***
Ганнибал раскладывает цветы жасмина на изящные порции фуа-гра, когда дверной звонок заливается трелью. Уинстон, лежащий в коридоре между кухней и фойе, вскакивает и лает один раз, но любые дальнейшие его эмоции пресекаются резким, недовольным цыканьем Уилла. — Весьма пунктуально, — произносит он, вытирая руки полотенцем. Уилл успел переодеться, и пока Ганнибал наслаждается его видом в узких черных брюках и светло-голубой рубашке, примерил на себя еще и маску сдержанного волнения, убедительную настолько, что Ганнибал почти с ностальгией вспоминает его утреннюю кухонную леность. — Я открою, — добавляет Уилл, а затем, прежде чем выйти из кухни, неожиданно склоняется через стойку и целует Ганнибала в щеку. – Ты готов? Ганнибал согласно кивает, не роняя цветок из руки только потому, что годами тренировал свое тело не реагировать столь явно. Уилл улыбается ему, что-то сверкает в его глазах, и Ганнибал думает о его словах этим утром. Джека на самом деле не заботит, кто я такой. Он захочет узнать, кем я являюсь для тебя. У него до сих пор нет подходящего ответа для Джека. Слова партнёр, как он полагает, будет вполне достаточно, но он практически предчувствует грядущее разочарование в глазах Уилла. Он слышит, как Уилл открывает дверь, слышит низкий тембр приветствия Джека, а затем его чуть более высокий возглас удивления, когда Уинстон дает о себе знать. Ганнибал насмешливо улыбается сам себе. Пусть старина Джек теперь поскрипит мозгами, пытаясь понять это. Джек и Уилл входят на кухню, когда Ганнибал наносит последние мелкие штрихи на тарелки. Уилл едва заметно улыбается, а Джек выглядит таким же расслабленным, как и всегда — то есть лишь чуть менее собранным, чем обычно, — но явно не прилагает усилий к тому, чтобы держать Уилла в поле зрения. — Джек, — тепло приветствует его Ганнибал. — Вы как раз вовремя. Пожалуйста, проходите в столовую. Я присоединюсь к вам через мгновение. – Разумеется, — взгляд Джека выжидательно смещается к Уиллу, и Ганнибал прикусывает губу, чтобы не придумать для него какое-то дело на кухне. Уилл вполне способен справиться с Джеком Кроуфордом. Он снова и снова справлялся с ним на каждом своем месте преступления. Один ужин ничего не изменит... Уилл тем временем берет бутылку вина, выставленную Ганнибалом на стойку, и кивает в сторону столовой. — Я разолью, — говорит он. – Хоть это и самое простое, что я делал за сегодняшний день, думаю, проблем не возникнет. Джек смеется, низко и рокочуще. — Вы помогли приготовить то, чем меня сегодня побалуют? Они удаляются в столовую. Ганнибал слышит звон бокалов, то, как они садятся за стол, плеск жидкости, когда Уилл разливает вино. – Назвать это помощью будет, вероятно, преувеличением, — скромно отвечает он. — Но да, я приложил к этому руку. Нам еще предстоит оценить результаты моего вмешательства, но я не теряю надежды. Ганнибал, сдерживая улыбку, берет три тарелки и направляется в столовую. — Foie gras au torchon, — объявляет он, ставя тарелки перед Джеком и Уиллом. Они сидят друг напротив друга, оставляя место во главе стола для Ганнибала. — С подушкой из инжира и пятью видами трав. — Выглядит потрясающе, — отвечает Джек, когда Ганнибал садится на свое место, — как, впрочем, и всегда. – Согласен с вами, – взгляд Уилла падает на Ганнибала. – В каждом новом блюде ему удается превзойти самого себя. Это кажется невозможным, и все же… – Да, наш доктор Лектер определенно единственный в своем роде. Внимание Джека возвращается к тарелке, так что он не улавливает, как на мгновение, моргни и не заметишь, сжимаются челюсти Уилла, и вспыхивает ледяное пламя в его глазах. Но Ганнибал замечает, и он знает, что это такое. Это окровавленные зубы, рука вокруг его горла, «сердце мое» и «я