***
Фрэнсис Долархайд. Единственный смысл, который пока что имеет это имя, — тот, что приписал ему Уилл, хотя оно мелькает в мыслях Ганнибала на протяжении всего следующего дня. Он лишь частично присутствует на своих сеансах. Все остальное его внимание снова посвящено Уиллу, Фрэнсису, Великому Красному Дракону и предстоящему убийству. Грэм почти ничего не рассказал ему о своей идее, отметив лишь пару моментов, но когда вуаль Чесапикского Потрошителя исчезла и забылась, молодого человека стало куда легче понять. Его внимание сосредоточено на идее становления Долархайда, на его стремлении к полной трансформации. Ганнибал совершенно уверен, что Уилл не планирует сам становиться Великим Красным Драконом, но не все трансформации должны быть столь буквальны. Телефон издает сигнал сообщения за десять минут до окончания его последнего сеанса, и Ганнибал сопротивляется желанию проверить его, пока не проводит последнюю пациентку через заднюю дверь. «Впусти меня, когда закончишь» Ганнибал против воли улыбается, кладет телефон в карман и идет к другой двери. Когда он открывает ее, то обнаруживает в холле Уилла, прислонившегося к стене и уткнувшегося в телефон. Его лоб скрывает ворох спутанных кудрей. Молодой человек поднимает взгляд на звук открывающейся двери, и его глаза блестят при виде Ганнибала. — Тебе нужно устроить званый ужин. Ганнибал моргает, все еще держась за дверную ручку. — И тебе привет, — говорит он, и Уилл опускает голову, когда едва заметные следы румянца окрашивают его щеки. — Привет, — начинает он снова, а затем подходит и целует Ганнибала в щеку. — Но ты действительно должен это сделать. Ганнибал отступает, чтобы впустить Уилла в кабинет, и тот следует за ним. — Может быть, ты объяснишь, что привело тебя к такому выводу, пока я соберу вещи? Уилл засовывает руки в карманы, пока Ганнибал перебирает записи, складывая их аккуратной стопкой. – Я знаю, что раньше ты часто устраивал подобное, — говорит он. — Ты сам упоминал об этом. Но с тех пор, как ты меня подобрал, ты ни разу этого не сделал. — Это корреляция, — хмыкает Ганнибал. – А не причинно-следственная связь. — Все равно, — настаивает Уилл. – Тебе следует. Я хочу увидеть тебя в родной стихии. Ведь это именно то, что тебе больше всего нравится, не правда ли? Ганнибал поднимает глаза и слегка сощуривается. — Ты довольно настойчив. – У меня есть определенный график. — И этот званый ужин является частью твоего графика. Я прав? Уилл лениво улыбается, подходя к столу Ганнибала. – Технически, это наш график, — говорит он. — Длинное объяснение или короткое? Ганнибал смотрит на часы. – Короткое. Можешь угостить меня длинным за ужином. Улыбка Уилла становится шире. – Я сообщил в ФБР о Долархайде, и теперь мне нужно покопаться в мозгу Джека. Я хочу узнать, что он успел выяснить, до нашей встречи с самим Великим Красным Драконом. – Уилл..! — Я был осторожен, — уверяет его Уилл. – Я всегда осторожен. Ганнибал вздыхает, набрасывая ремень сумки на плечо. — Тебе нужно быть осторожнее с Джеком. – Я знаю. Ганнибал сопротивляется желанию снова вздохнуть и проводит Уилла к двери. – Нам нужно добыть мяса, — говорит он, берясь за дверную ручку. – Я полагаюсь на твой Ролодекс, — кивает Уилл, сверкнув ослепительной улыбкой, и Ганнибал зеркалит ее в миниатюре, прежде чем открыть дверь. — И тебе следует снова приготовить Sanguinaccio dolce. В смысле, не совсем так, как в прошлый раз, но… Он замолкает на полуслове, и когда Ганнибал удивлённо поднимает глаза, прослеживая его взгляд, то сразу понимает, почему. Посреди вестибюля застыла Фредди Лаундс. Ее лицо бледно, как полотно, а широко раскрытые, ошарашенные глаза устремлены на Уилла. — Мисс Лаундс, — осторожно начинает Ганнибал, желая прощупать почву – возможно, ситуацию еще можно спасти. Она узнала голос Уилла, это очевидно, но вряд ли это доказуемо, поэтому если в ней имеется хоть зерно сомнения, он сможет извлечь из этого пользу. А может, и убедить ее, что она обозналась. — Мисс Лаундс, вы в порядке? Глаза Фредди смещаются к нему, и Ганнибал не видит в них ничего, кроме страха. Холодного, ослепительного, бездонного ужаса. Он знает, что со страхом нельзя договориться, панику нельзя усмирить рациональностью, ужас нельзя унять мягкими словами и осторожными заверениями. Он смотрит на Уилла и видит отражение тех же мыслей на его лице – в этом состоянии Фредди