Тайна Серебряной долины

      Наутро Дин Жун явился в кабинет губернатора Хэтао сразу после того, как оттуда вышел генерал Ван Юэ. Ван Чжи подумал даже, что он караулил под дверью, с нетерпением ожидая, когда этот бесцеремонный вояка отправится по своим делам.       — Командующий, здесь краткие сведения обо всех участниках дела в Юньхэ, — сообщил Дин Жун, передавая Ван Чжи тонкую папку с документами. — Я постарался никого не упустить, даже самые незначительные фигуры, кто до настоящего времени ещё не понёс наказания. Четверо в столице, и ещё двое сосланы в Чанпин. Но нет никого и близко к провинции Шэньси, и тем более, к приграничной территории.       Ван Чжи удовлетворённо кивнул, окончательно убедившись, что не зря взял с собой Дин Жуна. Кто ещё мог бы сделать всю эту работу за столь короткое время?..       Он поднял глаза на заместителя и вместо того, чтобы одобрительно хмыкнуть и заявить, что не сомневался в его способностях, лишь покачал головой.       — Ты что, всю ночь над этим сидел? Ты неважно выглядишь, Дин Жун. Лучше бы выспался как следует.       Дин Жун виновато опустил глаза.       — Всё в порядке, командующий. Этот отчёт не слишком подробный и совсем не утомил меня…       — Сядь, — оборвал его объяснения Ван Чжи. Ему хотелось подойти ближе, погладить Дин Жуна по спине и дать понять, что он будет ценить его, даже если тот не станет тратить последние силы на служение своему командиру, но его пытливым умом уже завладели чёткие строчки доклада, и он только проворчал слегка виновато: — Зря я тебя потащил вчера на этот приём. Пустая трата времени и сил.       — Вовсе нет, командующий, — осмелился возразить Дин Жун. — Вы поручили мне присмотреться к гостям, и это было весьма полезно.       — Вряд ли ты уже вычислил, кто из них сбывает фальшивое серебро под носом у местного ямэня, — мотнул головой Ван Чжи и снова уткнулся в документ. — Ли Сюань и Чжун Фэй — это родственники министра церемоний, да? Тогда понятно, почему его величество никак не выгонит их подальше от столицы. Но возможности отливать слитки, разбавленные свинцом, в Юньхэ теперь не осталось. Вряд ли вообще монетные дворы в Фуцзяни осмелятся на такое. Так что, и Министерство доходов отпадает. Тогда откуда слитки?       — Если во время незаконного промысла в Юньхэ кому-то удалось сохранить для себя такие слитки, эти люди могли бы выждать, когда дело уляжется, и попробовать ввести их в оборот, — рассудительно предположил Дин Жун.       — И желательно, подальше от столицы и Западной Ограды, да? — тут же уловил его мысль Ван Чжи. — Значит, кто-то, связанный с Юньхэ, ухитрился остаться в тени и теперь расплачивается фальшивым серебром с купцами? Нужно выяснить, откуда тот торговец… Сун Фэй, он ведь был вчера на пирушке… Откуда он взял слиток, которым заплатил за ткани из Дуньхуана?       — Я выясню, командующий, — склонил голову Дин Жун.       — Он не произвёл на меня впечатления завзятого жулика, и магистрат Цзю отзывался о нём довольно прилично, — заметил Ван Чжи. — Но мы можем и ошибаться. Да, тебе придётся покопаться в прошлом всех этих добропорядочных горожан и выяснить их возможные связи с тем делом. Только осторожно и не привлекая лишнего внимания. А я завтра утром отправляюсь за горы Иньшань с генералом Ван Юэ. Нужно застать противника врасплох, пока он не готов к серьёзному сражению.       — Так скоро? — не удержался Дин Жун, но тут же прикусил себе язык, потому что задавать такие вопросы было не в компетенции помощника и слуги.       Ван Чжи быстро стрельнул в него глазами и постарался ответить как можно беспечнее:       — Но ведь его величество для этого и прислал меня сюда. Чтобы я одолел монголов и организовал действия наших войск. Не вижу причин, по которым мне следует медлить. До Вэйнин-хайзцы через горы добираться не меньше двух недель. А с расследованием ты сам отлично справишься.       — Значит, вы не берёте меня с собой? — в голосе Дин Жуна читалось плохо скрытое разочарование.       — Ты ещё не здоров, и к тому же, мне нужны в этом городе надёжные уши и глаза, пока я буду мотаться по степям, — резонно объяснил Ван Чжи, стараясь ни малейшим намёком не выдать собственного огорчения. Да, он привык, что куда бы его ни забросила служба, Дин Жун всегда был рядом, стоял за его спиной, готовый выполнить любое поручение — но сейчас был не тот случай. Слишком долгий путь, слишком плохие условия и слишком много неопределённости, а Дин Жун страдает от раны, как бы ни пытался скрыть это от внимательного взгляда начальника.       — Но хотя бы Цзя Куй?..       — Да, думаю, он поедет со мной… — Ван Чжи рассеянно кивнул, на самом деле сомневаясь, не оставить ли второго своего помощника здесь с Дин Жуном, чтобы тому не пришлось в одиночку противостоять преступникам. — Если ты беспокоишься за меня, Дин Жун, то перестань. Со мной будут генерал Ван и целая армия наших солдат, и я уверен, что в этом походе гораздо меньше шансов нарваться на убийц, стреляющих из-за угла, чем в закоулках Юйлиня.       — Если только они не проникнут в ряды военных, — тревога в глазах Дин Жуна никуда не исчезла от успокаивающего тона Ван Чжи. — Нам с Цзя Куем пока не удалось ничего выяснить про тех, кто напал на нас по дороге, но стрелы у них были армейского образца.       Ван Чжи лишь неопределённо хмыкнул и пожал плечами:       — Не удивительно, если это были дезертиры!.. Нет, я не пренебрегаю очевидной опасностью, я вовсе не самоубийца, но мне необходимо выполнить свой долг, и я не могу отсиживаться в этой резиденции до тех пор, пока все мои враги умрут от старости. Я постараюсь не рисковать понапрасну. И ты тоже не рискуй — неизвестно ведь, куда тебя заведёт это расследование. — Ван Чжи подошёл к Дин Жуну и, едва касаясь, тронул его за плечо. — Обещай, что, когда я вернусь, встретишь меня на пороге, как всегда делал в Западной Ограде.       Спина Дин Жуна выпрямилась и напряглась, будто это прикосновение пронзило его насквозь, но он сдержал вспыхнувшую внутри бурю эмоций и, после едва заметной паузы, рискнул поднять глаза на Ван Чжи, надеясь, что после всего сказанного господином ему простится такая дерзость.       — Да, командующий. Я обещаю. Но и вы обещайте вернуться благополучно.       — Я вернусь с победой. Обещаю тебе, Дин Жун. А теперь ступай отдохни, а вечером ещё раз обсудим наши планы.       Дин Жун на пару мгновений удержал взгляд Ван Чжи, прежде чем встать и поклониться.       — Слушаюсь.       Ван Чжи почувствовал, как в груди медленно разливается тоска, но быстро взял себя в руки и запретил себе любые эмоции, не имеющие отношения к миссии, порученной императором.       На широком столе была разложена карта территорий к северу от Великой Стены, и, дождавшись, когда за Дин Жуном беззвучно закроется дверь, Ван Чжи принялся сосредоточенно изучать предстоящую дорогу, ведущую через горные перевалы и бескрайние, продуваемые всеми ветрами степи к ставке Даян-хана. ***       На следующее утро, с первыми лучами рассвета Дин Жун накинул тёплый плащ на плечи Ван Чжи и придержал ему стремя, помогая взобраться в седло. Выносливый серый конь негромко фыркнул, ощутив на себе седока, и нетерпеливо запрядал ушами. Ван Чжи коротко усмехнулся, молча кивнул Дин Жуну на прощание и тронул поводья лошади, пуская её медленным шагом.       Генерал Ван Юэ в сопровождении Цзя Куя и своего помощника Чжан Биня уже ждал его на углу улицы, чтобы всем вместе присоединиться к отряду солдат у северных ворот Юйлиня. За прошедший день он успел направить гонца в Датун с приказом оставшемуся там командиру выдвигаться на северо-запад, чтобы объединить силы в районе Хух-Хото. Он знал, что расположенные в Датуне войска могут добраться до конечной цели их похода намного быстрее, но велел дождаться подкрепления, выслав лазутчиков в сторону лагеря монголов.       