Тайна Серебряной долины

      К полудню погода окончательно испортилась, солнце скрылось за низкими серыми тучами, и день стал пасмурным и прохладным. Тучи медленно проплывали над столицей и устремлялись на северо-запад — туда, куда лежал путь небольшого отряда, покидавшего городские стены в унылой тишине, нарушаемой только скрипом колёс. Стражники на воротах посторонились, пропуская солдат, сопровождавших повозку нового военного губернатора Хэтао, и отвели глаза, когда возглавлявший отряд Цзя Куй смерил их суровым взглядом человека, знающего, куда и зачем он уезжает.       Отряд отправлялся на дальнюю границу Империи, где армия Мин с переменным успехом сражалась с монгольскими кочевниками, регулярно разорявшими приграничные земли и угрожавшими древним торговым путям на запад.       Небеса над столицей хмурились, как будто тоже понимали, каким непростым будет этот путь и что не всем уезжавшим, вероятно, удастся вернуться назад.       Цзя Куй плотнее завернулся в потёртый плащ и, бросив мимолётный взгляд на тащившуюся за повозкой губернатора клетку на колёсах, пришпорил коня. Он должен ехать впереди, чтобы в случае внезапной опасности успеть предупредить солдат. Перед самым отправлением к новому месту службы он получил сведения о бесчинствовавших на дорогах разбойниках и дезертирах, грабивших проезжих купцов на севере провинции Шэньси.       Сидевший в своей повозке губернатор Хэтао не думал сейчас о предстоящих ему делах и угрожавших в пути опасностях. Перед глазами Ван Чжи всё ещё стоял строгий и величественный образ его госпожи Вань Гуйфэй, благословившей его в дорогу. Она передала ему с посланником драгоценную чашу, подаренную императором, как символ того, что будет помнить о нём и молиться небесам за его удачу.       Ван Чжи не верил в удачу — только в холодный расчёт и правильную стратегию, но сейчас, впервые покидая столицу так надолго, он чувствовал тепло в глубине души, лаская пальцами тонкий фарфор императорской чаши. Он тоже всегда будет помнить о той, кто когда-то заменила ему мать и спасла от безрадостной участи евнуха-слуги на задворках Восточного дворца.       Ван Чжи бережно спрятал драгоценный дар в резную шкатулку и улыбнулся. Хотя он многое оставляет позади — друзей и дворец, ставший ему почти родным домом — он уезжает не один. Он увозит с собой человека, без которого ни в столице, ни в дальнем пограничном краю жизнь не казалась ему полноценной. И да помогут ему Небеса, чтобы тот, кого он решил забрать с собой в Хэтао, не стал его проклинать за это опрометчивое решение… ***       Когда маленький обоз отъехал на приличное расстояние и стены столицы растаяли в клубившемся у самого горизонта тумане, Ван Чжи распорядился сделать остановку.       Он выбрался из повозки, взял у Цзя Куя связку массивных ключей и подошёл к решётке, за которой сидел заключённый. Замки с лязгом упали, и дверь этой дорожной тюрьмы медленно отворилась.       — Выходи, Дин Жун! — велел ему губернатор Хэтао.       Дин Жун покорно выбрался из-за решётки и, спрыгнув на землю, сдержанно поклонился своему бывшему командующему.       Ван Чжи разомкнул кандалы на его запястьях и сделал ему знак следовать за ним.       — Лезь в мою повозку.       Освобождённый узник посмотрел на него с сомнением, будто он ослышался.       — Лезь давай! Там поговорим.       Дин Жун забрался в повозку и, дождавшись, когда Ван Чжи тоже заберётся и закроет за собой дверь, сел напротив него.       — Чаю хочешь? — как ни в чём не бывало спросил Ван Чжи.       — Вы позвали меня не для этого, господин.       В голосе Дин Жуна сквозила усталая безнадёжность.       Ван Чжи невозмутимо разлил чай по пиалам и протянул одну Дин Жуну, хитро прищурившись. Ему было любопытно, как тот воспримет его почти фамильярный жест, но Дин Жун с молчаливым поклоном принял у него чай и, не поднимая глаз, ждал развития событий.       Попытка создать атмосферу дружеского чаепития потерпела неудачу, и Ван Чжи оставалось лишь сожалеть, что он не объяснился с Дин Жуном раньше, ещё в тюрьме, в тот самый момент, когда он понял, как чертовски погорячился с обвинениями и арестом.       В тесном пространстве повозки повисла напряжённая тишина. У каждого из них было многое, что хотелось сказать другому, но ни один не собирался делать это первым.       Взгляд Ван Чжи незаметно скользил по сидевшему напротив Дин Жуну, и то, что он видел, заставляло его мучиться смутным чувством вины. Он сделал всё, чтобы в тюремной камере его бывший заместитель содержался в привилегированных условиях, был чисто вымыт, тепло одет и накормлен, но Дин Жун почти ничего не ел, и сейчас, после двух недель заключения, его фигура выглядела заметно исхудавшей, а лицо — серым и осунувшимся. Дин Жун не поднимал взгляд от пиалы с чаем, но Ван Чжи казалось, что если он сделает это, в его глазах отразятся лишь тоска и безразличие к своей судьбе.       Ван Чжи украдкой вздохнул, подумав, что должен был спуститься с высоты своего фальшивого величия и сам прийти в тюрьму, а не посылать туда Цзя Куя, чтобы убедиться, что узник ни в чём не нуждается. Он должен был сделать это, но не решался посмотреть Дин Жуну в глаза после того, как понял… Да, когда он понял, что это не Дин Жун его предал, а он сам предал единственного человека, который готов был пожертвовать всем, чтобы спасти его от скорых на расправу врагов.       Маленький бродяжка Сяо Ницю рассказал Цзя Кую, как Дин Жун направил его к госпоже Цуй и дал указание страже незаметно пропустить её в тюрьму — и в голове Ван Чжи всё встало по местам. Но он был слишком горд, чтобы публично признавать свои ошибки. Лишь в докладе перед императором он допустил, что поспешил с обвинениями. Однако его величество уклонился от решения, пожал плечами и заявил: «Это твой подчинённый — делай с ним сам, что считаешь нужным». И вместо того, чтобы немедленно освободить Дин Жуна и извиниться — как бы ни коробило его это слово — Ван Чжи, как последний трус, просто избегал разговора и оттягивал объяснение.       Так и не сумев перехватить взгляд Дин Жуна, Ван Чжи подумал, что здесь, в повозке, подпрыгивающей на ухабистой сельской дороге, в сопровождении десятка солдат и привычно невозмутимого Цзя Куя, не самое удобное место для серьёзного разговора. Лучше дождаться прибытия в Хэтао. А пока сделать вид, что всё идёт так, как и должно.       Дин Жун, по-прежнему не поднимая глаз, поставил пиалу на раскладной столик, и Ван Чжи обратил внимание, что его запястья стёрты в кровь грубыми железными кандалами.       Ещё одно напоминание о несправедливости. Ещё один болезненный укол в сердце Ван Чжи.       Но он может попробовать исправить хотя бы это.       — Дин Жун, дай сюда руку.       Ван Чжи плеснул немного тёплой воды из чайника на свой белоснежный платок и сам протянул руку к Дин Жуну, который уставился на него в немом недоумении.       — У тебя вся кожа стёрта, — сердито буркнул Ван Чжи, опуская взгляд. — Если так и оставить, будет воспаление.       Он взял руку Дин Жуна в свою и, не встречая больше сопротивления, принялся осторожно стирать засохшую кровь с его запястья.       Ван Чжи действовал очень аккуратно, стараясь не причинить боли, и от усердия даже слегка прикусил губу, но Дин Жун, казалось, этого не заметил. Он покорно склонил голову и позволил Ван Чжи делать всё, что тот считал нужным. Когда мягкие пальцы Ван Чжи коснулись его кожи, он лишь слегка напрягся и опустил ресницы, будто стремился понадёжнее спрятать эмоции.       — Дин Жун, тебе больно? — насторожился Ван Чжи, прекратив вытирать кровь, но не отпустил его ладонь.       — Нет. Вам не стоит об этом беспокоиться, господин.       