***
Само блюдо совсем несложное, даже с привнесенными Ганнибалом модификациями. Это не то, что он подал бы на званом ужине, оно слишком тяжелое и сытное для чего-либо, кроме главного и единственного блюда, но для их ужина с Уиллом оно вполне подходит. Запахи тмина и кинзы наполняют воздух, когда Ганнибал подает ломо сальтадо, жаркое из свинины в перуанском стиле, к столу. Его традиционно едят с картофелем фри, но Ганнибал сервирует его с жареным красным картофелем, рисом и сладким перцем, дополнив блюдо свежим и маринованным луком. Они садятся за стол друг напротив друга, и неожиданно становится заметно, что Уилл почему-то медлит. Он никогда ранее не колебался, принимая любую пищу из рук Ганнибала. Даже в ту самую первую их встречу, тем ранним утром на кухне, он не засомневался ни на мгновение, прежде чем взяться за вилку (что было бы вполне ожидаемо), но теперь он медлит, застыв с приборами в руках и выжидательно глядя на Ганнибала затуманенными вуалью глазами. И Лектеру требуется какое-то время, чтобы понять, чего именно он ждет. Он хочет, чтобы Ганнибал попробовал блюдо первым. Что-то тугое и трепещущее скручивается в желудке Ганнибала, и вдруг человеческий костюм Уилла ощущается невыносимо, почти до боли знакомым. Поэтому он капитулирует, склонив голову в знак признательности, и подносит кусочек мяса ко рту. Вкус вспыхивает на его языке, куда более резкий, чем он ожидал, и Ганнибал знает, что удивление сейчас отражается на его лице, потому что он видит тень собственных эмоций на лице Уилла. – У мяса интересный привкус, — произносит он через мгновение. — Металлический. С ноткой цитрусовых. На губах Уилла проступает едва заметная усмешка, когда он, в свою очередь, подносит вилку ко рту, жует и затем сглатывает. — Мой вкус не такой утонченный, как твой, — отвечает он почти извиняющимся тоном, но в его глазах нет ни капли сожаления. Вместо этого Ганнибал видит там любопытство и желание объяснений. «Что делает привкус таким интересным?» Ганнибал задумчиво хмыкает. – Животным гораздо лучше не подвергаться стрессу перед забоем не только из гуманных соображений, – он делает паузу, откусывает еще один кусочек, и тот же резкий привкус врывается на его язык. – Это животное на вкус испуганное. Взгляд Уилла становится острым. – И какой же вкус у испуганности? Это Ганнибал знает, и очень хорошо. – Он кислый. Звук, вырывающийся из горла Уилла, больше всего похож на смешок. – Мясу горько из-за того, что оно мертво, – он делает паузу, а затем качает головой, на этот раз позволяя себе рассмеяться, и Ганнибал тоже не может удержаться от мягкой улыбки. – Это мясо – не свинина, — говорит Лектер. Глаза Уилла возвращаются к нему, и, к удивлению и облегчению Ганнибала, он понимает, что вуаль исчезла. Синева радужек яркая и ясная, как морская вода, и Ганнибал видит в ней всю глубину игривого удовлетворения, когда Уилл отвечает: – Это – длинная свинья. Выдох Ганнибала куда более сорванный, чем ему бы хотелось. Он облизывает губы и тянется за бокалом вина, зная, что Уилл воспримет этот жест как признак слабости, но все равно нуждаясь в нем. — Я предпочитаю грехи бездействия откровенной лжи, Уилл, — говорит он через мгновение, — но мне не нравится ни то, ни другое. Уилл пожимает одним плечом, протыкая кусочек болгарского перца вилкой и поднося его ко рту. – Ты сам назвал это свининой, — говорит он, а затем кладет сладкий перец в рот, несколько раз пережевывая, прежде чем проглотить. – А я уже говорил тебе, что не обязан исправлять ошибки чужого восприятия. Ганнибал делает паузу. — Ты хотел, чтобы я принял это за свинину. Без вуали вспышка в глазах Уилла очевидная и яркая, а улыбка, расплывающаяся по его лицу, не кажется неуместной. – Я копировал Потрошителя, и у меня нет привычки оставлять свою работу незавершенной, Ганнибал. – Картина была