переубедить не получится. Синхронно срываясь с места, они двигаются как единое целое. Одна рука Ганнибала зажимает Фредди рот, а другая обхватывает горло. Он прижимает ее к себе спиной, одновременно лишая возможности закричать, и передавливает обе сонные артерии. Прежде чем она успевает дотянуться до его рук ногтями в панической самообороне, Уилл хватает ее за запястья, прижимая их к груди. Несмотря на хаос этой возни, Ганнибал успевает заметить, как Уилл наклоняется и прижимается губами к уху Фредди. — Мои извинения, — тихо произносит он, и злая улыбка растягивает уголки его рта. – Я знаю, что шок творит с телом ужасные вещи. Глаза Фредди расширяются, и она брыкается в последней отчаянной попытке освободиться, но через пару секунд ее тело уже обмякает, сдаваясь и оседая в руках Ганнибала. Секунду спустя ее глаза закрываются, мышцы челюсти расслабляются, и только тогда Лектер ослабляет давление на горло, осторожно опуская женщину на пол. Какое-то время они просто смотрят на ее бессознательное тело. Когда Ганнибал открывает рот, чтобы заговорить, Уилл поднимает руку. – Даже не начинай, — предупреждает он. – Я знаю этот взгляд. Это тот самый взгляд, который говорит «я перенес свою страсть к анатомии в кулинарию». Ганнибал добродушно улыбается. — Понятия не имею, о чем ты. Глаза Уилла сужаются, и Ганнибал с ухмылкой добавляет: – Я просто вспомнил о том факте, что мисс Лаундс уже много лет умирает от желания получить приглашение на один из моих званых ужинов. Уилл издает раздраженный смешок. — И у тебя еще хватает наглости ругать меня за то, что я вернулся на место преступления, — фырчит он, качая головой. – Ладно. Как мы собираемся это сделать?***
Пока Уилл избавляется от машины Фредди, Ганнибал отвозит журналистку к ним домой. Инъекция лично изготовленной им смеси бензодиазепинов и барбитуратов гарантирует, что она останется без сознания во время путешествия, и когда Ганнибал вытаскивает ее из багажника, ее тело все ещё ощущается в его руках мертвой, безвольной тяжестью. Однако к тому времени, когда Уилл возвращается, она начинает шевелиться. Уилл спускается по лестнице в то, что он назвал «подвалом для убийств» Ганнибала, приглаживая рукой волосы. Его взгляд тут же падает на Фредди, и Ганнибал наблюдает, как он плавно смещается, соскальзывает. Но не в образ мыслей другого убийцы, а немного глубже – в себя самого, в ту мрачную темноту, которую он обычно держит в тайне. На это приятно смотреть, и Ганнибалу не терпится увидеть Уилла по-настоящему в своей стихии. Он видел последствия кровавой бойни Уилла, видел его тщательно продуманные картины и искусно созданные сцены, но теперь он хочет увидеть человека с окровавленными руками и триумфом в глазах. Фредди находится в центре комнаты. Ее руки скованы над головой толстой цепью, поднявшей ее ровно настолько, чтобы пальцы ног не касались земли. Ганнибал привязал бы ее к медицинскому столу в углу, как он делает это в большинстве случаев, но Уилл попросил Sanguinaccio dolce, а самый эффективный способ обескровить — использовать гравитацию. Уилл останавливается в нескольких футах от Фредди и поворачивает голову, чтобы взглянуть на Ганнибала. — Она твоя добыча, — говорит он ровным голосом, его голубые глаза сияют. — Я могу просто сесть и понаблюдать, если хочешь. Ганнибал улыбается, и через мгновение уголок рта Уилла дергается в ответ. – Мисс Лаундс считает, что ты — Чесапикский Потрошитель, — говорит он. — Это твой последний шанс донести до нее истинное положение вещей. Ганнибал ожидает, что Уилл пошутит о том, что восприятие Фредди не является его ответственностью, но вместо этого Уилл просто медленно кивает, снова переводя взгляд на бессознательную женщину. — Полагаю, я мог бы внести ясность, — бормочет он, слегка склонив голову набок. — Ее хватит на всех? — Я могу добавить несколько блюд из морозилки, — заверяет его Ганнибал. Он не успевает объяснить, что именно планирует взять у Фредди Лаундс – женщина начинает шевелиться, и ее пальцы вздрагивают в оковах. Фредди издает тихий стон, приходя в сознание. Ее голова несколько раз покачивается из стороны в сторону, а ресницы трепещут, пока она пытается сориентироваться, и Уилл тут же осторожно приподнимает ее подбородок двумя пальцами. Она мутно моргает, глядя сперва на него, а затем, спустя мгновение, через его плечо – на Ганнибала. — Доктор Лектер? — бормочет