Разумеется, больно. Не физически, нет. Но то, как ты это делаешь — как будто я всё ещё что-то значу для тебя…       Дин Жун никогда бы не сказал вслух ничего подобного. Тем более теперь, когда их разделяла такая стена непонимания и обид, что можно было достать с неё до небес. Он — изменник. Он заключённый, на короткий миг оставшийся без своих оков. Он недостойный слуга, заслуживающий казни… Так почему же Ван Чжи так носится с этими ссадинами и морщится, будто это ему, а не Дин Жуну причинили боль тяжёлые кандалы?       Ван Чжи не выглядел торжествующим победителем, который оказывает милость своему пленнику, и казалось, что его победа не доставляет ему никакого удовольствия.       — Я, конечно, никудышный лекарь, но я стараюсь, — горько усмехнулся Ван Чжи, на минуту выпустив ладонь Дин Жуна. В его руках оказалась знакомая баночка с мазью из тех запасов, что Дин Жун оставил Цзя Кую, отправляясь в тюрьму. Он очень бережно начал смазывать ссадины целебным бальзамом. — Потерпи. Я постараюсь быть осторожным.       Дин Жун лишь устало кивнул. Ему хотелось отнять свою руку, чтобы не чувствовать непроизвольной ласки в прикосновениях Ван Чжи, но это выдало бы его чувства, а он твёрдо решил, что больше не позволит себе ничего лишнего. Ничего, что могло бы выйти за рамки строгой иерархии власти.       Но Ван Чжи вздыхал так искренне и заботился о его ранах с таким неподдельным старанием, что душа Дин Жуна вопреки его воле наполнилась давно забытым теплом. Если бы можно было отмотать время назад… Но у судьбы свои планы, и что сделано — того уже нельзя изменить.       Дин Жун старался не поднимать взгляда, чтобы Ван Чжи, упаси небеса, не догадался, как сладко заныло у него внутри, когда тот, забывшись, привычно положил ладонь на его колено. Это больше не имело значения, потому что он — узник в ожидании заслуженной кары. Он не вправе ожидать от Ван Чжи большего, чем сдержанное презрение. Но как же хотелось снова увидеть в его глазах лукавую улыбку…       Закончив обрабатывать ссадины, Ван Чжи довольно хмыкнул:       — Так ведь лучше, правда?       И, не дождавшись ответа, вернулся на прежнюю дистанцию.       Первая попытка наладить контакт ничего не дала, но теперь Дин Жун хотя бы не будет страдать физически.       Ван Чжи много раз прокручивал в уме детали разговора, пытаясь представить, как с фальшивым спокойствием признает «Прости, я был неправ». Он никому и никогда не говорил такие слова — даже его величеству, но он и не бывал раньше до такой степени неправ. Он пытался представить, как отреагирует Дин Жун — начнёт заверять его в своей преданности или презрительно отвернётся?.. А может быть, просто привычно кивнёт и даст понять, что они по-прежнему команда?       Но сейчас, в давящей тишине, нарушаемой лишь мерным поскрипыванием колёс, что-то мешало Ван Чжи произнести слова извинений, и он сам не понимал, что его больше останавливает — остатки дурацкой гордости или страх, что Дин Жун всё-таки отвернётся.       Чтобы заполнить паузу, Ван Чжи снова разлил чай, но Дин Жун тихим голосом отклонил его предложение:       — Спасибо, господин, мне больше не хочется чаю.       Стена.       Стена, на которую Ван Чжи ожидал наткнуться, но всё же тайно надеялся, что сумеет её мягко продавить. Но неужели Дин Жуну не хотелось вернуть всё обратно? Или нанесённые ему обиды так глубоки, что чашки чая и виноватого взгляда явно недостаточно?..       Дин Жун сидел, не двигаясь и не поднимая глаз, так же, как сидел до этого в своей клетке на колёсах — безразличный ко всему и ко всему готовый.       Ван Чжи пришлось брать инициативу в свои руки. Когда-то общее дело сблизило их и научило доверять друг другу, и теперь именно дело могло бы сломать выстроенные обоими барьеры. На этот случай у Ван Чжи имелся план. Он усмехнулся своим мыслям и внимательно посмотрел на своего бывшего заместителя, почти не сомневаясь, что тот не уклонится от ответа.       — Расскажи-ка мне про это Хэтао, Дин Жун. Ты ведь наверняка раньше уже изучил информацию.       — Так точно. — Несмотря на всё стремление не выдавать свои эмоции, Дин Жун едва удержался, чтобы не усмехнуться в ответ, уловив в этом приказе до боли знакомые нотки. Всё тот же Ван Чжи. Те же насмешливые глаза и мягкий вкрадчивый голос, не позволяющий собеседнику понять, говорит он серьёзно или умело скрывает иронию. Слава Небесам, никакие злоключения и заговоры, и даже императорская немилость, поданная под видом почётного назначения, не изменили его. — Хэтао — это обширная степная местность, где хозяйничают монгольские кочевники. Формально эта приграничная территория принадлежит Даян-хану, но его ставка находится намного дальше, в Ордосе — это в самой Монголии. Ближайший город Империи — Юйлинь, куда мы сейчас направляемся. Ближайший нормальный гарнизон — в Датуне, в Шаньси, примерно на восемьсот ли ближе к столице.       Ван Чжи понимающе фыркнул. Да, это не Ляодун, из которого при желании можно домчаться до столицы за два дня. Его величество, видимо, всерьёз озабочен делами на дальней границе, если не нашёл лучшего выхода, кроме как отправить туда главу Западной Ограды.       Что будет теперь с Оградой, формально сохраняющей свой статус и по-прежнему подчинённой своему командующему, было даже страшно подумать. Как можно управлять секретной службой, требующей ежедневного участия во всех делах, на расстоянии в полторы тысячи ли?.. Ван Чжи был не восторге от такого решения императора, но обсуждать его приказы он не привык. Даже понимая в глубине души, что это фактически ссылка, он не мог позволить себе спорить с повелителем.       — В последние полгода Даян-хан постоянно баламутит границу и устраивает мелкие провокации на севере Шэньси, в том числе в окрестностях Юйлиня, — продолжал Дин Жун, постаравшись вспомнить всё, что знал по этому вопросу, исходя из самых разных источников. — Есть информация, что ближе к весне он готовится вторгнуться в Юйлинь и разграбить приграничные земли в районе Хэтао. Если мы сможем разбить отряды хана и захватить Хэтао, обеспечив там контроль со стороны наших войск, Империя получит большое преимущество.       Ван Чжи задумчиво кивнул. Он так и предполагал, что административными функциями его миссия не ограничится.       — Войсками в районе Юйлиня командует генерал Ван Юэ, опытный и заслуженный военачальник, — добавил Дин Жун. — У него примерно десять тысяч всадников, и ещё столько же можно собрать по пограничным гарнизонам и фортам, если понадобится серьёзная армия для войны с монголами.       — Отлично, — хмыкнул Ван Чжи, выслушав доклад до конца. — Значит, его величество решил сделать из меня полководца. Придётся осваивать стратегии Сунь Цзы… Что ты об этом думаешь, Дин Жун?       — Думаю, вам не составит труда это сделать, командующий.       Он ответил сейчас так, как ответил бы тот, прежний Дин Жун. Они оба это поняли и оба невольно смутились, опустив глаза в чашки с чаем.       Солнце клонилось к закату, пора было остановиться на ночлег.       — Мне вернуться в свою тюрьму? — сдержав усталый вздох, уточнил Дин Жун.       — Нет. Если бы ты хотел от меня избавиться, у тебя была сотня возможностей, — беспечно усмехнулся Ван Чжи. — Оставайся здесь. Вдруг мне потребуется узнать ещё что-нибудь про Хэтао?..       Он смерил Дин Жуна оценивающим взглядом и добавил, стараясь, чтобы его голос не звучал виновато:       — И поужинай со мной, Дин Жун. Тебе явно не мешает подкрепиться.       Дин Жун, опустив голову и мучаясь от жуткой неловкости — как же он, разжалованный предатель, сможет разделить стол с господином? — хотел было отказаться, но Ван Чжи опередил его намерение.       — Даже не думай увильнуть. Хороший ужин и крепкий сон нам просто необходимы, чтобы прибыть во всеоружии в эти чёртовы монгольские степи.       