хочу всего». Это собственничество Уилла, вмиг поднявшее голову в ответ на небрежную реплику Джека, оскалившееся и тут же заглушенное, но все равно напоминающее о себе тенью в глубине его глаз. Что-то внутри Ганнибала успокаивается, когда он видит отголосок этой эмоции здесь, при свете дня, за своим столом. — Итак, — произносит Джек через несколько мгновений, и тон его голоса красноречив настолько, что Ганнибал сразу понимает, что последует далее, – я не могу не полюбопытствовать – откуда вы знаете друг друга? Несмотря на то, что вопрос ожидаем, Ганнибал все равно инстинктивно напрягается. Джек пока что ведет себя неожиданно вежливо — Ганнибалу уже доводилось видеть, как бесцеремонно он расспрашивал знакомых своих коллег, а уж если те вызывали подозрения, и вовсе не сдерживал себя, – но пока что ему просто любопытно, и его исследовательская натура проявляет себя безобидно. В основном безобидно, потому что даже толика интереса Джека к Уиллу не может быть по-настоящему безобидной. Тем не менее, Ганнибал готов к этому, и ловит себя на том, что заметно ощетинивается, сознательно привлекая внимание Джека к себе, а не к Уиллу. — Я не думаю.., — начинает было он, но Уилл прерывает его, скользнув рукой по столу, чтобы накрыть ладонь Ганнибала нежным успокаивающим жестом. – Эй, все нормально, – он кривовато улыбается сперва ему, а затем Джеку. – Я все понимаю. Вы – сотрудник ФБР, и если бы вам не был интересен парень, с которым живет Ганнибал, я бы и сам, пожалуй, немного напрягся. Ганнибал замолкает, пытаясь понять, чем вызвано это внезапное изменение плана. А затем, когда выражение лица Уилла остается прежним, он понимает, что в плане не было никаких изменений. Несмотря на то, что Уилл проецирует на Джека легкий дискомфорт и неловкость, он вовсе не ощущает себя так на самом деле. Это и было планом Уилла с самого начала. Образ защищающего партнера — органичный стежок в личном костюме Ганнибала, что прекрасно сочетается с прочими гранями его личности. А игра в подчинение — это то, во что Уилл играет замечательно. Лицо Джека выражает добродушие и даже толику смущения, но Ганнибал видит, как шестеренки крутятся в его голове в то время, как он анализирует ответ Уилла. Джек, при всех его недостатках, вовсе не глупый человек. Будь осторожен, Уилл, – хочется сказать Ганнибалу. – Не позволяй ему увидеть, как ты ускользаешь. – Большинство людей негативно воспринимает интерес представителя ФБР. Уилл смешливо фыркает. – Большинство людей – да, — соглашается он. — Но, как я уже сказал, я действительно понимаю. Я стал детективом как раз в то время, когда Ган начал работать хирургом-травматологом. Что-то в извечно каменном выражении лица Джека непроизвольно смягчается, тут же сменяясь толикой шока, вызванного, вероятно, прозвищем, так легко сорвавшимся с губ Уилла, – но Ганнибал больше не смотрит на Джека Кроуфорда. Все его внимание теперь приковано к Уиллу. — Вы полицейский? Уилл резко качает головой. – Увы, нет. Уже нет, – он делает паузу, нервно сглатывая, и этот жест выглядит таким искренне неловким, таким откровенно нерешительным, что Ганнибал почти дергается, чтобы снова накрыть ладонью руку Уилла. Он останавливает себя в последний момент, не желая прерывать шоу, за которым ему выпала честь наблюдать. Уилл сейчас – действительно Уилл. Ганнибал видит знакомые резковатые грани и огонь в его глазах, может различить искорку смеха, что пробегает по его губам, когда Джек так забавно реагирует на выдуманное им прозвище. Он видит расслабленную позу Уилла и ровное биение пульса на его шее, и с удивлением осознает, что Уилл сейчас говорит правду. Свою правду. Этот образ – не маска, не чужой разум, надетый поверх его собственного, чтобы одурачить Джека, — это он