Если всё пойдёт по плану, примерно через полмесяца они достигнут Вэйнин-хайцзы, где монголы собирают большое войско, рассчитывая вскоре разорить Юйлинь и Хэтао. План Ван Чжи и Ван Юэ состоял в том, чтобы напасть на врага первыми, там, где никто их не ждёт, и застав врасплох, разгромить основную армию Даян-хана. Это было дерзкое решение, но в случае успеха в ближайшие пару лет монголам будет не до набегов на границы Поднебесной, а такая важная победа прославит полководцев и при дворе, и в народе.       Ван Чжи, покачиваясь в седле рядом со своим намного более опытным соратником, не думал сейчас о славе. Он вспоминал тревожные глаза Дин Жуна, провожавшего его в дорогу, и надеялся, что им обоим удастся сдержать данные друг другу обещания.       Дин Жун проводил взглядом Ван Чжи, пока тот не скрылся за поворотом, и, устало вздохнув, прислонился плечом к воротам губернаторской резиденции. Теперь, когда Ван Чжи не было рядом и ему не нужно было делать вид, что он в полном порядке, чтобы не доставлять командующему лишнее беспокойство, Дин Жун позволил себе минуту слабости. Но в следующее мгновение он почувствовал, как кто-то несмело коснулся его плеча.       — Господин Дин, простите моё нахальство… у вас всё хорошо? Бледный вы какой-то…       — Всё в порядке, Мао Лэй.       Дин Жун заставил себя встать прямо и взглянул на сочувственную физиономию управляющего.       — Не беспокойтесь за господина губернатора, — будто прочитав его мысли, негромко сказал Мао Лэй. — Он же едет с нашим генералом. А с ним все демоны ада не страшны, не то что разбойничья армия Даян-хана. Они обязательно одержат победу и вернутся целыми и невредимыми.       В голосе Мао Лэя прозвучали гордость и глубокое уважение, когда он произнёс «наш генерал», и его слова почему-то неожиданно успокоили Дин Жуна.       — Пойдёмте лучше в дом, господин. Я заварю вам чаю.       Дин Жун коротко кивнул и последовал за управляющим, который быстрым шагом пересёк просторный внутренний двор и нырнул в полумрак своей кухни.       В пику Цзя Кую, этот бывший стражник тоже умел отменно готовить и никого не подпускал к очагу, когда занимался обедом, как кудесник, скрываясь в клубах дыма и ароматов.       — Сегодня к обеду баранью вырезку зажарю. И овощи в остром соусе, — сообщил он, наливая Дин Жуну большую чашку ароматного чая. — Если придёт магистрат Цзю, окажем ему роскошный приём. И не грустите вы, господин. Наш губернатор не взял вас с собой не оттого, что не хотел этого, а потому что ему нужен здесь надёжный человек. Ну, и чтобы знать, что его здесь ждут и всегда будут рады его возвращению.       Дин Жун посмотрел на Мао Лэя с интересом, не ожидая от человека, с которым знаком всего два дня, таких проницательных выводов. К тому же, тот сказал почти то же самое, что и Ван Чжи. Значило ли это, что Дин Жун напрасно беспокоится о своём господине? Или всё же, армия генерала Вана хороша в честном бою, но не способна защитить от скрывающихся во мраке убийц?.. ***       Когда магистрат Цзю Люань действительно заглянул в резиденцию в середине дня, чтобы узнать, не может ли он быть чем-то полезен оставшемуся в городе советнику губернатора, тот постарался за обедом аккуратно выяснить у него информацию по делу, за которое они с Ван Чжи решили взяться помимо своей основной задачи.       — В этих краях, должно быть, полно преступников всех мастей, — расплывчато предположил Дин Жун, когда Мао Лэй, повинуясь его жесту, подливал чаю в пиалу гостя. — Всё же, граница недалеко… Скрываться от закона здесь, видимо, проще, чем в столице.       — Ну, я бы с этим поспорил, — усмехнулся неунывающий магистрат Цзю. — В столице крутятся большие деньги, туда стекаются жулики со всех концов страны, надеясь урвать себе кусочек красивой жизни. А здесь даже бандитам нелегко. Вот в прошлом месяце мы с комендантом Фанем практически разгромили шайку дезертиров, которые повадились грабить торговые караваны. А до этого военные помогли мне схватить мерзавцев, поджигавших усадьбы и закрома с урожаем. Эти гады шантажировали хозяев, и если те не откупались, то уничтожали все припасы… Но ямэнь не остался в долгу, и мы изловили для генерала Вана двух вражеских лазутчиков, пытавшихся проникнуть в город под видом монгольских купцов.       — А что же, фальшивые деньги у вас здесь тоже встречаются? — Дин Жун постарался повернуть рассказ магистрата в интересующую его сторону.       — Откуда им взяться? — Цзю Люань хмыкнул и пожал плечами. — Если только заезжие купцы расплатятся. С торговлей у нас тут строго, мой помощник Ши Фу ни одного мошенника не упустит. Но никто за последний год не жаловался. Больше местные сутяги друг с другом воюют, ложные доносы пишут и пытаются отсудить то, чего им по закону не положено. Ну и налоги не платят порой. Но мы с магистратом Ши таким умникам спуску не даём, взыскиваем всё до последнего цяня .       — Значит, работа у вас налажена, — подвёл итоги Дин Жун, немного разочарованный, но понимавший, что было бы странно в первом же разговоре выяснить все тайны.       — Конечно, у нас нет таких возможностей, как в Западной Ограде, — слегка иронично заметил Цзю Люань, — но мы стараемся, и гарнизон иногда помогает нам, канцелярским крысам. Наводит на преступников страх. Знаете, советник Дин, на самом деле без помощи военных мне бы было гораздо труднее, — с внезапной откровенностью признался молодой магистрат. — У меня в ямэне всего двое чиновников и десять человек в городской страже, а помимо раскрытия преступлений нужно заниматься ещё налогами, землёй, продовольствием, безопасностью торговых путей… Да всего и не перечислишь. Я один здесь и министр доходов, и министр работ, и судья, и сыщик… Даже в мирные времена, когда монголы не разоряют уезд, работы хватает. Но я не жалуюсь, нет! Я служу Империи Мин, и знаю, что такие, как я, нужны ей также, как и министры в высоких кабинетах.       Дин Жун, внимательно следивший за собеседником, отметил в уголках его губ усталые морщинки, и внезапно проникся к нему сочувствием. Несмотря на весёлый тон и постоянно мелькающую улыбку, глаза Цзю Люаня оставались серьёзными и настороженными, и казалось, выражали постоянную готовность решать очередные проблемы. Конечно, этому парню приходится здесь непросто, и близость монгольских территорий, с которых регулярно приходят грабить отряды кочевников, налагает на него дополнительную ответственность.       — Если вам понадобится помощь, магистрат Цзю, можете рассчитывать на меня, — сказал Дин Жун, перехватив взгляд молодого чиновника. В глазах Цзю Люаня отразилось радостное удивление.       — Ну что вы, советник Дин. Я вовсе не намекал… — Цзю Люань смущённо улыбнулся. — Я вполне справляюсь, и было бы просто хамством перекладывать на вас свои проблемы. Но в любом случае, спасибо.       Он допил остывший чай и, видимо, решив, что перешёл все границы, злоупотребляя гостеприимством Дин Жуна, встал, чтобы откланяться.       — Если вам понадобится моя помощь, или какая-то информация, или посредничество перед военными, обращайтесь ко мне в любое время, — Цзю Люань явно старался показать Дин Жуну, как ценит его доброе отношение.       — А с купцами меня не познакомите поближе? — воспользовался случаем Дин Жун. — Пока мой господин в отъезде, хотелось бы навести уют в резиденции и кое-что купить. Вот, например, Сун Фэй — честный торговец? Хорош ли у него товар и не завышает ли он цены?       — Цены не завышает только лопух! — Цзю Люань, не удержавшись, фыркнул. — Но в наших краях принято торговаться. Если повезёт, можно договориться на хорошую скидку. А у Сун Фэя цена соответствует качеству. Он совершенно точно не жулик, и обманывать покупателя — ниже его достоинства.       — Тогда завтра покажете мне, где его лавка с тканями?       Распрощавшись с магистратом и договорившись о встрече, Дин Жун некоторое время задумчиво сидел за столом на кухне. Он жестом отмахнулся от Мао Лэя, явившегося узнать, не желает ли господин ещё чаю, и стал выстраивать план, который мог бы помочь ему вычислить человека, связанного с фальшивомонетчиками из Юньхэ.       