Охотник на вампиров

Становилось темно, но видимость пока была относительно хорошая. Я ехал на арендованной машине, направляясь на место встречи по координатам. Здесь, в нескольких километрах от города, на дороге посреди леса, я свернул на колею и медленно проезжал по ней, пока не обнаружил несколько припаркованных машин. Пристроившись рядом с остальными, я вышел и осмотрелся. Обычные автомобили, среди которых выделялся один, представительского класса. Рядом с ним стояла блондинка, свободно облокотившись и не проявляя никакого почтения к дорогой машине. На девушке была удобная и практичная одежда без малейшей претензии на соответствие автомобилю, волосы убраны в пучок, чтобы не мешаться, а дополняли образ большие неуклюжие очки. Она играла на телефоне в какую-то мобильную игру, и восьмибитные звуки разносились в тишине леса, окружающего импровизированную парковку. Я направился к ней, собираясь задать вопросы, но она, завидев меня, убрала телефон и махнула мне рукой. — Пойдём, тебя ждут. И направилась куда-то в лес, не поздоровавшись и ничего не объяснив. — А что вообще происходит? И почему в лесу? — с нервным любопытством спрашивал я, следуя за незнакомкой. — Скоро узнаешь, — кратко ответила она. Я старался не подавать виду, что волнуюсь. Всю дорогу у меня было предчувствие, что случится что-то серьёзное. Мы зашли в строение неясного назначения, рядом с которым на улице работал генератор, и спустились в подвал. В мрачном помещении с бетонными стенами свет исходил от нескольких телевизионных экранов, развешанных на стене, и от монитора, стоявшего вместе с системным блоком на столе сбоку. У самой дальней стены, напротив телевизоров, размещались два кресла, занятые двумя вампирами: один из них был мне хорошо знаком, и даже знаком слишком близко, к моему несчастью, а второго я видел впервые. И лучше бы не увидел вовсе, потому что это существо имело мало человеческих признаков в своём устрашающем обличье. Встреть я нечто подобное без должного опыта и моральной подготовки, то мог бы упасть в обморок, но сейчас — всего лишь отвёл взгляд и уставился в бетонную стену, сочтя её более безопасным зрелищем для своей психики, нежели созерцание этих двоих. — Приветствую тебя на нашем увеселительном мероприятии! — услышал я благозвучный голос, что вдруг раздался прямо за спиной, — рад видеть, что ты явился составить нам компанию. Я резко обернулся. — Не пытайся пугать меня этой дисциплиной: я знаю, как она работает. Используя её, просто быстро добегаешь до нужной точки, а со стороны кажется, что это телепортация, потому что произошло в доли секунды. — Но я не сделал и шага. Зачем двигать своими конечностями, когда за моё перемещение могут отвечать другие силы? Я молча уставился на него. Вампир, стоявший напротив меня, теперь принарядился совсем иначе: вместо ярких тряпок на нём был тёмный костюм в викторианском стиле, но этот образ разбавлялся новомодным макияжем, заключавшемся в большом количестве намеренно неаккуратных чёрных теней вокруг глаз. Ещё сильнее подчеркнуть загробный вид, казалось, было уже невозможно. — Тематика нашей сегодняшней встречи — декаданс, пир во время чумы и отвлечённое философствование в ночи перед Геенной, что действительно могут стать последними ночами, — пояснил он. — А я сначала подумал, что тематика — «изобрази мёртвую героиновую шлюху, сосавшую всю ночь и сдохшую с членом в глотке и размазанной на лице тушью». — Встреча обещает быть интересной, — улыбнулся вампир, — в тебе как раз есть подходящий дух упадничества. И, прежде чем мы начнём, позволь представить тебе других гостей. Пресвятой отец Нильсен от крови Дракона, епископ. Он с уважением кивнул тому ужасному существу, что развалилось на кресле. — Епископ? — переспросил я. — католический, что ли? — Я епископ Шабаша и его первое лицо в этом городе, — сурово пояснило существо, — к чему вообще церемонии со смертным? — Он не простой смертный, — сообщил Лучник, — это же охотник на вампиров. — Ах, ну тогда я должен обосраться от страха, — фыркнул епископ, — но не могу этого сделать, потому что последний раз дерьмо покидало мои кишки лишь во время Становления. — Увы, вампиры лишены некоторых радостей жизни. А теперь, — он снова обратился ко мне, — познакомься с Мэри, моей помощницей. Она отвечает за техническую сторону мероприятия. Девушка, что проводила меня сюда, теперь сидела за столом с компьютером. Когда её назвали по имени, она повернулась ко мне. — Привет, — сказала она таким тоном, словно в гробу видала и меня, и всех остальных, и на этом снова отвернулась к монитору. Несмотря на её нерасположенность к общению, Мэри заинтересовала меня более всех. «Она вампир? Или гуль? А если вампир, то от чьей крови? Может быть, ещё одно несчастное дитя этой твари?» — терялся я в догадках. — Но кое-кто из присутствующих так и не представился. Как же следует обращаться к тебе, охотник? — Называй меня «Повелитель Вселенной и Мой Господин». — Как скажешь, Повелитель Вселенной и Мой Господин, — подмигнул вампир. — Хотя нет: теперь, когда я это услышал, то понял, что звучит максимально по-идиотски. Каким же надо быть безвкусным деревенщиной, чтобы на полном серьёзе хотеть обращение к себе «Мой Господин». А знаешь, предложенный тобой вариант вполне неплох. Может, ты и с иронией называешь меня «охотник», и конечно же ты не боишься отдельно взятого смертного. Но вы, вампиры, боитесь человечества и прячетесь от него, расползаясь днём по своим секретным и защищённым убежищам, и даже ночью не особо высовываетесь, потому что соблюдаете ваш Маскарад. Или, как вы его ещё