сам, возможно, в приглушенной, урезанной и сдержанной версии, но все же именно он. Уилл откашливается. – На это, к сожалению, ушло несколько лет, но в какой-то момент я понял, что работа в полиции – не для меня. Увиденное в процессе расследований слишком сильно влияло на меня. Это делало работу… непростой, – он снова сглатывает, а затем улыбается, хотя эта улыбка и не достигает его глаз. И Джек наконец заглатывает наживку. С его лица в один момент пропадает малейшая подозрительность, а искренняя готовность Уилла признать собственную уязвимость еще сильнее цепляет его на крючок. – Не все способны достаточно эффективно абстрагироваться от увиденного, чтобы работать в правоохранительных органах, — говорит Джек, и его грубый голос звучит куда мягче, чем обычно. – Умение сопереживать — вовсе не недостаток. Уилл смеется, резко и коротко. – Непопулярное мнение. По крайней мере, не в бытность мою полицейским. Тогда сострадание считалось в лучшем случае неудобным. Их восприятие – не моя ответственность. Ганнибалу хочется зацеловать его, хочется сжать его в объятиях и вслух восхититься его гениальностью. Уилл сейчас рисует для Джека идеальную в своей убедительности картину, закладывая основу для дальнейшего доверия и взаимопонимания, исходя из общей профессии, и в то же время ненавязчиво обособляется, заранее поясняя любые странности своего поведения, которые Джек может заметить, прежде чем они вызовут вопросы. Это великолепно. Безупречно. Потрясающе. – По прошествии какого-то времени подобное стало случаться слишком часто, — продолжает тем временем Уилл. – После своего ухода из полиции я слегка выпал из жизни. Мне нужно было прийти в себя и разобраться со всем. За это время я потерял связь со многими людьми. Мои бывшие коллеги дружно решили, что я слабак, а прочие знакомые так и не смогли понять, почему я вдруг решил отказаться от столь солидной карьеры, – он делает паузу, и Джек понимающе кивает. – У меня ушло какое-то время на то, чтобы найти себя в чем-то другом, а затем, когда я снова начал работать, кого еще я смог бы встретить на своем пути, как не Ганнибала Лектера? Ганнибал заставляет себя продолжать есть, не переставая слушать, несмотря на то, что его желудок непроизвольно сжимается, а пульс начинает стучать все ближе к горлу. Он доверяет Уиллу и верит, что тот не расскажет ничего, что может вызвать подозрения, но просто не знает, какую версию сейчас преподносит Джеку Уилл, какую историю он плетет. Насколько он может судить, ничто из сказанного Уиллом до сих пор не было ложью — маловероятно, что он стал бы вплетать выдумки на полпути, особенно если в них нет необходимости, – и этого факта достаточно, чтобы тревога начала скручиваться внизу его живота, густая и едкая. Ганнибалу пока не хочется убивать Джека Кроуфорда. Еще нет. Не этой ночью. — Вы нашли другую работу? Чем вы теперь занимаетесь? — спрашивает Джек, и Ганнибал затаивает дыхание. Уилл же, в противовес ему, легко улыбается. Он заметно расслабляется, словно давая понять, что предпочитает говорить об этом, а не о своей карьере офицера полиции. – О, ничего особенного, — говорит он. – Я делаю репродукции картин. Подражание — это самое близкое к пониманию. Ганнибал ощущает нелогичную благодарность за то, что правоохранительные органы не смогли удержать Уилла в своем чреве. Если бы он остался, ему пришлось бы заставить себя измениться, заставить себя попытаться подражать кому-то вроде Джека Кроуфорда. Уилл опасен даже в качестве союзника, и Ганнибал боится представить, какой хаос он смог бы устроить, окажись он на другой стороне. – Я много путешествую, — продолжает Уилл, совершенно, по-видимому, не обращая внимания на внутреннее смятение Ганнибала. – Какое-то время назад я приехал