завершена. Уилл фыркает, нежно и раздраженно одновременно. — Мы оба знаем, что твой МО не заканчивается на выставленном напоказ теле. Он заканчивается тем, что ты кормишь друзей плодами своего труда, пока они полагают, что едят мясо, купленное в магазине, – Грэм делает паузу и слегка склоняет вбок голову. – Но я учту информацию насчет стресса в следующий раз. В следующий раз. Ганнибал резко вдыхает, пытаясь сообразить, как именно «следующий раз» Уилла сочетается с его же «напоследок». – В следующий раз? – уточняет он и следом понимает. – Ах, ну разумеется. Ведь эта вырезка – далеко не все, что ты взял у своей… слегка диковатой свиньи. Уилл качает головой. — Это не все. Но если мясо не соответствует твоим стандартам, я больше не замараю им твою кухню. Думаю, Уинстон не будет иметь никаких возражений насчет излишней кислотности. При звуке своего имени Уинстон поднимается было со своей подстилки в коридоре, но, когда никто из них не подзывает его, снова ложится. Уилл тихо смеется. – Ничего не пропадет зря, – он смотрит на Ганнибала, и, наконец заметив его реакцию, недоуменно прищуривается. — Ты кажешься удивленным. Ганнибал через силу выдавливает улыбку. – Тобой? Постоянно. Мне кажется, я никогда не смогу предсказать тебя, Уилл. Грэм откладывает вилку, полностью сосредоточившись на Ганнибале. — Однако это не то, чему ты удивился, — говорит он тихо. Его брови сдвинуты вместе, а выражение лица смущенное и почти растерянное. – Ты удивился не тому, как скоро я планирую это повторить, а тому, что я в принципе это планирую. Ганнибал вздыхает. – Ты сказал, что приберегаешь лучшее напоследок, — натянуто говорит он. – И мне теперь… не совсем понятно, что означает твое «напоследок» в контексте всей этой ситуации. Выражение лица Уилла мгновенно смягчается. Секунду спустя он встает со своего места и обходит стол, чтобы тут же обнять лицо Ганнибала обеими руками. От этого нежного прикосновения глаза Ганнибала закрываются, и он понимает, что подаётся навстречу ладоням Уилла практически инстинктивно. — Послушай, — мягко говорит Уилл, – ты мне доверяешь? Ганнибал вздыхает. – Безоговорочно и вопреки всем своим инстинктам. Уилл нежно улыбается, проводя большим пальцем по скуле Ганнибала. – Тогда поверь мне, когда я говорю, что это «напоследок» не имеет к тебе никакого отношения, ma moitié. Мa moitié. Моя лучшая половина. Ганнибал думает о древних греках и о том, насколько сильно они верили в идею существования другого человека, человека, созданного именно для них, что смогли придумать мифологию, основанную на этой идее, и недоумевает, как эти люди могли утешаться мыслью о том, что они изначально несовершенны, что их разорвали пополам, насильно отделили от своих половин, потому что кого-то напугала их сила. Ганнибал знает, что переживет разлуку с Уиллом — он пережил гораздо худшее, — но это знание вовсе не означает, что он хочет это испытывать. – Слово «напоследок» подразумевает окончание. Уголок рта Уилла дергается. — Так и есть. Досадно, что, когда руки Уилла касаются его кожи, Ганнибал не может даже заставить свой голос звучать раздражённо. Он делает для этого все возможное, но когда снова заговаривает, то звучит скорее потерянно. — Ты не собираешься рассказывать мне, окончание чего именно ты имеешь ввиду? — Я думаю, что лучше будет показать тебе это, – большой палец Уилла снова оглаживает его щеку, прежде чем его руки исчезают. — Картинка стоит тысячи слов. Он подмигивает, сверкнув голубыми глазами, а затем возвращается на другую сторону стола, снова опускаясь на свое место. Ганнибал переводит дыхание. — У тебя есть планы на еще одно убийство? — спрашивает он через мгновение, и Уилл поднимает взгляд, лукаво глядя из-под пушистых ресниц. – Что-то вроде того.***