она, и Уилл тихо смеется в ответ. – Эй, сперва посмотри на меня. У нас не было возможности познакомиться ранее. Даже несмотря на ее одурманенное состояние, ясно, что Фредди узнает голос Уилла. Она резко одергивает голову, слегка покачиваясь в цепях от силы движения. Уилл позволяет ей отстраниться, слегка поднимая руки в знак доброй воли. Она переводит взгляд с одного на другого, ее грудь тяжело вздымается, адреналиновый всплеск инстинкта «бей или беги» делает ее дыхание прерывистым. — Я не знаю, кто ты, — говорит она, и Уилл закатывает глаза, поворачиваясь к Ганнибалу. – Я думаю, что самое худшее во всем этом, — говорит он, — это то, что они знают, как ты одержим Tattle Crime. Ганнибал деликатно фыркает. – Одержим — слишком сильное слово. — Одержим, — повторяет Уилл, но в его улыбке видны зубы, прежде чем он снова поворачивается к Фредди. Что-то среднее между пониманием и покорностью появляется на ее лице во время их разговора, и Ганнибал видит, как до нее доходит. — Я думала, что ты – Потрошитель, — говорит она, глядя на Уилла,и что-то блестит в ее глазах, похожее на волнение из-за статьи, которую она никогда не сможет написать. — Это точно он? Или это вы… оба? Уилл улыбается ей. — Личность — непостоянная штука, мисс Лаундс, – он делает паузу, слегка наклонив голову. — Абель Гидеон усвоил это на собственном горьком опыте, не правда ли? Фредди судорожно вздыхает. — Так это ты был в обсерватории. Уилл легко кивает, соглашаясь. – Был, — говорит он, — но я не тот человек, о котором вы писали. Эта личность полностью принадлежит Ганнибалу. Взгляд, который Фредди бросает на Ганнибала, горячий, злой и обвиняющий, но она явно воспринимает Уилла как непосредственную, большую угрозу, и ее взгляд снова возвращается к нему. — Ты удачно его изобразил, — говорит она, и Ганнибал почти вслух смеется над довольным выражением лица Уилла. – Мимикрия — мой дар. Когда он не продолжает, Фредди смотрит на него, сузив глаза. Какую-то секунду она просто вглядывается в его лицо, и Ганнибал видит тот самый момент, когда она понимает, на что намекает Уилл, потому что от шока у нее внезапно приоткрывается рот, а пульс на виске учащается. — Ну вот, — улыбается Уилл. – В этот раз мы соображаем немного быстрее, не так ли? — Ты.., — начинает Фредди, но Уилл поднимает руку, прерывая ее. Он движется медленно, обходя вокруг нее, чтобы встать позади. Его губы приближаются к ее уху, рука ложится на бедро. — Я недавно обнаружил, что мне не нужно полагаться на мимикрию, когда дело касается Ганнибала, — тихо говорит он. Ганнибал едва слышит его из-за дыхания Фредди. Тем не менее, Уилл поднимает взгляд, встречаясь с ним глазами через плечо Фредди, и улыбка расцветает у него на губах. – Из чего бы ни были сделаны наши души, его и моя – одинаковы. И это то, что действительно важно, не так ли? А вовсе не имена и титулы, дарованные нам обществом. Что-то сжимается в груди Ганнибала, и его пальцы инстинктивно сжимают рукоять ближайшего ножа. Из чего бы ни были сделаны наши души, его и моя одинаковы. О, Уилл. Фредди резко втягивает воздух. – Убить меня будет вашей ошибкой! — выплевывает она, и в ее голосе уже нет желания потянуть время, лишь чистый гнев. – Они поймают тебя! Джек Кроуфорд тебя поймает! Голубые глаза Уилла вспыхивают, и через долю секунды его рука погружается в рыжие кудри Фредди, одергивая ее голову назад. Ее тело изгибается от напряжения, ноги бесполезно брыкаются, но Уилл не ломает ей шею, не перекрывает ей дыхательные пути и не обхватывает руками ее горло. Вместо этого он просто жёстко тянет, изгибая губы в оскале и практически рычит: – Джек Кроуфорд насладится твоей печенью с фасолью фава и прекрасным кьянти, и будет благодарить нас за доставленное удовольствие! Он отступает, слегка отталкивая Фредди, и смотрит на Ганнибала. В его глазах горит огонь жажды, отчетливый и яркий, и Ганнибал внезапно понимает, чего именно хочет Уилл. Он знает это потому что это то, чего он хочет и сам. Ганнибал не видел Уилла во всей мощи его жестокости, но и Ганнибала Уилл не видел тоже. Ему требуется полсекунды, чтобы оплакать потерю костюма, в который он одет, а затем он резко бросается вперед. Один чистый разрез вскрывает обе сонные артерии Фредди Лаундс, мгновенно затопляя рубашку Ганнибала кровью. Алая жидкость извергается из ее горла быстро иссякающими струями, брызги артериальной крови