих крошечных лёгких, потому что он или Лань Чжань прибывают, чтобы забрать её, на секунду позже, чем ей хотелось бы. Она вписывается в их объятия, как будто она была создана для того, чтобы принадлежать им, и так было с того первого драгоценного момента, когда Вэй Усянь впервые увидел её. Но сейчас А-Чун надёжно укрыта в своей кроватке, и когда она моргает, просыпаясь, то счастливо поглаживает пушистого гостя, свалившегося к ней на колени, в то время как Сяо-Ю терпеливо пытается уговорить Хон-эр вернуться в свой человеческий облик       - А-Ю. - Лань Чжань упрекает, поглаживая макушку их сына, прежде чем вынуть обоих младенцев из колыбели. - Он не перевернётся, пока не окажется на земле, милый. Хон-эр боится упасть.       И, словно соглашаясь с заявлением Лань Чжаня, Цзинь Хон издаёт негромкий хлопающий звук, прежде чем исчезнуть и появиться снова в виде человеческого младенца, одетого в сверкающее платье из цзиньского золота и пару мягких жёлтых тапочек. Он подчиняется поцелуям и объятиям так же, как и А-Чун, выглядя явно довольным, когда А-Лан пытается ущипнуть его за щёки. Но он визжит в знак протеста, когда его разлучают с Чуньян, которая хнычет в плечо Вэй Усяня, пока ему не удается успокоить её снова.       - Если Хон-эр нашёл дорогу внутрь, Цзинь Лин и Не Шиён, должно быть, уже были отведены в их покои, - отмечает Лань Чжань, выглядывая в окно как раз вовремя, чтобы увидеть как к цзинши мчится измученный Цзинь Лин.       - Хон-эр здесь? – хрипит он, тщетно пытаясь отдышаться, пока Вэй Шуилань пытается вскарабкаться ему на ноги. - Он выпрыгнул из своей корзины и убежал, пока А-Ши пыталась устроиться в гостевых покоях.       - Он здесь, - заявляет Сяо-Ю, удерживая извивающегося малыша на расстоянии вытянутой руки, и А-Лин бросается вперёд, чтобы вернуть своего беглого сына. - Лин-гэгэ, ты должен сказать ему, чтобы он перестал сидеть на Чун-бао! Посмотри, какая она маленькая!       - Ты это слышал? - требует Цзинь Лин, обращаясь к Цзинь Хону: теперь тот вернулся в свою любимую форму тигрёнка после того, как его подняли с пола, к большому огорчению А-Лина. - Не прыгай на Чун-бао. Она моложе тебя.       Цзинь Хон в ответ пытается укусить отца за ухо, поэтому Цзинь Лин крепко сжимает его, прежде чем засунуть в один из своих рукавов-цянькунь, и спешит обратно к своей жене, чей собственный тигриный облик даёт ей силы пререкаться с Хон-эром гораздо успешнее, чем может он.       - Цзян Чэн скоро должен быть здесь, дорогой, - напоминает Вэй Усянь Лань Чжаню, когда Цзинь Лин исчезает на узкой тропинке, ведущей к поселению учеников. - Мы должны быть у ворот, чтобы приветствовать его, когда он прибудет.       - Мм, мы пойдем, - уверяет его муж с нежным взглядом, от которого Вэй Усянь чуть не падает на колени. - Вэнь Цин не понравилось бы, если б мы опоздали.       Странно, что каждое такое обещание из дорогих уст Лань Чжаня всё ещё звучит как свадебная клятва, несмотря на шесть лет, которые прошли с момента их обручения - или, возможно, дело именно в них, становящихся глубже и драгоценнее с каждым ребёнком, с каждым беспокойством и с каждым проходящим днём.       Внезапно Вэй Усянь поймал себя на том, что едва сдерживает слёзы.       - Почему ты плачешь, дорогой? - шепчет Лань Чжань, целуя его в одно прикрытое веко, а затем в другое. - Я здесь, Вэй Ин. Не плачь.       - Я плачу, потому что обожаю тебя так сильно, что это причиняет боль, - откровенно говорит Вэй Усянь. - И потому, что я думал о дне нашей свадьбы, теперь, когда А-Цин и А-Чжэнь женятся. Святые небеса, Лань Чжань. Неужели это было так давно? Помнишь, как мы готовились принять наши поклоны?       - Это было всего шесть лет назад, - поддразнивает Лань Чжань, в то время как А-Лан и А-Ю протискиваются между ними, воркуя над своей младшей сестрой. - Многое может измениться за шесть лет, когда человек недавно женат. И, любовь моя, у нас впереди так много лет, что я увижу, как ты станешь не только дядюшкой, но и дедушкой много раз. Что ты на это скажешь?       - Но дети недостаточно взрослые. Откуда у нас будут внуки?       - Ну что ж, - начинает Лань Чжань с явным восторгом в голосе. - А-Юаню уже двадцать четыре, так что, есть все основания надеяться, что он скоро…       Вэй Усянь издает вопль:       - Лань Чжань!