Магистрат Ши, передавая им с Ван Чжи подозрительный слиток серебра, сообщил, что проезжий торговец, который пришёл к нему с жалобой на обман, получил слиток от Сун Фэя, расплатившегося за дорогую согдианскую парчу. Купец, заподозрив неладное, даже вернулся в лавку, где его посмели обмануть, но ни Сун Фэя, ни его помощника там не обнаружил, после чего и поспешил в ямэнь. В тот же день этот человек уехал дальше на юг, торговать своими тканями в Сиане и Лояне, а магистрат Ши передал дело Ван Чжи.       Если Цзю Люань, неплохо изучивший всех местных, не ошибается, и Сун Фэй действительно честный торговец, значит, он сам получил фальшивый слиток от кого-то другого, видимо, в качестве платы за товар или возврат долга. Значит, нужно свести знакомство с этим Сун Фэем и аккуратно расспросить его, не вызывая подозрений, на случай, если он всё же сам окажется виновен.       Дин Жун вздохнул, подумав, что вдали от Западной Ограды придётся самому мотаться по городу и проверять подозреваемых, но другого варианта у него не было. Ван Чжи вернул ему своё доверие вместе с униформой, оставил его в городе и поручил расследовать дело, и он не может подвести Ван Чжи. Он сделает всё, что в его силах, чтобы к возвращению своего командующего найти улики и вывести на чистую воду тех, кто, возможно, не только промышляет фальшивым серебром, но и связан с Белым Лотосом, организовавшим в Юньхэ этот преступный промысел. А значит, не исключено, что стоит за попыткой убить Ван Чжи по дороге из столицы.       Здоровье не позволило Дин Жуну приступить к исполнению своего плана на следующий день, и он почти трое суток провалялся в постели под неусыпной заботой Мао Лэя, пока болезненная рана от стрелы наконец начала заживать, и он смог выбраться в город, не опасаясь свалиться от слабости.       Он воспользовался предложением Цзю Люаня и при его посредничестве легко втёрся в доверие к Сун Фэю, от которого узнал, что в тот день, когда тот купил ткани из Дуньхуана у проезжего купца, у него было всего три сделки, оплаченных серебром. Его вечный соперник Юн Хучжэн наконец выплатил ему присуждённую ямэнем компенсацию за клевету, госпожа Фу из соседней деревни купила роскошную скатерть в подарок невестке, и командир Ин Шуань расплатился за партию тёплых плащей, которую в мастерской Сун Фэя сшили для солдат гарнизона.       Несмотря на то, что госпожа Фу и командир Ин казались на первый взгляд неподходящими кандидатами в преступники, Дин Жун не стал исключать никого, и решил собрать побольше сведений о каждом из подозреваемых. Он не исключил также и самого Сун Фэя, который, несмотря на свой добродушный вид и умение расположить к себе собеседника, всё же мог и сам оказаться волком в овечьей шкуре. ***       Время близилось к обеду. За окном мельтешили мелкие снежинки, напоминая, что весна в этих краях приходит довольно поздно. Магистрат Цзю слегка поёжился, выглянул из-за стопки бумаг, аккуратно сложенных на столе, и, увидев в дверях Дин Жуна, поспешно встал и с улыбкой поклонился.       — Рад видеть вас в добром здравии, советник Дин! Не желаете чаю? Нет-нет, не отказывайтесь из вежливости. Мне и самому не помешает сделать перерыв.       Чай у Цзю Люаня оказался прекрасным, и сам чиновник, очевидно, был рад своему гостю.       — Не было никаких вестей от вашего господина? — полюбопытствовал Цзю Люань, и по его напряжённому взгляду Дин Жун понял, что этот вопрос не был простой формальностью. Ответ действительно был важен для него, как и для всех жителей этого приграничного города.       — Увы, нет. Но полагаю, губернатор Ван слишком занят монголами, чтобы тратить время на переписку.       — Ну, ничего удивительного, — фыркнул Цзю Люань. — Генерал Ван вообще никогда ничего не пишет, кроме приказов подчинённым и докладов императору. А как ваши дела? Удалось сбить с Сун Фэя пару накрученных лянов серебра?       — У него отличный товар, и определённо стоит своих денег, — отозвался Дин Жун. — Я вам искренне благодарен, магистрат Цзю, что порекомендовали мне его лавку.       Он уже несколько дней всерьёз размышлял, не посвятить ли Цзю Люаня в своё расследование, но решил всё же этого не делать. Не потому, что считал его недостойным доверия или излишне болтливым — он уже убедился, что вся болтовня магистрата на самом деле хорошо продумана и не содержит ничего лишнего. Но каждый раз, встречаясь с Цзю Люанем в стенах ямэня или на городских улицах, он видел, какой вал работы приходилось тому разгребать практически в одиночку, и совесть не позволяла возложить на него ещё одну заботу. Лучше постараться выяснить всё самому и отдать местному чиновнику уже готовые доказательства.       — А я всё строчу отчёты, — внезапно погрустнев, вздохнул Цзю Люань. — В окружную префектуру, губернатору провинции, в Министерство доходов… Вы же знаете, что таможенные сборы от приграничной торговли доставляют неплохой доход в местную казну? А в этом уезде никакой контрабанды нет с тех пор, как мы с Ши Фу здесь служим. Только вот… Странное дело тут произошло, и я сам не понимаю, что бы это значило и с какой стороны за него взяться…       Цзю Люань замялся, и Дин Жуну показалось, что тому очень хочется посоветоваться об этом странном деле. А что, если вдруг?.. Не может ли оно быть связано с тем расследованием, которое тайно ведёт сам Дин Жун?       — Что за дело? — с притворной беспечностью поинтересовался он. — Какой-то наглец всё же утаивает налоги?       — Если бы налоги, тут бы и проблемы не возникло. — Магистрат Цзю снова вздохнул, внимательно посмотрел на собеседника и решился: — Чую, моего опыта здесь явно не хватает. Господин Дин, может, у вас на службе в Западной Ограде было что-то подобное? Вы позволите спросить совета?       Дождавшись от Дин Жуна заинтересованного кивка, Цзю Люань увлечённо продолжил:       — Два дня назад ко мне пришёл Цун Фусин, очень уважаемый и достойный человек. У него в деревне в четырёх ли от города большое поместье с хозяйством и ткацкой мастерской. Богатый и щедрый господин. Но когда он пришёл в ямэнь, я едва узнал его — такой у него был жалкий вид. Он заявил, что его младший сын пропал. Отправился в Юйлинь, чтобы продать здесь ткани и шерсть, и не вернулся. А когда отец стал расспрашивать о нём стражу и жителей города, то получил предупреждение. Кто-то зарезал двух овец у него в отаре и бросил прямо перед домом… и записку приколол «Будешь совать нос куда не надо — с твоей семьёй будет то же самое».       Дин Жун слушал с интересом, но понимал, что эта история вряд ли как-то поможет ему разоблачить фальшивомонетчиков.       — Господин Цун испугался, — продолжал свой рассказ магистрат Цзю. — Два дня сидел в своём поместье, боясь высунуться за ворота, а потом прибежал в ямэнь. Значит, получается, что его сына похитили какие-то разбойники… Но что же это за уроды такие? Похитили парня, а сами не требуют за него выкупа, хотя его отец мог бы заплатить даже золотом… Да и нет в наших краях таких отморозков, здесь всё больше воруют по мелочи в торговые дни или мошенничают… А чтобы серьёзные банды — так все или в тюрьме давно, или дальше в Шаньси промышляют, пока до них не добралась Императорская стража. Похитили, но не ради выкупа? А если парень что-то узнал, чего ему знать не положено, и его убили? Вдруг это дело всё же связано с серебром?..       Мысли кружились в голове Дин Жуна, настойчиво подталкивая его вникнуть в это дело поглубже. Может быть, даже встретиться с Цун Фусином и выяснить все обстоятельства… Не будет ли он жалеть, если сейчас беспечно отмахнётся от проблем молодого магистрата и оставит его одного разбирать новую задачу? К тому же, он всё ещё служит императору и Западной Ограде, а значит, не имеет права пройти мимо преступления и не вступиться за закон.       — Мне сложно что-то предположить, не зная всех подробностей, — наконец сказал он, вставая из-за стола. — Но если я смогу встретиться с господином Цуном и расспросить его, возможно, что-нибудь и придёт мне на ум.       