оседают на его шее и щеке. Их жертва издает отчаянный, сдавленный, булькающий звук, ее пальцы трепещут, как будто она хочет дотянуться ими до горла, и на этом все кончается. Смерть Фредди Лаундс — полная противоположность ее жизни: интимная, скромная и тихая. Эта мысль почти смешная. Ганнибал поворачивается, чтобы поделиться ею с Уиллом, но как только его взгляд останавливается на Грэме, он замирает на месте. Желание Уилла острое и внезапное, и ярко полыхает в глазах, его зрачки расширены, а колени и челюсть напряжены. Он выглядит готовым к прыжку, к атаке, и Ганнибал с запозданием понимает, что единственное, что сейчас сдерживает Уилла, — это нож, который все еще в его руке. Пальцы Ганнибала ослабляют хватку, и Уилл бросается вперед еще до того, как нож коснется земли. Его тело жестко сталкивается с телом Ганнибала, отбрасывая его назад, к стене, и одновременно Уилл целует его, жёстко и колко, заставляя вкус крови Фредди Лаундс растечься по языку яркой, медной сладостью. — Уилл, — выдыхает Ганнибал, и Уилл издает тихий, скулящий звук у его рта. Его тело представляет собой одну жесткую, напряжённую до звона струну в сравнении с телом Ганнибала, горячие, натренированные мускулы подрагивают под слоями одежды. Пальцы Ганнибала сжимают твердый изгиб его бедер, впиваясь достаточно сильно, чтобы оставить синяк, и Уилл кусается в отместку, сильно сжав зубами нижнюю губу Ганнибала. — Ганнибал, — хрипло рычит Уилл ему в рот. Его бедра смыкаются с бедрами Ганнибала, жестко притираясь, и Ганнибал чувствует, как длинные пальцы скользят в его волосы за мгновение до того, как Уилл сжимает кулак и откидывает его голову назад, обнажая всю длину шеи. Боль вспыхивает почти так же огненно, как и удовольствие, и яркая, горячая линия ощущений прокатывается по позвоночнику. Он низко рычит, когда рот Уилла скользит вниз по его шее, задержавшись, чтобы прикусить туго натянутую кожу на горле. — Ганнибал, — повторяет Уилл, в этот раз выдыхая прямо в его кожу. – Ганнибал, черт возьми... Он оставляет языком широкую, горячую полосу на шее, проводит им по острой челюсти, и это поддразнивание, этот гран нежности разрывает последнюю ниточку терпения. Кровь Ганнибала кипит, пульс грохочет сильно и быстро, и он чувствует, как возбуждение Уилла прижимается к его бедру, плотно касаясь его собственного. Он переворачивает их, резко толкая Уилла к стене. Это движение сбрасывает руку Уилла с его волос, и с губ Уилла слетает мягкий, хриплый звук, но Ганнибал не останавливается, чтобы дать ему сориентироваться. Он обхватывает запястья Уилла одной рукой и вздергивает их над головой, прижав к стене, а другой начинает расстегивать его штаны порывистыми, нетерпеливыми движениями. Уилл извивается, пытаясь вывернуться, пытаясь вырвать свои руки из хватки Ганнибала, и Ганнибал терпит это в течение добрых пяти секунд, прежде чем вздернуть руки Уилла выше за голову, заставляя его выгнуться сильнее. Он скалит зубы. Этот жест слишком яростный, чтобы быть улыбкой, слишком многообещающий, чтобы быть рычанием, и за мгновение до того, как он склоняется вперед и вонзает зубы в натянутую мышцу, туда, где шея Уилла встречается с его плечом, он видит понимание в глазах Уилла. Вкус крови во рту Ганнибала не нов, но он свеж и принадлежит Уиллу. Он кусает сильнее, наслаждаясь тем, как сбивчиво стонет под ним Уилл, тем, как его тело изгибается навстречу, нуждающееся и неистовое. Кровь Уилла омывает язык, полностью смывая привкус крови Фредди, прежде чем он отстраняется, рефлекторно облизывая губы. Алые капли немедленно начинают пропитывать воротник рубашки Уилла, не так сильно, чтобы действительно вызвать беспокойство, но достаточно, чтобы Ганнибал знал, как глубоко он вонзил в него зубы. Он проводит языком по зубам, собирая с них оставшийся вкус, и внезапно Уилл резко дергается в его хватке, нетерпеливо и отчаянно. Ганнибал отпускает его руки, и Уилл тут же хватает его за рубашку и притягивает ближе, чтобы впиться в его губы, лизнуть в глубине рта и ощутить вкус собственной крови на его языке. Он стонет ему в рот, а затем его руки опускаются ниже, заканчивая то, что начал Ганнибал. Ганнибал упирается одной рукой в стену, уже собираясь обхватить оба их члена, но внезапно останавливается и подносит руку к шее Уилла. Его ладонь омывается кровью от укуса, и это движение вырывает у молодого человека мучительный