Следующие два дня пути Ван Чжи и Дин Жун изучали карты, строили планы и обсуждали известные им сведения о монголах, и казалось, что всё снова стало, как прежде. Но Ван Чжи чувствовал неловкость, возникавшую в паузах разговоров, видел, как Дин Жун опускает взгляд чаще, чем следовало, и эта недосказанность начинала ему мешать. Определённо, им нужно было объясниться. ***       Дорога петляла между холмов, ныряла в долины и редкие перелески, разбавлявшие однообразный степной пейзаж. Последние зажиточные деревни и пастбища с пасущимися овцами остались позади, и только холодный ветер уныло трепал сухую придорожную траву. До ближайшего городка, уже на границе провинции Шаньси, оставалась ещё почти сотня ли, и путники рассчитывали добраться туда ближе к ночи.       Несмотря на постоянную готовность Цзя Куя и стражников, сопровождавших Ван Чжи, к любым неожиданностям, ничего пока не нарушало мирный и довольно скучный путь. Местные разбойники, похоже, предпочитали не связываться с вооружённым отрядом, а банды дезертиров скрывались где-то ближе к границе. Даже другие путешественники, большинство из которых составляли небольшие группы торговцев, в последнее время не попадались навстречу.       Постоянное напряжение в конце концов утомило солдат, все устали ждать засады, стали рассеяннее и беспечнее, и это едва их не погубило, если бы не Цзя Куй. Бывалый воин понимал, что нельзя расслабляться, какой бы безопасной ни казалась дорога. И когда внезапно из-за поворота, скрытого заросшим кустами холмом, наперерез отряду выскочила группа вооружённых людей, он не растерялся и резко осадил коня.       — К бою! Защищайте повозку! Не дайте им окружить её.       Стражники сразу подчинились, признавая право Цзя Куя отдавать им приказы. Несколько солдат отступили, чтобы прикрывать повозку Ван Чжи, в то время как остальные вступили в схватку с нападавшими.       Судя по растрёпанным волосам и грязной одежде, это были обычные бандиты, поджидавшие в привычном месте каких-нибудь проезжих, чтобы их ограбить. Поняв, что столкнулись не с торговым караваном, а с умелыми бойцами на императорской службе, они поначалу стушевались, но самый решительный из них, видимо, бывший главарём, разразился ругательствами, призывая не отступать.       — Проклятье! Куда вы бежите, остолопы?! Вы же хотели захватить золото!       Услышав звуки боя, Ван Чжи высунулся из повозки, готовый в любой момент выхватить пистолет.       — Командующий, осторожнее! — Дин Жун последовал за ним, поспешно отложив в сторону карту Северной Шэньси.       Несмотря на его опасения, драка удалялась от повозки, солдаты во главе с Цзя Куем теснили нападавших в кусты, из которых те и появились, и было очевидно, что стража имеет явное преимущество.       — Они что, решили, что мы везём золото в дальние гарнизоны? — удивился Ван Чжи, спрыгнув на землю и обернувшись к Дин Жуну, который привычно встал слева от него. — В Шаньси такие отчаянные головорезы, что готовы биться с императорскими солдатами? Я думал, эти грабители нападают лишь на безоружных купцов.       — Они уже поняли свою ошибку и уносят ноги, — заметил Дин Жун.       — Должно быть, здесь редко проезжает кто-то, способный оказать сопротивление, — согласно хмыкнул Ван Чжи. — Сегодня господа бандиты останутся без добычи. Неплохая разминка для нашей охраны.       Дин Жун молча кивнул, окидывая внимательным взглядом окружавшую их степь с разбросанными тут и там зарослями низкого кустарника. На вершине холма, возвышавшегося над дорогой, он заметил двух всадников, почти сливавшихся своими бурыми одеяниями с пожухшей степной травой. Их появление заставило Дин Жуна насторожиться, потому что совсем не вписывалось в картину банального дорожного ограбления.       — Командующий…       Дин Жун жестом привлёк внимание Ван Чжи к этим странным силуэтам как раз в тот момент, когда всадники как по команде резко вскинули луки и натянули тетивы.       Увидев целившихся в них лучников, Ван Чжи подумал, что здесь практически негде укрыться, и приготовился уклониться от стрел, уже летевших в их сторону, со свистом рассекая холодный воздух.       Дин Жун заслонил его в последний момент. Одна из стрел вонзилась в его руку чуть ниже плеча, но он даже не охнул. Зато охнул Ван Чжи.       — Дин Жун!..       — Всё в порядке. Это не стоит вашего внимания, господин.       К ним поспешил Цзя Куй, успевший разделаться со своими противниками и убедиться, что остальные нападавшие удрали на приличное расстояние, преследуемые солдатами охраны.       — Что это было? — озадаченно спросил у него Ван Чжи. — До монгольских территорий мы ведь ещё не добрались.       — Разбойники. Дезертиры, — пожал плечами телохранитель. — Думали ограбить мирных торговцев, а наткнулись на нас. В этих краях полно таких бандитов. Они дали дёру и больше не вернутся.       Всадники на холме, спасаясь от пущенных в ответ солдатами стрел, тоже поспешили скрыться.       Ван Чжи кивнул и с тревогой повернулся к Дин Жуну, прислонившемуся спиной к жёсткой стенке повозки.       — Дин Жун, сможешь залезть в повозку? Где твои аптечные средства?       — У Цзя Куя.       Дин Жун сжал зубы, чтобы не застонать, когда Ван Чжи и Цзя Куй затащили его в повозку губернатора. Лечить его взялся Цзя Куй, немного понимающий в этом деле благодаря своему военному опыту. Он выдернул стрелу, промыл рану водой из походной фляжки и, остановив кровь с помощью целебного порошка, плотно перемотал руку Дин Жуна бинтами. Тот вытерпел все эти манипуляции с видом буддийского монаха, стремящегося постичь нирвану. Он ни разу не дёрнулся и не охнул, только прикрыл глаза, чтобы никто не увидел в них боли.       Всё это время Ван Чжи сидел напротив, почти такой же бледный, как его бывший заместитель, и напряжённо смотрел на него. В его душе бурлила целая гамма разных эмоций, и он понимал, что всё же выскажет часть из них, как только Цзя Куй уйдёт.       — Через неделю заживёт, — обнадёжил вынужденный лекарь, и Дин Жун согласно кивнул, про себя добавив «если не будет воспаления».       Едва Цзя Куй выбрался из повозки, Ван Чжи сел рядом с Дин Жуном и с трудом удержался от того, чтобы не встряхнуть его за плечи.       — Дин Жун, какого чёрта ты сделал?! Думаешь, я не видел, как ты подставился? А если бы тебя убили? Или ты именно этого добивался?..       Слишком много вопросов. Но в последнем он был прав, этот проницательный губернатор Ван.       Дин Жун опустил взгляд, прежде чем ответить. Он не хотел, чтобы Ван Чжи видел тоску в его глазах.       — Лучше бы убили, чем жить дальше, зная, что вы считаете меня предателем.       Его слегка охрипший голос не дрогнул, но Ван Чжи понял и услышал намного больше, чем Дин Жун хотел ему показать. Он в очередной раз мысленно обругал себя. Что мешало ему объясниться сразу и сказать Дин Жуну, которого он всё ещё считал своим соратником, что готов дать ему ещё один шанс?.. Дать этот шанс им обоим.       — Я вовсе не считаю… — Ван Чжи всё же смог перехватить взгляд Дин Жуна и осёкся, поняв, что вряд ли сможет найти слова, способные исправить прежние ошибки.       — Считаете. И наверное, правы. Я предал вас, господин, не встал на вашу сторону. Я знаю, что это недостаточное оправдание, но у меня не было иного выхода, — тихо сказал Дин Жун. — Солдаты Шан Мина не отпустили бы вас живым. Я лишь хотел, чтобы вы получили возможность бежать из-под стражи и исполнить свой план.       — Так и получилось, — со вздохом признал Ван Чжи.       Как же он не понял этого сразу? Ведь он же видел, как смотрел на него Дин Жун, угрожая мечом перед строем чужих стражников и пышащим злобой Шан Мином. Он снова жертвовал собой — своей честью и репутацией, чтобы спасти его от верной гибели.       Это Ван Чжи осознал уже позже, намного позже, когда с заговором было покончено и у него появилась возможность всё спокойно проанализировать. С точки зрения стратегии, Дин Жун действовал безупречно.       — Конечно, вы имеете все основания мне не верить и считать изменником, — с горечью констатировал Дин Жун и устало прикрыл глаза.       