называете, «Молчание Крови». — Молчание Крови — это принципиально другое, — возразил епископ Нильсен, — оно нужно как стратегическое преимущество для захвата власти над смертным скотом. А Маскарад — для слабых и трусливых камарильских вампиров, которые намерены прятаться и дальше. — Ну то есть это одно и то же, просто под разными предлогами. — Смертному не понять сложных нюансов. — Да я и не собираюсь копаться в ваших попытках оправдать свой страх перед людьми. Я пришёл сюда за Феликсом, и желаю знать, где он и что с ним. На это ответил его Сир: — Основное мероприятие проходит в бункере. Я посчитал интересной идеей запереть вампира с компанией людей. А мы — всего лишь наблюдатели. И будем через камеры смотреть кино в реальном времени. — Ты закрыл своего потомка с людьми? На что ты рассчитываешь? Он не будет жрать их тебе на потеху, и не станет изображать охотящегося за ними монстра из дешёвых ужастиков. — Не стал бы… если бы не одно обстоятельство. Но об этом позже — не рассказывать же сразу про все сюрпризы. Итак, пора смотреть кино! — объявил он, после чего Мэри на своём компьютере включила вывод изображения на телевизоры. На главном и самом большом экране я увидел, что в комнате у стола собрались несколько человек, на вид все примерно мои ровесники. Они выглядели, как представители более низкого социального класса. Кто-то сидел за столом и выпивал, кто-то непринуждённо болтал, кто-то бродил по комнате, разглядывал стены и смотрел в камеру. Качество изображения было очень хорошее, позволяющее в деталях видеть лица. Помещение действительно выглядело как бункерное: вентиляционные трубы под потолком, однотонные серые стены без окон, небольшие лампочки на стенах. Во главе стола восседал офицер в своей форме, и вид у него был ещё более мрачный, чем в момент нашего знакомства. — А где этот бункер? — спросил я. — Неподалёку отсюда. Но тебе туда нельзя. — Это ещё почему? — На тебя у меня другие планы, — ухмыльнулась тварь, отправляясь на своё кресло. Я смотрел на экран и на всех этих людей, которые чувствовали себя спокойно и весело. «Они не знают о том, что это ловушка? Наверняка их заманили сюда обманом». — Мэри, подай нашему гостю стул, пожалуйста, — попросил вампир, устраиваясь на кресле поудобнее. Девушка обернулась ко мне. — Вон там в углу пара стульев, — сказала она мне, — сходи сам возьми. «Что? Она ослушалась прямого указания? Вероятно, она всё-таки не гуль. Тогда кто? И почему сотрудничает с этой тварью?». Однако за ослушание ничего не было, потому что я сам направился за стульями. И взял себе сразу два — однако, пока тащил их, ненароком зацепил стоявший у стены лук. Оружие с грохотом упало на пол. — Извиняюсь, — буркнул я, радуясь, что меня ещё не прибили, и стал поднимать его. На те мгновения, что лук оказался в моих руках, я понял, почему владелец не расстаётся с ним даже в эпоху автоматов: приятная тяжесть, фактура дерева и грозная, вместе с тем благородная форма произвели на меня такое впечатление, что я далеко не сразу захотел ставить оружие обратно. «А при натягивании и стрельбе, должно быть, столь восхитительные ощущения, что после этого все современные пушки покажутся скучным пластиком». — Но почему именно настоящий средневековый лук, а не современный блочный? — спросил я, повернувшись к владельцу, — сейчас их делают из более оптимальных материалов, и эффективность натяжения гораздо выше. Ну то есть при меньших усилиях можно получать более высокую мощность. — Мне не нужна эффективность оружия. Вопрос исключительно в эстетике. Взгляни, тут только дуга и тетива, и более ничего. Это гениально в своей лаконичности. Современный лук перегружен вспомогательными элементами, но чем больше его обвешивают, тем беспомощнее это смотрится. Каждым таким элементом стрелок как будто сообщает: «я слишком слаб, поэтому мне нужен механизм упрощения натяжения», «я не умею чувствовать баланс, поэтому мне нужен стабилизатор», «я не понимаю физику полёта стрелы и не ощущаю расстояний, поэтому мне нужен прицел». Мне же ничего из этого не надо. А впрочем, даже лук не нужен. Если что, я могу просто загрызть. — Понятно, вопросов больше нету, — я поспешно поставил лук к стене и утащил стулья подальше от вампиров. На один из стульев я сел сам, а на другой закинул ноги. Расположился же на почтительном расстоянии перед креслами, потому что позади них уже не было места. Мне было неуютно, что эти двое вампиров находятся за моей спиной, но, раз уж я нужен живым по какой-то причине, то наверное могу расслабиться. Что бы они ни задумали, сопротивляться им будет бесполезно, а значит, от меня ничего не требуется, кроме как сидеть и смотреть на экраны. Тем временем, один из подвыпивших решил пристать с расспросами к Феликсу. — А ты что, реконструктор? Это форма Континентальной армии времён войны за независимость? — Не угадал. Тем не менее, поздравляю вас с победой и независимостью от Британской империи, — ответил вампир. — Да как нехер. Мы, американцы, легко можем раскатать бриташек. Они воевать не умеют, им даже зулусы надавали лещей. Я услышал, как позади один из вампиров недовольно фыркнул. От этого я получил злорадное удовлетворение. — Тогда щас угадаю, откуда форма. Франция? — продолжал допытываться подвыпивший мужчина. — Снова нет. — Где же ещё были синие мундиры? — он почесал голову, — Швеция? — Какая нафиг Швеция? — вмешался ещё один из присутствующих, — тогда были бы дополнительные жёлтые цвета. Я не уверен на сто процентов, но предположу, что какой-нибудь из небольших и незначительных субъектов Священной Римской