стон сладкой боли. Ганнибал обнимает окровавленной ладонью их члены, и Уилл чуть не оседает перед ним. — Блядь, — шипит он еле слышно, и Ганнибал чувствует, как его колени начинают подгибаться, чувствует, как Уилл ловит себя на этом, и его руки беспорядочно вцепляются в шею Ганнибала. Он чувствует, как Уилл подается в его ладонь и трется о его член, жестко, быстро и дико . Ты жаждешь крови, и кровью Я наполняю тебя. Ганнибал снова приникает губами к слабо кровоточащему укусу, и Уилл дергается, задыхаясь в изгибе его шеи, пока Лектер облизывает нанесенную им рану. Ганнибал думает об адском огне, о становлении, о заживших следах зубов Уилла на его шее и о кроваво-красных драгоценных камнях, почти черных в лунном свете... Через секунду мысли обрываются и он кончает, растекаясь между ними, горячо и резко. Его хватка рефлекторно сжимается, и следующие несколько жестких, отрывистых движений его руки почти болезненны, но этого достаточно, чтобы Уилл рухнул за край вслед за ним. Уилл кончает со всхлипом, его бедра вздрагивают, пока он рефлекторно продолжает толкаться в его кулак, и Ганнибал гладит их обоих до тех пор, пока Уилл не начинает дрожать, влажно дыша куда-то ему в шею. Ганнибал позволяет своей руке упасть, но не двигается. Уилл все еще цепляется за него, все еще тяжело дышит ему в кожу, и у Ганнибала нет никакого желания отталкивать его. Ему хочется прижаться еще ближе, хочется укрыться в тепле его объятий, и остаться там, в комфорте и нежности, на все обозримое будущее. Он тихо вздыхает. — Ты умеешь меня отвлечь, — шепчет он, и Уилл едва слышно смеётся, посылая лёгкую вибрацию по горлу Ганнибала. — Если ты не хочешь, чтобы я отвлекал тебя, тебе не стоит выглядеть так чертовски хорошо в крови, — бормочет он в ответ сорванно и хрипло. — Господи, Ганнибал... Ганнибал поворачивает голову, нежно целуя Уилла в челюсть. — В шкафу есть аптечка, — говорит он, слегка откидываясь назад. — Нам нужно обработать эту рану. Уилл фыркает. – Не притворяйся, будто тебе не понравилось наносить ее мне. Ганнибал улыбается, хотя Уилл и не поднимает глаз, чтобы увидеть это. – Мне очень понравилось, — признается он. — Но не думаю, что тебе понравится инфекция, – когда Уилл смешно морщит нос, Ганнибал наклоняется и целует его, снова заставляя его улыбнуться. — Однако, боюсь, что за это время ингредиент для десерта успел покинуть Фредди. — Похоже, я действительно тебя отвлек, – хмыкает Уилл, и когда Ганнибал приподнимает в ответ бровь, Грэм склоняет голову набок. В его глазах искрятся смешинки. — Это слишком банально для твоих обычных каламбуров. Ганнибал щурится. – Я уверен, что нашим гостям будет приятно услышать об особенно болтливой овечке, которая подарила нам свой язык, — отвечает он спустя мгновение. — А теперь – аптечка. У Уилла отвисает челюсть. – Особо болтливая овечка, — повторяет он себе под нос. – Особо болтливая овца. Господи Иисусе!!!***
Уилл сыграл много ролей в своей жизни. Он приглашал убийц в свой разум достаточно часто, чтобы увидеть мир их глазами, чтобы оставить в нем след их руками. Он являл миру все варианты себя самого, все возможные грани Уилла Грэма – от нервного, беспокойного полицейского из Луизианы до опытного убийцы с кровью на зубах и огнем в глазах. Но ему еще никогда еще не приходилось бывать в роли партнера. Именно так его представляет Ганнибал, когда начинают прибывать гости. Джек воспринимает это спокойно, ничуть не удивленный, и честно обещает не болтать о делах за обеденным столом. Уилл позволяет себе очаровательно улыбнуться в ответ. – Я знал, на что шел, когда соглашался на это, — говорит он. – Но все еще могу взять в заложники десерт, если ситуация выйдет из-под контроля. Джек смеется и хлопает Уилла по плечу. — Я прослежу, чтобы все вели себя хорошо. Алана Блум слегка краснеет, услышав слово «партнер», и зубы Уилла сводит от внезапного собственнического чувства. Ее желание почти осязаемо, хотя Ганнибал не сделал ничего, чтобы разжечь в ней это чувство. Оно вспыхивает в ней само собой, с каждым отработанным движением Ганнибала на кухне, каждый раз, когда его голые предплечья напрягаются при работе с ножом, и обжигает, когда он наливает ей особый напиток – пиво, сваренное специально для нее. Она видит в этом знак его привязанности. Уилл, который видел, как Ганнибал осветляет ее пиво желатином из костей, знает немного больше. Беверли