сюда по работе, но потом Ган наткнулся на меня и просто… привел меня домой. – Уилл переводит взгляд на Ганнибала. В его глазах искрится явная нежность. – Он не позволил мне даже заикнуться насчет мотеля. А потом... я просто никуда не уходил. Джек переводит взгляд с него на Ганнибала, явственно делая именно те выводы, к которым Уилл так изящно его подвёл, и Ганнибал понимает, зачем Уилл спрашивал, когда Кроуфорд в последний раз обедал за его столом. Джек сейчас прикидывает в уме, насколько серьезно происходящее между ними, и как долго Уилл является частью жизни Ганнибала. К чему бы он ни пришел в итоге, это, разумеется, будет далеко от истины, но несколько месяцев выглядят куда солиднее, чем жалкие пара недель. — А собака? — наконец спрашивает Джек, и Уилл тихонько смеется, опуская голову в легком смущении. – Я подбираю бездомных, — говорит он. – А Ганнибал... весьма снисходителен к моим слабостям. Джек издает звук, выражающий нечто среднее между удивлением и недоверием, и качает головой. – Тогда вы определенно должны быть кем-то особенным, — говорит он. – Я думал, что скорее ад замерзнет, чем я увижу собаку в доме Ганнибала Лектера. — Уилл действительно нечто особенное, — соглашается Ганнибал, вступая в разговор впервые с тех пор, как Уилл перебил его. Взгляд Уилла, направленный на него, полон смеха и нежного лукавства. – Если вы не против, я бы с удовольствием посмотрел ваши работы после обеда. Взгляд Уилла еще на мгновение задерживается на лице Ганнибала, прежде чем он поворачивается, чтобы посмотреть на Джека. – Я был бы рад показать их вам. Вам обоим. Я работаю над новой картиной, которую Ган еще не видел. Тревога Ганнибала слегка утратила свою остроту за время разговора Уилла и Джека, но после этих слов она сжимает его внутренности с новой силой. Он не думает, что Уилл действительно мог создать картину у него дома — это слишком нагло, слишком дерзко, слишком безответственно. Это заставит их разбираться с Джеком прямо здесь и сейчас. Мимик работает не так. — Я думаю, это было бы замечательно, — произносит Ганнибал, усилием воли заставляя себя говорить ровно. – А теперь время перемены блюд. Нас ждёт жареная свиная рулька. Уилл улыбается ему в ответ. – Не могу дождаться.***
– Он смог одолеть и санитара, и офицера, находившегося с ним в машине, — говорит Джек. – Водитель, остановившийся, чтобы посмотреть, что, черт возьми, происходит, также мертв. Он забрал форму, полицейскую рацию, два пистолета калибра 9 мм, перцовый баллончик, электрошокер и наручники. Но то, что он не взял, я думаю, покажется вам куда более интересным. Ганнибал кивает Джеку, чтобы тот продолжал, и кладет в рот кусочек жареного картофеля. Краем глаза он наблюдает за Уиллом. Тот выглядит не слишком заинтересованным в их разговоре, куда больше сосредоточившись на еде, но Ганнибал точно знает, что это лишь часть игры. Уилла определенно интересует Абель Гидеон. – Он изъял из их тел органы и развесил их на ветвях близлежащих деревьев с помощью вен, также принадлежащих жертвам. На некоторых из них он даже завязал бантики. Уилл издает шокированный, задыхающийся звук, и Ганнибал с Джеком замолкают, переводя на него взгляд. Он пренебрежительно качает головой, сжав губы в тонкую линию. – Все хорошо, я в порядке. Не обращайте внимания. Ганнибал какое-то время наблюдает за ним, нахмурив брови, прежде чем снова повернуться к Джеку. — Полагаю, мне не стоит напоминать вам, что Чесапикский Потрошитель никогда не оставил бы органы в таком виде. Джек морщится. – Это-то меня и беспокоит. Если Гидеон не Потрошитель, то он определенно пытается привлечь его внимание. Ганнибал задумчиво хмыкает. – Абель – человек, переживающий кризис идентичности, — говорит он. – Обе потенциальные