Цзю Люань виновато улыбнулся и ответил благодарным поклоном.       — Советник Дин, мне крайне неловко нагружать вас своей работой, но если бы вы согласились… Право же, я не представляю, как это расследовать — но если не расследовать, возможно, совершатся новые преступления. Может быть, этого бедолагу даже убьют…       «Если уже не убили», — мысленно исправил Дин Жун и решительно взялся за дело.       — Вызовите Цун Фусина в ямэнь завтра утром, и мы повторно его допросим. И не благодарите, магистрат Цзю. Мне будет полезно заняться серьёзным делом, чтобы не покрыться плесенью, пока мой командующий покоряет монголов. ***       К вечеру снегопад усилился. Изнурённые длительным переходом всадники уже с трудом удерживались в седле, и даже привыкшие к местной непогоде воины Северной армии с нетерпением ждали привала.       Наконец, генерал Ван распорядился разбить лагерь в долине, под прикрытием высоких гор, защищавших от ветра и метели.       Ван Чжи, совершенно не заботясь о том, что сползает с лошади, как куль с мукой, почти свалился на Цзя Куя, поспешившего помочь своему господину.       — Устали, губернатор? Я распорядился разбить вашу палатку первой, — раздался сквозь метель ровный и уверенный голос генерала. — А пока предлагаю выпить по глотку вина. Давненько не было такой пурги! Согреться нам не помешает.       Ван Юэ протянул Ван Чжи походную фляжку, и тот не стал отказываться, зная, что опытный вояка плохого не посоветует. Терпкое вино обожгло его внутренности, согрело закоченевшие мышцы, заставило бледное лицо вспыхнуть румянцем.       — И часто здесь такая погода? — охрипшим голосом спросил Ван Чжи, возвращая фляжку хозяину. — Если и завтра будет так, то монголы смогут захватить нас голыми руками.       Ван Юэ хмыкнул с видом человека, видавшего и не такое.       — В это время года всегда так. Ещё с месяц в степях будут лютовать бураны. Но нам это на руку, губернатор Ван. Враг явно не ожидает, что в таких условиях кто-то нападёт с тылу, а моим солдатам не привыкать к непогоде.       Ван Чжи окинул взглядом несгибаемую фигуру генерала, спокойно стоявшего под натиском холодного ветра, и вынужден был согласиться. Это он, изнеженный дворцовый евнух, падает от усталости и каждый вечер сомневается, что наутро сможет снова влезть в седло, а эти парни полжизни в таких условиях. Их не испугаешь холодами и метелью, как и вражескими мечами.       — Нам остался всего один переход до Вэйнин-хайцзы, — сообщил генерал, наблюдая, как солдаты расторопно ставят палатки. — Завтрашняя ночь будет последней. Переночуем у перевала и с рассветом нагрянем в расположение противника. Разведчики, которых Чжан Бинь выслал прошлым утром, вернулись и докладывают, что монголы готовятся скоро выступать. Но мы опередим их. Это была отличная идея, губернатор Ван, захватить их врасплох в их собственном лагере.       Ван Чжи молча кивнул. Эта коварная идея принадлежала ему, но высказывая её в теории в уютном тёплом кабинете, он сам не понимал, какие сложности ждут армию Мин на пути к цели. И всё же, если им удастся разбить вражеское войско и надолго отвадить Даян-хана от границ Империи, дело того стоило.       Генерал Ван заметил его состояние и протянул ему руку.       — Пойдёмте-ка в палатку, губернатор. Цзя Куй разожжёт там огонь, и вы согреетесь и сможете поспать.       Ван Чжи криво усмехнулся замёрзшими губами и принял его помощь, чувствуя, что каждый шаг даётся ему с трудом. Ещё один переход. Если завтра будет такой же снегопад, то к моменту сражения у него не хватит сил даже тащиться в хвосте за генералом — какая уж там слава наследника Сунь Цзы!..       — Осталось совсем немного продержаться, — будто прочитав его мысли, негромко сказал Ван Юэ и, опередив занятого жаровней Цзя Куя, помог Ван Чжи снять и отряхнуть подбитый мехом плащ. — Скоро будете вот в этой палатке допрашивать великого хана. Только не считайте, что должны сражаться наравне со мной. То, что вы сюда добрались, уже делает вам честь. А дальше — лучше поберегите себя и постарайтесь так же благополучно вернуться.       Ван Чжи был благодарен генералу за понимание и поддержку, но мысль о возвращении заставила его беззвучно застонать.       — Если я сейчас же не свалюсь в постель, к месту моей победы вам придётся везти меня поперёк седла, генерал Ван.       — Если потребуется, я так и сделаю. Но лучше ложитесь спать.       Генерал поклонился, пряча улыбку, и поспешил скрыться за пологом палатки в снежной ночи. Ван Чжи знал, что он лично обойдёт посты, выставленные вокруг лагеря, подбодрит своих солдат и раздаст указания офицерам, прежде чем сам отправится спать. И вполне вероятно, вместо того, чтобы спать, будет ещё раз расставлять на карте свои войска, просчитывая разные варианты битвы.       Жаровня, установленная Цзя Куем прямо посередине палатки, быстро согрела пространство внутри, и тело Ван Чжи, согретое этим теплом и глотком вина из фляжки генерала, охватила такая истома, что он, не раздеваясь, почти упал на походную раскладную кровать и с удовольствием закрыл глаза. Колючий белый снег больше не мельтешил перед его лицом, норовя забраться за воротник, и можно было расслабиться и уснуть, и хотя бы ненадолго забыть о ноющей боли в спине, мучившей его от непривычки к верховой езде.       — Командующий, даже ужинать не будете? — слегка встревоженно спросил Цзя Куй, и Ван Чжи, уже почти засыпая, проворчал:       — Ужинай сам. Мне ничего не надо… я уже сплю.       Если бы здесь был Дин Жун, он мог бы попросить его сделать массаж, и тот растёр бы его спину какой-нибудь ароматной мазью, прогоняя боль. Он заставил бы его выпить чаю, возвращающего силы и бодрость духа, и не ограничился бы тем, чтобы укрыть его плащом и уйти по своим делам… Ван Чжи почему-то казалось, что Дин Жун сидел бы с ним рядом, даже убедившись, что он действительно уснул. Смотрел бы, как он спит, и тихонько улыбался… Эта картина так живо нарисовалась перед мысленным взором Ван Чжи, что он и сам улыбнулся сквозь дрёму и чуть слышно пробормотал:       — Ничего, вот когда я вернусь… ты ведь дождёшься меня, Дин Жун?.. Конечно, ты дождёшься…       Цзя Куй вернулся в палатку примерно через четверть часа, прислушался к ровному дыханию Ван Чжи и осторожно, стараясь не разбудить, поправил сползший на землю плащ. К утру станет холоднее, и возможность закутаться в него будет совсем не лишней.       Ему показалось, что его господин улыбается во сне, и он тоже едва заметно усмехнулся в усы. Скоро этот бесконечный рейд закончится, и они вернутся в Юйлинь, где командующего встретит Дин Жун. Уж он-то сумеет позаботиться о нём лучше, чем грубый солдат, которому не привыкать к походам и сражениям. ***       В одном из богатых домов недалеко от центра Юйлиня поздним вечером собрались трое мужчин. На первый взгляд, просто давние приятели наслаждались чайной церемонией за неспешной беседой, но если бы какому-нибудь ушлому слуге пришла в голову мысль подслушать их разговор, он узнал бы многое из того, что не предназначено для чужих ушей и могло бы даже оказаться смертельно опасным.       Хозяин дома сам разливал чай. Его движения были плавными и отточенными и совсем не вязались с резкими словами, слетавшими с его губ.       — Ты редкостный тупица, Бан Шунь. Так по-идиотски провалил дело! Больше тысячи ли от столицы до Юйлиня, а ты не смог нормально организовать засаду и отправить к праотцам этого клятого губернатора! Позорного евнуха с его лопоухой стражей не одолел. На что ты вообще годишься?       Молодой мужчина с узкими усиками на круглом лице грязно выругался в ответ, не замечая, как поморщились два его собеседника.       — Заткнись, баран. Мало ли, какая у него охрана! Ты ж сам здесь хвастался, что можешь уложить стрелой сокола на лету — а в поганого мальчишку промазал, — продолжал распекать его хозяин. — С кем только приходится иметь дело, после того, как я покинул родные края!.. — он демонстративно вздохнул и аккуратно поставил чашку на резную чайную доску. — Мой братец в столице будет нами недоволен.       — Господин, я исправлюсь, — признавая, что допустил непростительный промах, склонил голову тот, кого называли Бан Шунем. — Здесь даже проще будет, чем в дороге. Я уже придумал пару идей.       — Не спеши, — вставил третий участник чаепития, серый и невзрачный господин неопределённого возраста. — Может, небеса нам помогут, и не понадобится рисковать самим и совать свою голову на плаху. Всё же, это военный губернатор и личный посланник его величества — как бы ни хотелось нам угодить вашему достославному братцу, — он отвесил ироничный поклон в сторону хозяина. — Если монголы постараются и сделают всё за нас…       — Вот, кстати, тоже мысль! — тут же хмыкнул Бан Шунь, без всякого уважения перебив собеседника. — Можно ведь переодеться монголами и улучить момент, когда наш геройский губернатор выберется из города — и никто вовек не заподозрит…       — Если он вообще сюда вернётся и не сгинет в монгольской степи, — всё же упрямо набычился невзрачный господин. — Лично я бы возжёг благовония Будде за такой исход.       — Хочешь слишком лёгкого успеха, — хмыкнул Бан Шунь. — Пора бы уже привыкнуть, что просто только кошельки на ярмарке тырить, а серьёзные дела требуют серьёзного подхода.       — Вот кто бы говорил! Ты со своим подходом уже провалил такую банальную задачу…       Хозяин дома нахмурился и раздражённо постучал пальцами по столу.       — Хватит собачиться. Нужно думать, что дальше делать, а то ведь этот евнух, если вернётся, примется за нас — и на картах гадать не надо. Заскучает здесь без своей Западной Ограды и решит, что нужно навести порядок на дальней границе Империи. А мы ещё не прибрали к рукам тот прииск, где твой сосед золото моет… да и скрываться нам дальше некуда, если только к монголам податься…       — Иди ты сам к монголам! — буркнул невзрачный господин и протянул руку за чайником. — Что, уже закончился весь чай?       — Так и нам пора расходиться, — сообщил хозяин, сощурив и без того узкие глаза. — В общем, ты, Бан Шунь, найди толкового убийцу и имей в виду, что нового промаха нам столица не простит. Сам под нож пойдёшь, если не оправдаешь доверия. И банда твоя пусть околачивается где-нибудь поблизости, на всякий случай. Если не получится с монголами настоящими, придётся твоим парням за них поработать.       Бан Шунь ответил насмешливым кивком.       — И этого, как его… помощника его… хорошо бы отправить вслед за господином, пока он тут не накопал много чего лишнего.       — Всё понял. Всё сделаю. — Бан Шунь ухмыльнулся себе под нос и первым встал из-за стола, чтобы откланяться. ***       Ночью Дин Жуну снился кошмар. Он видел полчища ощетинившихся мечами монголов со зверскими рожами, сжимающих кольцо вокруг маленькой фигурки в меховом плаще, и пытался пробиться сквозь лязг оружия и крики — но едва ему казалось, что он уже протягивает руку к Ван Чжи, как новые ряды врагов вставали между ними, и он видел сквозь перекрещенные копья, как бледное лицо Ван Чжи превращается в кровавую маску и исчезает в густом тумане…       Он проснулся в холодном поту и так и не уснул до утра, терзаемый беспокойством за своего командующего, от которого до сих пор не пришло никаких вестей, хотя по всем расчётам, его поход уже должен был дойти до финальной точки.       Мао Лэй принёс ему чаю и сокрушённо покачал головой, заметив синяки у него под глазами, но не стал ничего выспрашивать. Он был правильным слугой, чётко знающим своё место.       Днём Дин Жуну пришлось руководить расстановкой новой мебели и устройством удобного быта в губернаторской резиденции, а когда присланные Цзю Люанем мастера откланялись, получив щедрое вознаграждение, ранние зимние сумерки уже начали опускаться на город.       — Мао Лэй, есть ли в Юйлине какой-нибудь храм? — неожиданно для самого себя спросил Дин Жун управляющего, перехватив его по дороге на кухню.       — Есть буддийское святилище богини Гуаньинь на окраине города и храм Гуань-гуна , но он закрыт с начала зимы из-за ремонта. Комендант Фань там распоряжается всеми работами, но его солдаты постоянно то набеги отражают, то сами куда-нибудь выступают в поход, когда уж им работать…       Выяснив подробно, как найти буддийский храм, Дин Жун поплотнее закутался в плащ и вышел за ворота. Холодный ветер бросил ему в лицо горсть колючих снежинок, но он не обратил на это внимания, всецело поглощённый мыслями о Ван Чжи. Если здесь, за крепкими стенами Юйлиня, пурга бушует и злится, то каково же теперь в степи, среди голых холмов и бескрайнего снежного безмолвия?..       Маленький храм богини Гуаньинь, милосердной покровительницы странников и подательницы справедливости, притулился у самой городской стены. Дин Жун, отряхнув с плаща снег, решительно вошёл в приоткрытую дверь и невольно замер у порога. Он не был таким уж ревностным буддистом — правильнее сказать, он вообще не был буддистом и почитал лишь великую науку и иногда учение Конфуция — но завораживающая атмосфера храма поглотила его с первых же мгновений. Там было тепло, и мягкий неровный свет, разбрасываемый зажжёнными свечами, создавал такое умиротворение, будто сама небесная благодать сошла здесь на землю. Тонкие дымки благовоний поднимались вверх, к лику божественной бодхисаттвы Гуаньинь, резная статуя которой возвышалась напротив входа.       В храме было пусто. Вернее, Дин Жуну так сначала показалось — настолько тихо и спокойно было здесь после завывающей снаружи метели. Но его глаза вскоре привыкли к неяркому свету, и он различил у самого подножия статуи покровительницы храма стоящую на коленях фигуру, завернувшуюся в светлый монашеский балахон.       Он подошёл ближе, ожидая, что служитель храма обернётся, но тот, не шевельнувшись и ничем не выдав, что заметил гостя, негромко бросил в тишину:       — Что бы ни привело тебя в этот храм, раскрой свою душу, брат. Поделись своими печалями с благословенной Гуаньинь — и она не оставит тебя в беде.       — Я пришёл просить её о защите… для одного человека, который… — начал Дин Жун, слегка сбиваясь, но почувствовал, что не имеет смысла юлить и притворяться в таком священном месте, и закончил уже уверенней: — Который мне очень дорог. И ему сейчас грозит опасность.       — Святая госпожа наша милосердна, — по голосу монаха Дин Жун понял, что тот расплылся в улыбке. — Даже когда о ней вспоминают только в минуту отчаяния, она не оставляет своих подданных на земле и заботится о каждом смертном, пришедшем к ней с чистым сердцем. Я вижу, что в твоей душе нет зла и обмана. Зажги божественные благовония у подножия статуи — и Гуаньинь услышит твою молитву, брат.       В другое время Дин Жун своим скептическим умом, наверное, усомнился бы в том, что может видеть монах, сидя к нему спиной, и как он определяет, преступник к нему пришёл или праведник, но сейчас он сам стремился душой к милости небес, и тихо ответив: «Благодарю тебя, брат», взял с подноса справа от фигуры Гуаньинь три палочки благовоний и зажёг их от уже горящих.       Сладковатый дым устремился вверх, будто бы возносился к самим небесам, и Дин Жуну, поднявшему глаза вслед за дымом, показалось, что на безупречном мраморном лице статуи промелькнула улыбка. Должно быть, просто игра света и тени, — отметил скептик глубоко внутри, но душе хотелось чуда и надежды, и скептик тихо растаял в ночи, как дым от благовоний.       — Святая Гуаньинь, прошу тебя, защити Ван Чжи. Не дай ему погибнуть от вражеского меча или кинжала преступника, помоги вернуться невредимым, — прошептал Дин Жун одними губами, и опустившись на колени рядом с монахом, по-прежнему невозмутимо сидевшим на полу, низко поклонился. И почему-то сейчас ему вовсе не казалось, что он делает несусветную глупость, а сердце понемногу согревала уверенность, что его молитва будет услышана.       