империи. — Незначительных?! — возмутился Феликс, — моя страна оказала огромное влияние на политическую карту Европы, а то, что сама она давно исчезла с карты, говорит лишь о бессмысленности всех достижений. Когда-то все европейские державы пристальным образом следили за каждым её действием и стремились перенимать всякий аспект её военного дела, но теперь о ней знают лишь историки. На этом моменте Мэри переключилась на другую камеру. Теперь основной экран показывал двоих мужчин, зашедших в пустую комнату. — Ты уверен, что тут нет камеры? — Ну ты же видишь, что нет. Какой смысл устанавливать скрытую камеру, если весь бункер утыкан обычными? — Вроде никакого… но кто знает. Тут же типа социальный эксперимент, или как оно там называется. — Это всем остальным навешали лапшу про социальный эксперимент. А я знаю правду. Здесь снимают реальный снафф-фильм про убийства. — Да не, чушь какая-то. Ты меня разыграть решил, да? — Я серьёзно. Только тихо, не подавай виду и ничего никому не говори. — Бля, мужик, это пиздец какой-то! — Слушай меня внимательно. Помогай мне и делай то, что я скажу. — Я лучше свалю отсюда нахер. Свяжусь с организаторами и потребую выпустить меня отсюда. — Никак и ни с кем ты не свяжешься. Телефонов нет и выход закрыт. — Если доступ отрезан, то кто собирается всех убивать? Получается, убийца среди нас?! — Да. Это я, — он достал пистолет, и его собеседник в ужасе попятился, — сотрудничай со мной, и будешь жить. — Я сделаю что скажешь! Не убивай меня, я не совершал ничего плохого! Я не делал наркоту, а просто перепродавал. — Да насрать мне на твои делишки. Моя задача тут — перебить половину людей до полуночи, после чего мне заплатят обещанную вторую часть. Аванс я уже получил. За усердную помощь поделюсь с тобой некоторым процентом. — Окей, мужик, чё делать надо? И сколько в том проценте? — Тысяча баксов будут твои. Значит, так. Выскакивать на толпу — бесполезно, даже с пистолетом. У кого-то из них тоже могут быть пушки. Надо заманивать жертв в дальние комнаты бункера и там расправляться по-тихому, без выстрелов. Уложимся до полуночи — и мы в шоколаде. Наблюдая за ними, я высказался: — Каким же надо быть дебилом, чтобы повестись на обещания процента. Очевидно же, что он собирается убить подельника, как только тот перестанет быть нужным. Я бы на его месте просто пошёл бы и сдал убийцу всем остальным. — Со стороны легко решать, — ответили мне с заднего ряда. — Значит, вот так? — я обернулся, — нанять какого-то недо-киллера, чтобы он устроил тихую резню, и наблюдать за этим, потому что вам, вампирам, такое кажется очень забавным? — Это, безусловно, забавно, но он — далеко не единственная и не самая опасная угроза в бункере. — Если не ради забавы, то для чего ты это всё устроил? — вопрошал я, развернувшись к ним вместе со стулом, — для чего нужна резня и какие-то странные «социальные эксперименты», о которых там говорили? — Чего не сделаешь ради своего дитя. Нужно помочь ему раскрыться с новой стороны, и создать для этого подходящие обстоятельства. А заодно — организовать представление для своих. То есть, для тех, кого тоже интересует судьба моего потомка. — И при чём тут епископ? — я перевёл взгляд на второго вампира, но тут же вновь отвёл глаза, которым тяжело давалась это зрелище. — При том, — ответил епископ Нильсен, — что этот молодой и многообещающий офицер — отличная находка для моих фильмов. Я сценарист, это моё хобби. Когда-то оно было моей профессией: едва стали выходить первые немые фильмы, я уже придумывал эротические сюжеты. Некоторые из них находили воплощение на экране и демонстрировались на закрытых показах. Постепенно я стал всё более искушённым, а мои выдумки — всё более провокационными. Теперь же я достиг такого совершенства, что одно созерцание фильмов с моим сценарием способно удовлетворить самых взыскательных и бесчувственных представителей нашего вида. При этом смертные, которые видят такое кино, могут пострадать психически, а также испытать наивысшую степень физиологического отвращения. — Меньше всего на свете я бы хотел познакомиться с автором того фильма, после которого меня стошнило. А теперь, когда я всё же познакомился, посмотрел на него и послушал из первых уст, то вообще хочется вздёрнуться от того, что такое существует в нашем мире. — До чего лестный отзыв моему творчеству, — расплылся тот, — впрочем, это уже давно не основное моё занятие, ведь я два десятка лет являюсь главным в городе. С другой стороны баррикад на то же звание претендует князь, но кому интересны претензии камарильских ничтожеств. Которые скоро будут повержены. — А что будет с городом, если он полностью перейдёт под контроль Шабаша? — спросил я. — Да ничего, — ответил епископ, — будет полезный город, который станет опорным пунктом для нападения на другие города. — Имею в виду, что будет с людьми в этом городе? — Им будет хуёво. Но кого это волнует? — отмахнулся Нильсен, — это просто наша еда. — Вас, вампиров, это должно волновать. Я уже много раз слышал суждения, что мы — такой жалкий скот, который ничего не стоит, а вы — высшие существа, едва ли не божественной природы. Вот только на самом деле вы — паразиты. И без людей хуёво будет уже вам. — Людей много. И их можно разводить, как кроликов, культивируя полезные для нас качества и отбирая по принципу питательности. Мы не паразиты. И даже не хищники. Скорее, мы подобны пастухам. Чем больше я слушал епископа, тем больше отвращения он вызывал. Меня злила эта напыщенность, и сочащееся из каждой фразы чувство превосходства. — Ты и сам мог бы остаться точно таким же скотом, который