Зубная Фея наносит следующий удар в Балтиморе строго по расписанию. Жертвы — образцовая американская семья: мать, отец, двое детей, собака. Само же место преступления гораздо больше похоже, по словам Зеллера, на кадр из «Американского психопата» – брызг крови, следов и улик там достаточно, чтобы занять всю лабораторию криминалистики на несколько недель. Джек не хочет, чтобы на это уходили недели, и Ганнибал может лишь сдержанно посочувствовать его команде. Если Зубная Фея продолжит придерживается того же графика, у них есть всего четыре недели до его следующего нападения. С точки зрения криминалистики и планирования это совсем немного. — Вы можете нам что-то сказать? — спрашивает Джек, глядя на тело миссис Лидс. – Хоть что-нибудь, доктор Лектер? Вы – наша последняя надежда. Ганнибал вздыхает, прекрасно понимая, как отчаянно Джек нуждается в указании правильного направления. Его команда, имея достаточно времени, рано или поздно придет к правильным выводам, но Джек не желает давать им ни времени, ни помощи, в которой они действительно нуждаются. Однако Ганнибалу не слишком интересен этот убийца, и поэтому он без особых колебаний дает Джеку столь необходимую им подсказку. – Укусы при насильственных преступлениях можно отнести к одной из трех типологий правонарушителей, — говорит он. – Импульсивность, контроль и каннибализм. Первая произрастает из гнева, вторая — из желания сексуального доминирования, а третья, хотя она и менее распространена, чем первые две, часто считается связанной с эгоцентризмом, проблемами самоутверждения и власти. Взгляд Джека скользит по телу мертвой женщины. – Мы уже сталкивались с каннибалами. Это не выглядит чем-то подобным. Ганнибал сопротивляется желанию улыбнуться. – Разумеется, нет. Я считаю, что наш преступник точно попадает в первую категорию. Все эти укусы были нанесены посмертно — у него не было намерения причинить боль, потому что причинить боль было уже невозможно. С тела также не было взято ни малейшего кусочка плоти. У детей такое поведение часто проявляется как то, что мы склонны рассматривать как «экспериментальное кусание». Рот — это просто еще одно средство для исследования мира. По мере того, как дети растут, им объясняют, что этот порыв груб и неприятен, однако некоторыми детьми и подростками данный урок попросту не усваивается. — Значит, он кусает, потому что ему… любопытно? Ганнибал пожимает плечами. — Любопытство может быть столь же опасным мотиватором, как и любой другой, агент Кроуфорд. Но я подозреваю, что какими бы ни были его побуждения, они отвечают и на вопрос о том, зачем он прикладывал осколки разбитых зеркал к глазам и ртам своих жертв. Когда Ганнибал замолкает, Джек нервно взмахивает рукой, побуждая его продолжить. – И почему же он это делал? – Ему нужна семья, чтобы сбежать от того, что у него внутри. – Иисусе.., – Джек проводит рукой по лицу. – Хорошо. Мы попробуем снять слепки зубов со следов укусов и проверим все осколки на отпечатки. Если есть хоть какой-то шанс найти этого парня по базам, мы должны им воспользоваться. Когда техники наконец приступают к работе, Ганнибал прощается и спускается по лестнице на первый этаж дома. Он всегда двигается тихо и легко, и в данный момент полагает, что это единственная причина, по которой он успел заметить слишком знакомую огненную копну кудрей, склонившуюся над паркетным полом и фотографирующую кровавые отпечатки босых ног на нем. – Разве дом этой несчастной семьи недостаточно осквернен? — сухо спрашивает он, и Фредди резко вздрагивает, мгновенно разворачиваясь на каблуках и выбрасывая руку в направлении Ганнибала. Нож издает тихий щелчок, когда лезвие раскладывается в ее руке, сверкнув в слабом лунном свете. Ганнибал смотрит на выкидной нож, приподняв бровь, а затем переводит взгляд на Фредди. – Незаконное проникновение и угроза консультанту ФБР, — говорит он. — Боже, боже, мисс Лаундс. Неужели вы хотите