версии его «я» являются убийцами — это, пожалуй, единственная константа. Пока перед ним не окажется Потрошитель, Гидеон не сможет окончательно убедить себя или кого-либо еще в том, кто он на самом деле. — Значит, он будет продолжать убивать, пока не найдет Потрошителя? — Или пока Потрошитель не найдет его. — Извини, — прерывает его Уилл. Его голос высокий и нервный, и внимание Ганнибала тут же возвращается к нему. – Простите, я знаю, что это ужасно грубо с моей стороны, но вам двоим, очевидно, нужно поговорить, а я и так сегодня гарантированно увижу во сне органы, подвешенные на деревьях, – он отодвигает стул от стола и встает, откладывая салфетку в сторону. – Джек, было приятно наконец официально познакомиться с вами. Я буду наверху, если у вас еще будет желание увидеть мои работы после того, как вы закончите. Ган, ужин, как и всегда, был восхитителен. Он улыбается, хотя улыбка не достигает его глаз, и Ганнибал вдруг осознает, что успел непроизвольно протянуть руку и нежно сомкнуть пальцы на запястье Уилла. Он не держит его, не пытается удержать, просто нежно сжимает, а затем отпускает с понимающим кивком. После того, как Уилл исчезает наверху, сопровождаемый Уинстоном, Джек сконфуженно откашливается. – Иногда я склонен забывать, что не все так цинично относятся к подобным вещам, как мы. Ганнибал тактично не упоминает тот факт, что, по словам Уилла, увиденное влияло на него, но он не уточнял, как именно. Фокус внимания Джека уже сместился к Гидеону, и Ганнибал не склонен снова возвращаться к притворству Уилла. – Я гарантирую вам, что Уилл не обиделся, — легко отвечает он. — У вас есть какие-нибудь зацепки по Гидеону? Джек качает головой. — Мы знаем, что после побега он вернулся в Балтимор, но это все, что у нас есть. Мы следим за Чилтоном и Аланой Блум на случай, если Гидеон решит попытаться установить с ними контакт, но Фредди Лаундс отказалась от защиты. Она скрылась от охраны, которую мы ей выделили, буквально через пару часов. – Рискованный ход. — Чертовски глупый ход, — бормочет Джек. Он откидывается назад, когда Ганнибал тянется к его тарелке, чтобы забрать ее, а затем поднимается и следует за ним на кухню. — Мы знаем, что Гидеон собирается действовать. Мы просто не знаем, когда, где и как. – Его планы будет нелегко предсказать, — произносит Ганнибал. – Его разум был расколот до того, как он убедился, что он Потрошитель, а теперь он расколот дважды. Логика и здравый смысл в его рассуждениях, вероятно, практически исчезли. Джек вздыхает. – Замечательно, черт возьми. Этому городу как раз не хватало еще одного сумасшедшего. – Безумцы считают себя нормальными, — возражает Ганнибал. – Гидеон же прекрасно знает, что он не в своем уме. Хотя в данном случае я считаю, что это лишь делает его еще более опасным. Проведя рукой по лицу, Джек качает головой. — Нам нужно взять паузу. Все равно, все что мы в итоге получим, — труп. А может, и не один, – лениво думает Ганнибал, когда вспоминает об интересе Уилла к Гидеону. – Гидеон неуравновешен, — отмечает он вслух. – Каковы бы ни были его намерения, они будут меняться очень быстро. Он станет своей собственной погибелью. — Не спорю, — соглашается Джек. – Вопрос только в том, кого еще он успеет забрать с собой. Кроуфорд вздыхает, и выпрямляется, словно встряхнувшись, напоминая Ганнибалу то, как Уилл стоял в дверях его спальни, пытаясь избавиться от влияния Тобиаса, а затем допивает остатки вина из своего бокала, прежде чем поставить его на стойку. – Я знаю, что вы предпочитаете держать свою личную жизнь при себе, — говорит он, и Ганнибал заставляет себя продолжать мыть посуду, не моргая. — Но я не думаю, что когда-то видел вас таким… открытым раньше, – Джек тихо смеется, почти про себя, а затем