С командующим было всё в порядке — значит, его миссия выполнена. А остальное, по большому счёту, не имело значения.       Ван Чжи постарался, чтобы его голос остался ровным и не выдал раздиравших его эмоций, но ему это плохо удалось.       — Если бы я так считал, то давно отправил бы тебя на плаху. Я бы не потащил тебя в Хэтао. Не стал бы обсуждать с тобой стратегии. Я тебе верю. Я давно хотел объясниться, но не успел, а ты… Дин Жун?..       Ван Чжи встревоженно склонился к нему и осторожно сжал ладонь его пробитой стрелой руки. Ладонь Дин Жуна была горячей, и Ван Чжи ощутил слабое ответное пожатие. Он проклял свою гордость, своё упрямство и свою несносную склонность к интригам. Ну почему он не сказал ему сразу, что верит и не винит его ни в чём?.. Тогда бы Дин Жун не полез под выстрелы.       — Я знаю, что ты не предавал меня, — негромко сказал Ван Чжи, сгорая от жгучего раскаяния. — Цзя Куй мне всё рассказал. Дин Жун, мы оба совершали ошибки…       Ван Чжи мучительно вздохнул. Да, он тоже их совершал, и пришло время это признать. Он совершал ошибки — и готов расплачиваться за это, но только не такой ценой. Он не хотел видеть своего заместителя убитым. Ни при каких обстоятельствах. И уж тем более, не хотел, чтобы Дин Жун искал смерти из-за него, из-за их недопонимания и его упрямства.       — Давай оставим это в прошлом и попробуем ещё раз. Мне в Хэтао нужен помощник. Я не знаю больше никого, кто мог бы занять это место.       — И вы готовы снова на меня положиться?       Дин Жун сделал над собой усилие и приоткрыл глаза. В них отражались сомнение, бесконечная усталость… и лучик надежды.       — Ты сомневаешься, Дин Жун?       Тот слегка качнул головой, и на его губах мелькнула тень улыбки.       — Моя жизнь принадлежит вам, командующий. Вы можете меня убить, когда посчитаете нужным, а можете спасти. Я приму любое ваше решение.       — Тогда ты едешь со мной в Юйлинь. — Ван Чжи напрасно старался, чтобы его голос звучал строго и повелительно. Он видел, как усталые глаза Дин Жуна озаряются светом, и едва удержался от довольной улыбки. — Будешь чиновником по особым поручениям. Наладишь там сеть осведомителей и организуешь связь с ближайшими подразделениями Западной Ограды.       — Слушаюсь.       — И пообещаешь мне больше не делать глупостей и не лезть под выстрелы. Ты нужен мне живым.       Объяснение соратников прервало появление Цзя Куя. Он принёс чайник чая, кувшин воды и стопку полотенец.       — Разбойникам удалось удрать — тем, кто увернулся от наших мечей. Сейчас поедем потихоньку. Доберёмся до постоялого двора в Цзинлэ, там остановимся на пару дней. У вас всё в порядке?       От телохранителя не укрылись взволнованные взгляды, которыми обменивались Ван Чжи и Дин Жун.       — Да, Цзя Куй. Можем ехать.       Повозка медленно поползла по дороге. Ван Чжи с тревогой повернулся к Дин Жуну, прислонившемуся к стенке и снова без сил прикрывшему глаза.       — Тебе так удобно? Может быть, лучше ляжешь?       Если он подразумевал улечься на лавке, устроив голову у него на коленях, то такой вариант Дин Жун посчитал бы слишком дерзким даже в былые времена, когда они ещё могли считаться почти друзьями.       Дин Жун отрицательно мотнул головой и виновато усмехнулся:       — Не беспокойтесь обо мне. Я буду в порядке через пару дней. Лучше выпейте чаю, командующий, а я пока вздремну немного.       Ван Чжи вздохнул, чувствуя одновременно тревогу за Дин Жуна и облегчение от того, что этот разговор наконец состоялся. Состоялся и позволил им наладить хоть какое-то взаимодействие. А дальше — всё, что он в состоянии исправить, Ван Чжи готов был исправлять. Только бы не видеть холодную тоску в глазах человека, без которого его жизнь стала бы такой же серой и унылой, как заснеженные степи Хэтао.       Сейчас он выпьет чаю и сделает вид, что не беспокоится. И будет привычно усмехаться, обсуждая стратегии, как будто ничего не перевернулось в его душе за последние две недели. А сам будет молча проклинать свою гордость и страдать, когда Дин Жун, прервавшись посреди интересной дискуссии, будет болезненно морщиться и прикрывать на мгновение глаза. Но он научится говорить своему заместителю, что он его ценит. И найдёт в себе смелость извиниться за ту пощёчину, которая до сих пор жгла его ладонь чувством стыда и раскаяния. ***       Постоялый двор в Цзинлэ редко пустовал. Торговцы и мелкие чиновники, спешащие с поручениями, стремящиеся в столицу молодые студенты, а иногда и грозные солдаты с Пограничья, получившие долгожданный отпуск — все могли найти здесь сытный стол и крышу над головой.       Когда Ван Чжи со своими спутниками добрались до придорожной гостиницы, большинство постояльцев уже разошлись по своим комнатам. Цзя Куй распорядился насчёт ужина, перекинулся парой шуток с солдатами и вышел во двор проверить, как обустроят на ночь их лошадей.       Дин Жун, сославшись на усталость, сразу отправился спать, и Ван Чжи снова испытал укол совести, в одиночку уминая принесённую хозяином пряную лапшу, которая в этом заведении была просто превосходной. Он решил непременно навестить Дин Жуна перед сном. Убедиться, что с ним всё в порядке… и, может быть, всё же сказать, как он сожалеет о своей ошибке.       Было уже поздно, и в комнате, освещаемой лишь одной свечой, расползались по углам фиолетовые тени.       Ван Чжи, стараясь не шуметь, переступил порог и подошёл к кровати, на которой спал Дин Жун. Отметив его бледный вид и тёмные круги под глазами, Ван Чжи украдкой вздохнул — в этом была его вина. Две недели тюрьмы и вражеская стрела, под которую Дин Жун тоже подставился из-за него, не украсили бы никого.       Если бы он не был командующим Западной Ограды, живущим единственной целью — служить Империи, если бы мог позволить себе проявить к кому-нибудь симпатию и нежность — он бы погладил Дин Жуна по щеке и сказал ему совсем другие слова…       Пламя свечи вспыхнуло и метнулось от дуновения ветра, когда Ван Чжи присел на край кровати рядом с Дин Жуном и, почти не отдавая себе отчёта в том, что делает, потянулся ладонью к его лицу. Он коснулся его лба и едва не отдёрнул руку — тот горел в лихорадке. Ван Чжи тихонько охнул.       В тот же миг глаза Дин Жуна широко распахнулись и растерянно взглянули на Ван Чжи.       — Командующий?..       — У тебя жар! Какого чёрта ты никому не сказал?! — выругался Ван Чжи, резко вставая с кровати. — Я сейчас принесу лекарство.       — Не нужно. Не беспокойтесь об этом, я уже выпил лекарство. — Голос Дин Жуна был слабым и слегка охрипшим, но слова звучали твёрдо. — Через полчаса всё пройдёт.       — Ты уверен? — Ван Чжи с тревогой окинул его взглядом, всё ещё полный готовности бежать за Цзя Куем и вытрясти из его запасов что-нибудь жаропонижающее. — Может быть, послать за врачом? Наверняка в Цзинлэ имеется доктор…       Дин Жун упрямо качнул головой и попытался сесть на постели, но Ван Чжи остановил его, снова присев рядом.       — Лежи. Тебе нужно отдыхать и восстанавливать силы. Мы остановимся здесь, пока ты не поправишься достаточно, чтобы продолжить путь.       — Завтра утром я буду в состоянии ехать дальше, — заверил Дин Жун и, опережая собравшегося возразить Ван Чжи, добавил почти сердито: — Не следует терять время, командующий. Чем скорее мы доберёмся до Юйлиня, тем лучше.       — Сомневаюсь, что нас там уже заждались, — проворчал Ван Чжи. — И мне бы не хотелось снова заставлять тебя страдать. Ты достаточно натерпелся, Дин Жун…       Его рука почти непроизвольно накрыла ладонь Дин Жуна, заставив того прерывисто вздохнуть.       — Вам не следует волноваться за меня, господин. Даже если вы были настолько великодушны, что простили меня…       Ван Чжи взволнованно перебил:       — Мне нечего тебе прощать. Напротив, это я должен просить прощения.       — Но я поднял на вас оружие. — Дин Жун не отводил от него решительного взгляда. — Я заслуживаю смерти.       — Ты спас меня, а я отправил тебя в тюрьму, — с непривычной горячностью возразил Ван Чжи. — Если тебе нужно наказание, то можешь считать, что мы в расчёте. И не смей больше говорить о смерти, мне не будет от неё никакого толку, в отличие от твоих способностей на службе. — Он говорил резко и сердито, стараясь отогнать мелькнувший перед глазами образ Дин Жуна, сражённого вражеской стрелой вместо него. — Если хочешь знать, у меня и мысли не возникало казнить такого ценного помощника. К тому же, в Хэтао у меня не будет больше никого, с кем можно посоветоваться о делах.       — Но генерал Ван… — Дин Жун попытался сменить тему.       — К чёрту генерала Вана! Он военный, а военные ничего не смыслят в политике и интригах. О чём с ними советоваться? Никто не сможет тебя заменить…       Распахнувшаяся почти бесшумно дверь прервала его пылкую речь прежде, чем Ван Чжи сообразил, что слишком часто раньше пренебрегал советами Дин Жуна, даже если впоследствии понимал их правильность.       На пороге возник Цзя Куй, но, увидев Ван Чжи, молча повернулся, чтобы уйти и не мешать серьёзному разговору.       Ван Чжи остановил его:       — Цзя Куй, ты ведь тоже здесь ночуешь? Тогда позаботься о Дин Жуне и проследи, чтобы он хорошо отдохнул сегодня ночью.       Он поднялся, скользнул ласковой ладонью по лбу Дин Жуна, уже не полыхавшему жаром, и негромко сказал ему:       — Спи. И выброси из головы все эти глупости.       Когда Ван Чжи вышел в коридор, Цзя Куй внимательно посмотрел на Дин Жуна и сочувственно сказал:       — Он прав, тебе нужно выспаться. И перестань изводить себя, ты же видишь, что командующий тебя простил.       — Я сам себя не простил, — чуть слышно возразил Дин Жун, борясь с усталостью. — Но сейчас меня больше беспокоит другое.       — Что?       Цзя Куй опустился на край кровати, где совсем недавно сидел Ван Чжи.       — Цзя Куй, ты считаешь, что эти разбойники, которые напали на нас сегодня — это обычные грабители с большой дороги?       — На первый взгляд, похоже на то, — хмыкнул Цзя Куй и ненадолго задумался. – Хотя, эти лучники… Нет, это были не грабители. У них военная выправка и отменная меткость. И стрелы явно армейского образца. Больше похожи на наёмных убийц, если хорошо подумать. А тех недотёп, что напали на нас на дороге, вполне могли взять себе в сообщники, чтобы задержать обоз.       Дин Жун согласно кивнул.       — У командующего в столице осталось много врагов. И если там они бы не осмелились так нагло напасть на него, то по дороге может случиться всё что угодно.       — И это всегда можно списать на случайное ограбление, — проворчал Цзя Куй. — Думаешь, они на этом не остановятся?       — Не знаю, — честно признал Дин Жун, устало прикрыв глаза. — Но нам нужно как можно скорее добраться до Юйлиня.       — Да, — согласился Цзя Куй, и его лицо помрачнело. — Рановато я расслабился и чуть не проворонил покушение. Буду внимательнее, не беспокойся. ***       Ван Чжи плохо спалось, он всю ночь ворочался и пытался выбросить из головы лишние мысли, упрямо возвращавшиеся и не дававшие спокойно уснуть. Он думал о Дин Жуне, о происшествии на дороге, и почему-то о Ли Цзылуне, с которым было покончено раз и навсегда, и не должно было находиться места в его утомлённом мозгу. Но мысли крутились вокруг Белого Лотоса, который, по слухам, был не до конца разгромлен в провинции Шэньси, и заставляли Ван Чжи испытывать смутную тревогу. Как будто, он что-то упустил — что-то важное и таящее угрозу, из-за чего предстоящая ему служба на границе может обернуться для него совсем не так, как он рассчитывал.       К тому же, готовность Дин Жуна умереть за него, несмотря на все обиды и противоречия, снова заставила Ван Чжи мучиться угрызениями совести и размышлять о своей несправедливости.       Он уснул уже почти на рассвете, твёрдо решив расставить все точки в отношениях с Дин Жуном, не дожидаясь прибытия в Юйлинь.       Поэтому с утра, умывшись и одевшись в дорожное платье, Ван Чжи первым делом направился в комнату Дин Жуна, прихватив с собой под мышкой небольшой свёрток.       Дин Жун и Цзя Куй стояли у окна и что-то обсуждали, но при появлении командующего Цзя Куй коротко поклонился и выскользнул за дверь, видимо, догадавшись, что разговор будет носить личный характер.       Ван Чжи, окинув Дин Жуна беглым, но внимательным взглядом, отметил, что тот выглядит чуть менее измученным, чем вчера, и выдавил кривую улыбку в ответ на его поклон.       — Ты уверен, что сможешь продолжить путь? Нам некуда спешить, Дин Жун. Монголы никуда не денутся из Хэтао даже через месяц.       — Да, но вчерашние лучники могут вернуться. — Дин Жун упрямо качнул головой, давая понять Ван Чжи, что бесполезно его уговаривать. — Я пришёл к выводу… вернее, мы с Цзя Куем к нему пришли… что это нападение не было попыткой ограбления на дороге. У вас достаточно врагов, желающих вас уничтожить, командующий, даже если вы покинули столицу.       — Думаешь, это было подстроено, чтобы убить меня? — Ван Чжи не особенно удивился, потому что ему в голову уже приходили подобные подозрения.       — Да. И чем скорее мы продолжим путь, тем меньше шансов останется убийцам довести своё дело до конца. Если отправимся прямо сейчас и не станем нигде задерживаться, к ночи доберёмся до Юйлиня. Цзя Куй говорит, осталось меньше двухсот ли. Вы же не хотите доставить удовольствие своим врагам и не исполнить поручение его величества?       Ван Чжи задумчиво кивнул, вынужденный согласиться. Он невольно отметил, как умело аргументировал свою позицию Дин Жун: не исполнить волю императора было бы для Ван Чжи самым большим позором и катастрофой. Никто лучше Дин Жуна не знал его так глубоко и не использовал свои знания так умело, даже этот умник Тан Фань, считающий себя знатоком человеческих страстей. Это с одной стороны было удобно, потому что позволяло обходиться без лишних объяснений, которых Ван Чжи терпеть не мог, а с другой — довольно опасно, потому что могло быть использовано против него в любой момент. Но раз уж он решил доверять Дин Жуну и дальше — стоило признать, что такое понимание его мотивов и намерений даже льстило Ван Чжи.       Он усмехнулся теперь уже во весь рот и заявил:       — Нет, пусть радуются хотя бы тому, что меня некоторое время не будет в столице. Что вовсе не означает, что я не буду в курсе всех дел, которые там происходят, и позволю им крутить свои интриги. — Ван Чжи перехватил довольный взгляд Дин Жуна, и его улыбка стала мягче. — Если ты готов последовать за мной, Дин Жун, то собирайся. Вот твоя униформа.       Он разложил на кровати принесённый им свёрток, оказавшийся новенькой фиолетовой мантией, и услышал, как Дин Жун за его спиной чуть слышно охнул.       — Командующий, но вы уверены?..       Похоже, он никак не ожидал, что предложение Ван Чжи стать его помощником в Хэтао нужно понимать настолько буквально.       — А ты сомневаешься? — Ван Чжи удивлённо выгнул бровь. — Мне казалось, вчера мы достигли соглашения по этому вопросу.       — Если вы не сомневаетесь… я готов служить вашему превосходительству… — голос Дин Жуна сел от волнения, когда он осознал, что Ван Чжи действительно возвращает его на прежнюю должность и всё ещё желает видеть рядом с собой. Что это было его осознанным решением, не связанным с тем, что произошло в дороге. Он же тащил эту форму из столицы, точно зная, что предложит это Дин Жуну, и был уверен, что тот не откажется.       — Помочь тебе переодеться? — спросил Ван Чжи, пряча за усмешкой радостное волнение, вызванное реакцией Дин Жуна.       — Я сам, — тот смутился, опустил глаза, затем снова поднял взгляд на Ван Чжи. — Командующий, не беспокойтесь ни о чём. Мне уже намного лучше. И если что, Цзя Куй стоит там за дверью…       Ван Чжи фыркнул, и сам догадавшись, что его помощники взаимодействуют, как раньше — после того, как Цзя Куй нанёс визит в тюрьму и сделал выводы, о которых тогда же и доложил своему начальнику. Что ж, это значило, что у него есть команда, с которой можно ехать хоть в Хэтао, хоть в любую чёртову глухомань, куда ещё соизволит послать его правитель Великой Мин.       — Тогда я жду тебя за завтраком. И не отлынивай, Дин Жун, ты должен везде сопровождать своего господина.       Дождавшись лёгкого поклона с привычным «Слушаюсь», Ван Чжи вышел в коридор и действительно обнаружил там Цзя Куя, маявшегося в ожидании.       — Завтрак через четверть часа, и сразу отправляемся, — распорядился Ван Чжи. — К ночи нам нужно быть в Юйлине. ***       Как и предполагал Ван Чжи, в приграничном городе, обнесённом крепкими стенами, никто не ждал приезда военного губернатора. Ночь уже спустилась на степные просторы, и ворота были закрыты. Цзя Кую пришлось постучать в них кулаком, чтобы призвать стражу.       — Кого там несёт? — раздался сердитый голос с привратной башни, будто дежурный только сейчас увидел подъехавшую процессию. — Генерал Ван велел никого после второй стражи не пускать, хоть караван с деньгами. Вы откуда и кто такие?       — Военный губернатор Хэтао, назначенный его величеством, прибыл из столицы, — спокойно ответил Цзя Куй, делая вид, что не замечает негостеприимного приёма. — Генералу и коменданту Юйлиня должны были прислать уведомление. Разве никто из ваших чиновников не намерен встретить нас на въезде?       Сонный Ван Чжи в официальном облачении возник в раскрытой двери повозки, и стражник на воротах, посветив фонарём в его сторону, едва не выронил его из рук.       — Вот проклятье! Бай Цзао! Бай Цзао, демоны тебя забери!.. Беги галопом в ямэнь! Тут, похоже, сам императорский посланник прибыл!       Ворота в тот же миг отворились, и перед приезжими низко склонились две головы в шапках городской стражи.       — Прошу прощения, господин! — не разгибаясь, покаялся тот, кто, видимо, был старше по чину. — Мы не ждали вашего прибытия так скоро. Генерал Ван уехал с проверкой в дальний гарнизон на заставу Хэншань и вернётся только завтра. Он сказал, что господин из столицы прибудет через два-три дня. Вот мы и не ждали… Если почтенные господа согласны подождать совсем немного, сейчас придёт магистрат Цзю, это наш глава уезда, он весь день занимался делами и наверняка ещё не спит.       Ван Чжи ограничился тем, что неопределённо хмыкнул и кивнул, понимая, что сейчас неподходящий момент, чтобы выражать недовольство. У генерала Вана есть более важные задачи, чем сидеть в крепости в ожидании приезда столичного евнуха, назначенного то ли ему на подмогу, то ли для его контроля. Если монголы могут пересечь границу в любой момент, нет ничего удивительного в том, что главнокомандующий занят укреплением обороны. А местные чиновники… Ну, сейчас у него будет возможность оценить гостеприимство этих ленивых, но подобострастных бездельников.       Дин Жун, выглядевший разбитым несмотря на то, что почти всю дорогу проспал в повозке, выбрался следом за Ван Чжи и заморгал, ослеплённый факелами стражи.       — Я же говорил, что нас никто здесь не ждёт, — тихо проворчал Ван Чжи, повернувшись к нему. — Не то место и не то время. Это не Гуаннин, это дальняя граница.       — Вас не обижает их непочтительность, командующий? — слегка удивился Дин Жун, который отлично помнил, как встречали их в Гуаннине представители местной власти.       — Некогда им, похоже, проявлять почтительность. У них монголы за стеной. Да и мы устали с дороги, не до пирушек… Я бы не желал ничего большего, чем ванна и мягкая постель.       Дин Жун молча кивнул, соглашаясь с последним доводом Ван Чжи.       В этот момент стражники у ворот снова согнулись в поклоне, пропуская спешащего к ним бегом молодого человека в форме чиновника шестого ранга.       — Господин губернатор, приветствую вас в Юйлине. — Чиновник поклонился с достоинством, никак не вязавшимся с его запыхавшимся видом, и смело поднял глаза на столичное начальство. — Прошу прощения, ваше превосходительство, мы никак не ожидали вас так скоро, поэтому ворота были закрыты и никто вас не встретил. К тому же, ночь уже, а в наших краях небезопасно по ночам впускать в город вооружённых людей.       — Я так и понял, — Ван Чжи снисходительно кивнул, принимая объяснения чиновника.       — Я Цзю Люань, глава уезда Юйлинь, — представился тот, снова поклонившись почтительно, но без излишней угодливости — как новый ученик кланяется учителю. — Располагайте мной в полной мере, господин губернатор. Мы здесь не делим задачи на чисто военные и гражданские, хотя генерал Ван и считает иначе. Поскольку уже поздно и торжественный обед не готов, надеюсь, господин позволит проводить вас в вашу резиденцию и разместить вашу стражу в казарме гарнизона.       — Согласен, — снова кивнул Ван Чжи, которого полностью устраивал этот план.       Магистрат Цзю жестами отдал команды подоспевшим следом за ним городским стражникам и снова повернулся к Ван Чжи.       — Здесь совсем недалеко. Усадьба раньше принадлежала цензору из Сианя , но он практически не бывал здесь, предпочитал жить ближе к югу. Управляющий Мао Лэй служит давно и исправно, другие слуги тоже проверены. Охрану выставим из местных стражников или из ваших солдат, если ваше превосходительство пожелает.       — Солдаты присоединятся к гарнизону, — отказался Ван Чжи, решив, что раз он выполняет официальную миссию, то и жить должен, как подобает чиновнику в уезде Юйлинь. — Мне не потребуется охрана в резиденции, двух моих спутников будет достаточно.       Цзю Люань скосил оценивающий взгляд на Цзя Куя, следовавшего за ним по пятам рядом с губернаторской повозкой, и понимающе хмыкнул.       Вскоре они остановились перед массивными воротами усадьбы, которые немедленно отворились перед ними, и на пороге предстала кланяющаяся фигура.       — Господа, этот ничтожный приносит свои извинения. Ваше прибытие этой ночью было неожиданным, поэтому мы не подготовились. Ужин будет готов через полчаса, а я сам помогу разгрузить вещи и приготовлю горячую ванну.       — Это Мао Лэй, он заведует хозяйством в вашей резиденции, а когда-то давно служил в Императорской страже, поэтому может быть охранником и служащим для разных поручений, — представил его магистрат Цзю и, заметив в глазах Ван Чжи недоумение, пояснил: — Он служил в Сиане, а там не начальство, а сплошные взяточники в униформе, вот он и плюнул. Хотел поступить в армию, но когда выяснилось, что он умеет отлично готовить и управляется с деньгами лучше любого ростовщика, генерал Ван определил его сюда на службу.       — Всё верно говорит господин Цзю, — подтвердил управляющий. — Я ещё далеко не стар, и мог бы держать оружие, но солдат здесь много, а хозяйством заниматься некому. Прошу вас, господин губернатор, я провожу вас в ваши покои. И если вам и вашим спутникам нужно что-то ещё…       — Ничего кроме обещанной ванны и возможности выспаться, — устало сказал Ван Чжи, чувствуя, что уютный вид горящих во дворе фонарей навевает на него дрёму. — Мои помощники — советник Дин и Цзя Куй. Они будут жить здесь. И думаю, им тоже не помешает отдохнуть с дороги.       Мао Лэй непринуждённо поклонился и поспешил вперёд, указывая дорогу, но прежде, чем последовать за ним, Ван Чжи обернулся к начальнику уезда.       — Магистрат Цзю, не могли бы вы сообщить генералу Вану о моём приезде? Его величество поручил мне сразу по прибытии войти в курс дела и приступить к организации обороны.       — Так он завтра сам вернётся, — довольно беспечно отозвался магистрат, не слишком впечатлённый упоминанием его величества. — Если господин губернатор не возражает, завтра устроим приём в вашу честь у коменданта Фаня, заодно увидите там всех знатных людей города и влиятельных военных. А я с вашего позволения расскажу вам о каждом всё, что успел узнать за два года службы. Думаю, будет не лишним иметь представление о тех, с кем вам придётся иметь дело.       Ван Чжи согласился, немного удивлённый расторопностью главы уезда и его умением оставаться почтительным, не скатываясь к лести и самоуничижению, так свойственным провинциальным чиновникам во всех уголках Империи.       Он задержался во дворе, чтобы отдать указания Мао Лэю, и видел, как ещё один слуга под руководством Цзя Куя тащит вещи из повозки в его покои. Вряд ли за один вечер он сумеет обустроить здесь привычный комфорт, но всё же ночевать в собственной резиденции было лучше, чем в постоянно меняющихся безликих комнатах постоялых дворов и придорожных гостиниц.       Когда через полчаса он переступил порог своей спальни, там было тепло от разогретой жаровни и едва уловимо пахло сандалом. Как в его покоях в Западной Ограде — с внезапной ностальгией отметил Ван Чжи.       На небольшом столике горела лампа, стоявшая так, чтобы можно было потушить её, дотянувшись не вставая с кровати. На постели разложена одежда для сна. Тонкая палочка благовоний тлела на массивном комоде, создавая то самое ощущение уюта, сразу охватившее Ван Чжи, когда он сюда зашёл. Ни за что на свете он не поверил бы, что всё это устроил управляющий усадьбой.       Мао Лэй сказал ему, что покои советника Дина расположены дальше по коридору, и Ван Чжи направился туда, сам не понимая до конца, что собирался ему сказать. Но тёплая волна, захлестнувшая его от понимания, что Дин Жун заботится о нём, несмотря ни на что, требовала немедленного выхода, и он решительно распахнул дверь в комнату заместителя.       Можно было догадаться, что Дин Жун уже спит…       Ван Чжи тихонько подошёл к кровати. Нет, он не станет его будить, просто убедится, что всё в порядке…       Бледное лицо Дин Жуна казалось умиротворённым, и Ван Чжи устало усмехнулся, поймав себя на том, что ему хотелось бы снова погладить его по щеке. Но нет — Дин Жун должен отдыхать, а он просто постоит тут ещё минуту… просто постоит и уйдёт. Что за дурацкое желание ощутить его близость?..       — Командующий?.. — сонно пробормотал Дин Жун, и Ван Чжи заметил, что его веки затрепетали. Он что, чувствует его присутствие даже во сне?       — Спи, Дин Жун. Я уже ухожу…       — Что-то не так? Вы нормально устроились? — Дин Жун всё же открыл глаза и встретился взглядом с начальником.       — Ты же знаешь, что я отлично устроился, — губы Ван Чжи почти помимо воли изогнулись в улыбке. — Я зашёл поблагодарить тебя, что создал уют в моих покоях.       Хотя сам едва стоял на ногах, — добавила его совесть, но Ван Чжи и так это понимал. И он обещал себе, что будет ценить своего помощника.       — Спасибо, Дин Жун. А теперь спи. Завтра будет напряжённый день.       Ван Чжи резко развернулся и вышел, будто боялся, что задержавшись ещё немного, сделает какую-нибудь глупость, а Дин Жун, уже засыпая, успел изумиться странному поведению губернатора Хэтао, который, наверное, впервые за три года поблагодарил его за такую мелочь. Но возможно, это был уже сон, и мягкий голос Ван Чжи привиделся ему после утомительного дня пути. ***       Утром Ван Чжи возник на пороге комнаты Дин Жуна и, убедившись, что тот чувствует себя нормально и не страдает от раны — или умело притворяется — позвал его с собой.       — Торжественный приём у коменданта Юйлиня. Через полчаса. Старший магистрат Цзю обещал представить нам всех видных людей города и рассказать о них сплетни. Ты идёшь со мной, Дин Жун.       — Слушаюсь.       — У меня будет для тебя два задания, — усмехнулся Ван Чжи, отметив, что это «слушаюсь» прозвучало совсем, как прежде. — Ты будешь незаметно наблюдать за всей этой публикой и делать выводы, кто чего стоит…       — А второе? — не дождавшись продолжения, осмелился спросить Дин Жун.       — Отдашь должное праздничному обеду, — фыркнул Ван Чжи, смерив заместителя подчёркнуто критическим взглядом. — На тебе униформа болтается. Это нужно исправить.       Дин Жун смутился и опустил глаза, но Ван Чжи показалось, что он прячет улыбку.       — Я исправлюсь, командующий.       Дом коменданта Фань Чжуна был единственным зданием в городе, не считая гильдии торговцев тканями, где имелся зал, достаточно просторный, чтобы вместить всех гостей.       Здесь были и местные чиновники, и военные, и представители городской верхушки — богатые и именитые торговцы. Не было только генерала Ван Юэ, главнокомандующего Северной армии, который так и не вернулся из своей инспекционной поездки. Армию на этой пирушке представлял его правый помощник Чжан Бинь — крепкий коренастый мужчина, явно больше привыкший держать в руке меч, чем изящные нефритовые чаши. Эти чаши для вина, так и кричащие о богатстве и процветании, специально для званого обеда предоставил господин Ло Пэн — один из уважаемых горожан, организовавших приём в честь почётного гостя.       Цзю Люань, занявший по желанию Ван Чжи место справа от него, поведал, что Ло Пэн уже около двух лет владеет здесь лавкой с драгоценностями и заодно ювелирной мастерской. Любит строить из себя благотворителя, но на деле прижимистый и довольно вредный. Никому в городе достоверно не известно, откуда он взялся, хотя по документам следовало, что он променял успешное дело в столице на этот медвежий угол после развода с женой.       Ван Чжи переглянулся с сидевшим по левую руку Дин Жуном, но тот лишь коротко кивнул, давая знать, что принял информацию к сведению.       Ло Пэн был явным заводилой в компании других купцов и руководил ими, давая знак, когда говорить хвалебные речи губернатору, а когда молча кланяться и пить за его здоровье. Он выглядел обычным, чуть заносчивым провинциальным торговцем, но в его глазах Ван Чжи уловил какой-то мрачный огонёк, никак не соответствовавший общей атмосфере беспечного празднества. Хотя, возможно, у него просто проблемы в делах, и вынужденное веселье вызывает у него раздражение.       С Ло Пэном за столом сидели Юн Хучжэн — магистрат Цзю поведал, что этот сухопарый и нервный торговец тканями наполовину монгол, но делает вид, что презирает собственное племя и сильно обижается, когда его с ними сравнивают — и его главный конкурент Сун Фэй, даже внешне представлявший его полную противоположность, округлый и довольный жизнью процветающий купец.       — В прошлом году у них вышла большая тяжба, потому что господин Юн обвинил господина Суна в мошенничестве, но я довольно быстро разобрался, что к чему, — похвастался Цзю Люань. — Господин Юн обязался выплатить штраф за клевету и долго злился на весь мир, но сейчас делает вид, что помирился с Сун Фэем. А там за дальним столом, такой невзрачный и хмурый — ростовщик Сюн Тао. Если уж этот подаёт к кому-то иск, можете быть уверены, что все доказательства представит. Идеальный сутяга.       Ван Чжи усмехался едким и точным характеристикам, которые давал гостям молодой магистрат, два года судивший и управлявший всеми гражданскими делами в этом уезде. И если внешне Цзю Люань чем-то напоминал ему Тан Фаня, когда тот служил в префектуре Шуньтянь чиновником седьмого ранга — такой же высокий, худой, с выразительной мимикой и немного неловкими движениями — то характер у него был, похоже, намного жёстче и критичнее. Но здесь на границе, видимо, нельзя было по-другому. И судя по тому, с какой опаской и уважением относились к начальнику уезда и городские стражники, и склочные торговцы, он заслужил авторитет своими делами, а не только язвительным языком.       Когда магистрат Цзю закончил рассказывать о знатных горожанах и перешёл к военным чинам, очень вовремя явился главнокомандующий Ван. Он решительно пересёк просторный зал и остановился перед столом Ван Чжи, сложил руки в поклоне, успев цепким взглядом окинуть всё почтенное собрание.       — Прошу меня простить за это опоздание, губернатор. Я только что вернулся с дальней заставы. Обстановка неспокойная, монголы в последнее время часто появляются под стеной, будто ищут способ обойти наши дозоры. Необходимо укреплять оборону.       Ван Чжи поднялся со своего места и поклонился в ответ, соблюдая церемонию.       — Генералу Вану не за что извиняться. Вашей задачей в первую очередь является защита границ, и мне, как императорскому посланнику, отрадно видеть, что вы уделяете всё своё время этой работе.       Он жестом пригласил Ван Юэ присоединиться к ним за столом, и когда тому передали чарку с вином, с улыбкой предложил тост.       — Здесь уже достаточно пили за меня. Хотелось бы выпить и за тех, кто каждый день охраняет спокойствие Поднебесной, за нашего главнокомандующего и его солдат.       В глазах Ван Юэ мелькнули — всего лишь на мгновение — удивление и признательность, будто он не ожидал, что столичный выскочка с уважением отнесётся к его заслугам, и он поклонился Ван Чжи.       — Скажу откровенно, ваши слова греют сердце старого солдата, губернатор. Надеюсь, ваши дела не разойдутся со словами и принесут нашему краю мир и благоденствие.       Они выпили, меряя друг друга взглядом и пытаясь определить, насколько тесно можно в дальнейшем сотрудничать и стоит ли друг другу доверять. Результат, видимо, был положительным для Ван Чжи, потому что через некоторое время генерал Ван, пошептавшись немного с Цзю Люанем и поменявшись с тем местами, оказался рядом с ним.       — Господин Ван, если вы сможете уделить мне время после застолья, мне хотелось бы обсудить с вами пару насущных проблем. Это касается обороны границы и не терпит отлагательств. Сегодня после прибытия в Юйлинь я получил интересные сведения от наших лазутчиков.       Ван Чжи благосклонно кивнул. Он именно для этого сюда и приехал по воле императора. Серьёзный разговор о военных вопросах был для него предпочтительнее светской болтовни, и спустя некоторое время он дал понять присутствовавшим гостям, что его ждут дела.       Генерал Ван пригласил его в кабинет, куда хозяин дома с угодливой поспешностью принёс чайный поднос и благовония, и дождавшись, когда они останутся наедине, серьёзно посмотрел на Ван Чжи.       — Достоверные источники сообщают, что Даян-хан в ближайшие месяц-полтора собирается напасть на Юйлинь и разграбить территории, прилегающие к Хэтао. Сейчас он собирает армию в районе Вэйнин-хайцзы. У нас есть примерно месяц, чтобы подготовиться…       Ван Чжи заинтересованно слушал, и в его голове уже складывался план, который не позволит монгольскому хану совершить свой разорительный набег. ***       Вечером первого дня в Хэтао, утомительного и насыщенного событиями и новыми знакомствами, Ван Чжи и Дин Жун собрались подвести итоги в кабинете губернатора в его новой резиденции.       Дин Жун привычно разлил чай и поставил пиалу перед Ван Чжи.       — Прошу вас, командующий.       Ван Чжи рассеянно кивнул.       — Садись и налей себе тоже. — И добавил, заметив в глазах Дин Жуна сомнение: — Я же вижу, как ты устал.       Но не успел Дин Жун опуститься в кресло напротив своего господина, как в дверь тихонько поскреблись и голова управляющего просунулась ровно до ушей.       — Что-то срочное? — раздражённо спросил Ван Чжи.       — Господин Ван, человек из ямэня очень хочет поговорить с вами. Это надёжный человек и честный чиновник. Думаю, вам стоит его принять.       — Что за чиновник? Цзю Люань что ли?       — Его помощник, господин Ши.       Ван Чжи переглянулся с Дин Жуном и, уловив едва заметный кивок, недовольно буркнул:       — Ладно, впусти его. Но предупреди, что у него есть четверть часа. Я сегодня устал и не принимаю гостей.       Мао Лэй, совершенно не смутившись от его сердитого тона, повернулся к кому-то в коридоре, перебросился парой фраз, и в кабинет, кланяясь, вошёл высокий усатый мужчина в мантии служащего ямэня.       — Ваше превосходительство, я прошу простить меня за дерзость, но дело очень важное, и мне больше некому его доверить.       Ван Чжи махнул рукой, давая понять, что лучше сразу перейти к делу. Он видел сегодня этого чиновника рядом с Цзю Люанем, и тот представил его как магистрата Ши Фу, специалиста по торговым делам.       — Я никогда не осмелился бы нарушить ваш покой, — продолжал, слегка смущаясь, Ши Фу, — но в последнее время в городе происходят странные вещи, и мне уже несколько раз жаловались торговцы на обман и мошенничество. А буквально вчера я получил вещественное доказательство.       — И почему ты пришёл сюда, а не к своему начальнику Цзю Люаню? — Ван Чжи удивлённо выгнул бровь, искренне недоумевая, ведь утром ему показалось, что между магистратами нет никакой скрытой вражды и противоречий. — Разве это не проблема местного ямэня?       — Боюсь, что нет, — удручённо вздохнул магистрат Ши. — Господин Цзю слишком молод, у него нет опыта в подобных делах. Что, если он не раскроет преступление и только сам себя погубит? — Тут Ван Чжи чуть заметно хмыкнул, потому что магистрат Цзю был определённо старше него года на три. Тем временем незваный гость продолжил: — Я обращаюсь к вам сейчас, господин, не как к военному губернатору, а как к главе Западной Ограды. Потому что фальшивые серебряные слитки причиняют ущерб императорской казне и интересам всего государства…       — Фальшивые слитки? — с Ван Чжи мгновенно слетела сонная вальяжность. — И у тебя есть доказательства, Ши Фу?       — У меня есть доказательства, господин. Один проезжий купец пожаловался мне на то, что был бессовестно обманут, и передал вот это.       Магистрат Ши выудил из рукава разломанный пополам серебряный слиток — такой, как отливались на императорских монетных дворах по установленному стандарту. Вот только…       Ван Чжи повертел в руках две части слитка, внимательно разглядывая место разлома. Ему уже доводилось видеть однажды очень похожий. Он озадаченно нахмурился и передал слиток Дин Жуну.       — Взгляни. Мне кажется, это интересно.       Дин Жун проделал со слитком те же манипуляции, что и его господин, затем поднёс его ближе к свету, постучал пальцами, поцарапал поверхность кончиком канцелярского ножа, взвесил оба обломка в ладони и вернул Ван Чжи.       — То же самое, что в Юньхэ, — негромко сообщил он, встретившись с ним взглядом.       — Я оставлю это у себя, — в глазах Ван Чжи мелькнул азарт, когда он снова повертел в ладони кусочки серебра. — Мы берёмся за это дело. Но ни одна живая душа, кроме нас троих, не должна знать, что магистрат Ши сообщил нам сегодня вечером. * Да, авторка честно пыталась увязать канон, т.е. сценарий дорамы, с реальной историей Империи Мин, но потерпела поражение и вынуждена выкручиваться. Поэтому примем условное допущение, что события в дораме завершаются не в начале 15-го года правления Чэнхуа, а на год позже, потому что в действительности события в Хэтао происходят всё же в 16-м году Чэнхуа (1480-м). ** Юйлинь — ближайший город Империи Мин относительно Хэтао (ну, по поводу Хэтао наш фэндом уже выяснил, что это не город)) И поскольку Хэтао — это приграничная территория, не подчинённая непосредственно Мин, а относящаяся скорее к «дикому полю» под монгольским протекторатом, у неё не могло быть китайского губернатора. Поэтому «военный губернатор Хэтао» — это просто условность, принятая автором для краткости и чтобы соответствовать канону (сериалу, а не реалу). Вот такую непростую задачку задали мне сценаристы дорамы, чтоб их съел Уюнь на ужин!)) *** Ван Юэ — ещё один исторический генерал, который наряду с Чэнь Юэ был сподвижником Ван Чжи и помогал ему в разных делах, связанных с императорскими поручениями на границах Империи.