Катц некоторое время критически смотрит на него, прежде чем пожать ему руку. Ее хватка сильна, а мозоли на руке говорят о часах, проведенных на стрельбище. – Приятно познакомиться с вами лично, — говорит она. Уиллу требуется время, чтобы сложить два и два. – Так это тебя я должен поблагодарить за то, что не дала ему сесть за руль с сотрясением мозга, — говорит он, и Беверли улыбается. — Я бы угостил тебя выпивкой, но.., – он неопределенно поводит рукой, намекая на неподходящую обстановку, и чуть криво усмехается. – Я твой должник. — Даже не думай, что я откажусь от уплаты долга. Брайан Зеллер и Джимми Прайс прибывают вместе. То, как Ганнибал представляет им Уилла, вызывает широкую ухмылку у Прайса, сопровождаемую энергичным рукопожатием, хотя Уилл улавливает гримасу легкого неудовольствия у Зеллера. Он непроизвольно взъерошивается, прежде чем понимает, что это вовсе не гримаса отвращения к их отношениям. Ему приходится тихонько рассмеяться, и он понижает голос перед тем, как заговорить. – «Партнер» – это компромисс, — говорит он, и заинтригованный взгляд Зеллера останавливается на нем. Уилл улыбается. – Я думаю, что Ганнибал скорее вырвал себе язык, чем назвал бы кого-то своим парнем, а я угрожал ему расправой, если он использует слово «возлюбленный» по эту сторону Атлантики. Зеллер фыркает, прикрывая рот рукой, и Прайс с облегчением расслабляется. – Слава богу, — говорит Зеллер. — Ты нормальный. «Грубо» – думает Уилл, но улыбка не сходит с его лица. – Я бы не утверждал этого так уверенно, — отвечает он. — Но я не настолько… эксцентричный, каким иногда может быть Ганнибал. – Эксцентричность — это неплохо, — вставляет Прайс. – Эксцентричные люди просто другие, – он многозначительно смотрит на Зеллера, и тот вздыхает. – Знаю, я знаю, – Зеллер толкает Прайса в плечо, что выглядит знакомо и уютно между ними, и оба мужчины немного расслабляются. Уилл улыбается, указывая на кухню. — Ужин почти готов, — говорит он. — Могу я принести вам двоим что-нибудь выпить?***
Ужин проходит спокойно. Джек держит слово и не дает разговору за столом свернуть на тему работы. Они, конечно, обсуждают дела, но не Зубную Фею, и Уилл счастливо остается на обочине этой беседы, возвращаясь к роли, которую он играл в прошлый раз при Джеке: чувствительный полицейский, отошедший от дел. Это явно забавляет Ганнибала. Уилл видит в его глазах слабый проблеск удовольствия от того, что Уилл может так легко обвести вокруг пальца людей, которые должны быть лучшими в своей области. Только после десерта Джек начинает неловко ёрзать, и на его лице мелькает проблеск вины. – Я знаю, что мы здесь, чтобы пообщаться, — говорит он, — но я хотел бы узнать ваше мнение кое о чем, доктор Лектер. Наедине, разумеется. Пять пар глаз останавливаются на Уилле, и он прекрасно понимает, какова будет тема этого приватного разговора. Уилл поднимает руки в знак притворной капитуляции и улыбается. — Эй, я все понимаю, — говорит он, – и вовсе не против быть исключенным из их беседы, когда дело доходит до таких вещей. Если только вам не нужна ваша команда, Джек. Джек выдыхает, качая головой. – Нет, все в порядке. Вы ведь не против, доктор? Ганнибал на мгновение смотрит на Уилла, а затем склоняет голову в знак согласия, указывая на кабинет. – После вас, — говорит он, и оба мужчины удаляются. Зеллер едва успевает дождаться, пока хлопнет дверь, прежде чем произнести: — Итак, — говорит он. — Ты вроде как знаешь, чем мы все занимаемся, но Лектер действительно мало что рассказывал нам о тебе. Уилл выгибает одну бровь, и его глаза многозначительно скользят между дверью в кабинет и Зеллером. Он по очереди обводит взглядом всех остальных — Прайса, Беверли и Алану — прежде чем вновь посмотреть на Зеллера. Он знает, что Джек рассказывал им о нем. Так что, хотя технически это не ложь, играть дальше нет смысла. — Что за ставка? — спрашивает он, и Алана давится пивом. Зеллер не то чтобы напрягается, но его взгляд становится оценивающим, когда он смотрит на Уилла, словно впервые его замечая. — Таак, — говорит он через мгновение, слегка кивнув. – Окей. Две штуки баксов. Уилл нетерпеливо взмахивает рукой. — Кто-то останется без денег. Вы поставили на меня. — Подожди, — перебивает Беверли. — Как ты узнал? Уилл усмехается. – При тех же обстоятельствах во времена моей службы в полиции мы бы точно поспорили, – он делает