так презираешь. Если бы случайно не подвернулся какому-то вампиру, который становил тебя, — проговорил я с неприязнью. — Выражайся вежливее, и соблюдай правильное обращение ко мне. Я епископ и глава Шабаша в этом городе. А ты — никто, просто одноразовая закуска. Я нашёл в себе силы посмотреть ему прямо в глаза. — За всё время взаимодействия с вампирами я заметил одну вещь. Чем слабее вампир — тем больше церемоний он требует, и тем чаще подчёркивает, какой он важный на фоне смертных. Может, ты и умеешь придумывать подходящие сценарии для ебанутых извращенцев, но ты слаб на посту главы. Сколько лет ты его занимаешь, двадцать? Тогда почему в этом городе всё время спокойно сидела Камарилья? А наступление на неё начал вовсе не ты. Ну и толку от твоего пустого титула? — Что ж, ты подписал себе мучительный приговор, — поднялось это существо, закатывая рукава. — Нет, ваше Высокопреподобие, все мои гости должны оставаться в целости и сохранности, — остановил его Лучник. — Да я просто проучу его, без смертельного исхода. Но так, чтобы у него навсегда отпало желание раскрывать свой рот в сторону вышестоящих. — Не могу вам позволить такое, пресвятой отец. — Что-то вы прощаете слишком много выходок этому идиоту, который уже не понимает, что несёт и с кем имеет дело. Быть может, у вас какие-то чувства к смертному, а? — Но взгляните сами на этого привлекательного брюнета. Грех не испытать чувств к нашему юноше со взором горящим! — Я не юноша, мне двадцать пять, — поправил я. — В любом случае, меня подкупает твоя честность, граничащая с безумием. Но делать выводы и ругать нашего уважаемого епископа, не зная всей ситуации — опрометчивое решение. Я заметил, что у него будто бы смягчилось отношение ко мне после некоторых событий. А может, причина — в разных обстоятельствах, при которых нам довелось общаться. В более напряжённой обстановке он проявлял больше строгости, а в спокойных ситуациях становился более приветливым. «Интересно, что же испортило его характер и заставило стать тварью, наслаждающейся мерзкими выходками?» — Мне почему-то кажется, что когда-то давно, и, может быть, даже до Становления — ты был более приличным человеком, — задумчиво сказал я, — у тебя же есть некоторые остатки благородства. Вампир рассмеялся, но беззлобно. — Это не остатки. Скажем так: когда я был новообращённым, то имелось значительно меньше шансов пережить встречу со мной, чем сейчас. А если вспоминать смертную жизнь… Как сейчас говорят, «туши свет — кидай гранату». — Даже не верится, что такое возможно. Куда уж хуже, чем сейчас? — Времена были суровые. Викинги терзали набегами наш остров, и мне приходилось защищать свои земли и свою династию. Но не времена и не обстоятельства отвечали за мой характер. Я совершал многочисленные злодеяния, потому что испытывал от них удовольствие, в том числе физическое. В дальнейшем, однако, я поумерил пыл. — И что же заставило тебя это сделать? — Время. Рано или поздно всё приедается. А теперь советую снова повернуться к экрану: намечается что-то интересное. Я последовал совету и увидел, что в одной из комнат парень болезненного вида закончил приём дозы и начал странно себя вести. Кажется, он страдал от галлюцинаций… или наслаждался ими? — и в таком состоянии вышел к остальным, в главное помещение со столом. Он уставился на офицера, всё так же сидевшего на своём месте, и вдруг закричал: — Вампир! Это вампир! Убейте его, пока он не убил нас! Пока все с недоумением смотрели на наркомана, к нему подошёл один из заговорщиков и потянул его в сторону коридора, оправдываясь перед остальными: — Опять он накидался своей дури, забейте. Ему надо отлежаться и успокоиться. — Это ещё что, — поднял голову мужчина с бутылкой, — я однажды так нажрался, что мне дьявол привиделся. Неделю отходил. Не употребляйте всякое говно, ребята. С этими словами он ещё раз отхлебнул из горла. Заговорщик притащил кричащего наркомана в пустую дальнюю комнату. Там их поджидал нанятый убийца, который при помощи ремня из брюк задушил свою жертву. Мне было неприятно видеть процесс убийства, но я не испытывал особенного сострадания. — Что ж, обитатели бункера начали убавляться. Прискорбно, что не все из них доживут до полуночи — ведь тогда начнётся самое интересное. — Что начнётся? — спросил я напряжённо. — Какой же скверной персоной нужно быть, чтобы заранее рассказать содержание сюжета? Уж до такого недостойного поступка я не опущусь. — Лучше бы ты не опускался до многих других вещей. — О, вот это нужно на главный экран, — вдруг вмешался епископ, присмотрев для себя что-то интересное на одной из камер. Теперь мы наблюдали за уединившейся молодой парочкой в комнате с кроватями. Девушка помахала рукой в камеру, дерзко улыбаясь, после чего начала раздеваться, прерываясь на поцелуи со своим парнем. — А тебя, как обычно, интересует только одно, — хмыкнул я, обращаясь к епископу. — Чему я очень рад, — отвечал тот, — что может быть приятнее разврата и похоти? Тем паче, это важнейшая тема всей культуры. — Культуры, созданной людьми, которых ты так презираешь, -напомнил я. — С чего ты взял, что она создана только людьми? Вампиры осуществили значительный вклад, вдохновляя, поддерживая и направляя творцов. Сами бессмертные порой лишаются вдохновения, потеряв часть эмоций, но кто-то продолжает создавать произведения, и я тому живой… ха, точнее, не-живой пример. В том, чтобы достучаться до холодных и мёртвых созданий — есть творческий дополнительный вызов, и я справляюсь. Мои сюжеты неплохо работают. Парочка начала совокупляться, поглядывая в камеру и ничуть