заколоть меня и довести счет своих проступков до круглого числа? Глаза Фредди широко распахнуты, и в них виднеется искра безумия, но она достаточно быстро восстанавливает контроль над собой, убирая лезвие прежде чем сунуть нож обратно в куртку. — Я ничего не нарушаю, — сухо произносит она, выпрямляя спину так, словно это поможет ей казаться внушительнее. — Один из офицеров впустил меня. – И почему же я уверен, что это далеко не единственное, что можно вменить вам в вину? – тонко улыбается в ответ Ганнибал, протягивая руку к двери. – Могу я сопроводить вас наружу? Что за джентльменом я был бы, если бы не проводил девушку до машины? Особенно видя, насколько.., — он делает паузу, раздумывая, – эта девушка напугана. Фредди не принимает его протянутую руку. «Грубо, – думает Ганнибал, выпрямляясь. – Если бы не куча свидетелей...» — У меня есть причины волноваться, если вы не в курсе, – Фредди закрывает объектив камеры, и Ганнибал лениво улыбается. — Ах да, я наслышан о Вашей встрече с Чесапикским Потрошителем. Лёгкая дрожь Фредди не остаётся им незамеченной. – Я просто начеку, — фыркает она, перекидывая сумку через плечо. — А теперь, если вы меня извините, доктор Лектер, боюсь, мне нужно идти. Ганнибал склоняет голову в знак признательности, наблюдая, как Фредди выходит из дома. «Легкие, – мечтательно размышляет он. – Легкие и язык. Она достаточно ими попользовалась».***
— Так почему его называют Зубной Феей? Ладони Уилла скрещены на голой груди Ганнибала, его подбородок покоится поверх них. Несмотря на ранний утренний час, его голубые глаза ясны и сосредоточенны. Взгляд молодого человека прикован к лицу Ганнибала, хотя его мысли явно витают где-то еще. Ганнибал слегка пожимает одним плечом, стараясь не сбить Уилла с импровизированной подушки, которой является он сам. – Наша милая Фредди Лаундс наделила его этим прозвищем. Полагаю, она черпала вдохновение в ночной природе его преступлений и следах укусов, которые он оставлял на своих жертвах. – Это притянуто за уши. Не лучшая ее работа, — скептично хмыкает Уилл, а затем делает паузу, опуская голову и прижимаясь губами к груди Ганнибала. — Но ведь это далеко не все, не так ли? Ты увидел там больше, чем рассказал Джеку. Или догадался о большем. Ганнибал улыбается, нежно протягивая пальцы через взлохмаченные кудри Уилла. — Умный мальчик, — шепчет он, и Уилл, порозовев, подается навстречу прикосновению, прежде чем поднять голову, чтобы прикусить ладонь Ганнибала. – Я считаю, что наш убийца, кем бы он ни был, находится в разгаре изменений, на пороге трансформации. — Становления, — кивает Уилл, и в его глазах зажигается неподдельный интерес. – Хм. Семьи, говоришь? И только в полнолуние? Какое-то время Ганнибал не отвечает. Он представляет, как Уилл проскальзывает в сознание этого убийцы, представляет, как он убивает семью, прежде чем вонзить в них зубы, в одного за другим, и кровь стекает ему в горло и капает с подбородка. Он представляет Уилла обнаженным, с залитой кровью бледной кожей, такой темной, что она выглядит почти черной в лунном свете, взывающим к ночному небу, будто тварь из преисподней. Это было бы красиво. Он был бы прекрасен. И все же… – Эй, – Уилл царапает ногтем ему по груди, снова привлекая к себе внимание. — Ревность тебе не к лицу. Ганнибал издает недовольный звук, и Уилл вздыхает в ответ. — Он… интересный, — сознается он через мгновение. — Но найти его будет очень непросто. Слишком длинные паузы между убийствами. — Обдумываешь новую картину? Уилл улыбается. – Я думаю об этом, — соглашается он. – Но пока не детально. То, что ты сказал насчет трансформации – это... Любопытно. — Не думаю, что ты мне скажешь, почему. Уилл поворачивает голову, целуя внутреннюю сторону запястья Ганнибала. — Скоро, — шепчет он. – Еще нет, но скоро. Этого стоит подождать, детка. Обещаю тебе.