паузу. — А поскольку вы все из отдела психологического профилирования, это должно быть интересно. – Он сказал «интересно», — Прайс, расхохотавшись, качает головой. — То есть, мы не угадаем. Уилл чувствует, как его улыбка становится резче, когда он пожимает плечами в отчетливом жесте «ничего не могу гарантировать». – Ой, иди на хер, — беззлобно фыркает Зеллер. – Ладно, давайте начнем. Алана? – Оу..,– краска заливает щеки Аланы. – Я не знаю… Зеллер вздыхает. — Она думает, что ты один из его бывших пациентов, — говорит он, и румянец на щеках Аланы становится ярче. Она прячется за своим пивом, когда Уилл смотрит в ее сторону, и отводит взгляд. – Я сделал ставку на проблемы с легализацией, — продолжает Зеллер. – Вся эта ваша внезапная история сожительства отчётливо отдает липой. Уилл прикусывает щеку изнутри, чтобы не рассмеяться. – Хорошо, — говорит он. – Ещё версии? – Я не уверен, что ты не из брачного агентства, – встревает Прайс. – Лектер уже давно не мальчик, и это похоже на попытку запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда, – он хмурится. – Это натянуто, я признаю, но Брайан прав. Ты появился словно из ниоткуда, и... я не знаю. У тебя точно нет акцента или чего-то в этом роде… – Je ne sais pas de quoi tu parles, – во французском языке Уилла протяжный Юг становится отчетливее, делая слова глубже и богаче, но это не так уж очевидно. В любом случае, не его акцент заставляет Алану снова подавиться пивом, а Прайса потрясенно моргнуть, глядя на него. На этот раз Уилл не может сдержать смешок. – Луизианец, урожденный и там же выросший, — говорит он, позволяя Югу отразиться и в английском, а затем его взгляд останавливается на Беверли. — Ну что, осталась ты. Беверли долго и оценивающе смотрит на него. – Я не думаю, что это правильно, но... Sugar daddy, — в конце концов говорит она. — Это единственное, что я могу предположить. И, мне кажется, я не так уж не права. Уилл сдерживает улыбку и качает головой, тихо смеясь. Через мгновение он поднимает глаза, раскинув руки в поражении. – Отдайте женщине ее деньги, ребята! – Да ладно! — кричит Зеллер. Он смотрит на Уилла так, будто ожидает, что тот возьмет свои слова обратно, а когда Уилл этого не делает, откидывается на спинку сиденья. – Ни хрена себе. – В данный момент все немного иначе, — признается Уилл. – Но в начале наших отношений – да. Что делает ее предположение более близким, чем любое из ваших. – Пиздец... — Заткнись и плати, – Беверли, ухмыляясь, толкает Зеллера ногой. – Умей признать поражение, неудачник! – Я еще отыграюсь. Беверли смотрит на Уилла, пока остальные трое достают свои кошельки. Она все еще улыбается, и ее настрой по отношению к Уиллу явно изменился – в конце концов он сделал ее богаче на две штуки долларов. — Джек упомянул, что ты тоже коп, — говорит она. – Не слишком ли резкий переход к искусству? Почему ты ушел? Уилл какое-то время обдумывает вопрос, а затем широким жестом обводит всех собравшихся. — Не возражаете, если я попробую? Зеллер поднимает сердитый взгляд от кошелька. — Что, профилирование? Уилл кивает. – Вы все высказали свои догадки, — говорит он. – Будет справедливо вернуть услугу. Беверли фыркает от смеха. Если ее и выводит из себя смена темы, она этого не показывает. – Ну давай, бывший коп. Посмотрим, на что ты способен. Уилл поворачивается к ней лицом, позволяя улыбке изогнуть губы. Он не соскальзывает, не совсем, не позволяя себе полностью погрузиться в разум Беверли Катц. Вместо этого он просто… смотрит, оценивая то, что делает ее ею. – Беверли Катц, — говорит он через мгновение. – Старший ребенок в семье и со всеми вытекающими комплексами. Конкурентоспособна. Перфекционист. Тебе недостаточно быть успешной в чем-то одном — ты лаборант, но проводишь больше времени на стрельбище, чем основная масса агентов. Ты не можешь просто хорошо обращаться с оружием, тебе нужно, чтобы оно ощущалось продолжением тела, – он делает паузу, облизывая губы. – Но в то же время ты не возражаешь против того, чтобы нарушать правила, если считаешь, что их нужно нарушить. Ты не колеблешься и точно знаешь, по какую сторону закона стоишь, — но время от времени переходишьэту черту, если видишь, что это допустимо. Уилл улыбается, поворачиваясь, его голос немного смягчается. – Джимми Прайс. Ты сменил много мест, прежде чем осесть в ФБР. Ты успешен в работе, но межличностные отношения