от этого не смущаясь; напротив, любовников явно заводил тот факт, что за ними наблюдают. — Будь я более молодым и менее взыскательным, то уже начал бы дрочить прямо здесь, — поделился ценным откровением епископ Нильсен, — теперь же мне недостаточно смотреть на то, как парень пялит раком какую-то шлюху. — Наверное, тебе больше понравились бы просто два парня, — предположил я с сарказмом. — Пф, только малообразованные обыватели считают однополую связь наивысшим пороком. Существуют бесконечно разнузданные и запредельно непристойные практики, доступные разнополой паре. Можно сочинить и снять самую невообразимую мерзость, используя в ролях лишь мужчину и женщину, совершенно обыкновенных на вид. Притом, такие участники, напротив, лишь подчеркнут своим видом порочность происходящего. Чем более невинно и добродетельно выглядит исполнитель роли, тем больше эффекта получится от контраста с его действиями. Именно поэтому для меня представляет интерес этот молодой вампир — настолько, что некоторые из отснятых сценариев я писал специально для него. — Какой же ты отвратительный ублюдок. Ему и без того приходится тяжело от проклятия и от жизни в незнакомом мире будущего, а тут ещё ты со своими больными сценариями. — Он сам согласился на эту работу и получает оплату, так в чём претензия ко мне? — Нет у меня к тебе никаких претензий: что взять с ходячего трупа, давно охладевшему ко всему, кроме извращений. Моё дело — лишь сказать правду вслух. — С чего ты взял, заносчивый глупец, что говоришь правду? Даже по меркам человека ты пока что прожил ничтожно короткую жизнь; твоим мышлением управляют сиюминутные эмоции вместе с красивыми словами людей из телевизора, которые заливают чужое мнение в твой неокрепший мозг. Если бы ты был хоть каплю умён, то уже предположил бы: а что, если проживший почти сотню лет вампир, обладающий холодным разумом — знает и понимает больше, чем ты? С этим понимаем тебе следовало бы захлопнуть рот и молча слушать, впитывая более разумные рассуждения. — Ох, ну блядь извините, давайте же послушаем, какие мудрости нам сообщит пресвятой отец, — скептически ответил я. Тем временем парень с девушкой закончили свои развлечения и развалились на постели, уставшие и довольные. — И это всё? Как же незатейливо, — разочарованно протянул епископ, — они могли бы хоть как-то разнообразить сцену: например, в качестве самого минимума, можно было засунуть кому-то из них руку по локоть в задницу. Преисполняясь мудростью от комментариев уважаемого епископа, я смотрел, как парочка принимается одеваться и болтать. — Где же мои сигареты… ах да, я оставил их в кармане куртки, в главной комнате. Побудь тут, детка, я скоро вернусь. — Не ходи, забей на свои сигареты. Я не хочу оставаться одна. Этот бункер какой-то стрёмный. — Классно потрахаться и не закурить — всё равно что остаться без половины удовольствия. — А вот не курил бы — получил бы всё причитающееся удовольствие сразу. Зависимость притупляет ощущения. — Как-нибудь с понедельника брошу, но сейчас мне очень нужно затянуться. — Не надо. Я что-то слышала снаружи. Давай останемся тут. — Мы же не одни, тут ещё несколько человек в бункере. Конечно, кто-то ходит по коридорам. — Не просто ходит, там будто кто-то подкрадывался и несколько раз задерживался у двери. Нас подслушивают? — Ха, прикалываешься? Да мы только что почпокались перед камерой. Эй, ребята, кто за нами шпионит, вы там обдрочились небось? — со смехом спрашивал он, глядя в камеру. «Да не то что бы. Не хочу соглашаться с епископом, но потрахались они реально скучно. По крайней мере, для наблюдения со стороны». Парень открыл дверь и вышел в коридор, несмотря на протесты своей девушки, которая решила остаться в комнате. Он огляделся и направился за угол, а она закрыла за ним дверь. Из-за угла он внезапно получил арматурой по голове, после чего моментально упал и больше не подавал признаков жизни. Девушка не увидела этого, продолжая сидеть в комнате и ждать своего дружка, который больше не вернётся. Камера переключилась на главную комнату. Вампир смотрел в сторону коридора насторожённым взглядом. Хоть и в его прямой видимости не было ничего интересного, но очевидно, что его привлёк звук удара. Остальные не обращали на это внимания, продолжая общаться и выпивать. — Он знает, — услышал я полушёпот позади себя. Через несколько секунд офицер отвернулся от коридора и продолжил молча смотреть перед собой, не двигаясь с места. Присутствующие больше не лезли к нему расспросами, и как будто вообще перестали замечать его. «Но почему он не пойдёт и не разберётся с убийцей? Такое равнодушие на него не похоже». Девушка опасливо выглянула в коридор, медленно отодвигая дверь… И арматура встретилась с её лицом. Я отвернулся от экранов. «Он мог этого не допустить. Мог спасти хотя бы её. Какого чёрта он продолжает просто сидеть?!» — Что за херня происходит? Почему он так себя ведёт? — оглянувшись, спросил я у организатора этого «эксперимента». Но тот молчал, загадочно улыбаясь. Ничего не оставалось, кроме как смотреть дальше. Один из заговорщиков подошёл к другой девушке, что сидела в общей комнате отдельно от всех и потягивала из бокала. Она выглядела скромно и была похожа на домохозяйку, выделяясь таким образом из прочей маргинальной публики. — Чего не прогуляешься по бункеру? Тут столько прикольных помещений разного назначения. В основном хранилища с ящиками и пустые комнаты, но есть общая спальня, душевые и всё такое. Осталось со времён Холодной войны. — Честно говоря, не хочется в эти коридоры. Там как-то не по себе. Хоть они и