Он не знал, сколько времени прошло, пока он стоял на коленях и молился, вызывая в мыслях образ Ван Чжи, вернувшегося с победой. Несколько свечей успели погаснуть, и сумрак по углам храма сгустился. Монах легко поднялся на ноги и дотронулся до его плеча.       — Ты можешь остаться здесь до утра, брат. Но если тебе нужно дальше в дорогу, то знай, что городские ворота закроют через полчаса.       Дин Жун качнул головой, прогоняя наваждение, и быстро встал, тут же почувствовав, что его тело затекло от долгого стояния в неподвижности.       — Спасибо, мне действительно пора. Если тебе не трудно, брат, молись об успехе нашей армии в сражении с монголами.       Монах склонил голову, принимая просьбу прихожанина, на котором только сейчас заметил униформу служащего Империи. Но он и без того каждый раз молился за всех защитников границы, были ли они полководцами или простыми солдатами, потому что мир и благополучие этого края зависели от их побед.       Дин Жун снова оказался в холодном сумраке ночи, так резко отличавшемся от благостного тепла святилища. Он прибавил шагу, проходя по пустынным улочкам Юйлиня, освещённым редкими фонарями, и рассчитывал скоро оказаться у ворот резиденции губернатора, где Мао Лэй, должно быть, уже начал беспокоиться из-за его отсутствия. Наверняка он пропустил ужин, но его мало волновали такие мелочные вопросы. Душой он всё ещё оставался там, среди мерцающих в темноте свечей, благословляемых неуловимой улыбкой Гуаньинь.       Где-то вдалеке простучали сапоги ночной стражи, обходящей город дозором, и Дин Жун свернул в узкий переулок, решив немного сократить дорогу. Он и не предполагал, что уже так поздно.       Ему наперерез из-за угла выскочила широкая фигура, почти сливающаяся с тенями от стоявших впритык друг к другу домов, и Дин Жун едва успел отшатнуться, когда у него перед носом мелькнул увесистый кулак. А магистрат Цзю утверждал, что в этом городе нет бандитов и грабителей!..       Дин Жун нырнул под руку нападавшего, хотел перехватить направленный на него нож, но противник легко ушёл от захвата и негромко хмыкнул, снова преградив дорогу своей тушей. Его лицо было скрыто маской до самых глаз, а чёрная одежда будто специально подобрана, чтобы сделать его невидимым для стражи. Он не требовал кошелёк и дрался молча, будто опасаясь, что его голос могут узнать, и это навело Дин Жуна на мысль, что это вовсе не грабитель. Но если это убийца, то почему сейчас? Что такого успел узнать Дин Жун, что могло вынудить преступников напасть на него?       Он снова уклонился от атаки, спокойно отметил, что нападавший отменно владеет ушу, и, выполнив секретный приём, который знали лишь бойцы Западной Ограды, уложил на землю со всего маху готовившегося навалиться на него бандита. Едва зажившая рука заныла от напряжения, но Дин Жуну было не до неё. В конце узкого переулка он заметил ещё одну фигуру, стремительно приближавшуюся, раскачивая на бегу фонарём.       — Господин Дин! Да что же это такое? — изумлённо воскликнула фигура, добежав до места драки и едва не споткнувшись о распластавшееся поперёк дороги тело. Дин Жун выдохнул с облегчением, узнав управляющего Мао Лэя. — Я вышел за ворота, услышал шум драки и примчался… Господин Дин, он вас не покалечил? Не ограбил? Отродясь здесь такого не бывало, чтоб в центре города нападали на честных горожан.       Дин Жун украдкой поморщился, потёр ноющие мышцы и сдержанно сказал:       — Нужно доставить его в городскую стражу. Это дело для местного ямэня.       — Так и сделаю, но сначала провожу вас домой, — Мао Лэй уже увидел, что Дин Жун не пострадал, но в его голосе ещё сквозило беспокойство. — Не зря я всё же вышел встречать вас, господин. Вы сегодня заметно задержались, а ночь такая лютая…       Управляющий поёжился от холода и поднял повыше фонарь, освещая дорогу. Дин Жун хотел было настоять, что первым делом необходимо разобраться с «грабителем», но почувствовал такую усталость, что едва не пошатнулся, и, согласно кивнув, последовал за Мао Лэем. В конце концов, он не служил в ямэне Юйлиня и в его обязанности не входило арестовывать преступников.       Заварив свежий чай для Дин Жуна и вооружившись вдобавок к фонарю ещё и кинжалом, Мао Лэй поспешил в ямэнь, чтобы привести стражников в тот переулок, где произошло нападение. Однако, когда вместе с двумя стражниками и самим магистратом Цзю, допоздна засидевшимся в своём кабинете, он добрался до нужного места, дюжий грабитель уже как в воду канул. Очевидно, он успел за это время прийти в себя и не стал дожидаться, когда его отволокут в тюрьму.       Цзю Люань внимательно выслушал рассказ Мао Лэя, осмотрел место происшествия, обнаружив обломок ножа и оторванную в драке кожаную подвеску от пояса нападавшего, удручённо пробормотал: «Вот только этого мне сейчас и не хватало», и возвратился к своим делам в ямэнь. А управляющий Мао вернулся в резиденцию губернатора и доложил Дин Жуну, ждавшему его на кухне, обо всём, что произошло.       — Ну что же, значит, я сам дурак, — проворчал себе под нос Дин Жун, понимая, что винить управляющего и стражу ему не в чем, потому что он сам не настоял на немедленном расследовании и предпочёл поскорее укрыться от ветра и согреться чаем. — Но теперь хотя бы буду знать, что по городу ходит убийца. ***       Шум битвы постепенно затихал. Лишь изредка тут и там раздавались воинственные крики и лязг оружия, но было очевидно, что армия Мин одерживает уверенную победу.       Как и предполагали Ван Чжи и Ван Юэ, противник не ожидал нападения и даже беспечно не выставил дозоры на подходе к обширному военному лагерю, в центре которого расположились шатры самого Даян-хана и его супруги Мандухай.       Хорошенько отдохнув после утомительного перехода, войска Ван Юэ с первыми лучами солнца переправились через перевал в долину Вэйнин-хайцзы и обрушились на ничего не подозревавших монгольских воинов, смяв отряды всадников, занимавших позиции вокруг ставки своего хана. Когда остальные монголы, спешно собираемые под знамёна своими полководцами, смогли выстроиться в боевые порядки и попытались ударить во фланг армии Мин, передовой отряд Чжан Биня уже носился между шатрами, сея панику и угрожая самому монгольскому правителю.       Монголы были захвачены врасплох и разбиты так же легко, как они сами привыкли опрокидывать оборону пограничных крепостей, лавиной наваливаясь на не ожидающих нападения защитников. Их сопротивление быстро сошло на нет, и даже самые отважные воины дрогнули, когда увидели, что знамёна императора Мин развеваются возле ставки хана в центре совершенно не укреплённого лагеря. Быстрый прорыв позволил Ван Юэ дезориентировать противника и получить такое важное в бою преимущество.       Ван Чжи на своём мощном скакуне старался не отставать от генерала и в самые напряжённые моменты битвы следовал за ним в гущу боя. В какой-то момент две пущенные противником стрелы пролетели так близко от них, что генерал едва успел ухватить его за плащ, заставляя наклониться к шее лошади.       — Проклятье! Вы меня чуть с коня не сбросили, — возмутился Ван Чжи, но сразу же осёкся, когда Ван Юэ жестом указал ему на стрелы, вонзившиеся в древко знамени у них над головами.       — Вы слишком неосторожны, губернатор, — проворчал в ответ генерал Ван. — Я же просил вас не ввязываться в бой.       — И отсидеться в обозе, чтобы потом хвастаться великой победой перед его величеством? — недовольно хмыкнул Ван Чжи. — Если уж мне поручено разгромить монголов, генерал, я последую своему долгу и не стану прятаться в кустах,       Генерал Ван проворчал что-то, очень похожее на «упрямая башка», но в его глазах мелькнуло одобрение, и в следующий миг Ван Чжи уже мчался за полководцем на правый фланг, где конница Чжан Биня добивала элитные части монгольского войска.       Местами солдатам Мин приходилось вступать в жёсткие схватки, но всё же возможности победить монголы уже лишились — в тот самый момент, когда прозевали приближение армии Ван Юэ и не успели подготовиться к организованной обороне.       