качает головой, пока пальцы Ганнибала непроизвольно сжимаются и разжимаются вокруг рукоятки ножа. – И это замечательно. Я рад, что вы счастливы, доктор. Ганнибал выдыхает, откладывая нож на сушилку. – Я признаю, что никогда не пытался обрести ничто из того, что Уилл привнес в мою жизнь, — задумчиво произносит он. — Но, увы… «Любовь, любить велящая любимым, Меня к нему так властно привлекла, Что этот плен ты видишь нерушимым». И, вероятно, это единственный способ описать, чем для Ганнибала является Уилл. Джек с ухмылкой смотрит на него. — Я знаю, что вы что-то мне цитируете, доктор Лектер. — Данте, — почти рассеянно отвечает Ганнибал. – Похоже, даже я не застрахован от драматизма романтики. – Я еще не встречал человека, который смог избежать ее, — смеется в ответ Джек. – Поздравляю, Ганнибал, вы обычный смертный. Лектер натянуто улыбается, и если Джек и замечает неискренность в его лице, то не заостряет на этом внимания. — Смогу ли я заинтересовать вас стаканчиком на ночь, Джек? – Ганнибал предлагает только потому, что Джек, как правило, отказывается. Он остается верен себе и в этот раз, качая головой. – Благодарю, но нет. Хотя, если предложение увидеть работы Уилла все еще в силе, я бы с удовольствием посмотрел на них, прежде чем отправиться домой. Какой-то части Ганнибала хочется отправить Джека домой независимо от озвученного за столом приглашения, но у него имеются подозрения, что подобный курс действий не понравится самому Уиллу. Он напоминает себе, что вероятность наличия тела в гостевой спальне действительно невелика, и улыбается, указывая на лестницу. — Уилл бы не предложил, если бы не хотел, чтобы вы увидели его работы. Сюда, пожалуйста. Они поднимаются по лестнице, останавливаясь перед дверью в спальню Уилла. Ганнибал стучит костяшками пальцев по дереву раз, другой, и с другой стороны раздается стук ногтей по полу, когда Уинстон шевелится и потягивается, а затем более звучный шорох шагов Уилла. Он открывает двери, и Ганнибала тут же окутывает знакомый запах, от которого напряжение уходит из его плеч, а облегчение наполняет его вены. Скипидар и льняное масло. Уилл улыбается при виде них, слегка отступая в сторону, чтобы позволить им пройти. – Входите, — говорит он. – Здесь немного прохладно, но мне нужно часто открывать окно для проветривания. Ганнибал жестом приглашает Джека следовать за Уиллом внутрь, и сам следует за ними. Внутри он тут же замечает, что вся мебель в комнате передвинута, и большая ее часть громоздится в стороне, чтобы освободить место у окна, где Уилл поставил мольберт. Полотно обращено в сторону от двери, поэтому Ганнибал поначалу не видит изображенную на нем сцену, но по мере того, как он продвигается дальше в комнату, изменение ракурса медленно открывает перед ним изображение, и у него перехватывает дыхание. Картина, которую пишет маслом Уилл, еще не закончена. Фигуры на переднем плане лишь намечены, призраки и тени того, чем они станут, когда Уилл завершит работу, но их форма уже существует. Ганнибал видит отчетливые очертания инструмента, тонкие мазки кисти, оживившие фон, и ему приходится заставлять себя дышать и усилием воли сдерживать мелкую дрожь в пальцах. — Как видите, я еще не закончил, — говорит Уилл с тихим самоуничижительным смешком. – У меня не было возможности работать с де Лерессом ранее, поэтому я не очень хорошо знаком с его стилем. Работа продвигается медленно, но я наслаждаюсь вызовом. Джек издает тихий, впечатленный звук. – Я не думаю, что видел это полотно ранее, — говорит он. – Как называется картина? Уилл бросает быстрый взгляд на Ганнибала, пока Джек неотрывно изучает картину. – «Ахиллес играет на лире перед Патроклом», — говорит он, и Ганнибал чувствует, как волосы на его затылке