освещены… местами, и относительный порядок, камеры, люди… но всё равно что-то не так. Была бы возможность, я бы отсюда ушла. — Да брось, отличный бункер. Я уже прошёлся по комнатам, ничего страшного нету. Хочешь, проведу экскурсию? Всё увидишь сама и перестанешь опасаться. — Наверное, я слишком накручиваю себя. И правда, стоит пройтись. Прогуливаясь по коридорам, он открыл дверь для своей спутницы в одну из комнат, но, оглянувшись, вздрогнул от неожиданности. Позади них стоял вампир. — Неплохо умеешь тихо подкрадываться. Что, решил подглядеть за нами? Офицер смерил заговорщика взглядом, полным презрения, и лишь сказал: — Свали. «Теперь узнаю́ его. Странно лишь, что он не сказал более грубый эквивалент. Может быть, это из-за присутствия дамы». Тот благоразумно послушался и поспешным шагом ушёл обратно в общую комнату, отчего-то не желая вступать в перепалку. А вампир проследовал дальше по коридору. — Эй, подожди, — окликнула его девушка, — зачем ты прогнал его? Куда ты? — Хочу побыть один, — ответил офицер, не останавливаясь. — Может, лучше не оставаться в одиночестве в таком месте? — спрашивала она, следуя за ним, — мне почему-то кажется, что ты знаешь больше, чем остальные участники. И что твои тяжёлые мысли связаны с чем-то, происходящим именно сейчас. — Почему ты так думаешь? — Я умею читать настроение по лицу и распознавать даже малозаметные переживания. Этот навык полезен для моей профессии. — Работаешь в сфере деловых переговоров? — Почти, — рассмеялась она, — я проститутка. Увидев его недоуменный взгляд, девушка добавила: — Да, многие не верят, потому что я не в чулках и не в сапогах на высоком каблуке. Но вне работы мне незачем одеваться вызывающе. Здесь я хочу подзаработать иным образом, и потому согласилась поучаствовать в этом социальном эксперименте. Получить денежку за то, чтобы просто посидеть в бункере несколько часов — неплохой вариант, почему бы нет. До полуночи уже осталось немного. В одном из хранилищ вампир расселся на деревянном ящике, а его разговорчивая собеседница устроилась по соседству. — Этот парень, который пригласил меня на экскурсию по коридорам — почему-то сильно волновался. Может, он хотел предложить секс, но просто слишком неопытен с противоположным полом. — Нет, не этого он хотел. — Значит, я угадала, что ты что-то знаешь. Ну же, расскажи, что не так с этим местом и что тут происходит? — Ничего особенного. — Ну я же вижу, что ты обманываешь. Давай, поделись, ну чего ты? Я никому не расскажу. Тут даже камеры нет, никто не узнает. — Тебе бы на допросах работать. А камера есть. Вот там. Он уставился в камеру и сделал столь красноречивый взгляд, что и без слов стала ясна степень его недовольства организатором. — Где? Я не вижу, — она спрыгнула с ящиков и стала смотреть вдоль стены, — да не, нету здесь ничего. — Это не важно, на самом деле. Пусть он смотрит сколько хочет и пусть подавится этим зрелищем. — Кто? У тебя с кем-то давний конфликт, верно? Хотя, наверное, ты не будешь об этом рассказывать перед камерой. Понимаю. — Мне нечего от него скрывать, я могу сказать то же самое и в лицо. Офицер поднялся с ящиков, подошёл ближе к камере, и, глядя прямо в объектив, произнёс: — Когда-нибудь ты получишь по заслугам. Я продолжаю жить, чтобы устроить это. Или хотя бы увидеть. На этом моменте я развернулся к заднему ряду и спросил: — За что он тебя так ненавидит? — Обычный процесс воспитания и обучения потомства… Никто и не говорил, что будет легко, — отвечал вампир столь расслабленным голосом, что почти переходил в полушёпот. Однако даже в полушёпоте сохранялись мелодичность и приятный тембр. Я поймал себя на мысли, что хочу и дальше слушать его. — Но что это был за конкретный проступок — тогда, двести пятьдесят лет назад? — Я совершил самую ужасную вещь с точки зрения моего дитя. С тех пор ни о каком разумном диалоге нет и речи. — И что это было? — Поскольку у тебя возник такой вопрос — предположу, что он не рассказал тебе всю историю о произошедшем. В ночь его Становления я довольно быстро разузнал, чего он натворил в своём лагере. И отправился по следу, надеясь, что от нашего офицера хоть что-нибудь осталось, и что дикие звери не обгладывают его кости. Когда я обнаружил это несчастное создание, в его теле ещё теплилась жизнь. Но часть органов уже не работала, он не мог шевелиться и едва ли осознавал происходящее. Помню, что затем я уселся ему на грудь… — Ну спасибо, что хоть не на лицо, как ты любишь. А что, если его ещё можно было спасти? — Я этим и занимался. Мне нужно было прекращать его страдания и начинать ритуал Становления. — Нет, я имею в виду, спасти смертную жизнь. У вампиров же есть много всяких трюков. Как минимум, просто напоить своей кровью, чтобы исцелить раны. — Было слишком поздно для такого. Даже если бы я знал способы оставить ему жизнь, то не воспользовался бы ими. Мне нужен не смертный, а продолжатель моей династии. Или, как она именуется у вампиров — линия крови. — Что это за линия крови? — Я удостоился чести отвечать за редкую линию с уникальными особенностями. В Европе приходилось скрывать принадлежность к ней, но в Новом Свете мы можем чувствовать себя свободнее. — И что же не так с этой кровью, раз её приходилось скрывать даже от вампиров? — С ней всё прекрасно, это просто старые европейские вампиры слишком злопамятны. Но вернёмся к предыдущей теме обсуждения. Итак, помимо огнестрельных ранений, я заметил следы насилия. — Подожди, в каком смысле «насилия»? — В сексуальном смысле. Епископ оживился и влез в разговор: — О, с этого момента поподробнее! — воодушевлённо