не твоя сильная сторона. На прежних должностях это имело значение, и ты должен был прикладывать усилия, чтобы вписаться. Это напрягало. Но здесь, с этими ребятами, тебе это не нужно. Если ты говоришь что-то непристойное, что-то, что прозвучало бы странно в другом месте, ты не получаешь в ответ настороженные взгляды и неловкое молчание, потому что люди, которые теперь тебя окружают, действительно понимают, как работает твоя голова. – Алана Блум, – глаза Аланы немного расширяются, и Уилл позволяет себе рассмеяться. – О, я знаю, что ты боишься, что я расскажу о твоей давней влюбленности в доктора Лектера — ты была здесь полдня, и отлично понимаешь, насколько это было для меня очевидно, – Уилл примирительно улыбается . – Все нормально. Меня это не расстраивает. В конце концов это просто показатель твоего хорошего вкуса, – Алана вспыхивает ярко-алым, и Уилл снова смеётся. — Хотя тебя это беспокоит. Ты непревзойденный профессионал во всех аспектах своей жизни. Ты не переходила границ, хотя с тех пор как ты была его ученицей, прошло достаточно времени, и никто не смог бы обвинить кого-либо из вас в неэтичности. Но такая вероятность тебя беспокоила, – Уилл усмехается, облизывая губы, и подмигивает, – почти настолько же, насколько она же тебя заводила. Без паузы он поворачивается дальше. – Брайан Зеллер. Ты считаешь Беверли конкурентом. Спор был твоей идеей, но в то же время ты не против проиграть ей. Ты проделал большую работу, чтобы казаться мудаком даже этим троим, но правда в том, что нет ничего, чего бы ты не сделал ради них, – Зеллер вздрагивает, и Уилл сразу же проскальзывает дальше. – О, да ты чувствуешь себя виноватым. Интересно, почему? Уилл склоняет голову набок, а затем протягивает руку, не обращая внимания на то, как Зеллер слегка вздрагивает, когда его рука касается пиджака. Когда Уилл отводит руку назад, между двумя его пальцами зажата тонкая волосинка, ярко-рыжая и явно вьющаяся. – Теперь чувство вины имеет смысл, — говорит он, поднимая глаза и встречаясь взглядом с Зеллером. – Меня бы тоже грызла совесть, если бы я спал с Фредди Лаундс. Уилл выпускает волос из пальцев и делает глоток вина, наслаждаясь воцарившейся тишиной. — Итак, — спрашивает он после паузы. — Как я справился? — Господи, — шипит Зеллер. — Какого хрена, чувак? Беверли резко поворачивается к нему. – Подожди, он что, прав? Серьезно? Ты и Лаундс?! – Закрыли тему, — ворчит Зеллер, взамен указывая пальцем на Уилла. — Ты... Как это вообще..? Уилл пожимает одним плечом. – Беверли спросила, почему я перестал быть полицейским, — говорит он, неопределенно указывая на свою голову и едва заметно кривясь. – Вот именно поэтому. Я не могу это выключить. Коллеги, подозреваемые – это не имеет значения. Это похоже на непрерывный фильм о мотивах, проигрывающийся у меня в голове. Прайс издает болезненный звук. — Звучит дерьмово. — Звучит полезно, — возражает Беверли, а затем делает паузу, раздумывая, – но эта полезность действительно может быстро свести с ума. – Беру свои слова обратно, — внезапно говорит Зеллер. Уилл недоуменно изгибает бровь. – Насчет тебя. Ты точно не нормальный. Вы с Лектером одинаково странные. Уилл улыбается, показывая зубы. – Обычно люди должны иметь что-то общее, чтобы это сработало, — признает он, и, пользуясь возможностью, бросает быстрый взгляд через плечо на дверь кабинета, а затем на часы. – Мне не удастся подробно описать профиль на Джека, но в отношении него я бы точно использовал слово «одержимость», – он делает паузу. – Могу я спросить, о чем они там беседуют? Я знаю, что вы все находитесь в процессе сложного расследования… Зеллер усмехается. — Будто ты не узнаешь все грязные подробности от Лектера позже, — говорит он, а затем вздыхает, проводя рукой по лицу. Он смотрит на Прайса, потом на Беверли, потом на Алану. А затем неуверенно произносит: – Его точка зрения действительно может быть полезной. — Нам не нужно говорить об этом Джеку, — быстро говорит Беверли, не столько шагая за черту, сколько перепрыгивая через нее. — Мы просто… болтаем. Обсуждаем идеи. И, как ты сказал, Уилл все равно услышит все это позже. Мы могли бы узнать его мнение. – Черт возьми, – Зеллер опрокидывает остатки вина жестом, достаточно грубым, чтобы Уилл поморщился, прежде чем поставить бокал на стол. — Итак, — говорит он, потирая ладони. — Что Лектер рассказывал тебе о Зубной Фее?..