встают дыбом от темного блеска во взгляде Уилла. – Сама картина не очень известна, но заказчик — фанат «Илиады». Ганнибал не может сдержать дрожь, которая пронзает его, когда полдюжины мыслительных процессов в его голове сталкиваются одновременно. «Я не читал «Илиаду» со школы», — вспоминает он, — и «ты знаешь, искусство какого качества получишь взамен», и «я скормил Джеку байку о том, что убийца снова нанесет удар, если у него не вышло, чтобы я мог сам опробовать оставленный тобой инструмент». И хотя лира – не арфа, Ганнибал считает, что можно простить художнику эту небольшую вольность. О, Уилл. — Это прекрасно, Уилл, — впечатленно говорит Джек, а затем оборачивается к Ганнибалу. — Будьте осторожны, доктор Лектер. Он скоро обставит вас в доходах. И Ганнибал смеется, надеясь, что его голос звучит не так хрупко, как он себя чувствует. — О, поверьте мне, Джек, я в курсе.***
Джек уходит, снова напомнив им быть осторожными из-за побега Гидеона. Ганнибал дает ему слово быть начеку, но как только за Джеком закрывается дверь, Абель Гидеон практически исчезает из его памяти. Он поворачивается к Уиллу, который ждет позади него, засунув руки в карманы и с понимающей улыбкой на лице. — Картины, — начинает Ганнибал, и его голос, к его ужасу, звучит гораздо более хрипло, чем должен. Выражение лица Уилла смягчается, и он протягивает руку, беря одну из кистей Ганнибала в свою, чтобы притянуть его ближе, и позволяя Ганнибалу прижать его к стене позади себя. – При каждом упоминании в «Илиаде», Патрокл, как мне помнится, характеризуется своей эмпатией, — говорит Уилл куда-то Ганнибалу в плечо. – Он стал Ахиллесом на поле боя. Ганнибал делает глубокий вдох, и его нос наполняется запахом Уилла, смешанным с ароматом их еды, землистыми нотками меха Уинстона и более резкими нотками сосны и масла. – Скрытие и раскрытие личности — одна из постоянных тем греческих эпосов, — отвечает он. – Выбранная тобой профессия оказалась неожиданно двояка. Уилл тихо смеется, и его руки скользят вокруг талии Ганнибала уютной тяжестью. – Это показалось мне уместным, — говорит он. — И это уж точно не хуже, чем каннибал-кулинар. Ганнибал вздыхает, хотя и чувствует, как уголки его рта дергаются в улыбке. — Похоже, я оказал на тебя чрезмерное влияние. Уилл откидывается назад ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с Ганнибалом, и вопросительно приподнимает одну бровь. — А разве я не оказал на тебя чрезмерного влияния? Инстинктивно Ганнибал почти отвечает «нет», но потом вспоминает об Уинстоне, об Уилле на его кухне, о поэтическом восхвалении любви Джеку Кроуфорду, и переосмысливает свой ответ. – Я цитировал Данте Джеку, — признается он. — Так что да, я считаю, что ты оказал на меня влияние. Глаза Уилла вспыхивают. — Я жажду подробностей, Ганнибал. Что ты ему сказал? Наклонившись вперед, Ганнибал прижимается губами к мягкой коже за ухом Уилла, наслаждаясь легкой дрожью, которую тут же получает в ответ. Когда он говорит, его голос совсем тихий, хотя он так близко, что не сомневается – Уилл прекрасно его слышит. – «Любовь, любить велящая любимым, меня к нему так властно привлекла, что этот плен ты видишь нерушимым».. Уилл делает резкий вдох, подушечки его пальцев до боли впиваются в поясницу Ганнибала на мгновение, прежде чем погладить, мягко и успокаивающе. — Черт возьми, — бормочет он, а затем одна его рука оказывается в волосах Ганнибала, отдергивая его голову назад, чтобы найти губами его губы, жестко, грубо и требовательно. Когда через несколько мгновений они расстаются, их дыхание сбито, глаза Уилла темны, а улыбка на его алых, припухших от поцелуев губах, острая и дикая. – Думаю, пришло время мне познакомиться с Абелем Гидеоном. Я должен тебе еще одну картину.