высказался он. — Я не видел самого действа, но могу судить по косвенным признакам. Когда преследовавшие солдаты смогли ранить Феликса, то их азарт погони и ожесточённость ещё не были удовлетворены и требовали дополнительного выхода. — Но… почему? — отчаянно не понимал я, — у военных же был доступ к шлюхам, а на худой конец есть доступ к своим рукам. Зачем опускаться до уровня каких-то одержимых зверей? — Накануне произошло сражение с очень высокими невосполнимыми потерями. У многих повредился рассудок в той или иной степени. Когда вокруг тебя грохот артиллерии, разорванные куски тел, и в любое мгновение ты можешь стать следующим — привычные ограничения более не будут интересовать тебя. И, возможно, ты превратишься в животное, полагающееся лишь на первобытные инстинкты и движимое разрушительными импульсами. Затем тебе попадётся кто-то из собственного же командования — ты не будешь разбираться в тонкостях их полномочий, ведь ты думаешь, что они все виноваты, раз гонят тебя на убой. Выражение твоей ненависти сможет принять любую, даже самую низменную форму. — До чего же прекрасно звучит, продолжайте! — восторженно сказал епископ, — это начинает меня возбуждать. Есть ли предположения, в какой позе его имели? — Маловероятно, что они выдумали что-либо изобретательное в таком состоянии. Скорее всего, просто пристраивались сзади — это реализуемо легче, чем… — Закройте свои пасти, вы оба! — в гневе закричал я, не выдержав слушать, как они обсуждают такие вещи будничным тоном, — заткнитесь нахуй! В повисшей тишине я слышал, как на фоне девушка мило болтает с офицером, рассказывая о своей жизни, а тот заинтересованно отвечает ей. Но я не поворачивался к экрану, а смотрел на двух вампиров. Внезапно Лучник поднялся и направился ко мне. В этот момент у меня даже в глазах помутнело от страха и я похолодел. Но он прошёл мимо меня. С бешено бьющимся сердцем я повернулся на стуле обратно, хотя конечности почти не слушались. — С твоего позволения, я продолжу отвечать на твой вопрос про событие, после которого испортилось отношение Феликса ко мне. Ты позволишь мне продолжить? — вопрошал вампир, начав неспешно прогуливаться перед экранами. — Д-да… — севшим голосом подтвердил я. — Благодарю, — он чуть поклонился, — среди тех солдат был его подчинённый. Единственный выживший из его отделения. По какой-то причине офицер был уверен, что живы и другие, что кто-то остался лежать раненый на поле боя. По моим источникам, все числились погибшими. Но, даже восстав после смерти, он стремился разыскать их. Если кто-то и оставался раненым на момент завершения битвы, то прошло уже слишком много времени. Мне нужно было убедить его перестать охотиться за призраками. Ведь он сам становился подобен призраку, когда бродил ночами среди мёртвых тел, а окружали его лишь туман и вороны, слетевшиеся на пир… Я опустил голову, задумавшись и представляя эту печальную картину. — И тогда я притащил к нему единственного выжившего. Мне хотелось видеть, как он посмотрит в глаза своему бывшему командиру и как объяснит, почему обрёк его на унижения и медленную смерть в лесу. Я надеялся, что моё дитя пожелает отомстить за эту чёрную неблагодарность. Но, к моему разочарованию, Феликс не держал зла на никчёмного солдата и ничего не стал ему делать. Тогда я сам спросил у выжившего: зачем ты так поступил со своим командиром, который любит своих подчинённых и делает для них всё возможное? На это последовал ответ, что он и сам не знает, и на него что-то нашло, а теперь он сожалеет и раскаивается. Изумительный ответ! «Что-то нашло»! Если бы он сказал, что сделал это, потому что захотел и ему понравилось — я бы проникся уважением за смелость и последовательность. Но услышанное заставило меня преисполниться презрением к этому жалкому существу, и я свернул ему шею на месте. Хочешь творить злодеяния — иди и твори, и не изобретай оправданий: собственное удовольствие уже является достаточным основанием. Он подошёл ко мне и наклонился, чтобы его лицо оказалось почти вровень с моим. — Но если ты за порядочность и добродетели, то тогда — просто не совершай зла, вот и всё. А как ты будешь удерживаться… — вампир снова выпрямился и сделал шаг назад, — никого не волнует. В любом случае, нет такого зла, которое было бы хуже, чем оправдания. Я нервно сглотнул и продолжал молчать. Желание высказываться куда-то пропало. — Стоит ли говорить, в каком гневе был офицер после такого? — продолжал он, — убегать от него было даже забавно. Как видишь, он меня не догнал. Но эти развлечения продлились недолго. Однажды я нашёл его на том же поле боя, спящим рядом с разлагающимися трупами своих солдат. Попытки разбудить его были тщетны. Словно он хотел остаться там навсегда и больше никогда не просыпаться. Но я посчитал, что когда-нибудь он может передумать, и нужно дать ему такой шанс; потому позаботился об убежище, где он может поспать сколько хочет. До лучших времён. — Не кажется ли вам, — заговорил епископ, — что вы уделяете слишком много внимания своему потомку? Пока новообращённые ничем себя не проявили, они — просто расходный материал. Всегда можно дать Становление следующему, если с одним возникли проблемы. — У меня иные принципы. Проблемы с каждым из потомков возникают всегда, это неизбежный этап. Невозможно дать достойное обучение, не сталкиваясь во множестве конфликтов и не получив претензий. И мои преемники достойны сложного и продуманного подхода; более того, ради них стоит рискнуть чем-то ценным, учитывая вложенные усилия. Когда-то двое моих потомков были пойманы Инквизицией. И я лично отправился