Шатёр Даян-хана был разорён, солдаты выволокли оттуда нескольких слуг, всё ещё с заспанными глазами — но самого юного хана не обнаружили. Они ринулись обыскивать соседние шатры, и в какой-то миг прямо у них из-под носа птицей вылетела женщина с развевающимися на ветру косами и, вскочив на первого попавшегося коня, что-то закричала на своём языке. Вокруг неё тут же возникло несколько монгольских воинов, преградивших путь преследователям, и женщина, осыпая проклятиями и своих, и чужих, умчалась в сторону гор Маньхань, пока её телохранители сдерживали натиск устремившихся в погоню минских солдат.       — Мандухай! Это Мандухай-хатун ! — прокатилось по рядам солдат, и многие разочарованно вздохнули. Вот если бы им удалось захватить в плен любимую жену Даян-хана, то победа бы стала окончательной.       Но получилось так, что монгольская армия была наголову разбита, много лошадей и провизии захвачено победителями, однако сам Даян-хан и его отчаянная жена, похоже, сумели скрыться в северных отрогах гор Маньхань и наверняка теперь доберутся до своей столицы в Ордосе.       Ван Юэ сердито ворчал себе под нос:       — Эх, такую возможность упустили…       Старший офицер Чжан Бинь, всё ещё разгорячённый битвой, пытался его урезонить:       — Ну и что бы мы с ними сделали? Отвезли в столицу на потеху двору? Продали обратно за награбленное у нас золото и клятву никогда не нападать на наши границы? Так для них эти клятвы, что вода…       Ван Юэ угрюмо соглашался, но всё равно испытывал разочарование. Ему хотелось видеть наследника монгольской династии на коленях перед знаменем своего императора.       — Если беглецы направились в Ордос, им предстоит несколько дней пути, — заметил Ван Чжи, сопровождавший генерала, объезжающего разорённый лагерь врага. — Им придётся остановиться где-то на ночлег, дать коням передышку. Если направить им вслед погоню, можно попробовать их догнать.       Ван Юэ, казалось, ухватился за эту мысль. Если бы только знать, какую дорогу выберет беглый Даян-хан.       — Можно вдоль долины Хуанхэ прямо на северо-запад, рассчитывая по дороге на помощь местных ойратов, а можно слегка в объезд, через Гуян и Баян-Гол, — предположил Чжан Бинь. — Второй путь длиннее, но есть возможность получить пищу и крышу над головой в улусах вдоль гор Маньхань, поэтому я бы выбрал его. Но чтобы понять это наверняка, лучше допросить ханских слуг. Их схватили наши солдаты, когда те пытались удрать следом за своим господином.       Ван Юэ и Ван Чжи проследовали за Чжан Бинем в ханский шатёр, весь изрубленный пиками и мечами и почти не спасающий от ветра. Там ещё валялось на полу серебряное блюдо с осколками разбившихся чашек и ворох брошенной в спешке одежды. Четверо солдат по приказу командира привели в шатёр монгольских слуг, бросавщих затравленные взгляды на победителей.       Чжан Бинь задавал им вопросы сначала на ханьском языке, потом на их родном наречии, но те только мотали головами и клялись, что ничего не знают. Выяснилось, что с Даян-ханом и Мандухай удалось бежать лишь небольшому отряду их телохранителей, насчитывающему не больше десятка воинов.       Глаза Ван Юэ горели азартом, и Ван Чжи тоже невольно им заразился. Какой блестящей стала бы победа, если бы удалось взять в плен ханскую семью! Любые условия для будущего мира стали бы возможны, если на руках такие заложники.       Но Чжан Бинь напрасно угрожал мечом перед беззащитными шеями пленных. Они молчали, и непонятно было, спасают ли они своего хана ценой собственных жизней или действительно ничего не знают о его намерениях.       — Кто-нибудь ещё, кроме этих черепашьих внуков, был здесь перед тем, как Даян-хан сбежал? — грозно спросил генерал Ван.       Солдаты вытолкнули вперёд девушку в разодранном платье и бросили на колени перед генералом.       — Вот эта девка была с Мандухай. Она задержала наших парней, вцепилась в них, как дикая кошка, а ханская жена тем временем увела коня. Та ещё штучка, генерал. Я бы ей не слишком доверял.       Монгольская служанка медленно подняла голову, следуя за движением меча, приставленного солдатом к её подбородку. В её глазах на мгновение промелькнул страх.       — Скажешь, куда поехала твоя госпожа — оставим тебя в живых и, возможно, даже позволим вернуться к своим, — всматриваясь в побледневшее лицо девицы, вкрадчиво проговорил Ван Чжи. — Ты ведь ещё так молода, наверняка хочешь жить, и родители ждут тебя домой. Но не вздумай обмануть — дорого заплатишь.       Она медленно опустила глаза и кивнула.       — Молчи, сестра! Они погубят нашего господина! — крикнул один из слуг, но тут же получил по шее рукоятью меча и рухнул на землю.       Девушка вся съёжилась.       — Не убивайте! Я всего лишь служанка… — на ломаном китайском взмолилась она. — Я знаю, куда поехала моя хатун. Я скажу вам… только позвольте мне вернуться домой…       Она всхлипнула и поклонилась до земли, не поднимаясь с колен.       — Так говори, негодная! — прогремел бас Ван Юэ. — Мы все тебя слушаем.       — Я могу показать на карте… мне сложно словами… я не знаю ваших слов… — запинаясь, промямлила пленница.       Ван Юэ мотнул головой, и спустя минуту на сломанном столе, который солдаты подняли с земли, лежала карта северных территорий с отмеченным красной тушью местом, где находился лагерь монголов.       — Руки… — попросила пленница слабым голосом, и стоявший ближе всего к ней солдат по кивку генерала развязал её запястья.       — Показывай. Мы сейчас здесь, а вот здесь — Ордос, — для наглядности Ван Чжи ткнул пальцем в точку на карте.       — Я сейчас… да, мне надо…       Девушка несмело сделала шаг навстречу и в следующее мгновение внезапно бросилась вперёд, из робкой служанки превратившись в дикую тигрицу. В её руке сверкнул холодный металл кинжала, устремившись прямо в незащищенное горло Ван Чжи, стоявшего к ней ближе всего.       Доля мгновения — и её рука остановлена крепкой рукой Ван Юэ. Кинжал упал под ноги генералу и воткнулся в плотно утоптанную землю. Ван Чжи даже не успел растеряться и испытать страх.       Отчаянный женский крик огласил палатку. Девушка билась в руках схвативших её солдат, и все присутствующие поняли, что она посылает им проклятья на родном монгольском языке.       — В кандалы её, — распорядился Чжан Бинь, сверля сердитым взглядом пленницу и своих подчинённых, которые ничего не успели сделать, чтобы помешать ей покушаться на полководцев.       — Вот мерзавка! — выругался Ван Юэ и, не обращая больше внимания на служанку, внимательно всмотрелся в лицо Ван Чжи. — Губернатор, она же вас не задела? Я старый идиот, попался на такую простую уловку. Простите, что допустил это безобразие.       Ван Чжи, только сейчас начавший понимать, что только что был на волоске от смерти, коротко кивнул, с трудом удерживаясь от желания потрогать шею, до которой клинку убийцы не хватило всего пары цуней[.       — Я тоже был хорош, — он криво усмехнулся, прочитав в глазах бесстрашного генерала остатки ужаса — не за себя, а за императорского посланника, которого тот должен был беречь больше, чем свою жизнь и даже честь. — Забыл, что мы на вражеской территории…       Конечно, командующий Западной Ограды не мог бы себе позволить такой беспечности, развязав руки врагу. Но в этом походе он слишком привык полагаться на Ван Юэ.       Когда Цзя Куй встревоженно заглянул в шатёр, из которого солдаты выволокли всё ещё упиравшуюся монголку, Ван Чжи сделал ему знак возвращаться на свой пост снаружи, и критически посмотрел на смятую карту.       — Думаю, не имеет смысла пускаться в погоню, — спокойно заметил он и услышал в ответ разочарованный вздох Ван Юэ. — У беглецов хорошие лошади, и за то время, что мы здесь пытаемся удержать удачу за хвост, они уже умчались далеко на север. Нам всё равно их не догнать.       — Что ж, тогда порадуемся победе, — хмыкнул Ван Юэ и повернулся к выходу из палатки, пропуская вперёд Ван Чжи. — Мы захватили неплохие трофеи и разбили мощную армию. Монголам теперь долго будет не до Хэтао. ***       Цун Фусин, потрясая седыми усами, долго кланялся чиновникам, прежде чем приступить к своему рассказу. Цзю Люань даже предложил ему выпить чаю и успокоиться, но тот только помотал головой и снова отвесил поклон.       — У господина советника мало времени, — не выдержал наконец Цзю Люань, у которого на столе лежала ещё целая гора ждущих решения дел. — Расскажите ему, что случилось с вашим сыном, и мы постараемся помочь, чем только сможем.       — Ох, достопочтенные господа, я и сам не знаю, что с ним случилось, но боюсь, что ничего хорошего, — горестно вздохнул господин Цун. — Пять дней назад он, как обычно, отправился в город, чтобы продать шерстяную ткань из нашей мастерской. Он всегда продавал Сун Фэю, у него лучше закупочная цена, чем у господина Юна… Сун Фэй действительно видел его, я его спрашивал, он купил всю шерсть и заплатил два ляна серебром — у нас ведь товар отменного качества. Потом мой сынок Юйтянь ушёл, и никто его больше не видел. А когда я стал искать его и расспрашивать людей, то получил угрозы… Вы видели то письмо, господин Цзю.       Цзю Люань кивнул, переглянувшись с Дин Жуном. Он уже показал ему записку, выведенную вкривь и вкось на грязном обрывке бумаги и запачканную овечьей кровью. Сам магистрат Цзю предполагал, что автор послания с угрозами не отличается грамотностью и, скорее всего, относится к гнусному сословию бандитов с большой дороги, но обсудив это с Дин Жуном, согласился, что нарочитая небрежность записки может быть попыткой сбить сыщиков со следа.       — Я уже начал расследование и успел допросить людей в лавке Сун Фэя, — сообщил Цзю Люань одновременно своему внештатному помощнику и безутешному отцу. — Слуга в лавке сообщил, что после того, как Цун Юйтянь продал шерсть, он оставил пустой воз вместе с ослом на постоялом дворе по соседству, а сам направился в сторону центра города. И выглядел при этом радостным и довольным.       — Что ж, сделка была удачной, — вздохнул господин Цун, — но я отдал бы все вырученные деньги и ещё много всего, чтобы Юйтянь вернулся домой.       — Есть ли у него враги? — спросил магистрат Цзю, прекрасно помня, что уже задавал этот вопрос и получил ответ, что это вряд ли. — Может быть, завистники или соперники в любви? Раз уж выкупа никто не требует, значит, дело касается его лично.       — Нет у моего Юйтяня врагов, — в расстроенном голосе Цун Фусина мелькнула гордость за сына. — Он всегда был честным и добрым, никому не делал подлостей и помогал соседям, не требуя платы. Не отбивал девушек у друзей и не мошенничал в торговле. Не могу представить, чтобы это была месть. Но что, если… если он не похищен?..       Голос господина Цуна дрогнул.       Эта оборвавшаяся фраза точно соответствовала мыслям и подозрениям чиновников, взявшихся за расследование. Если он не похищен — значит, его убили? А поводов для убийства может быть намного больше, чем для похищения.       — Нет-нет, не подумайте, господа, что мой сын мог ввязаться в какую-то грязную историю или погибнуть в пьяной драке! — с горячностью заверил Цун Фусин. — Он был не таким!.. Но где он теперь, и жив ли?.. Бедная-бедная моя жена… За какие грехи небеса наказывают нас?..       Цзю Люань сунул ему в руки чашку чаю и молча подождал, пока он немного успокоится.       — Вам неизвестно, господин Цун, какие дела, кроме продажи товара, были у сына в тот день в городе? — вставил вопрос Дин Жун. Его заинтересовал тот факт, что юноша оставил осла и повозку, явно не собираясь в скором времени ехать домой в деревню.       — Он хотел зайти к ювелиру и подобрать кольцо и браслет для своей невесты. — В глазах Цун Фусина отразилась вся скорбь этого мира. — Хотели этой весной сыграть свадьбу, а теперь…       — К ювелиру? Господину Ло? — встрепенулся магистрат Цзю.       — Да, к нему. Юйтянь говорил, что у него в лавке очень красивые кольца и можно даже заказать нужный размер. Но когда я спросил господина Ло, тот ответил, что не видел в тот день моего сына.       — Стражники на воротах — а я опросил всех, не только на восточном направлении — клянутся, что из города парень не выходил, — снова поделился результатами Цзю Люань. — И повозка с ослом до сих пор стоит в конюшне у «Трёх драконов». Господин Цун, похоже, с горя вообще забыл о своём имуществе.       Цун Фусин медленно покачал головой, будто подтверждая его слова.       — Я распоряжусь, чтобы стражники доставили их в ваше поместье, — сказал Цзю Люань, и в его голосе мелькнуло сочувствие. — А вы сейчас возвращайтесь домой и постарайтесь никуда лишний раз не выходить. Я, к сожалению, не могу приставить охрану к вашей семье, господин Цун, а угрозы звучат довольно серьёзно. Не хотелось бы, чтобы в вашей семье случились ещё неприятности.       Проводив расстроенного Цун Фусина до порога ямэня, Цзю Люань вернулся в свой кабинет и с размаху плюхнулся в кресло.       — Ну что за проклятое дело! Ни одной зацепки… Если его убили, то где же труп? А если не убили — то получается, держат где-то в городе взаперти? Или вывезли в неизвестном направлении, оглушив и закидав мешками с той же шерстью?..       — Придётся проверять все версии, — невозмутимо заметил Дин Жун, жалея, что не может всё же посвятить магистрата Цзю в дело о фальшивом серебре. Во всяком случае, не может этого сделать без согласования с командующим, а где сейчас командующий — ведомо одним лишь небесам. И хотелось бы надеяться, что с ним, по крайней мере, всё в порядке…       — На это год уйдёт, — вклинился в его размышления сердитый голос Цзю Люаня. — Но думаю, я всё же расспрошу получше слуг в лавке Сун Фэя — вдруг торговец что-то скрывает? Да и слуг Ло Пэна не мешало бы прощупать… О, знаю способ! — магистрат радостно хлопнул в ладоши и поднял глаза на Дин Жуна, будто ища одобрения. — Нужно подослать к ним Бай Цзао — это парень из городской стражи — чтобы напоил их в трактире и выведал все секреты. Он ловкий малый, и если бы не поступил на службу, запросто мог бы и сам воровать кошельки на рынке. Что скажете, господин Дин?       — Отличный план, — задумчиво кивнул Дин Жун. — Я и сам собирался вам предложить что-то подобное, магистрат Цзю, но не знал, найдётся ли у вас подходящий человек. То, что люди не скажут представителю власти — легко могут разболтать пьяному собутыльнику.       Оставив слегка воспрянувшего духом Цзю Люаня разгребать оставшиеся дела, Дин Жун вышел на улицу и сам не заметил, как ноги снова понесли его в сторону буддийского храма. Он старался не думать о Ван Чжи, заполнить голову догадками, связаны ли между собой два дела, и ему казалось, что в последнее время имя Сун Фэя мелькает перед ним слишком часто. Настолько часто, что было даже сомнительно, чтобы он действительно оказался главным злодеем в этом городке. Историческая справка: На момент описываемых событий Даян-хану было всего 16 лет и он ещё не стал знаменитым объединителем монгольских племён под знамёнами Чингизидов. Его жена Мандухай (по материнской линии она принадлежала к знатному ойратскому роду) — воительница и героиня монгольского народа, была старше практически вдвое, и этот брак был для неё вторым. Она практически женила на себе юного сироту Даян-хана, увидев перспективу сделать из него лидера, вокруг которого объединятся разрозненные монгольские племена, поскольку он был потомком рода Борджигин, к которому принадлежали Чингиз-хан и основатель династии Юань хан Хубилай. Мандухай сама водила в бой войска против ойратов, покорив их и подчинив объединённому монгольскому государству. Также она путем политических и военных усилий добилась провозглашения мужа Великим ханом монголов. В некоторых китайских источниках автору встречалось упоминание о гибели Мандухай-хатун в битве у Вэйнин-хайцзы, закончившейся для монголов тотальным поражением, однако большинство источников, включая Википедию, считает, что она умерла в глубокой старости, успев родить Даян-хану шестерых сыновей и дочь.