на их вызволение. — Это безумие. — Это мои дети, я не мог бросить их. Пусть и не могу в полной мере называть их своим потомством… Через кровь при Становлении передаётся слишком мало, это не сравнится с возможностью продолжения рода у смертных. Я с удивлением заметил, что он действительно в какой-то мере расстроен и недоволен проклятием. И наконец я решил высказаться: — Но вообще-то, у тебя есть сходство с Феликсом. Правда, твои черты лица кажутся чуть более резкими, но если ты перестанешь краситься, словно шл… кхм, то есть, в своей обычной манере, и не будешь жутко улыбаться во все тридцать два зуба, или сколько их у тебя… впрочем, не хочу проверять — тогда сходство может стать заметнее. Возможно, это отдалённое биологическое родство, или ты сам выбирал внешне похожих на тебя кандидатов, или же через кровь всё-таки передаётся больше, чем кажется. — Тело преображается после Становления, но черты лица меняются лишь в некоторой мере. Однако, не отрицаю, что критерий внешности — тоже существенный при выборе преемника. — Так чем закончилось вызволение твоих потомков? — спросил я. Вампир расположился на стуле напротив меня, но ненадёжный деревянный стул вдруг сломался под его весом, и мой собеседник очутился на полу. Никто не засмеялся, даже я всего лишь отпустил относительно нейтральный комментарий: — Попробуй жрать меньше крови. «Наверное, эта туша весит где-то под сотку кило. Удобно, можно даже ни с кем не драться, а просто прыгнуть на любого оппонента хотя бы с небольшой высоты, и если тот не увернётся, то законы физики не оставят жертве ни шанса». Впрочем, из-за его стройной фигуры не было повода дальше шутить про вес. Я успел снова осмелеть, поняв, что никто мне здесь ничего не сделает. Это своевольное создание продолжало валяться на полу и не спешило подниматься. — Меня постигла сокрушительная неудача! Но не со стулом; точнее, не только с ним, а также при нападении на инквизиторов. Я оказался в плену и не мог использовать ни единой вампирской дисциплины. — Поведайте же любопытные детали вашего пребывания в темнице, — снова встрял епископ, — что именно с вами делали, и не вступали ли с вами в принудительные интимные связи? — Нет, к сожалению. Не я там пострадал, а мои потомки, над которыми совершили жестокую расправу на моих глазах. Мне же удалось бежать через несколько ночей. — Коли уж всё это давно в прошлом, то не расскажете ли побольше об этой расправе? С акцентом на физиологических подробностях. — Воздержусь от подробностей, ваше Высокопреподобие. Тем временем я решил задать вопрос: — А кто из вас двоих главнее в Шабаше? — Никто, мы из разных структур. — А босс, он теперь тоже с шабашитами заодно? — продолжал расспрашивать я. — Он сам по себе, — ответил епископ, — и считается одним из опаснейших вампиров в городе. Как-то я попытался от него избавиться. Казалось, это лёгкая цель, ведь за ним не стоит никакой вампирской секты. Но группа шабашитов, отправленная на его уничтожение — пропала без вести. Ни одно свидетельство о них так и не найдено. С тех пор считается, что нет практического смысла вступать с ним в конфронтацию: в целом, он не мешает, и напротив оказывает нам услугу, отлавливая излишне заметных и несообразительных. С удовольствием потянувшись, лежащий вампир повернулся на бок, лицом ко мне. — Ты выглядишь таким бледным, охотник. Если поставить рядом тебя и Феликса, и спросить у посторонних, кто из вас вампир, то большинство подумает на тебя. — Ночная работа даёт о себе знать. А ещё я пью кровь. Ну, то есть, уже завязал. Наверное, если долго сражаться с вампирами, то можно самому превратиться в вампира. — Не нужно. Твоя сила в том, что ты человек. В ином случае, тебя бы уже прихлопнули за всё сказанное. Однако люди нужны вампирам. И не только как источник пропитания, но и как нечто большее. Он сел на полу, и теперь оказался подле моих ног. Я почувствовал себя так, словно восседаю как важная персона, а он в то время будто бы ставит меня на пьедестал, демонстрируя это лишь положением в пространстве. — Без людей вампиры превратились бы в безжизненные оболочки, но общение со смертными добавляет тепло в замерзающую душу. Те, кто пренебрегает важнейшим источником человечности, не выдерживают груза столетий, и их судьба незавидна: потеря смысла существования, впадение в бесконечный сон или приветствие рассвета. Мне становилось неловко, что вампир сидит у моих ног, я бы на самом деле предпочёл видеть побольше расстояния между нами. — А почему ты носишь костюм в духе стимпанка, вместо того, чтобы таскать что-то средневековое? — вдруг захотел спросить я, — разве подобный стиль не банален для вампира? — Не банален, если исполнен как качественная классика. Это не стимпанк, а реконструкция настоящего английского костюма викторианской эпохи. Здесь тщательно проработаны все детали, вплоть до того, что нижнее бельё тоже полностью соответствует времени. Могу продемонстрировать. — Спасибо, не надо, я на слово верю. — Отчего же нет? Конечно, продемонстрируйте, — заинтересовался епископ, — и подойдите ближе, дабы я не упустил никаких деталей. — Как пожелаете, ваше Высокопреподобие. Я не оборачивался и не видел, что происходит на заднем ряду. И хорошо, что не видел. — Соглашусь, сделано весьма недурно. Прошу повернуться вот так… да, и наклониться. Мне надо оценить… хм, свойства ткани, конечно же. Весьма приятно на ощупь. Определённо качественный материал. И я не только про ткань, кстати. Вообще, я возбудился. Не желаете ли мне отсосать? — С удовольствием, пресвятой отец. Я приложил обе руки к лицу и глубоко вздохнул.